Глава 39
Отец покинул елизаветинский Лондон, ни с кем толком не простившись. Я решила, что не последую его примеру и не стану исчезать украдкой. В результате оставшиеся дни превратились в хитросплетение слов и желаний, заклинаний и магии.
Настал день последней встречи с моей учительницей. Ее дух-хранитель ожидал меня в конце переулка. Вид у этого призрачного существа женского рода был печальным. Я прошла дальше, поднялась на крыльцо. Дух неслышно следовал за мной.
Благочестивая Олсоп сидела у огня, тепло одетая и с шалью на плечах.
– Значит, покидаете нас, – сказала старуха.
– Пора. – Я наклонилась и поцеловала ее пергаментную щеку. – Как ты сегодня?
– Получше. Спасибо припаркам Сюзанны.
Она зашлась кашлем, скрючившим ее хрупкую фигуру. Затем, отдышавшись, Благочестивая Олсоп оглядела меня светлыми, совсем не старческими глазами и кивнула:
– На этот раз ребенок укоренился в тебе.
– Да, – улыбнулась я. – Меня тошнит по утрам. Стоит рассказать об этом остальным?
Я не хотела взваливать на плечи Благочестивой Олсоп никаких дополнительных тягот, ни физических, ни эмоциональных. В последнее время она высохла еще сильнее, и это тревожило Сюзанну. Элизабет Джексон взяла на себя часть обязанностей, обычно выполняемых старейшиной шабаша.
– Не трудись. Мне об этом сообщила Кэтрин. Она сказала, что Корра летала над городом, хихикая и болтая. Твоя дракониха всегда так себя ведет, когда у нее появляется тайна.
Мы с драконихой договорились, что летать в небесах она будет не чаще одного раза в неделю, и то по ночам. Я неохотно согласилась отпустить ее и во вторую ночь, поскольку наступило новолуние и риск, что ее увидят и с перепугу примут за вестника конца света, был минимальным.
– Так вот куда она летала, – засмеялась я.
Общество ведьм пришлось Корре по вкусу. Кэтрин забавлялась с ней, устраивая «игры с огнем».
– Мы все обрадовались, когда Корра нашла себе более приятное занятие, чем цепляться за трубы и верещать на призраков. – Старуха указала на соседний стул. – Неужели даже не посидишь со мной? Знаю, у тебя дел полно. Но богиня может не дать нам другого шанса.
– Есть какие-нибудь новости из Шотландии? – спросила я, опускаясь на стул.
– Только те, что я узнала от тебя. Беременный живот не спас Юфимию Маклин от костра.
Пожалуй, это и подкосило Благочестивую Олсоп. Я помнила вечер, когда рассказала ей, что, вопреки заступничеству Мэтью, молодую ведьму из Берика сожгли. Именно тогда Благочестивая Олсоп начала терять силы.
– Мэтью наконец сумел убедить членов Конгрегации в необходимости остановить нарастающий вал обвинений и казней. Две арестованные ведьмы отказались от своих показаний, заявив, что давали их под пытками.
– Должно быть, в Конгрегации крепко задумались, с чего это варг вступился за ведьму. – Благочестивая Олсоп сурово поглядела на меня. – Останьтесь вы здесь, он бы себя выдал. Мэтью Ройдон живет в мире полуправды, но еще никому не удавалось постоянно избегать разоблачения. Вы оба должны быть осторожнее. Особенно теперь, когда ребенок пошел в рост.
– Не волнуйся. Мэтью беспечностью не страдает, – успокоила я старуху. – Но у меня нет полной уверенности, что восьмой узел достаточно крепок для перемещения во времени. Я же буду перемещаться с Мэтью и ребенком.
– Дай мне на него взглянуть, – велела Благочестивая Олсоп.
Я положила ей на ладонь нити. Я решила, что к моменту нашего перемещения возьму все девять нитей и сплету девять узлов. Это было предельное число, используемое в заклинаниях.
Умелые руки Благочестивой Олсоп сделали восемь перекрестий на красной нити и связали концы, уберегая узел от повреждения.
– Я это делаю так, – сказала она.
Ее узел был изящным и простым, с открытыми петлями и завитками, напоминающими каменные узоры на окне собора.
– Мой был совсем не похож на этот, – невесело рассмеялась я. – Он весь шел волнами.
– Каждое прядение неповторимо, как и прядильщица, которая его создает. Богиня хочет, чтобы мы не подражали идеалам, а выражали нашу истинную суть.
– Должно быть, тогда я и есть вся волнистая. – Я протянула руку за узлом, желая лучше рассмотреть его рисунок.
