Глава 18

Ленинград встретил контрразведчиков промозглым, холодным ветром, дующим с Балтики, и грохотом рвущихся где-то в районе Охты вражеских снарядов. Местные товарищи, предупрежденные о приезде Доронина и Петренко, проводили московских коллег в свою гостиницу, располагавшуюся в небольшом трехэтажном здании, обнесенном со всех сторон старинной узорчатой металлической оградой. Москвичей напоили чаем, рассказали о последний событиях на фронте, начинавшемся уже за ближайшими пригородами. После прорыва блокады, после того, как в город пошли поезда с хлебом, мясом, топливом и боеприпасами, жизнь в Ленинграде, как утверждали сами ленинградцы, стала вполне нормальной. А то, что на город еще до сих пор то и дело сыпались вражеские снаряды и бомбы, было уже не так страшно. И даже можно сказать, почти не страшно, по сравнению с холодом и голодом двух первых блокадных зим.

В помощь москвичам выделили старшего лейтенанта Игнатьева, который, будучи коренным жителем Ленинграда, прекрасно знал город и ориентировался в нем, как рыба в воде. Узнав в общих чертах, что интересует москвичей, он, пока они приводили с дороги себя в порядок, а ехать им до Ленинграда пришлось не только поездом, но и на машине, и даже пробираться объездными путями по осенней грязи пешком, навел кое-какие справки по телефону и сообщил Доронину и Петренко первую «приятную» новость о том, что никакого стоматологического института на улице Петра Лаврова нет. А стало быть, и искать там некого и нечего.

– И, по-моему, начинать вам надо, товарищ подполковник, – как разумел это дело Игнатьев, – с нашего гороно и горздравотдела. Только там могут знать, если они, конечно, не эвакуированы, когда и куда переехало и вливалось всякое, в том числе и медицинское, учебное заведение.

– Пожалуй, вы правы, товарищ старший лейтенант, – вынужден был согласиться с Игнатьевым Доронин. – Куда отправимся?

– Пойдемте в гороно.

Москвичи не возражали. Ленинградские товарищи, хоть и туговато было у них с машинами, все-таки довезли гостей до места на полуторке.

В некогда многолюдном гороно сотрудников осталось совсем мало. Все, кто выжил и мог работать, сгруппировались в четырех комнатах. Но даже среди этого небольшого коллектива оставшихся на своих местах работников просвещения нашлась одна уже преклонного возраста инспектор, которая и объяснила москвичам:

– Да, был такой институт на улице Петра Лаврова. Но, если мне не изменяет память, в начале тридцатых годов его закрыли.

– А как, по-вашему: где могут быть документы института? – спросил Доронин.

– Если что-то сохранилось, то только в архиве. Но вот в каком?

– А что, их несколько?

– Шестнадцать, товарищи военные. Но мне кажется, вам следует в первую очередь побывать в архиве управления бытового обслуживания города. На Красной улице, двадцать шесть. А вот уж если там ничего не найдете, тогда просто не знаю…

Сотрудницу гороно от души поблагодарили и, не теряя времени, отправились на Красную. И тут контрразведчикам впервые немного повезло. Какие-то документы давно уже не существовавшего института оказались на месте. Но вот какие именно?

– Вот вам описи, изучайте их, находите то, что вам надо, заполняйте требования и ждите, – любезно объяснили сотрудники архива.

– Долго? – сразу спросил нетерпеливый Петренко.

– А уж это будет зависеть от того, как вы быстро оформите свой заказ.

Втроем они провозились с описями почти до вечера. За это время в городе дважды объявляли воздушную тревогу. И один раз город подвергся артиллерийскому обстрелу. Но в архиве на это почти не обратили внимания. И контрразведчики тоже, не выказав ни малейшего замешательства, продолжали свой поиск. Трудились старательно все трое, но списки выпускников нашел Игнатьев. Запросили из хранилища на всякий случай всех выпускников за пять лет. И когда наконец списки пришли, то, ко всеобщей радости, нашли среди них и Баранову. Да, действительно, она получила диплом врача-стоматолога в двадцать шестом году. И номер диплома был тот, который уже знали контрразведчики! Но никаких дополнительных данных о Барановой в списках не было. Имелась только одна небольшая ссылка на какой-то приказ. Но чей это был приказ? Где было его искать? Ни один из троих не имел ни малейшего представления.

– Пришла Баранова и ушла Баранова, – разочарованно констатировал Доронин. – А раньше-то кем она была?

Подумали, поломали головы и решили снова побывать в гороно. Но это было уже на следующий день.

– Ну что? Не повезло? – с участием встретила контрразведчиков уже знакомая им пожилая сотрудница.

