Глава 16
Стройная девушка сидела возле постели умирающей. Она теребила кончик русой косы, перекинутой через плечо, и временами тихо всхлипывала и озиралась по сторонам. В избе было темно и грязно. С низкого потолка свисала паутина. Солнечные лучи едва пробивались в маленькое мутное окошко и тускло скользили по деревянному давно немытому полу. Один угол в комнате был сплошь увешан иконами. Лики святых в полумраке казались девушке монстрами, поджидающими, когда жертва останется одна. К углу был придвинут стол, на котором горела одинокая толстая свеча. Многочисленные наплывы превращали и ее в бесформенное чудовище. Пламя извивалось и громко потрескивало, временами резко вспыхивая и заставляя девушку вздрагивать всем телом.
Древняя старуха, что лежала на кровати, заворочалась и громко закашлялась. Кашель ее был похож на карканье старого ворона. Девушка поежилась и хотела отодвинуться, но не решилась еще сильнее зашуметь. Она лишь с плохо скрываемым отвращением и страхом смотрела на сморщенное лицо и костлявое тело под тонким покрывалом.
Жилистая рука с крупными шишками на пальцах резко выпросталась из-под одеяла и схватилась за подол сарафана. Девушка едва сдержала крик, чувствуя, что находится на гране потери сознания. Так страшно ей еще никогда не было. Казалось, даже в комнате потемнело еще сильнее, и свеча начала потрескивать еще неистовее.
Старуха что-то пробормотала. Но звук ее голоса больше напоминал скрежет ржавого железа.
– Что, бабушка? – решилась переспросить девушка, рискнув склониться над ней и перебарывая приступ тошноты.
– Наклонись ближе, – различила она в негромком хрипе.
Девушка никак не решалась последовать просьбе, как загипнотизированная смотрела на страшное лицо, изъетое глубокими морщинами. В этот момент она ненавидела всех – матушку, что напугалась разговоров в деревне и отправила ее к умирающей старухе, отца, которому плевать было на дочь, братьев… их вообще не интересовало ничего, кроме охоты.
– Иди, доча. А иначе худо будет нам всем, – уговаривала ее мать. – Не должна такая силища бродить по деревне. Вреда от нее будет много, всем нам. Да и Марфа призывает тебя уже давно.
– Матушка, не губите, – взмолилась девушка. – Ведь сгину я там, недобрая она.
– Тебе она вреда не причинит, да и отходит уже, силы не те… Кончился век ее, видать. Исполни ее последнюю волю, да сними грех со всех нас, что боялись и ненавидели колдунью.
– Тише, матушка! А ну как услышит.
– Да чего уж там… боялись ее все, – упрямо твердила мать.
– Но почему я? – взмолилась девушка.
– Зовет она тебя, да и родственница ты ей по отцовской линии…
Окно задрожало под порывом сильного ветра, и сворки с грохотом распахнулись. Свеча потухла, лишь черный столбик дыма взвился под потолок.
– Наклонись, кому велено! – что есть силы выкрикнула старуха и даже приподнялась чуть-чуть. Но потом сразу же обессиленная упала на подушку. – Не боись, не обижу. Силой тебя невиданной награжу.
Девушка собрала всю силу в кулак и заставила себя наклониться еще ниже, молясь, чтобы поскорее это закончилось. Старуха протянула к ней руки и обхватила голову, сдавливая с двух сторон. Почти слепые глаза, закрытые бельмами, уставились на нее, проникая в самую душу. Холодный туман подбирался к ногам и поднимался все выше, окутывая тело. Ветер свистел в комнате, сотрясая весь дом. Сквозь его гул девушка разобрала приглушенные бормотания, но не поняла ни слова. А потом все резко стихло, лишь створка окна билась о стену, как умирающая птица крылом – все тише и тише.