– Я покажу тебе еще один узел, – вдруг сказала Благочестивая Олсоп.
– Еще один? – насторожилась я.
– Десятый. Мне его никак не сделать, хотя он должен быть самым простым. – Старуха улыбалась, но у нее дрожал подбородок. – Моя учительница тоже не умела завязывать этот узел, но все равно рассказала нам про него в надежде, что однажды появится такая прядильщица, как ты.
Легким движением скрюченного пальца Благочестивая Олсоп распустила прежний узел. Я подала ей красную нить. Старуха сделала простую петлю. На мгновение нить соединилась в неразрываемое кольцо, но стоило ведьме убрать пальцы – и петля разошлась.
– В чем дело? – удивилась я. – Ты только что прочно соединяла концы куда более сложного узла.
– Пока нить имеет перекрестья, мне удается связать концы и завершить заклинание. Но завязать десятый узел под силу лишь прядильщице, которая стоит между мирами, – ответила старуха. – Попробуй сама. Возьми серебряную нить.
Заинтригованная, я соединила концы нити. Они с треском соединились, образовав петлю, у которой не было ни начала, ни конца. Я отняла палец. Круг остался.
– Замечательное прядение! – похвалила меня довольная старуха. – Десятый узел стягивает силу вечности. Это прядение жизни и смерти. Он чем-то похож на змея у твоего мужа. Бывает, Корра таким же манером запихивает хвост себе в пасть.
Старуха взяла у меня десятый узел. Нить образовала подобие уробороса. Комната наполнилась ощущением чего-то сверхъестественного. Волоски у меня на руке встали дыбом.
– Сотворение и разрушение – самые простые и в то же время самые могущественные виды магии. Они подобны этому узлу. С виду – совсем простой, а попробуй сплести!
– Не хочу, чтобы моя магия действовала разрушающе, – сказала я.
Ведьмы семейства Бишоп беспрекословно соблюдали давнюю традицию: не причинять зла. Моя тетка Сара верила: к любой ведьме, нарушившей этот фундаментальный принцип, сотворенное ею зло обязательно вернется.
– Никто не хочет использовать дары богини в качестве оружия, но иногда это бывает необходимо. Твой варг об этом знает. А после того, что случилось в Шотландии и здесь, знаешь и ты.
– Возможно. Но мир, куда я возвращаюсь, не похож на этот. Там куда меньше потребности в магическом оружии.
– Миры меняются, Диана… – Благочестивая Олсоп умолкла, погрузившись в воспоминания. – Матушка Урсула – моя учительница – была великой прядильщицей. Когда начались все эти ужасы в Шотландии и когда появилась ты, чтобы изменить наш мир, я вспомнила одно из ее пророчеств. Урсула сделала его в канун Дня Всех Святых. – Благочестивая Олсоп выпрямилась и нараспев произнесла:
Морские волны забурлят и небеса взорвет грозою,
Когда восстанет Гавриил меж сушей и водою.
И вострубит труба его златая,
Мир старый хороня и новый мир рождая.
Я поразилась странной тишине, установившейся в комнате: ни треска поленьев в очаге, ни ветерка.
– Как видишь, все едино, – продолжила Благочестивая Олсоп, жадно втягивая в себя воздух. – Десятый узел, у которого нет ни начала, ни конца, и змей варга. Полная луна, что светила еще недавно, и тень, отбрасываемая Коррой на воды Темзы. Чем не знак твоего скорого исчезновения? Старый мир и новый. – Благочестивая Олсоп перестала улыбаться. – Я радовалась, когда ты пришла ко мне, Диана Ройдон. А когда уйдешь, ибо время обязывает, мне станет тяжело на сердце.
Бледные руки Эндрю Хаббарда покоились на резных подлокотниках кресла в церковной крипте. Где-то над нами слышались приглушенные голоса готовящихся к очередной службе.
– Обычно Мэтью сам извещает меня о своем отъезде. Почему же в этот раз он прислал вас, госпожа Ройдон?
– Он меня не присылал. Я пришла сама, поскольку хочу поговорить об Энни и Джеке.
Хаббард бесстрастно наблюдал, как я достаю кожаный мешочек с монетами. Это было пятилетнее жалованье наших подопечных.
– Я покидаю Лондон и прошу вас принять эти деньги на содержание детей.
Я бросила мешочек к креслу Хаббарда. Вампир не шевельнулся, и мешочек приземлился возле его ног.
– В этом нет необходимости, госпожа.
