Глава 51
В ночь с третьего на четвертое сентября поступило донесение из Риги: «Мотоцикл марки М-72 сегодня доставлен из мастерской на военный аэродром в Скульте». Это означало, что операция вступила в решающую фазу. По всем постам в треугольнике Москва – Смоленск – Нелидово было объявлено положение повышенной боевой готовности. Однако прошли почти сутки, а никаких сообщений от постов воздушного наблюдения о пролете неприятельских самолетов над советской территорией не поступало.
Запросили синоптиков относительно летной обстановки. Получили ответ: «Погода в полосе боевых действий войск 2-го и 1-го Прибалтийских фронтов обеспечивает полеты без ограничений. В полосе боевых действий 3-го Белорусского фронта – полеты по минимуму погоды».
Ефремов позвонил Круклису:
– Молчат, Ян Францевич, друзья из ПВО.
– А что же они могут сообщить, если не летит никто? – ответил Круклис.
– Так и я о том же. Не обознались твои земляки?
– Мои нет. А вот за немцев – не ручаюсь.
– О сводке синоптиков тебе докладывали?
– Да. Я не знаю, что они там изобретали у этого Мессершмитта, но думаю, что погода их не напугает.
– Слушай! Ты можешь без дипломатии? Мне каждые три минуты с самого верха звонят!
– Могу, Василий Петрович. Скажите им, чтобы не звонили. А надо будет, мы сами доложим.
– Ну, спасибо. Другого, откровенно говоря, я от тебя и не ждал…
Круклис тотчас же вызвал Доронина.
– Что там, Владимир Иванович?
– Тишина, товарищ полковник.
– Ну, раз тишина, значит, обязательно прилетят. Сообщи тогда немедленно.
Круклис положил трубку на рычаги и подумал: «Темноты они ждут». Прошло еще часа полтора. И вдруг звонок Доронина.
– Товарищ полковник, с дальних постов докладывают, что вражеский самолет пересек линию фронта и держит курс в глубь нашей территории.
– Откуда пересек-то?
– Идет с территории Латвии.
– Значит, тот, кого мы ждем, – уверенно решил Круклис. – Куда летит?
– Предположительно на Смоленск.
– Следи, Владимир Иванович.
Прошло двадцать минут, и Доронин позвонил снова:
– Точно, товарищ полковник, долетел до Смоленска и был встречен сильным зенитным огнем, – доложил он.
– С ума они спятили! – так и взорвался Круклис. – Вот уж воистину, заставь богу молиться! Сшибут ведь!
– Да нет, вроде обошлось. Набрал высоту и идет дальше. На Вязьму, – сообщил Доронин.
На подлете к Вязьме неизвестный самолет снова встретили огнем зенитчики Особой московской армии ПВО. Об этом Круклису также сообщил Доронин. Он держал постоянную прямую связь с командным пунктом и был в курсе всех событий в зоне действия войск ПВО.
После второго обстрела самолет врага, несколько изменив курс, со снижением полетел в северо-западном направлении. Было похоже, что в этом направлении он и пойдет на посадку.
Вместе со всеми за действиями врага следили и воины роты, которой командовал капитан Травкин. Самолет явно снижался, и Травкин передал приказ на пост ВНОС, которым командовал старший сержант Мартынов:
– Сядут у тебя. Не упустите тех, кого они высадят!
– Мы готовы, товарищ капитан! – доложил Мартынов.
Через несколько минут на посту услышали гул моторов.
Потом в небе ярко вспыхнули три мощных луча и заскользили по лесу в направлении луга, раскинувшегося неподалеку от деревни Куклово. Мартынов и бывшие с ним четверо бойцов – Андреев, Селезнев, Абрамов и Балашев – со всех ног бросились за промелькнувшим над постом самолетом.
Но он пролетел еще километров десять, прежде чем приземлился.
Группе Мартынова пришлось поднажать. Спешили по направлению удалявшегося шума самолета, а потом вдруг увидели впереди озаренные отсветом пожара верхушки деревьев. Это было что-то непонятное. И Мартынов остановил бойцов.
– Что это там? – запыхавшись, спросил он.
– Горит что-то…
– Да что именно?
– Может, лес они подожгли?
Гадать не стали. Разбились на группы и поспешили к огню с двух сторон, охватом. Прошли еще с километр и очутились на поляне, в дальнем конце которой возвышалось что-то громоздкое и несуразное. Подобрались поближе. Стало понятно, что это самолет. Но такой, какого еще никто и никогда не видел. Метрах в тридцати пяти от него на земле что-то горело. А сам самолет как-то очень нелепо уткнулся одним крылом в могучую ель. И никого вокруг – ни живых, ни мертвых. Лишь на траве валялись разбросанные тут и там термосы, бинокли, сброшенные в спешке комбинезоны.