– И да и нет, – признался Доронин.

И рассказал о результатах поиска.

– А по-моему, вас даже можно поздравить, – сразу сообразила сотрудница. – Вот этот-то приказ и есть ключ к разгадке. Просто вы не знакомы со спецификой подготовки врачей той или иной специальности. Ведь раньше окулистами, отоларингологами, стоматологами и так далее становились только на последнем курсе обучения. Студент заканчивал курс медицины, а потом выбирал себе ту специальность, которая была ему по душе. Так, очевидно, поступила и та гражданка, которая вас интересует. Она, видимо, курс общей медицины заканчивала где-то в другом месте. Об этом и говорит приказ. И я думаю, что она училась здесь, в нашем городе. И почти уверена, что это был Женский мединститут. Кстати, единственное высшее медицинское учебное заведение, куда до революции и какое-то время после нее принимали женщин. Теперь это – ленинградский Первый медицинский институт имени академика Павлова. Он в эвакуации. Но здание на улице Льва Толстого цело. Архивы все там. И вам я советую идти прямо туда.

– Что бы мы без вас делали? – благодарно улыбнулся Доронин. – Ну а если опять какая-нибудь закавыка? Можно еще разок к вам обратиться?

– Мы готовы вам помогать всегда и во всем, – последовал ответ.

Контрразведчики направились на улицу Льва Толстого. На сей раз никакого чуда не произошло.

– Если училась да тем более, как вы утверждаете, не один год, то в каких-то бумагах это, бесспорно, зафиксировано, – выслушав Доронина, ответил сотрудник отдела кадров. – Но в институте хранятся документы только десятилетней давности. А она, эта ваша Баранова, получила диплом в двадцать шестом году? Значит, у нас она училась еще раньше!

– Выходит так.

– А все документы тех лет мы давно уже сдали в архив.

– В какой? Мы уже знаем, что у вас в городе их шестнадцать…

– А вот в какой? Надо подумать. Если она училась до революции, то все сведения о ней могут храниться только в Государственном историческом архиве. Если же это было уже в наш, советский период, то вам стоит вернуться туда, где вы уже были, и там поднять дела нашего института.

Объяснение было исчерпывающим, и контрразведчики послушались толкового совета.

– Давайте, братцы, так: я пойду на улицу Лаврова, там вроде все уже знакомо. А вы в исторический, – решил Доронин уже на улице. – Встречаемся в гостинице.

И разошлись. В первый вечер не добились никаких результатов, потому что материалов по Женскому мединституту оказалось множество. Институт за годы, в которые, по расчетам контрразведчиков, в нем могла учиться Баранова, выпустил тысячи врачей. И найти среди них ту, которая им была нужна, можно было, только перечитав сотни всяких ведомостей. И следующий день стал для контрразведчиков не более удачным. И третий уже подходил к концу, когда Доронин неожиданно увидел в комнате, где он работал, своих коллег. Они подошли к его рабочему столу, заваленному кучей дел. И Петренко откровенно сказал:

– Ну, Владимир Иванович, у нас как в сказке: чем дальше, тем страшней.

– Что это вас так напугало? – ревниво спросил Доронин, чувствуя, что его явно опередили.

– А вот взгляните, – положил перед Дорониным на стол лист бумаги Петренко. – Искали Марию Кирилловну Баранову, а нашли Матильду Карловну Шидлер.

– Сильны, – только и смог сказать Доронин, разглядывая бумагу. – Но почему вы решили, что это одно и то же лицо?

– А приказик…

– Какой?

– Это, оказывается, приказ о зачислении Шидлер в институт. И было это в одна тысяча девятьсот четырнадцатом году.

– Да, но имя-отчество? Фамилия – черт с ней. Баранова – ясно, что это не девичья фамилия. Но имя-отчество. Ведь сами пишете – Матильда Карловна. А мы ищем Марию Кирилловну. Есть разница?

– Есть, Владимир Иванович. Но за этих дореволюционных писарей я тоже головой ручаюсь. Они в бумагах толк знали. И чего не надо, в бумаги не ляпали. Этот же номер приказа против фамилии Шидлер стоит и на оценочной ведомости за тысяча девятьсот семнадцатый год. И еще один документ с тем же номерочком. Заявление Шидлер об уходе из института. И еще – получила справку о незаконченном высшем образовании и расписалась. А номер приказа стоит и тут. Значит, у них была система – всегда ссылаться на главный документ, на приказ о зачислении. Вот почему мы уверовали в то, что номерок этот не случаен и что Баранова и Шидлер – одно и то же лицо. Логично?

Доронин задумался.