Старуха дернулась в последний раз и затихла, руки упали на покрывало. Отошла, догадалась девушка. Страх парализовал ее. Какое-то время она смотрела на мертвое лицо, замечая, как постепенно оно разглаживается, становится умиротворенным, почти довольным. Нужно бежать отсюда, мелькнула в голове мысль. Она вскочила, так что стул опрокинулся, и бросилась из избы, оставив дверь нараспашку. Бежала, пока хватало сил, насколько позволяло дыхание. На опушке леса остановилась и упала в мягкую траву. Сколько лежала там, не помнила, только свечерело уже, как поднялась и направилась к отчему дому.
– Тосенька, постой, куда же ты? – рослый парень преградил ей путь и схватил за руки. – Аль не видишь меня?
– Уйди, Петр, не до тебя мне сейчас. Да и нельзя нам больше… грязная я, – не глядя на него, ответила девушка, вырывая руки. – Не подходи ко мне более! – и пошла дальше, не оборачиваясь.
– Тосенька! – крикнул он ей вслед, но голос его потонул в тумане, что наполнял голову девушки, лишая слуха.
Присниться же такое! Вера в который раз прокручивала в голове страшный сон, пока готовила завтрак. Она старалась не шуметь, чтобы не разбудить Макса, который все еще сладко спал. Как кино посмотрела, честное слово. И так девушку жалко, бедняжку. Мало того, что свидетелем такой смерти стала, так еще и силу какую-то ей навязали, прям как Вере.
Вера остановилась, как вкопанная, пораженная внезапной мыслью. Как обращался к ней во сне парень? Тосенька? Тосенька, Тоня, Антонина… Уж не бабка ли ей снилась? Уж не фрагмент ли она ей своей жизни решила показать?
Вера вышла во двор и взглянула на небо, словно оттуда ждала подсказки. Но ничего, кроме облаков, не увидела. Погода испортилась, того и гляди пойдет снег или дождь. Краем глаза увидела Никиту, как тот выходил из сарая с огромным ящиком. Но даже внимания на нем не заострила и не поздоровалась. Правда, со злорадством подметила, что его ее поведение удивило. Так тебе и надо, грубиян чертов, монах недоделанный! Думаешь, свет клином на тебе сошелся?
Случайно хлопнула дверью, когда возвращалась в дом.
– Ты чего это подскочила в такую рань? – недовольно заворочался Макс на своей кровати.
– Не спится что-то. Да и не так уж и рано. Вставай давай, соня! Я уже завтрак приготовила, – Вера подбежала к кровати и принялась стаскивать с Макса одеяло, которое он крепко держал. Как ни странно, настроение у нее было отлично. Наверное, все-таки сон сыграл свою роль. Осознание, что не одной тебе приходится тяжко, иногда помогает. И не случайно бабка Антонина рассказала ей о себе.
Шуточная потасовка закончилась тем, что Макс повалил Веру на себя, а потом и вовсе перевернул и прижал своим телом. Они одновременно замерли, поняв, что ситуация перестает быть невинной и подкрадывается интимность. Лицо Макса находилось в опасной близости от Вериного, и в его глазах она увидела ответное желание поцеловать ее.
– Пусти, раздавишь, – деланно засмеялась она, отталкивая его. Поддаться еще раз слабости и уступить своим желаниям она не позволит. С нее хватит! И так головная боль еще будет долго ее мучить.
Пока Вера накрывала на стол, Макс умылся и оделся. Раскладывая кашу по тарелкам, она решила поделиться с ним своим сном.
– Я вот все думаю, почему Антонина так и не вышла замуж? – размышляла Вера, закончив рассказ и воспользовавшись тем, что Макс обдумывает услышанное.
– Кто знает?.. Может решила, что груз ответственности, лежащий на ней, слишком велик и не дело взваливать его еще на чьи-то плечи.
– А ведь она, так же, как и я, не хотела этого.
– Я уже склоняюсь к мысли, что в большинстве случаев согласия ничьего и не спрашивают. Ну вот ты только представь, как бы повела себя, предложи тебе Антонина приехать к ней заранее, чтобы перенять дар? Что? Честно ответь, чтобы ты сделала? – Макс смотрел на нее с требовательным любопытством.