– Смылись, гады, – оценил ситуацию Мартынов.
– И до луга не дотянул, – заметил Андреев.
– Ошиблись они малость. За луг поляну эту приняли. А она коротковатой оказалась, – сказал Мартынов. – Поворачивай-ка ты, Андреев, назад и жми к ротному. Доложи, как тут и что, а мы покараулим эту технику. Может, еще вернется кто…
Андреев поспешил в подразделение. Но и в роте, и в полку уже знали, что самолет противника приземлился где-то неподалеку от Куклово. И туда уже с разных сторон на машинах и на мотоциклах спешили наши люди. Несколько поисковых групп перекрыли дороги, ведущие от места посадки самолета. Сделано это было совершенно своевременно. Только рассвело, и бойцы одной из групп заметили неподалеку от деревни Большие Триселы на дороге, ведущей к Ржеву, мотоцикл с коляской. Его остановили. За рулем мотоцикла сидел майор, Герой Советского Союза. В коляске – женщина в военной форме, с погонами младшего лейтенанта медицинской службы.
– Дорожный патруль. Прошу предъявить документы, – попросил майора старший группы.
Майор предъявил удостоверение личности и отпускной билет.
– Таврин Петр Иванович, – прочитал вслух старший группы. – Откуда следуете, товарищ майор?
– Из Демидова, – ответил Политов.
Старший группы, как, впрочем, и все другие лица, привлеченные в эти дни к операции по задержанию террористов, был подробно проинструктирован контрразведчиками, на кого из незнакомых лиц в первую очередь обращать особое внимание. Он, конечно, не знал того, что один из вражеских агентов будет одет в форму майора Красной армии, а другая – младшего лейтенанта медицинской службы. Тем более не думал он, что на груди у майора будет сиять Золотая Звезда Героя Советского Союза. Больше того, его даже предупреждали, что мужчина будет одет в коричневое кожаное пальто с прямыми плечами и двумя карманами на левой стороне. Не видел он и фотороботы, изображавшие ожидаемых террористов. Не дошел до него портрет, созданный по описаниям полковника Круклиса. Не хватило на всех фотографий. Но многое тем не менее старшему группы было известно. Знал он, например, точно, что агентов будет двое. Знал, что поедут они на мотоцикле. И не на каком-нибудь трофейном «цуидапе» или БМВ, а на нашем отечественном М-72. Знал, что появления этих двоих следует ожидать именно в этом районе. И не когда-нибудь, а вот-вот, с минуты на минуту.
А оно так и оказалось. И возникло неожиданно еще одно обстоятельство, которое сразу заставило вдвойне насторожиться старшего группы. Майор сказал, что едут они из Демидова. По самым скромным подсчетам это было отсюда километров за двести. Добираться оттуда надо было часов пять, а то и шесть. Все это время шел дождь. А они, эти двое, были совершенно сухими, будто только что выехали из-под крыши. И мотоцикл чист, даже колеса почти не запачканы. Тут явно что-то было не так. И старший группы сказал:
– Товарищ майор, вы выезжаете из прифронтового района. Вам следует отметиться в райвоенкомате.
– Пожалуйста, – не стал возражать Политов. – Только где он, этот райвоенкомат?
– А вас проводят, – ответил старший группы. – Можете даже проехать на нашей машине. А младший лейтенант медицинской службы вас тут подождет. Возьмите только с собой ее документы.
– Да нет, мы уж вместе. На своем транспорте. Зачем время терять? – резонно ответил Политов.
Старший группы скомандовал двум автоматчикам, те вскочили в кузов полуторки, и машина, подпрыгивая на ухабах размытой дождем дороги, покатила в райцентр, указывая путь мотоциклисту. Ехать пришлось почти час. Автоматчики ни на секунду не сводили с обоих глаз. Однако до райцентра добрались безо всяких осложнений. Похоже было, что террористы ничего не заподозрили, во всяком случае, внешне ничем своего беспокойства не выказывали. Да если бы они и попытались пустить в ход оружие и освободиться от своих провожатых, ничего бы у них из этого не получилось. И Политову, и Шиловой еще пришлось бы доставать оружие. А у автоматчиков оно уже было в руках и наготове. Да и старший группы, догадываясь, кого он сопровождает, тоже был готов в любую секунду выпрыгнуть из кабины и открыть огонь.