– Но почему же все-таки Матильда Карловна? Не могли же так безбожно наврать эти ваши почтенные крючкотворы. Или это образец вольного русского перевода, замешанного на квасном патриотизме, – коль воюем с немцами – все немецкое к чертям собачьим? – рассудил он.

– Не знаю, Владимир Иванович. Но убежден, что мы со следа не сбились, – уверенно сказал Петренко. – Только я теперь думаю, если она Шидлер, может, стоит снова в Киев рвануть и там поискать объяснений превращения ее в Баранову?

– Мысль… Не возражаю, – сразу согласился Доронин. – Сегодня же выезжай. Я доложу начальнику. А мы попробуем найти этому объяснение здесь.

Утром следующего дня Петренко уехал из города, а Доронин связался по телефону с Круклисом.

– Хорошо, что поймали меня. Весь день буду отсутствовать, – предупредил Круклис. – Как там у вас? Трудный орешек попался?

– Разгрызем, товарищ полковник. Начало уже есть. Кажется, узнали девичью фамилию Барановой. Оказалась некая Шидлер. А вот имя и отчество совсем иные. Послал Петренко в Киев… – доложил Доронин.

– Как вы сказали, Шидлер? – перебил его Круклис.

– Так точно. Шидлер Матильда Карловна, – подтвердил Доронин.

– Что-то очень знакомая фамилия… А с Петренко правильно решили. Пусть посмотрит…

– Хочу задержаться здесь еще на пару деньков. Разрешите?

– Работайте! Работайте! – разрешил Круклис. – А фамилию эту я, ей-богу, встречал… Ну да звоните чаще…

Полковник, очевидно, спешил, в трубке послышались короткие гудки. Доронин вернулся в комнату, где его ждал Игнатьев, и устроил маленькое совещание, если только так можно было назвать их разговор.

– Путь к Барановой стал на одну ступеньку короче, а работы прибавилось вдвое, – констатировал Доронин состояние дел. – Раньше занимались только Барановой, теперь все заново придется повторить с Шидлер.

– Так ведь нас двое, товарищ подполковник, – заметил Игнатьев. – Ставьте задачу – и по коням!

– Все правильно, – согласился Доронин. – Только давай сначала уточним эту задачу для каждого из нас. Я буду продолжать заниматься Барановой, а ты бери на себя эту Шидлер. Не возражаешь?

– Абсолютно согласен.

– Добро. Тогда я постараюсь определить, где Баранова работала и жила шесть лет после окончания института. Потому что в тридцать втором году она проживала уже в Детском Селе, ибо там и получила паспорт, – развивал свою мысль Доронин. – А твоя задача та же, что и у Петренко: найти объяснения, как Шидлер стала Барановой. Может, просто поменяла фамилию, в те годы это делалось довольно просто. Или вышла замуж? Одним словом, мы должны совершенно точно знать – когда, как и почему это случилось. Улавливаешь?

– У меня работенки побольше получается, товарищ подполковник, – сразу прикинул объем задания Игнатьев. – Могу задержать дело…

– Ничего. Начинай. На каком-то этапе я на помощь приду, – пообещал Доронин. – А теперь опять к тебе вопрос, как к ленинградцу: в какие двери будем толкаться?

– Вам-то ясно куда идти – в горздравотдел. Адресочек я вам подскажу. А потом в паспортный стол, – легко решил этот вопрос Игнатьев. – А мне, наверное, придется начинать с архива загсов.

– И такой есть?

– А как же!

– Тогда по коням! Давай адрес горздравотдела, – закончил разговор Доронин.

Игнатьев направился к телефону.

Сотрудники горздравотдела, несмотря на перегруженность работой, внимательно отнеслись к запросу Доронина. Но помочь практически смогли только советом:

– Все документы той поры в архиве. Идите туда.

И Доронину снова пришлось идти в архив, в котором он уже был дважды. Конечно, теперь работалось ему тут уже гораздо легче. Он знал все порядки, знал людей, да и они уже начали привыкать к очень аккуратному и обходительному подполковнику из Москвы. Охотно во всем ему помогали. Но даже совместными усилиями за день напряженной работы не удалось найти в архиве никаких документов о работе Барановой по специальности в Ленинграде. Доронин волей-неволей вынужден был сделать вывод: либо Баранова после института вообще нигде не работала, либо работала в Ленинграде, но не по специальности, либо работала по специальности, но не в Ленинграде. Этот последний вариант нашел некоторое косвенное подтверждение в ответе паспортного стола, куда обратился Доронин. В нем значилось четко: «С тысяча девятьсот двадцать четвертого по тысяча девятьсот тридцать пятый год М.К. Баранова проживала в Детском Селе (ныне город Пушкин) Ленинградской области по адресу: улица Красной звезды, дом двадцать три». Ответ был исчерпывающим. Доронина он удовлетворил. Но куда больше, чем Доронину, повезло Игнатьеву. Хотя никаких доказательств, подтверждающих, что М.К. Шидлер и М.К. Баранова суть одно и то же лицо, обнаружить не удалось, зато совершенно случайно посчастливилось найти один очень любопытный документ. А именно, заявление некой М.К. Шидлер в Петроградский Совет рабочих и солдатских депутатов с просьбой в связи с утерей паспорта и заключением брака с С.Г. Судзиловским присвоить ей фамилию мужа и выдать удостоверяющий ее личность документ. На заявлении стояла дата «10 мая 1918 года» и подпись заявительницы, которую сразу узнал Игнатьев.