– Есть, – возразила я. – Будь у меня возможность, я бы забрала детей с собой. Но такой возможности у меня нет, и я хочу, чтобы кто-нибудь присматривал за ними.
– А что вы дадите мне взамен?
– Как – что? Разумеется, деньги. – Я подняла мешочек и снова протянула Хаббарду.
– Госпожа Ройдон, я не хочу ваших денег и не нуждаюсь в них.
Хаббард привалился к спинке кресла. Веки наполовину прикрыли его странные глаза.
– Что вам… – начала я и тут же умолкла. – Нет.
– Господь ничего не делает вотще. В Его замыслах нет случайностей. Он пожелал, чтобы сегодня вы пришли сюда, ибо желает удостовериться, что ни у кого из вашей породы нет оснований бояться меня и моей породы.
– У меня достаточно защитников, – возразила я.
– Можно ли то же самое сказать про вашего мужа? – Хаббард мельком взглянул на мою грудь. – Сейчас ваша кровь в его жилах ощущается сильнее, чем когда вы появились в Лондоне. И еще ребенок, о котором тоже необходимо заботиться.
У меня зашлось сердце. Когда я верну моего Мэтью в наше время, Эндрю Хаббард окажется одним из немногих, кому известно будущее моего мужа и то, что там присутствует ведьма.
– Вы же не станете использовать знание обо мне против Мэтью. Особенно после всего, что он сделал. Он сильно изменился.
– Не стану? – Натянутая улыбка Хаббарда подсказывала, что он пойдет на все во имя защиты своей паствы. – Между нами скопилось слишком много дурной крови.
– Хорошо, я найду иной способ позаботиться о детях, – сказала я, собираясь уйти.
– Энни так или иначе моя дочь. Она ведьма и входит в мою семью. Я позабочусь о ее благополучии. Другое дело – Джек Блэкфрайерс. Он из породы людей. Пусть сам о себе заботится.
– Но ведь он еще ребенок!
– Только он не мой ребенок. И не ваш. У меня нет никаких обязательств ни перед ним, ни перед вами. Счастливого пути, госпожа Ройдон! – Хаббард демонстративно отвернулся.
– А если бы я принадлежала к вашей семье, как бы вы себя повели тогда? Уважили бы мою просьбу относительно Джека? Признали бы Мэтью одной крови со мной и, следовательно, находящимся под вашей защитой?
Сейчас я думала о Мэтью из XVI века. Когда мы вернемся в свое время, тот Мэтью продолжит жить в прошлом.
– Если вы предложите мне свою кровь, ни Мэтью, ни Джеку, ни вашему еще не родившемуся ребенку не придется опасаться ни меня, ни таких, как я.
Голос Хаббарда звучал бесстрастно, но в его взгляде я уловила ту же алчность, что и в глазах императора Рудольфа.
– И сколько крови вам понадобится?
Думать. Оставаться в живых.
– Совсем немного. Не более капли.
Все внимание Хаббарда сосредоточилось на мне.
– Я не могу позволить вам взять кровь непосредственно из моего тела. Мэтью сразу узнает об этом. Мы с ним истинная пара.
Глаза Хаббарда вновь сверкнули и уперлись в мою грудь.
– Я всегда принимаю приношение из шеи моих чад.
– Не сомневаюсь, отец Хаббард, что с другими так и происходит. Однако в данном случае такое невозможно и даже нежелательно. Надеюсь, вам это понятно.
Я замолчала, надеясь, что аппетиты Хаббарда, его тяга к власти, к сведениям обо мне и Мэтью… ко всему, что в случае необходимости даст ему власть над де Клермонами, перевесит его традиции.
– Я могу выдавить кровь в чашку.
– Нет, – возразил Хаббард, замотав головой. – Это загрязнит вашу кровь. Она должна быть чистой.
– Я говорю о серебряной чашке, – пояснила я, вспомнив рассказы Шефа в Сет-Туре.
– Вы вскроете вену на руке, руку будете держать над моим ртом, и кровь попадет мне прямо в рот. Телесно мы не соприкоснемся. Иначе я позволю себе усомниться в искренности вашего предложения, – хмуро добавил вампир.
– Договорились, отец Хаббард. Я принимаю ваше предложение. – Я ослабила правую манжету и закатала рукав. Одновременно я мысленно обратилась с просьбой к Корре. – Где вы желаете провести этот ритуал? Насколько я помню, ваши дети становились перед вами на колени. Но в таком положении я никак не смогу держать руку над вашим ртом.