Возле райвоенкомата остановились. Старший группы и водитель вылезли из кабины.
На крыльцо из военкомата вышел дежурный.
– Военком у себя? – спросил старший группы.
– У себя, – ответил дежурный.
– Доложи: Герой Советского Союза майор Таврин из демидовского госпиталя, отметиться, – сказал старший группы.
Дежурный скрылся за дверью. А старший группы подошел к мотоциклу.
– Пойдемте, товарищ майор. Я вам покажу, где кабинет военкома. – сказал он.
Политов взял у Шиловой документы, недовольно спросил:
– Вы что же, всех так сопровождаете?
– Вас, товарищ майор, исключительно из уважения к вашим заслугам. Зачем вам во все двери толкаться?
– Тогда другое дело, – согласился Политов.
Они поднялись на второй этаж, прошли вдоль коридора, завернули за угол и очутились в маленькой приемной.
– Военком проводит инструктаж. Но вы заходите. Он разрешил. Вам же быстро… – сказал уже знакомый им дежурный.
Старший группы пропустил Политова вперед.
– Пожалуйста, товарищ майор.
Политов вошел в кабинет. Там было человек семь-восемь. На двоих была милицейская форма. Все вооружены. У двоих Политов увидел автоматы. У остальных на ремнях висели пистолеты. Все стояли перед столом А за столом военкома стоял майор Медведев и что-то им объяснял. В отличие от старшего группы, который задержал Политова только по подозрениям, Дмитрий Николаевич сразу же узнал его по изображению фоторобота. И в который раз невольно восхитился зрительной памятью своего начальника. Ведь Круклис видел этого человека в Риге всего несколько минут. А описал его художнику настолько точно, что тот сумел создать портрет, удивительно похожий на прототип.
– Здравия желаю! Говорят, у вас отметиться надо, – стараясь держаться свободнее, сказал Политов.
Присутствовавшие расступились, пропуская его к столу.
– Здравия желаю, товарищ майор, – ответил Медведев. – Совершенно верно. Таков порядок.
Политов протянул ему документы: свои и Шиловой.
– Вы что же, вдвоем? – спросил Медведев.
– Так точно. Едем вместе с младшим лейтенантом медицинской службы Лидией Яковлевной Шиловой. Она и меня сопровождает, и одновременно в командировке по каким-то госпитальным делам, – объяснил Политов.
– А почему же она сама сюда не явилась? – спросил Медведев.
– Да вы знаете, товарищ майор, порастрясло ее, устала. Оно понятно. Женщина. Да и чего вам на нее смотреть? Вот все ее документы, – попытался уговорить Медведева Политов.
Но Медведев держался сухо, подчеркнуто официально.
– Тем не менее придется потревожить. Дежурный! Пригласите младшего лейтенанта медицинской службы сюда! – приказал он.
Дежурный выбежал выполнять приказание. А Медведев продолжал как ни в чем не бывало:
– Оружие есть?
– А как же? В документах записано, – достал из кармана аттестат Политов.
– Я имею в виду кроме записанного ТТ еще что-нибудь везете?
– Что вы, товарищ майор! – развел руками Политов.
– А ваша попутчица?
– Да не должна бы, – замялся Политов.
– Вот видите, точно вам неизвестно. А нам это нужно знать. Потому я и попросил пригласить ее сюда, – объяснил Медведев. – А на мотоцикл документы у вас имеются?
– Конечно, товарищ майор. И технический паспорт, и права, – снова полез в карман Политов. Достал их и также протянул Медведеву.
Медведев проверил и то и другое, сказал:
– В вашем отпускном билете записано, что вы следуете к месту отдыха через Москву. При въезде в город вас обязательно будет проверять ГАИ. Поэтому мы тоже должны сверить номера на мотоцикле с номерами, указанными в документе.
Вот этого Политов не ожидал.
– Да зачем вам это? Мотоцикл грязный. Охота вам пачкаться. Пусть милиция и проверяет, – явно не желая никакой проверки, снова попытался он отговорить майора.
Но Медведев знал, что он делал.
– Вот милиция и проверит, – ответил он, передал технический паспорт одному из милиционеров и предупредил: – Проверьте все как положено.
– Послушай, майор! – еще больше заволновался Политов. – Там лежат личные вещи этой Шиловой. Мало ли чего потом она недосчитается?
– Все будет в порядке, – заверил Медведев и снова обратился к милиционерам: – Выполняйте.
– Вы в конце концов не имеете права этого делать! Я буду жаловаться! – теряя над собой контроль, повысил голос Политов.