И чего пристал только? Она всячески избавиться от этого хочет, а он тут рисует мифические ситуации. Но невольно Вера задумалась. Вот она получает письмо от Антонины с просьбой приехать. Ясный перец, заманивать она ее стала бы не правдой, а что-нибудь придумала бы правдоподобное. Например, что старая стала и по хозяйству нужно помочь. Конечно, родители, узнав о письме, стали бы уговаривать Веру поехать. Не навязывали конечно, нет, а просили бы проявить элементарную вежливость и уважение к возрасту. Возможно, отец бы отправился вместе с ней. Бабка встретила бы их с распростертыми объятьями… Тут воображение Веры вильнуло – возможно в то время Антонина уже была бы больна, тогда она бы тихо стонала и горестно вздыхала, когда они с отцом переступили порог ее дома. А дальше начинается полоса притворства, время, когда бы умирающая старуха кормила бы ее байками и исподтишка уговаривала принять дар. А кончилось бы все тем, что передала бы его насильно, как когда-то поступили с ней самой.
– Ну и? – вновь заговорил Макс.
– Что и? Никуда бы я не поехала.
– Это ты сейчас так говоришь, – усмехнулся он. – А я вот думаю, что это почти всегда происходит обманным путем.
– Осталось выяснить, почему Антонина показала мне этот сон?
– Кто знает? Может намекнуть на что хотела?
– Ясный перец, не сказочку на ночь рассказать.
Со двора донесся шум – ведро с крыльца упало и звучно скатилось по ступеням.
– Кого еще принесло?
Не успела Вера спросить, как дверь без стука распахнулась, и ввалился в стельку пьяный мужик. Лохматая шапка съехала на бок и закрывала пол лица, тулуп расстегнут и болтается где-то в районе локтей. Под глазом фингал. Все штаны в засохшей грязи. Как будто он болото вброд переходил. Только приглядевшись в нем можно было узнать ученого Самоделкина.
– Василий Петрович! Вы ли это? – воскликнула Вера. Они с Максом одновременно вскочили и подбежали к гостю. Подхватили его под руки с двух сторон, пока он не растянулся на полу. – Что с вами произошло? – но она уже и так догадалась по разящему запаху перегара, исходившему от Самоделкина.
Кое-как они усадили его на стул. Макс остался стоять рядом, подпирая гостя сбоку.
– Девушка, ты должна меня спасти, – еле связывая буквы в слова и пытаясь сфокусировать взгляд на Вере, проговорил ученый.
– От чего же?
Теперь Вера начинала понимать, почему все советовали ходить к Самоделкину в светлое время суток. Сначала она удивлялась, а потом привыкла и перестала задаваться этим вопросом. А он, оказывается, квасил по вечерам. Почему-то у нее не возникло сомнений, что повторяется это изо дня в день. Самоделкин – запойный алкаш, который предпочитает прятаться от всех. Тогда, что произошло сегодня, почему он заявился сюда в таком виде?
– Держи его, – велела она Максу, а сама пошла в подсобку, набирать травы, предварительно поставив чайник.
Через десять минут настойка приготовилась. Вера нашептала на нее отрезвляющий заговор, остудила в тазу с холодной водой и заставила выпить Самоделкина. Еще через десять минут взгляд его прояснился.
– А теперь рассказывайте! – потребовала Вера.
– Да что рассказывать-то? Пью я, сама видишь, – пригорюнился ученый.
– Вижу, но раньше-то не замечала. Что сегодня-то случилось?
– Да что… Надоело мне все в очередной раз, решил к тебе пойти среди ночи. А тут знакомого встретил. Слово за слово… ну и давай кулаками махать. Я ты думаешь, почему дома-то сижу? Потому что буйный я, когда пьяный, – потупился он, и Вере даже показалось, что покраснел.
– Так, а сколько раз ты уже пытался завязывать? – деловито поинтересовалась Вера.
– Так ни разу еще. Бабка-то твоя слегла, когда не пил я еще, а потом уж и не к кому было обратиться.
