Глава 14
В бездонном вещмешке Бубенца имелась не только атрибутика для перевоплощений, но и еда. Выудив с самого дна командирского ларца банку тушенки, Нина перебросила ее старшине. Леша привычным круговым движением ножа вскрыл посудину, лезвием же подцепил себе кусок мяса. Нина нашла для себя ложку. Увидев голодный взгляд пленницы, еще раз нырнула в вещмешок, на этот раз за сухарем. Сдув крошки, бросила его Эльзе. Та не стала требовать и отказываться, хотя и постаралась вгрызться в него с достоинством, не спеша. Для броска через линию фронта требовались хоть какие-то силы.
В разгар трапезы появился капитан. Ненавистно сбросил с носа очки, с шеи – фотоаппарат. Поддел кинжалом себе мясца вместе с дрожащим от страха быть уроненным в пыль желе.
– Планы меняются. Выходим завтра утром.
– Что за спешка? – поинтересовалась Нина, не отвлекаясь от еды. Силы нужны были не только раненой.
– Стройка сокращается, на эшелоны уже грузятся «катюши». Если они попадут на фронт… – Капитан встал над Эльзой, со злобой впился в нее взглядом. Новый кусок мяса не удержался на ноже и смешался с пылью под ногами. У диверсантки, при всем ее самообладании, крошки от сухаря застряли в горле, и она поперхнулась. Но Бубенец не пощадил: – Если дорога заработает, с некоторыми и разбираться смысла не станет. И тащить через линию фронта тоже.
– Наши действия? – подал голос старшина. Ему, как замыкающему при всех перемещениях группы, важно было знать их порядок.
Для капитана уже словно не существовало пленницы, карты раскрылись, и прятать их под полой не имело смысла:
– Мне – доснять оставшиеся километры насыпи и сделать привязку к местности центрального моста. Ты остаешься на охране. Нине – спать, потому что ночью надо попробовать нанести ориентиры из огней.
– Яволь! – приняла приказ комсомолка.
Это не совсем понравилось Эльзе: если уж работаешь по легенде, то и проникновение в образ не может допускать таких явных возвращений в реальность. «Да здравствует товарищ Сталин» было бы уместнее. Хотя девочка, судя по всему, просто из кожи лезет вон перед старшим, доказывая свою преданность и незаменимость. Да еще на фоне хоть и связанной, но конкурентки…
Капитан тем временем отыскал в недрах своей заплечной скатерти-самобранки еще одну банку, на этот раз с гречкой, двумя нажимами штыка вскрыл крышку. Дольше искал дополнительную ложку. Оказалось, не для себя: протянул угощение раненой. Проснувшаяся сердобольность командира говорила об обратном: бросок через фронт будет стремительным вне зависимости от физического состояния каждого члена группы и пощады давать он не станет.
Посчитав свою миссию оракула выполненной, Бубенец вновь преобразился в ненавистного даже самому себе фотографа и исчез за обрывом. Едва дождавшись освобождения от опеки, Нина встала, доложилась Леше:
– Я на родник.
Скорее всего, он ей и даром был не нужен. Ей просто требовалось пройти мимо пленницы, чтобы ударом ноги, как мяч, выбить из рук Эльзы банку с едой. Футбольных ворот не выставлялось, банка с ложкой полетели в разные стороны, но тем не менее своим одиннадцатиметровым Нина осталась довольна. Несмотря на неодобрение единственного зрителя – Леши и ненависть вратаря, не удержавшего в руках мяч, победителем ушла к заявленному роднику.
Оставшаяся без еды пленница проводила соперницу с ненавистью: все же та выбивала не банку у нее из рук, а самообладание. Даст бог, однажды все вернется ей бумерангом…
Сама к старшине обернулась с благодарностью:
– Спасибо тебе за все.
Леша виновато приложил руку к груди:
– Мне неловко, но… сами понимаете.
Понимать было нечего, но Эльза могла реагировать лишь на ту ситуацию, которая складывалась у нее на глазах. Существовал, конечно, еще один вариант – брать ее в свои руки! Но насколько старшина мог быть готов к самостоятельным поступкам?
Леша хотел поднять выбитую Ниной банку, но раздумал, боясь даже в этом проявить излишнюю заботу о раненой. И тогда Эльза сама, оглянувшись на тропинку, вдруг подалась к охраннику:
– Мне… мне надо бы сегодня ночью отлучиться. На встречу. И после этого готова вернуться. Клянусь. Не подведу.