– Мы имеем право делать все, что посчитаем нужным, – глядя в глаза Политову, ответил Медведев и добавил: – Тем более что мы ждем вас уже давно.
Сказав это, он выдвинул ящик из стола, взял фоторобот и протянул его Политову.
– Узнаете себя?
Политов мгновенно побледнел.
– Это провокация! – попытался рвануть он от стола.
Но было поздно. Окружавшие его люди не дали ему сделать и пол-оборота. Они схватили его за руки, заломили их ему за спину и защелкнули на них трофейные немецкие наручники.
– Вы арестованы. И не пытайтесь сопротивляться, – предупредил Медведев. – Обыщите его!
Политова общупали, достали из заднего кармана брюк короткоствольный «менц лилипут», расстегнули шаровары, размотали на животе повязку и достали из-под нее «вальтер», изъяли все документы, а из кармана для часов – маленькую ампулу с ядом – последний напутственный подарок Краусса…
Шилову на второй этаж не повели. Дежурный проводил ее в кабинет на первом этаже, в котором уже находились четверо мужчин.
– Посидите, – сказал дежурный. – Майор сейчас подойдет.
Шилова сразу почувствовала что-то неладное. Но, стараясь не выдать своего волнения, послушно села на стул. Сейчас ее больше всего тревожило то, что она оказалась одна. Политова тоже пригласили к военкому. Но почему-то в этой комнате его не было… Ждать, однако, пришлось недолго. Скоро в комнату действительно вошел майор, подошел к Шиловой и протянул ей ее фоторобот.
– Кто это? – спросил он.
Шилова сразу узнала себя. Но сделала вид, что ничего не поняла.
– Я не знаю, – недоуменно пожала она плечами.
– А вы посмотрите внимательнее, – посоветовал майор.
Шилова взглянула на фотографию еще раз.
– Но я не понимаю, почему вы меня об этом спрашиваете, – снова перевела она взгляд на майора.
– Все вы прекрасно понимаете, – сказал Медведев. – И себя вы сразу узнали. И мы вас тоже узнали. И сообщаем вам, что ваша миссия закончилась. Вы арестованы.
– Я? За что? – почти вскрикнула Шилова. – Это какое-то недоразумение? Где майор Таврин?
– Не шумите. Тот, кого вы называете Тавриным, тоже уже арестован, – ответил Медведев. – Чтобы убедить вас в том, что игра вами проиграна, я мог бы рассказать вам историю появления этой фотографии. Напомнить Ригу, ателье, заказ и примерку кожаного пальто для вашего напарника. Но более убедительным аргументом, я думаю, окажутся спрятанные в вашем мотоцикле вещи. Через несколько минут мы вам их покажем. И тогда вы, очевидно, поймете, что изворачиваться глупо.
В комнату вошла женщина в милицейской форме.
– Обыщите арестованную, – приказал Медведев.
Шилову обыскали. У нее не нашли ничего.
На улице тем временем, что называется, по винтику разбирали мотоцикл и коляску. Делается медленно, ломается быстро. И уже через час от М-72 остались лишь отдельные части. А на столе в кабинете военкома появились семь пистолетов, включая и те, что были отобраны у Политова, портативная радиостанция, «панцеркнакке» и двенадцать реактивных снарядов кумулятивного действия к нему, мина со взрывным устройством, управляемым по радио, ручные гранаты советского производства Ф-1, четыреста двадцать восемь тысяч рублей, сто шестнадцать подлинных и поддельных печатей и штампов, десяток различных бланков, обеспечивающих изготовление многих документов, действующих в СССР, шифровальные таблицы и коды, средства тайнописи и коричневое кожаное пальто с прямыми плечами и двумя карманами слева.
Политову ничего этого даже не стали показывать. А Шиловой, как и обещал Медведев, предъявили. Но, конечно, не ради данного слова. Она, как женщина, естественно, была морально послабее своего напарника. На нее убедительнее действовали всякие улики. Ее легче было сломить. И легче заставить говорить правду. А узнать от них обоих надо было очень много. Поэтому, подведя Шилову к столу, Медведев посоветовал:
– Отпираться глупо. Вашу участь может облегчить только чистосердечное признание и правдивые ответы на все вопросы, которые вам будут заданы во время следствия. Готовьтесь к этому.
В восемь утра Медведев позвонил Доронину. Доложил об успешном завершении дела.
– С шефом хочешь поговорить? – спросил Доронин.
– Конечно, – обрадовался Медведев. – Как он себя чувствует?
– Я думаю, твой доклад будет для него полезнее всяких лекарств. Сейчас соединю, – ответил Доронин.