– Ясно. Тогда приготовься к серьезному испытанию.
Вера уже точно знала, что будет делать дальше. Она подняла руки и поднесла их ладонями вперед к лицу Самоделкина. Какое-то время держала так, пока гость не замер и взгляд его не «прилип» к ее ладоням намертво. Потом она пошевелила пальцами и удовлетворенно кивнула, когда реакции не последовало – Самоделкин смотрел, не мигая. Дальше Вера начала медленно вращать руками, образовывая невидимые круги, которые наполовину пересекались между собой, и монотонно заговаривать: «Уходит, уходит, уходит, ушла!» Тут она сделала ударение и остановила ладони. Потом снова принялась вращать и говорить: «Снисходит, снисходит, снисходи, пришла!» В этот момент она резко приблизила ладони к лицу Самоделкина, словно что-то припечатала к нему. А потом убрала руки и потрясла ими, стряхивая что-то невидимое.
Все это время Макс, как зачарованный, наблюдал за ней, боясь даже дышать. В такие моменты она казалась ему особенно красивой и воодушевленной. В глубине души он страшно гордился, что дружит с настоящей целительницей. Но Вере он, конечно, в этом ни за что не признается.
Проведя ладонью вдоль лица Самоделкина, Вера «оживила» его. Он часто заморгал и спросил:
– Сеанс начинается?
– Закончился уже, – засмеялась Вера. Странно, но она вообще не испытывала недомогания. – Отныне ты даже нюхать спиртное не сможешь, сразу же рвотный рефлекс будет появляться.
Провожая гостя, Вера с Максом заметили, что во дворе уже топчутся несколько человек. Видно, пока длился сеанс с Самоделкиным, кто-то заглянул в дом. И сейчас они ждут, когда можно будет зайти следующему.
– Начинается, – приуныла Вера, чувствуя сразу, как на плечи ложиться невидимый груз и спину начинает ломить. – Заходите уже, кто следующий.
И потянулась череда приемов. Макс наблюдал, как Вера принимает посетителей и замечал, что с каждым человеком она становится все больше уставшая. Ближе к обеду она до такой степени вымоталась, что даже из-за стола вставала с трудом. Вручив очередному пациенту инструкцию, записанную под диктовку Веры, и выпроводив его за дверь, Макс обратился к тем, кто ожидал своей очереди во дворе:
– У нас перерыв на обед, два часа. Очень прошу вас пока разойтись.
Народ недовольно зароптал, но потянулся к выходу. Через пару минут двор опустел.
– Ну ты даешь! – устало усмехнулась Вера. – Я бы не додумалась.
– Целителям тоже нужно есть и отдыхать. Сейчас быстренько перекусим, и ты вздремнешь немного.
Обед он соорудил моментально, из того, что осталось со вчерашнего дня. Вера отстраненно наблюдала за Максом и чувствовала, что держать глаза открытыми становится все труднее. На нее навалилась какая-то вековая усталость.
– Давай-ка, вставай и перебирайся на кровать, – услышала она сквозь дрему и почувствовала, как сильные руки Макса подхватили ее и переложили на что-то мягкое. Она улыбнулась сквозь сон и потерлась носом об подушку, уловив его запах. А потом провалилась в небытие.
Два часа пролетели, как один миг. Разбудил ее опять же Макс.
– Ты как? – спросил он, вглядываясь в ее лицо.
– Вроде нормально. А что, уже пора?
Она бы спала до вечера, а потом бы запросто ушла в ночь, не разбуди он ее.
– Они уже вернулись. Сможешь вести прием? – с сомнением в голосе спросил он.