– Это таинство. Богу все равно, кто встает на колени. – К моему удивлению, Хаббард сам опустился передо мной на колени и подал мне нож. – Я могу и так.
Я чиркнула пальцем по голубому узору вен на запястье и прошептала простое открывающее заклинание. Кожа разошлась, и на ней появилась ярко-красная полоса. Потекла кровь.
Хаббард открыл рот. Он не сводил глаз с моего лица. Должно быть, он ждал отказа или какого-то подвоха с моей стороны. Но я намеревалась соблюсти букву нашей договоренности, не затронув ее духа. «Спасибо, Благочестивая Олсоп», – мысленно произнесла я, послав ей благословение за то, что она научила меня управлять такими, как Хаббард.
Держа руку над его ртом, я сжала пальцы в кулак. Капля крови скатилась по краю руки и стала падать. Хаббард мгновенно закрыл глаза, словно хотел узнать, какие сведения выдаст ему моя кровь.
– Что есть кровь, как не огонь и вода? – пробормотала я.
Я воззвала к ветру, дабы он замедлил падение капли. Сила воздуха возросла, он заморозил падающую каплю. На язык Хаббарду она попала в виде острого красного кристаллика. Ошеломленный вампир распахнул глаза.
– Всего одна капля, как вы и просили. – (Оставшуюся кровь высушил ветер, превратив ее в лабиринт красных нитей на коже руки.) – Отец Хаббард, вы служитель Бога, привыкший держать свое слово. Я не ошиблась?
Корра ослабила хвост, обвивавший мою талию. Этим она уберегла нашего ребенка. Незачем малышу знать об отвратительной договоренности, на которую была вынуждена пойти его мать. Дракониху обуревало желание отлупить Хаббарда до полусмерти.
Затем я медленно убрала руку. Хаббарда подмывало схватить ее и снова прижать ко рту. Его замысел я видела столь же отчетливо, как и намерение Эдварда Келли ударить меня тростью. Но вампир был рассудительнее алхимика. Я произнесла другое заклинание, закрыла рану и приготовилась уйти.
– Когда вы снова появитесь в Лондоне, Бог шепнет мне об этом, – тихо произнес Хаббард. – И если Ему будет угодно, мы встретимся снова. Но запомните: куда бы вы ни ушли от меня, даже в объятия смерти, частица вас останется жить во мне.
Я остановилась и обернулась к нему. Слова Хаббарда звучали угрожающе, однако лицо вампира было задумчивым и даже печальным. Я ускорила шаг, желая как можно скорее покинуть подземелье и уйти подальше от Эндрю Хаббарда.
– Прощайте, Диана Бишоп! – крикнул он вслед.
Я прошла, наверное, половину пути до дому и только тогда сообразила: отец Хаббард узнал мою фамилию. Ему хватило капельки моей крови.
Вернувшись в «Оленя и корону», я застала словесную перепалку между Уолтером и Мэтью. Они орали друг на друга. Их слова слышала не только я, но и конюх Рэли. Тот стоял во дворе, держа поводья громадного черного коня, на котором приехал Уолтер. Они даже не сочли нужным закрыть окна, и их крики слышали все во дворе.
– Это будет означать мою смерть и ее тоже! Никто не должен знать о ее беременности!
Довольно странно, что эти слова вылетали из уст Уолтера.
– Уолтер, ради верности королеве ты не можешь бросить любимую женщину и своего ребенка. Елизавета, когда узнает, сочтет твои действия предательством. Бесс это просто сломает жизнь.
– А что прикажешь делать? Жениться на Бесс? Если я это сделаю без разрешения королевы, меня арестуют.
– Что бы ни случилось, ты выживешь, – сухо заметил ему Мэтью. – А вот Бесс без твоей защиты погибнет.
– Как ты можешь разыгрывать заботу о супружеской честности после всей лжи, распространяемой тобой о Диане? Помнится, ты утверждал, что женат, а какую клятву взял с нас? Забыл? В случае если чужие ведьмы или варги начнут вынюхивать, что к чему, и задавать вопросы, мы должны были отрицать вашу женитьбу и рассказывать разные небылицы. – Уолтер заговорил тише, но с прежней свирепостью: – Думаешь, я поверю, что, когда ты вернешься в свое время, ты и там объявишь Диану своей женой?
Оба не заметили, как я вошла.
Мэтью молчал.
– Сомневаюсь, – угрюмо бросил ему Уолтер, надевая перчатки.
– Это у вас называется церемонией прощания? – спросила я.
– Здравствуй, Диана, – настороженно произнес Уолтер.