Старшина беспомощно отпрянул:
– Да вы что! Наша мадам не даст вам шагу ступить.
Эльза посмотрела в сторону родника. Понимая, что это может быть последней возможностью остаться наедине со старшиной, решилась:
– Хорошо. А если… если я попрошу тебя? Всего-то и надо будет дойти и сказать нужному человеку несколько слов…
После такой просьбы Леша отстранился насколько возможно от слишком настырной арестантки. Одно дело проявлять соучастие к больному и женщине, а другое – действовать в ее непонятных интересах за спиной командира.
– Я? Я без разрешения командира – никуда, – подтвердив свою исполнительность, поставил Леша точку в личных симпатиях к раненой.
– Это недалеко, – не отстала и принялась уговаривать Эльза, подтянув себя на то расстояние, на которое только что отстранился старшина. Припасенный камень протащила в глубокой бороздке за собой. – Ты просто прогуляешься. Передашь два-три слова. Но тем снимешь с меня все подозрения. Я прошу тебя. Умоляю. Очень. Дай руку!
Леша хоть и нерешительно, с сомнениями, но протянул ее. Эльза жарко прижала ладонь к груди. Даже надавила, чтобы старшина мог явственнее ощутить ее под одеждами. Но сказала о более высоком:
– Это сердце станет твоим. Сделай это для него. Спаси его и меня.
– Но разве можно что-то изменить? – с нескрываемым испугом озираясь по сторонам, тем не менее без особой настойчивости пытался оторвать руку от женского тепла старшина.
Нина все не возвращалась, и он сам приблизился к понравившейся пленнице. Будь его воля, он на месте командира больше доверял бы именно Эльзе…
– Изменит, – жарко возразила та. – Все изменит! Наш человек ждет взрыватели и часовые механизмы. Ему надо просто указать тайник. Под все пять мостов тротил уже должен быть заложен. И если мы их взрываем…
– То с вас снимают все подозрения? – догадался старшина.
– Именно так. Прошу тебя. И выполним задание, и поможешь лично мне.
Погладила пальчиками руку старшины, не отрывая ее от груди. Близость сыграла свое дело, и Леша начал таять:
– А что за человек? Надежный?
– Более чем! – закивала Эльза. И как полную гарантию надежности сообщила: – Даже я его не знаю. И не имела права никому о нем говорить. Но ситуация уходит, время уходит!
– Да, завтра уже может оказаться поздно, – согласился старшина и все же от греха подальше убрал руку со сладкого и жаркого волнистого местечка.
– Вот поэтому сегодня вечером или завтра на рассвете надо быть на 65-м километре дороги, – показала свою осведомленность Эльза. И торопливо, чтобы охранник не пошел на попятную, стала втягивать его дальше в операцию: – Там надо будет подождать, когда появится наш самолет. Если рядом вдруг окажутся рабочие, они все равно бросятся в укрытие. Вы же столкнетесь якобы случайно, около самого столбика с километражом. Самолета не бойся, он бомбить не станет.
Четкий расклад операции показывал, что Эльза и впрямь находилась на самом ее острие. И излишнее рвение в ее разоблачении Бубенцом и впрямь может сыграть злую шутку…
– А… как узнаемся? Что не случайные встречные? – начал прорабатывать в уме ситуацию Леша, хотя до конца так и не обретший уверенность, что исполнит просьбу Эльзы.
– Или ты спросишь у него, или он у тебя: «Извините, я ищу третью бригаду. Не подскажете, как до нее добраться?» Ответ: «Вам лучше обратиться в штаб строительства».
– «Я ищу третью бригаду»…
– «Извините».
– «Извините. Я ищу третью бригаду»… Понял. «… в штаб строительства». Запомнил. И все равно…
Сомнения продолжали обуревать охранника, он уже в который раз проклял себя за то, что дал слабину и позволил себе дотронуться до женской груди. Неужели других, нейтральных, не нашлось бы при желании? А теперь из-за этой волнительной, но мелочи оказаться обязанным…
– Ну?! – умоляла решиться на мужской поступок Эльза.
«Тебя понять можно, – читалось на страдальческом лице старшины. – У тебя не то что репутация – жизнь висит на волоске. Но и мне ведь от Бубенца пощады не ждать, ежели что им прознается…»
Но какая же это подлая штука – зависимость перед женщиной. Не давая окончательного ответа, старшина тем не менее вырвал из блокнотика листок, протянул его вместе с карандашом Эльзе.