– А куда деваться? – Она потянулась и встала с кровати. – Они же все равно не уйдут. Зови, давай…
И понеслось… У одного палец опух, в сапоге не помещается, у другого мозоль никак не заживает. Дед один съел что-то не то – с толчка не слезает. Даже пришлось его без очереди принять, так стонал возле двери. Мамаша с ребенком приходила. Видите ли, ей кажется, что ребенка сглазили, потому что плачет все время. А про то, что у мальца режутся зубки, она и не подумала – это ей объяснила нерожавшая Вера. Пара человек только обратились с чем-то стоящим: мужика привели с сильным сотрясением мозга, кирпич ему на голову упал, да тетка пришла, ни стоять, ни сидеть не может – геморрой замучил. Ну а что, пришлось лечить – задницу ей заговаривать. Куда ж деваться?
Макс только и делал, что «летал» в подсобку, набирал травы. Время от времени говорил Вере что-то типа: «Пустырник закончился» или «Горечавки осталось на раз». Ну конечно, запасы Антонины ведь не бесконечны, да и не пополнялись давно. А народу за все время пребывания здесь приняла Вера видимо-невидимо. Вот и заканчивается все. А где она сейчас травы найдет, под снегом-то? Да и не надо ей, потому что послезавтра отчаливает она полуденной лошадью, как сказал ей накануне Самоделкин. Хорошо все-таки, что от алкоголизма его излечила.
Часов в пять заглянул Ваня. Потоптался на пороге, но пройти не решился, видя, что во дворе еще полно народу.
– Извини, Ванюш, не приглашаю, – развела руками Вера. – Сам видишь, что твориться. Ты попозже приходи.
– Нее, позже не смогу – уроки нужно делать. Побег я тогда. До завтра!
А завтра разве будет по-другому? Зато потом уж точно все изменится. Потерпеть осталось еще один день, ну полтора.
Закончили они ближе к девяти. Макс дописывал историю последнего пациента, и заметно было, как от усталости у него подрагивает рука. Да и бледноватым он казался. Вера вообще валилась с ног, даже на стуле сидела с трудом, облокотившись о стол и подперев голову. И все же работать с Максом вдвоем оказалось несравнимо легче, одна бы она с таким потоком народа не справилась. Хорошая из него ассистентка получилась.
– Фух, – откинулся он на спинку стула и смахнул со лба несуществующий пот. – Ну и умотался я сегодня. Ты как? – спохватился он.
– Лучше, чем обычно, – улыбнулась Вера, обратив внимание, какой порядок в бумагах царит на столе. У нее обычно все разбросано и, выпроводив последнего пациента, она еще и тут вынуждена убираться.
– Проголодался, как собака. Слушай! – уставился он на нее во все глаза. – А ведь ты вообще сегодня целый день не ела!
– Веришь, я была так занята, что как-то об этом и не думала, – у Веры вырвался нервный смешок.
– А сейчас хочешь?
– Еще как! Надо разогреть остатки еды…
Она уже хотела встать, как услышала:
– Куда?! А ну-ка сиди и не рыпайся, – с улыбкой добавил он. – Я сам.
Через полчаса они прихлебывали горячий чай и сметали со стола все, что под руку попадалось. Эдак она растолстеет – обжираться после шести. Хотя, точно не успеет.
– А знаешь, мне сегодня неоднократно предлагали деньги за излечение. Ну, как твоей секретарше, – проговорил с полным ртом Макс.
– Еще чего не хватает! Еще я денег с них не брала. Итак, вон продуктов целую комнату натащили. Не знаю, что делать с ними. Так и придется нам тут с тобой все бросить. А уж деньги их мне и подавно не нужны, да и стыдно как-то.
– Стыдно, когда видно, – пробормотал Макс. – Пошутил я, пошутил, – замахал он руками, когда она чуть не набросилась на него с кулаками. – Правильно делаешь, что не берешь. Я бы так же поступил.
Через какое-то время он снова заговорил:
– Вер, мне показалось или большинство сегодня пришли на тебя поглазеть, а не болячки свои лечить?
– Не показалось. И так каждый день. Совсем обнаглели. Любопытство гонит людей черте откуда. И не стыдно же… А мне принимай каждого.
– С этим нужно что-то делать, – снова словно самому себе сказал Макс.
Не нужно ничего делать. Скоро они уедут отсюда навсегда.