Круклис уже не спал. И, взяв трубку и выслушав доклад Медведева, взволнованно проговорил:
– Молодец! Все молодцы! Такое дело сделали!
И, выдержав небольшую паузу, уже совсем другим голосом, озорным и довольным, будто сразу помолодевшим, спросил:
– Слушай, Дмитрий Николаевич, а правда на фотороботе они похожи?
– Еще как, товарищ полковник. Я только взглянул, сразу узнал. И они себя мгновенно узнали, – ответил Медведев.
– Ладно. Действуй, как разработано. Только смотри, чтобы они чего-нибудь с собой не натворили, – предостерег Круклис.
– У него яд сразу же отобрали. А у нее ничего не было. Так что бояться в этом отношении нечего, – успокоил полковника Медведев.
В тот же день террористы были доставлены в Москву. К Круклису пришли Ефремов и Доронин. От души поздравили друг друга.
– Что будем делать с остальными? – спросил Ефремов.
– Проведем первые допросы и решим, – ответил Круклис.
– А не затянем? Не отпугнем? – выразил беспокойство Ефремов.
– Да ведь мы действуем примерно с их же скоростью. Им ведь тоже надо было добраться до города, мало-мальски оглядеться, а уж потом и на связь выходить, – прикинул Круклис. – Я бы обязательно сообщил, что самолет потерпел при посадке аварию. Указал бы координаты, где он находится. И честное слово, для пользы дела даже разрешил бы их воздушной разведке убедиться в этом.
– Не уверен, что руководство поддержит эту мысль. Дать возможность врагу так глубоко залететь в наш тыл? – усомнился Ефремов.
– Какому врагу, Василий Петрович! Бомбардировщик для аэросъемки они посылать не станут. Истребитель – не дотянет. А если прилетит «рама» – что страшного сможет она сделать?
– Не знаю, – остался при своем мнении Ефремов. – Но доложу.
На первом же допросе Шилова дала важные показания. Она сообщила, что подтверждение об их благополучном прибытии на место должно было поступить в центр либо на третий, либо на пятый день только от нее самой. Ей предложили написать текст радиограммы.
«Мы там, где нас ждали. Птица не вернется. Приступаем к работе», – написала Шилова. И добавила устно:
– Первая фраза должна быть обязательно такой.
– Почему? – спросили ее.
– Это пароль, – объяснила Шилова.
– Ваш партнер что-нибудь знает о нем?
– Нет. Его в эти тонкости с целью конспирации не посвящали, – ответила Шилова.
– Кто вам сообщил этот пароль?
– Лично штурмбаннфюрер Краусс перед самым отлетом.
– Какие еще особые и дополнительные инструкции он вам дал?
Шилова задумалась.
– По связи – никаких, – сказала она.
– А вообще?
– Убрать Политова, если он струсит или начнет уклоняться от выполнения задания.
– Политов – это его настоящая фамилия?
– Это мне неизвестно. Но когда регистрировали наш брак, его фамилия была именно этой.
– Куда вы направлялись с места посадки самолета?
– Мы должны были прибыть в Москву и остановиться у нашего связного.
– Фамилия связного?
– Степин.
– Адрес, где он проживает.
Шилова указала Трубниковский переулок.
– А о загородной даче в Софрино вам ничего не говорили?
– Говорили.
– Что именно?
– По первому варианту плана мы должны были поселиться там.
– Почему же план изменился?
– Штурмбаннфюрер Краусс объяснил это тем, что ежедневные поездки из Софрина в Москву и обратно заняли бы слишком много времени. А с выполнением задания следовало спешить.
Сведения, полученные на допросе, сообщили Круклису.
– Ишь, как их прижали! Гляди, как они заторопились! И о безопасности забыли, – довольно ухмыльнулся он. – А змее этой все равно не стоит доверять. Ну ее к дьяволу. На мой взгляд, ее вообще надо вывести из игры. Такая тварь одним знаком может испортить нам все дело.
– Но они ждут подтверждения именно от нее, – напомнил Доронин.
– Мало ли чего они там ждут. Нет ее. Была и не стало. Убили. Стрельнул кто-то вдогонку и прихлопнул вместе со всеми паролями. А ее напарник благополучно добрался до связного. Но сам-то он не радист. Вот и пришлось опять использовать «двадцать второго».
Чтобы в создавшейся ситуации все выглядело правдивее, донесение в центр за линию фронта послали не на третий день и не на пятый, как было условлено, а на шестой. Текст донесения редактировал Круклис. «Начал работать. Живу на даче. Птица не вернется. Жену похоронил. Общаться будем по установленному графику», – отстучал «двадцать второй».