– Привет, Уолтер. Конюх с лошадью дожидаются тебя во дворе.
Уолтер шагнул к двери, но остановился, снова повернувшись к другу:
– Прояви благоразумие, Мэтью. Я не могу себе позволить полностью лишиться доверия при дворе. Бесс понимает опасные последствия гнева королевы лучше, чем кто-либо из нас. Удача при дворе Елизаветы мимолетна, зато позор длится вечно.
Мэтью смотрел вслед другу, шумно спускавшемуся по лестнице.
– Боже, прости меня! Когда я впервые услышал о его замыслах, то даже похвалил Уолтера за мудрость. Бедняжка Бесс!
– Что случится с ней после нашего исчезновения?
– К осени беременность Бесс станет заметной. Они тайно поженятся. Королева будет неоднократно спрашивать Уолтера о его отношениях с Бесс. Он будет неоднократно врать, что между ними нет никаких отношений. Репутация Бесс окажется подмоченной. Правда все равно откроется, их обоих арестуют.
– А ребенок? – шепотом спросила я.
– Родится в марте и к осени того же года умрет. – Мэтью сел за стол, обхватив голову. – Я напишу отцу, попрошу взять Бесс под его покровительство. Возможно, Сюзанна Норман будет наблюдать за ее беременностью.
– Ни твой отец, ни Сюзанна не защитят Бесс от удара, который своим отрицанием нанесет ей Рэли. – Я подошла к Мэтью, коснулась рукава его рубашки. – А когда мы вернемся в наше время, ты тоже будешь отрицать, что мы женаты?
– Все не так просто, – ответил Мэтью. Его глаза были полны тревоги.
– Вот об этом тебе и говорил Уолтер. Ты утверждал, что он ошибается. – «Мир старый хороня и новый мир рождая», – вспомнила я строчку из пророчества неведомой мне Урсулы. – Пойми, Мэтью, наступает время, когда тебе придется выбирать между безопасностью прошлого и обещаниями будущего.
– И прошлое невозможно исправить, сколько бы усилий я ни прикладывал, – сказал он. – Это я не устаю повторять королеве, когда она начинает устраивать истерики по поводу какого-нибудь опрометчивого решения. Галлоглас не преминул бы сейчас сказать, что я опять попадаюсь в собственную ловушку.
– И не премину, дядюшка, – заявил появившийся в гостиной Галлоглас и принялся разворачивать принесенные пакеты. – Вот твоя бумага. Перья. И снадобье для охрипшей глотки Джека.
– Ничего удивительного. Торчит с Томом на ветру и без умолку болтает о звездах. – Мэтью устало провел рукой по лицу. – Галлоглас, нужно позаботиться о средствах для Тома. Вскоре его служба у Уолтера закончится. Генри Перси снова придется перекладывать заботу на свои плечи, но я непременно выделю кое-что и для Генри.
– Раз уж мы заговорили про Тома, он тебе рассказывал про свои замыслы создать некую штуку, позволяющую одним глазом смотреть на небо? Они с Джеком называют это звездным стеклом.
Нити вокруг меня затрещали от энергии. Голову закололо. Время, притаившееся в углах, тихо, но протестующе заурчало.
– Звездное стекло, – повторила я, стараясь не выдавать своего волнения. – А как оно выглядит?
– Спроси у них сама, – предложил Галлоглас, кивая в сторону двери.
Пошатываясь от усталости, в гостиную вошел Джек. За ним появился неутомимый Швабра и, наконец, Том. Он рассеянно брел, вертя в руках сломанные очки.
– Диана, если ты сейчас вмешаешься, это непременно аукнется в будущем, – предостерег меня Мэтью.
Даже усталый, Джек не терял энтузиазма.
– Смотрите! Да смотрите же! – крикнул он, размахивая обломком толстой круглой палки.
Швабра внимательно следил за движениями хозяина, норовя вцепиться в палку зубами.
– Мастер Хэрриот сказал: если выдолбить из палки сердцевину, а с концов вставить по стеклу от очков, то можно будет смотреть на далекие предметы и они приблизятся. Господин Ройдон, вы умеете выдалбливать сердцевину? Если нет, может, пойти к столяру из церкви Святого Дунстана и поучиться у него? А булочки у нас еще остались? У мастера Хэрриота весь день живот урчит от голода.
– Позволь взглянуть на твою палку, – сказала я, протягивая руку. – Булочки там, где они всегда лежат. Возьми себе и мастеру Хэрриоту. – Джек разинул рот, но я уже знала, о чем он заговорит, и потому решительно замотала головой. – Нет. Булочкой ты Швабру не накормишь. И не вздумай делиться своей.