– Я не совсем хорошо знаю местность, только по карте. Набросайте схему тайника. Вдруг получится. Но сами понимаете, гарантировать…
В лесу треснул под ногой Нины сучок, и Эльза торопливо принялась чертить линии. До конца не успела – вернувшаяся с мокрыми волосами Нина подозрительно оглядела сидящих слишком близко друг к другу охранника и пленницу, и последняя зажала клочок бумажки в кулак.
– Не поняла? Вы что, шуры-муры тут без нас завели? – почти угадала Нина.
Леша смущенно опустил голову, и комсомолка, быстро повязав платок, вытащила из сумочки пистолет, передернула затвор. Однако доверие к старшине, с которым прошла не один десяток километров по тылам врага, не ставшему к тому же торопливо отнекиваться, пересилило подозрительность, и она вернула вытянутую матовую мордочку оружия в кожаный чехол кобуры. Подсела к диверсантке:
– Я тут награждаю направо-налево всяких разных передовиков социалистического соревнования. Может, тебе тоже грамоту ЦК комсомола выписать? А что? – обернулась за поддержкой идеи к Леше. – Способствовала завершению досрочного строительства дороги. Как там твоя настоящая фамилия, фрау Эльза? Для грамоты. И исторической правды. Молчим? Ничего, скоро узнаем. Все узнаем.
Чтобы удержать напарницу от новых тычков раненой и перевести тему разговора, старшина, отлученный от информации и лицезрения главных событий, вполне искренне поинтересовался:
– Что хоть там творится, на дороге? Как муравьи?
– Муравьи иногда тоже глупую работу выполняют. Ибо не может быть, чтобы все это не взлетело в воздух! Не-мо-жет! Ради чего тогда рисковали? – вытащила себя, героическую, на первые роли Нина. – Из-за чьей-то глупости или предательства?
Вбила в праведном негодовании кулачок в песок. Ойкнула от боли, разгребла землю, достала камень с острыми краями. Он мог оказаться там совершенно случайно, но в разведке именно случайности более всего и страшат, потому что выбивают из прогнозируемого ритма. Взвесила находку на руке. Пристально посмотрела на пленницу, потом на Лешу – а не для тебя ли, дорогой надсмотрщик, приготовлен подарочек? Проанализируй на досуге, лопух Ромео.
Тему развить не успели, потому что Нина насторожилась. Даже подняла руку вверх и прошептала:
– Тихо!
Все трое вслушались в безмятежное шевеление леса. Ничего лишнего, подозрительного, что могло бы насторожить, лишь за стеной стволов и масксетью листвы доносила свое тяжелое дыхание стройка. Однако Нина приложила ствол пистолета к губам – ни звука. Стрельнула для старшины глазами на пленницу – отвечаешь головой, иначе стреляю по-настоящему. Сама ужом заскользила под обрывом в сторону чащи.
Слух ее не подвел: по лесу кто-то осторожно перемещался в сторону схрона. Малый рост и, возможно, выучка разведчика позволили Нине бесшумно зайти за спину незнакомца. По фигуре и одежде узнала бывшего зэка. Едва успела поднять пистолет, как тот, кожей почуяв опасность, резко обернулся. В руке он тоже держал наган, и комсомолка, словно для того и тренировалась на банке с гречкой в руках у Эльзы, в два молниеносных движения выбила оружие у белогвардейца. Лишившийся огневой защиты Кручиня выхватил из-за голенища сапога нож с взметнувшейся черной ленточкой изоленты на ручке.
Несколько мгновений противники смотрели в глаза друг другу. Затем начали кружить, потому что только в движении можно выискать слабину у соперника. В сравнении с Ниной Кручиня выглядел почти стариком, но при этом в нем чувствовался внутренний стержень, отчаянная готовность к бою, а лагерные повадки в движениях превращали его в осторожного лиса. Противник виделся достойным, и Нина не рисковала, желая действовать только наверняка. При этом до конца не понимала, по чьему приказу белогвардеец выслеживал группу и что с ним делать дальше.
Иван Павлович сам пошел на обострение. Но так топорно, явно, грудью на пистолет, что Нина даже отстранилась.
Однако браво, браво единственному уроку рукопашного боя от лейтенанта-смершевца. Выпад Кручини оказался ложным: в последний момент развернувшись, приемом Соболя Кручиня достал Нину, хотя та и попыталась отпрыгнуть от несущегося на нее откуда-то сбоку лезвия. Но оно настигло, впилось в бедро. Комсомолка почувствовала, как брызнула кровь, и, падая от острой боли, выставила пистолет для стрельбы. Однако Кручиня с линии огня уже исчез. Пропал. Растворился среди листвы. Обостренный слух лишь уловил его удаляющийся бег по лесу, но стрелять наобум, привлекая внимание, Нина не решилась.