– На бумаге института точно такая же была, товарищ подполковник. Я эту завитушку у «Ш» на всю жизнь запомнил, – заверил старший лейтенант.

– И очень правильно сделал, – похвалил молодого контрразведчика Доронин. – Мы, естественно, обе эти подписи сфотографируем. И окончательное слово о них скажет экспертиза. Но очень многое уже сейчас говорит за то, что ты не ошибаешься и мы продвинулись по следу еще на один шаг.

И не только само заявление Шидлер посчастливилось найти в архивах Петроградского Совета. К заявлению был подклеен и другой, не менее любопытный и очень важный для ее розыска документ: написанная со слов заявительницы ее биография, в которой подтверждалось, что она родилась в девяносто четвертом году в Киеве, что ее отец был инспектором народных училищ и так далее. А также некоторые данные, взятые из справки, удостоверяющей личность военспеца С.Г. Судзиловского.

Доронин вправе был считать день удачным. Но он ошибался, когда думал, что на этом все события и закончились. Ибо уже где-то около одиннадцати в гостинице раздался звонок, и дежурный прибежал звать его к телефону. Устав за день, Доронин уже спал. И не сразу понял, куда и зачем его зовут. Решил даже, что это наверняка откуда-нибудь с дороги звонит Петренко. Но в трубке раздался голос Круклиса.

– Спите? – как всегда в неофициальной манере, осведомился полковник. И, не дожидаясь ответа, продолжал: – Это хорошо. Значит, у вас там все спокойно. Здравствуйте, Владимир Иванович.

– Здравия желаю, товарищ полковник! – обрадовался этому звонку Доронин.

– Только что вернулся к себе и не утерпел до утра, решил разыскать вас. Я вспомнил одного Шидлера. Уж не мой ли это старый знакомый еще по девятнадцатому году? Он имел отношение к Архангельску и косвенно к «Добровольческой армии Московского района». И во время следствия покончил с собой. Одним словом, возвращайтесь и поднимайте это дело. Возможно, сразу многое станет ясно. А я на несколько дней в командировку улетаю.

– Понял, товарищ полковник. У нас тут небольшой успех, – не удержался Доронин.

– Поздравляю. В чем повезло?

– Нашли заявление Шидлер с просьбой присвоить ей фамилию мужа. И все данные о ней и о муже, записанные с ее слов. Так что для нас она уже Судзиловская. Правда, появилась новая задачка…

– Какая?

– Она по-прежнему М. К., но уже не Матильда Карловна, а Марина Константиновна, – объяснил Доронин. – Невольно начинаешь сомневаться: уж не свернули ли мы на какую-нибудь ее однофамилицу? Да и об отце она сообщает, что он был инспектором народных училищ… Тоже как-то с Добрармией не очень контачит…

Полковник в ответ даже озорно присвистнул.

– А вы сомневайтесь, да не очень, – посоветовал он. – Поверьте мне: если все же окажется, что она дочь Шидлера, моего знакомого, то нам предстоит получить от нее еще ой сколько всяких загадок. Но новые данные, естественно, тоже надо проверить самым тщательным образом. И рекомендую начать с этого Судзиловского. Узнайте, кем он был в старой армии, как стал военспецом, где и кем служил впоследствии в Красной армии, – дал последнее указание Круклис.

– Понял, товарищ полковник, – ответил Доронин.

Утром следующего дня Доронин уже сам изучал заявление Шидлер и данные биографии ее и Судзиловского. Снял с этих бумаг точнейшие копии. На этом вся работа в Ленинграде и закончилась. Судзиловский, как бывший офицер старой русской и военспец Красной армии, проходил по документам военных ведомств. А они той поры, как и дела «Добровольческой армии Московского района», были в Москве. В тот же день Доронин, поблагодарив своих ленинградских коллег за помощь, выехал в Москву.