– Здравствуйте, госпожа Ройдон, – все так же рассеянно произнес Том. – Если столь простое приспособление, как очки, помогает человеку явно видеть Божьи слова в Библии, то им можно поручить задачу посложнее – помочь нам увидеть Божьи деяния в Книге природы… Спасибо, Джек.
Том откусил от протянутой булочки и начал жевать.
– Что значит «поручить задачу посложнее»? – спросила я и тут же затаила дыхание.
– В прошлом году мне довелось читать книгу синьора делла Порта из Неаполя. Он предлагал соединять выпуклые стекла с вогнутыми. Я пробовал держать те и другие в руках, но расстояние оказалось недостаточным. И потом, руки все равно немного дрожат. И потому мы решили попытаться вставить стекла в эту палку.
Своими словами Томас Хэрриот изменил историю науки. Мне не требовалось вмешиваться в прошлое. Я лишь хотела позаботиться о том, чтобы прошлое не потонуло в забвении.
– Конечно, все это лишь праздные фантазии. Я на всякий случай запишу их и потом, если будет время, обдумаю, – вздохнул Том.
Основоположники современной науки страдали общим недостатком: они не понимали важности публикаций и распространения своих идей. Что касается Томаса Хэрриота, его идеи наверняка бесследно исчезли, поскольку он не нашел издателя.
– Думаю, вы правы, Том, – осторожно сказала я. – Но палка, которую вы решили выдолбить, недостаточно длинная. – Я ослепительно улыбнулась изобретателю. – Вам незачем идти к столяру из церкви Святого Дунстана. Если вам нужна длинная полая трубка, вы скорее найдете ее у месье Валлена. Не отправиться ли нам к нему прямо сейчас?
– Да! – завопил Джек, подпрыгивая чуть ли не к потолку. – Мастер Хэрриот, пойдемте. У месье Валлена полным-полно разных пружинок и колесиков. Он и мне одно колесико подарил. В моей шкатулке лежит. Конечно, моя шкатулка поменьше будет, чем у госпожи Ройдон, но я уже много чего собрал. Ну что, идем?
– Что тетушка задумала? – с настороженным любопытством поинтересовался у Мэтью Галлоглас.
– По-моему, она собирается устроить нашему Уолтеру взбучку за недостаточное внимание к будущему, – дипломатично ответил Мэтью.
– Ну, тогда я не волнуюсь. А то мне показалось, что бедой пахнет.
– Бедой всегда пахнет. Когда больше, когда меньше, – сказал Мэтью и повернулся ко мне. – Ты уверена, что правильно понимаешь свои действия, ma lionne?
За эти месяцы случилось много такого, чего уже не изменишь никакой магией. Я не могла вернуть своего первого ребенка или спасти шотландских ведьм. С риском для жизни мы привезли из Праги «Ашмол-782» и убедились, что никоим образом не сможем забрать манускрипт в будущее. Мы уже простились со своими отцами и готовились покинуть друзей. Постепенно наше пребывание забудется, не оставив никаких исторических свидетельств. Но я четко знала, как уберечь телескоп Тома от забвения.
– Прошлое изменило нас, – ответила я мужу. – Так почему бы и нам его не изменить?
– Тогда отправляйся к месье Валлену, – сказал Мэтью, целуя мне руку. – Пусть пришлет мне счет за работу.
– Спасибо. – Я наклонилась к уху Мэтью и прошептала: – Не волнуйся. Я возьму с собой Энни. Она умеет торговаться и заставит его снизить цену. И потом, кто знает, сколько нужно спрашивать за телескоп в тысяча пятьсот девяносто первом году?
Через несколько минут ведьма, демон, двое детей и пес отправились к месье Валлену. Вечером я послала нашим друзьям приглашения прийти завтра вечером на прощальную встречу. Манускрипт Роджера Бэкона Мэтью отправил в Мортлейк. Мне не хотелось собственными глазами увидеть, как «Ашмол-782» вернется к доктору Ди. Я лишь знала, что книга должна занять прежнее место в обширной библиотеке алхимика, чтобы в XVII веке Элиас Ашмол смог приобрести манускрипт. По правде говоря, мне было жаль расставаться с этой странной книгой. Такие же ощущения я испытывала, когда в самом начале нашего появления Мэтью проиграл Киту статуэтку богини Дианы. Практические вопросы, связанные с нашим отбытием, мы вручили заботам Галлогласа и Пьера. Они опустошали шкафы, набивая сундуки, перераспределяли деньги. Личные вещи Мэтью отправлялись в Олд-Лодж. Сноровистость, с какой работали оба вампира, подсказывала: им уже не раз приходилось заниматься такими делами.