Позволив себе застонать, сдернула косынку, перетянула ею ногу выше раны. Толчки крови ослабли, и девушка накрыла зияющую рану оторванной от подола платья лентой. Замерла, давая время остановиться крови. Передохнув, кусая пересохшие губы, доползла до упавшего нагана зэка, не без удивления прочитала гравировку на рукоятке. Лежа, надломила ветку орешника. Опираясь на нее, попробовала встать. Переждав головокружение, потащила отваливающуюся, набухающую кровью и болью ногу к схрону.
Сил хватило не потерять сознание и сползти с обрыва едва не на голову старшине. Увидев кровь, тот мгновенно разорвал лежавший под рукой, наверняка приготовленный для перевязки Эльзы индивидуальный пакет, снял с раны просочившуюся кровью повязку. Нина стыдливо попыталась прикрыться, но старшина отбросил мешавшую ему руку, быстро перевязал бедро. И только после этого поднял глаза на соратницу:
– Кто?
Нина молча кивнула на трофейный наган, Леша прочел надпись. Озабоченно огляделся: такой враг мог следить из-за каждого листочка.
– Срочно найди капитана и предупреди, – потребовала Нина. – Я теперь точно не смогу идти через линию фронта.
Как ни старалась говорить тихо, но Эльза услышала и едва сдержала злобную ухмылку: вот и возвращается бумеранг. Кому теперь силы тоже нужны для броска через фронт?
– А как ты… одна тут? – выразил озабоченность старшина, стараясь не смотреть на подобравшуюся, почуявшую возможность побега Эльзу.
– Свяжи ее, – попросила Нина, тоже прекрасно уловив внутреннее превосходство и злорадство соперницы. Уточнила просьбу, чувствуя свою ненадежность охранника в таком состоянии: – И привяжи к сосне, чтобы вообще не могла двигаться.
Это, пожалуй, и впрямь был единственный выход, и старшина, отыскав в не менее объемном, чем у капитана, вещмешке бечеву, подошел к пленнице. Та беспрекословно сама подползла и прислонилась спиной к стволу сосны. Но, прежде чем дать связать свои руки, сунула ему записку. Тот с долей сомнения, но принял листок, спрятал в карман. А вот другого постарался не заметить и не понять. Выдавая себя как опытного разведчика, во время связывания Эльза попыталась напрячься. Прием знакомый – чтобы потом «сдуться» и ослабить путы, в нужную минуту попытавшись освободиться от них.
Сделав вид, что озабочен общей ситуацией, Леша подловил пленницу на выдохе и затянул бечевку морским узлом.
Нина слабела на глазах и подбросила под руку старшине кругляш «лимонки», попросив обеспечить дополнительную гарантию:
– Выдерни чеку и привяжи гранату к рукам. Дернется – взлетит на небеса.
Это, конечно, походило на варварство и ничем не отличалось от расписываемых в советских газетах зверствах гестапо, и охранник замешкался. Но неожиданно его поддержала сама Эльза, незаметно кивнув: делай, как говорят, и все сложится нормально. Главное, чтобы ты ушел и сделал то, о чем просила.
Проверив под взглядом Нины все узлы на сосне и Эльзе, Леша переместился к ней, помог удобнее улечься ей. Осмотрел набухающие красной влагой бинты. По новой перевязал жгут. Покачал отрицательно головой: не пойду никуда.
– Ничего, иди, – облизала губы Нина, и Леша заторопился, расстегивая фляжку с водой. – Выдержу.
Не зная, чем еще помочь своей раненой, старшина выложил ей под руку две «лимонки» из своего подсумка. Дотронувшись до сжатых от боли кулаков Нины, стремительно понесся по дну оврага. Однако за первым же поворотом его перехватил Бубенец.
– Там Нина, – заторопился старшина с известием.
– Видел, – неожиданно сообщил капитан. – Не успел. Рана глубокая?
– Кровь остановили. Продержится. Но делает вид, что помирает. Но главное – вот!
Протянул листок, изрисованный Эльзой. Схема оказалась для капитана важнее раненой напарницы, он быстро вытащил карту, разложил ее гармошку, принялся соотносить начертанные линии с топографическими знаками. Похоже, Бубенец изучил местность досконально, потому что почти сразу ткнул заглядывающему через плечо старшине пальцем в точку на карте: здесь!