Ответ радисты приняли в тот же день. «Немедленно сообщите, что случилось с птицей? Где она?» – потребовал сведения Берлин.
Круклис позвонил Ефремову.
– Их больше всего заинтересовал самолет. Что с ним и где он? – сказал он. – Вы еще не докладывали относительно пропуска воздушного разведчика? Уверен, что они пошлют его немедленно.
– Ну раз они сами решили начинать проверку именно с самолета, доложу сейчас же, – пообещал Ефремов.
И доложил. И получил после согласования с командованием ПВО положительный ответ. Координаты посадки «Арадо» были тотчас посланы в Берлин. А уже на следующее утро над Кармановским районом было замечено появление немецкого разведывательного самолета. Он покружился над лесом возле Куклово и улетел. При перелете через линию фронта его, для порядка, обстреляли наши зенитчики, но особенно при этом не усердствовали, и неприятельский разведчик благополучно удалился за линию фронта в сторону Риги.
– На этом они не успокоятся. Раз что-то случилось, наверняка проверят и главного исполнителя. А вот куда толкнется проверяющий: на Трубниковский, в Софрино или еще в какое-нибудь третье, неизвестное нам место – это вопрос. Поэтому ждать будем и тут, и там и будем готовиться ко всяким неожиданностям, – поставил задачу своим подчиненным Круклис.
Однако судьбой террористов интересовался не только вражеский центр. Пришло письмо и из Костромы. Степин получил его по известной уже цепочке. Но с содержанием письма уже ознакомились, как только оно поступило в Костроме на главную почту на имя Трушина. Письмо следовало передать «двадцать второму», у которого Баранова спрашивала: «приезжал ли дядя и долго ли собирается гостить?»
– Ох, хитра! Ох, подла! Всех норовит околпачить. Все, мол, закончится, вот тогда я и появлюсь, – невольно воскликнул Круклис.
– А может, не с этой целью интересуется? – спросил Доронин. – Может, это и есть та самая проверка, о которой мы говорили.
Круклису вопрос показался разумным. Он задумался.
– Конечно, все может быть. И отказ ее вернуться тоже, вероятно, подстроен. Но я почему-то думаю по-другому. Все они сейчас так или иначе стараются выйти из воды сухими. Чувствуют неминуемый крах, мечутся, злобствуют, а сами потихоньку присматривают для себя нору поглубже да заводь потише. Ладно. Пусть хитрят. Скоро все узнаем в деталях. «Двадцать второму» надо дать возможность еще раз встретиться со Степиным. Пусть тот передаст ему письмо, пусть «двадцать второй» его прочитает и тут же напишет ответ, что, мол, дядя добрался благополучно и с месячишко наверняка поживет у него, и пусть Степин этот ответ отправит Барановой. Но я почти уверен, что это не проверка для центра. Тот проверяющий еще появится. И вот тогда мы покончим с ними со всеми разом. Выкорчуем весь этот поганый куст. И поручим мы это дело Леониду Сергеевичу. Пусть он им займется.
Все произошло так, как это предвидел Круклис. Письмо Барановой от «двадцать второго» ушло. А через неделю у дома в Трубниковском переулке появился уже известный контрразведчикам мужчина в красноармейской шинели. Степина дома не оказалось, контрразведчикам об этом было известно, и связной направился к фонтану на Собачьей площадке. Знал он о существовании тайника или не знал, но он не сделал даже попытки приблизиться к старой трубе. Он сидел на скамейке, курил, что-то даже пожевывал, читал газету, но к тайнику не подходил.
Часа через два он снова подошел к двери квартиры Степина. На этот раз истопник оказался дома. Он открыл гостю дверь, мельком оглядевшись, впустил его и тут же закрыл ее. Им дали поговорить. А точнее, дали возможность неизвестному поставить задачу Степину. Очевидно, она была короткой, как, впрочем, и вся их беседа. Потому что через полчаса Степин вышел из дома и направился в сторону станции метро Смоленская. Но до метро ему дойти не дали. На углу Трубниковского и Спасопесковской площади его остановили двое контрразведчиков.
– Вы Степин? – спросил его Петренко.
– Да. А что? – взметнул брови истопник.
– Вы арестованы!
– На каком основании? – сразу осип истопник.
Из Карманицкого переулка выехала машина, быстро подъехала к ним. Из нее выскочили еще двое в военной форме. Они подхватили истопника под руки и без лишней суеты усадили в машину.