До нашего отъезда из Лондона оставались считаные часы. Я возвращалась от месье Валлена с громоздким пакетом, завернутым в мягкую кожу. Возле местной лавки, торгующей пирогами, мое внимание привлекла девочка лет десяти. Она с восторгом смотрела в окно заведения на выставленную там выпечку. Чем-то девочка напоминала меня в этом возрасте. Такие же непокорные волосы соломенного цвета, такие же несоразмерно длинные руки. Девочка сжалась, словно почувствовала, что за ней наблюдают. Когда наши глаза встретились, я поняла причину настороженности: передо мной была маленькая ведьма.
– Ребекка! – окликнула ее женщина, выходящая из лавки.
У меня замерло сердце: женщина была одновременно похожа на мою маму и на Сару.
Ребекка не отозвалась, а продолжала смотреть на меня так, словно увидела призрака. Мать решила узнать, чем поглощено внимание дочери. Взглянув на меня, она чуть не вскрикнула. От ее взгляда у меня защипало все тело. Мать Ребекки тоже была ведьмой.
Я заставила себя подойти к лавке с пирогами. Каждый шаг приближал меня к ведьмам. Мать инстинктивно прижала Ребекку к подолу платья, что не понравилось дочери, и она попыталась вырваться из материнских рук.
– Она выглядит совсем как гранд-дама, – прошептала Ребекка, стараясь получше меня разглядеть.
– Тише, ты! – шикнула на нее мать и виновато посмотрела на меня, словно извиняясь за поведение дочери. – Ребекка, ты же знаешь, что твоя гранд-дама умерла.
– Меня зовут Диана Ройдон. – Я кивнула в сторону вывески. – Я живу здесь, в «Олене и короне».
– В таком случае вы… – Глаза женщины округлились, и она снова прижала дочь к себе.
– А я Реббека Уайт, – представилась маленькая ведьма, не испытывавшая того же страха, что и мать.
Потом Реббека сделала неуклюжий реверанс. Движения тоже были невероятно знакомыми.
– Рада познакомиться с вами. Вы недавно живете в Блэкфрайерсе?
Я старалась растянуть этот обыденный разговор, просто чтобы подольше смотреть на такие знакомые лица двух незнакомок.
– Нет. Мы живем при больнице недалеко от Смитфилдского рынка, – сообщила Ребекка.
– Когда палаты переполнены, я беру больных к себе, – сказала женщина и замялась. – Я Бриджит Уайт, а Ребекка – моя дочь.
Помимо таких знакомых имен – Бриджит и Ребекка, – теперь я отчетливо понимала, кто передо мной. Бриджит Бишоп родилась примерно в 1632 году. Первым именем, записанным в гримуаре Бишопов, было имя Ребекки Дэвис – ее бабушки. Вдруг эта десятилетняя девчонка выйдет потом замуж и станет Ребеккой Дэвис?
Но сейчас внимание Ребекки было приковано к моей шее. Нет, к голове. Серьги Изабо.
Переместиться в прошлое нам с Мэтью помогли три предмета: рукописный экземпляр «Доктора Фауста», серебряная шахматная фигура и сережка, спрятанная в кукле Бриджит Бишоп. Эта сережка. Я протянула руку и вынула сережку из уха. Опыт общения с Джеком научил меня: если хочешь, чтобы впечатление отложилось в детском мозгу, нужно обязательно смотреть ребенку в глаза. Я присела на корточки. Теперь наши с Ребеккой глаза были на одном уровне.
– Мне нужно, чтобы кто-нибудь сохранил для меня эту сережку. Однажды она мне понадобится. Ты согласна взять сережку на хранение?
Ребекка серьезно посмотрела на меня и кивнула. Я взяла ее руку, почувствовав, как между нами пробежал импульс понимания. Сережку я положила на ее ладонь. Детские пальцы плотно сомкнулись.
– Можно, мама? – запоздало спросила дочь у Бриджит.
– Думаю, да, – с опаской в голосе ответила мать. – А теперь идем, Реббека. Нам пора.
– Спасибо. – Я выпрямилась во весь рост, потрепала Ребекку по плечу и, глядя в глаза Бриджит, повторила: – Спасибо.
Спиной я поймала подталкивающий взгляд. Я догадывалась, кто это. Дождавшись, когда Ребекка и Бриджит уйдут, я повернулась. Передо мной стоял Кит Марло.