– За что меня? Я ничего не делал… – хрипел истопник.
Его надо было сразу припереть фактами, потому что от него сейчас же требовались некоторые сведения, и Петренко объяснил:
– Вы арестованы за измену Родине! За антисоветскую деятельность! За пособничество вражеским шпионам Барановой и Помазкову. Достаточно?
– Барановой? – почти шепотом переспросил истопник.
– Да, Барановой. У мужа которой, подполковника царской армии Судзиловского, вы служили и вместе с которым вас судили в Сызрани. Забыли?
Степин ничего не ответил. Тогда к вопросам перешел Петренко:
– Кто в данный момент находится в вашей квартире?
– Я его не знаю, – ответил Степин.
– Не лгите! Он к вам приходит уже не первый раз!
– Ей-богу, не ведаю. Знаю только, что он с той стороны.
– Чем он сейчас может заниматься?
– Наверняка спит. У него еще при мне глаза слипались.
– Он вооружен?
– Сам видел, как он под подушку «лимонку» сунул.
– Ключ от квартиры у вас?
– Он оставил себе.
– Тогда пойдемте.
Степина снова привели домой. Наблюдавшие за подъездом сотрудники сообщили:
– В квартире. Не выходил.
Петренко кратко проинструктировал Степина:
– Постучитесь. Добудитесь. Попросите, чтобы открыл. Скажете, что забыли документы.
И предупредил:
– Малейшая попытка помочь врагу – и вы будете застрелены на месте, как при попытке к бегству!
Степин постучал в дверь. В квартире было тихо. Он постучал сильнее и попросил:
– Открой, слышь? Это я.
Ему не ответили. Он постучал еще сильнее. Даже ударил ногой. И снова попросил:
– Да открой же!
– Зачем тебе? – послышался глухой голос из-за двери.
– Документы я забыл. А без документов таперича куда? Открой… – торопливо объяснил истопник.
Ключ в дверях повернулся. Дверь приоткрылась. И в тот же момент двое контрразведчиков с силой распахнули ее и влетели в квартиру.
Но связной будто ждал подвоха. Он успел проворно отскочить в сторону. И, подняв над головой зажатую в руке гранату, зло прошипел:
– Ни с места! Всех в клочья разнесу!
И все же он не ждал, что к нему ворвутся люди. Иначе он либо заранее выдернул бы кольцо, либо держал бы его второй рукой. А он свободной левой рукой мертвой хваткой вцепился в спинку стула, будто в ней было теперь все его спасение. Это заметил один из контрразведчиков и бросился на связного. Но тот толкнул ему под ноги стул. И пока контрразведчик перепрыгивал через него, связной успел вырвать чеку и швырнуть гранату на пол. Четыре секунды были у контрразведчиков на то, чтобы принять решение и что-то успеть сделать, чтобы остаться живыми. И этого времени хватило. Петренко что было сил ударил гранату ногой и отшвырнул ее в открытую дверь кухни. Она, крутясь как волчок, улетела под кухонный шкаф и там взорвалась с оглушительным грохотом. Ударной волной вышибло входную дверь. В комнате и на кухне со звоном вылетели стекла. Но осколки гранаты ушли в стены. Только два из них вонзились в ногу Петренко. Но и он вместе со всеми вцепился в связного. Тому даже не дали подняться с пола. Скрутили ему руки за спину и оставили на полу, перевернув спиной кверху. После этого контрразведчики поспешили на помощь майору. Но тут Петренко вдруг спохватился:
– Стойте! А где Степин?
Контрразведчики оглянулись на дверь. Но не по годам оказавшегося проворным истопника и след простыл. Контрразведчики бросились за ним.
Выбежали на лестничную площадку и тут увидели беглеца. Его уже задержали те, кто наблюдал за квартирой снаружи.
Вскоре подошла специализированная машина, и обоих арестованных увезли.
Когда о подробностях ареста Степина и связного доложили Круклису, он сказал:
– Рано или поздно такое должно было случиться. Я, откровенно говоря, до сих пор не могу поверить тому, что все так благополучно обошлось с Тавриным. А Петренко молодец! Ай да Леонид Сергеевич! Не растерялся… Он в госпитале?
– Так точно. Увезли прямо с места захвата, – доложил Доронин.
Позднее Круклису позвонил Ефремов. Обсудили только что проведенную операцию. Круклис не упустил момента похвалить перед начальством своего подчиненного.
– Петренко-то как отличился. А!
– Слышал. Каждый раз как по ножу ходим. А ты представляй, представляй к поощрению. Не жди приглашения, – сказал Ефремов. – Ну а что думаешь делать с теми, кто в Костроме?
– Полагаю, что им тоже пора предъявлять счет.
– Когда?
– Теперь уже ждать нечего. Значит, сегодня же.
– Давай команду, – санкционировал Ефремов.
Он сделал небольшую паузу и уже другим тоном добавил:
– А ведь был бы на ногах, наверное, сам бы в Кострому съездил?
– Пожалуй, – согласился Круклис. – Довелось в девятнадцатом году иметь дело с отцом, любопытно было бы взглянуть и на дочь. Враг достойный. Ну да побеседуем уже здесь…
Но увидеть Баранову Яну Францевичу не удалось. И виной тому стала сама Баранова. Впрочем, события развивались так. Трушина сняли прямо с поезда, едва он возвратился в Кострому из очередного рейса. Он был страшно перепуган случившимся, совсем пал духом и всю дорогу пытался доказывать сопровождавшему его вместе с конвоем сотруднику НКГБ, что ни в чем не виноват. Что никого, кроме Барановой, не знает и в глаза никогда не видывал. А Барановой, ну так уж получилось, хотел помочь, вот и все…
– Попросила, понимаете, письмишко забросить… Ну, заплатила, само собой разумеется, маленько… Так разве жалко доброе дело сделать?.. Все возят… Нешто я один… – жалобно канючил он.
При аресте у Трушина изъяли письмо, которое он должен был переадресовать Барановой. Трушина заставили написать на конверте все, что в таких случаях полагалось, и сами отвезли письмо на главную почту. Конечно, можно было арестовать Баранову и у нее дома, и просто на улице. Но решили взять ее с поличным. Накануне Баранова уже наведывалась на почту. Но ушла ни с чем. Сегодня она должна была прийти снова. И она пришла. Предъявила паспорт и получила письмо. Взглянула на конверт, узнала почерк отправителя и сунула письмо в сумочку. И тут к ней подошли два милиционера, и один из них вежливо, чтобы не вызывать излишнее любопытство у окружающих, задал весьма трафаретный для таких случаев вопрос:
– Вы Баранова?
– Да, – спокойно, но несколько удивленно ответила она.
– Мария Кирилловна?
– Правильно. А в чем дело?
– У вас просрочена временная прописка.
– Знаю. Я уже получила разрешение на ее продление. Но почему вы говорите мне об этом здесь?
– А уж это пусть вам наш начальник разъяснит, – ответил милиционер. – Попрошу пройти в служебную комнату.
Баранова хотела сказать что-то еще, даже круто повела плечом, чтобы ее не касались, но непреклонность сотрудников милиции выглядела настолько очевидной, что она повиновалась и пошла, куда ей указали. В служебном помещении находились несколько человек, в том числе капитан с погонами сотрудника Наркомата госбезопасности и две женщины в милицейской форме.
– У вас паспорт с собой? – взглянув на Баранову, спросил капитан.
– Он всегда со мной, – ответила Баранова и полезла в сумочку. – Вот он, пожалуйста.
Капитан раскрыл паспорт, прочитал:
– Баранова Мария Кирилловна… Вы арестованы, гражданка Баранова, – четко проговорил он.
– Я? – широко раскрыла глаза Баранова. – За что? За просрочку прописки? Но это же…
– Вы арестованы органами государственной безопасности за шпионаж в пользу врага.
Баранова отшатнулась, строго взглянула на капитана и предупреждающе проговорила:
– Это неуместная шутка, товарищ капитан. И вам придется за нее отвечать.
– Не придется. Вот ордер на ваш арест, – ответил капитан и протянул бумагу Барановой.
Она прочитала написанное на ней и стиснула зубы так, что на щеках у нее обозначились тугие желваки.
К ней подошли женщины в милицейской форме и обыскали ее. Она не сопротивлялась. Но смотрела на всех с каким-то нескрываемым отчуждением, будто все происходящее не имело к ней ни малейшего отношения. У нее отобрали сумочку. Но никто при этом не обратил внимания на изящную бутоньерку, искусно вшитую в лацкан ее пиджака.
Потом Баранову посадили в машину и повезли в управление. Когда машина заехала во двор здания, где помещалась эта организация, Баранова вдруг вздохнула.
– До чего же я всех вас ненавижу, – негромко сказала она и, мгновенно приподняв лацкан, раздавила бутоньерку зубами.
Сидевший рядом с ней сотрудник с силой попытался вырвать лацкан у нее изо рта. Но цианистый калий уже сделал свое дело…
Так закончилась операция, которую РСХА готовило более года.