– Госпожа Ройдон, – голос Кита звучал хрипло, а сам он был похож на воплощенную смерть, – о вашем отъезде мне Уолтер сообщил.
– Я его попросила.
Усилием воли я заставила Кита взглянуть мне в глаза. Еще одна ситуация, которую я могла исправить. Мои усилия помогут Мэтью должным образом проститься с тем, кто некогда был его близким другом.
Кит быстро отвел взгляд и опустил голову.
– Нельзя мне было появляться здесь, – пробормотал он, уставившись на свои башмаки.
– Я прощаю тебя, Кит.
Марло пружинисто вскинул голову.
– Почему? – удивился он, сраженный моими словами.
– Потому что ты любишь его. Есть и другая причина: пока Мэтью винит тебя за случившееся со мной, часть его личности остается с тобой. Навсегда, – сказала я, не особо задумываясь над ответом. – Так что иди наверх и попрощайся с ним.
Мэтью ждал нас на площадке. Интуиция подсказала ему, что я вернусь не одна. Я чмокнула мужа в губы, собираясь пройти в спальню.
– Твой отец тебя простил, – тихо сказала я мужу. – Найди и ты в себе силы простить Кита.
Я оставила их латать свои отношения, насколько это возможно. Время нашего пребывания здесь стремительно подходило к концу.
Через несколько часов к нам пришел Томас Хэрриот, и я вручила ему стальную трубу.
– Я изготовил это из ружейного дула. Естественно, внеся изменения, – пояснил мне месье Валлен, знаменитый создатель мышеловок и часов. – И добавил гравировку, как вы и просили, госпожа Ройдон.
Валлен прикрепил к телескопу изящный серебряный флажок с гравировкой: N. VALLIN ME FECIT, T. HARRIOT ME INVENIT, 1591.
«Николя Валлен меня сделал, Томас Хэрриот меня изобрел в 1591 году». Я благодарно улыбнулась месье Валлену:
– Настоящий шедевр.
Этот разговор происходил в мастерской месье Валлена. Дома, едва увидев телескоп, Джек закричал во все горло:
– Давайте смотреть на луну! Она уже больше часов на колокольне церкви Святой Милдред!
С чердака во двор «Оленя и короны» принесли старый плетеный стул, на каких сидят в саду. Сегодня здесь творилась история науки. Томас Хэрриот, математик и лингвист, уселся на этот стул. Он навел телескоп, где линзами служили очковые стекла, на полную луну и удовлетворенно вздохнул:
– Гляди-ка, Джек. Это подтверждает то, что писал синьор делла Порта.
Усадив мальчишку на колени, Том поднес один конец трубы к глазу своего верного юного помощника.
– Нужны всего две линзы – выпуклая и вогнутая. Если их расположить на нужном расстоянии, это приблизит наблюдаемый предмет.
После Джека все по очереди смотрели в телескоп.
– Это совсем не то, чего я ожидал, – разочарованно протянул Джордж Чапмен. – Неужели ты не думал, что луна окажется драматичнее? Прости, Том, но таинственная луна поэтов мне предпочтительнее этой.
– А она отнюдь не совершенна, – посетовал Генри Перси, протер глаза, а затем снова поднес к ним трубу.
– Конечно несовершенна. Нет в мире совершенства, – заявил Кит. – Не стоит верить, Хэл, всему, о чем философы толкуют, ибо это – кратчайшая дорога к разрушению. Сам видишь, сколь ничтожно влияние философии на Тома.
Я посмотрела на Мэтью и улыбнулась. Давно мы не слышали словесных баталий тех, кто принадлежал к Школе ночи.
– По крайней мере, Том в состоянии себя прокормить, чего не скажешь ни об одном из моих знакомых драматургов.
Уолтер посмотрел в телескоп и присвистнул:
– Том, я очень жалею, что ты не додумался до этой штуки раньше. В Виргинии ей бы цены не было. Стоишь себе преспокойно на палубе корабля и разглядываешь берег. Взгляни сам, Галлоглас, и только попробуй сказать, что я ошибаюсь.
– Ты никогда не ошибаешься, Уолтер, – ответил Галлоглас и подмигнул Джеку. – Крепко запомни мои слова, юный Джек. Тот, кто платит тебе жалованье, прав всегда и во всем.
Я пригласила к нам Благочестивую Олсоп и Сюзанну. Обе тоже смотрели на луну через звездное стекло Тома. Не скажу, чтобы это изобретение вызвало у них особый восторг, хотя ведьмы добросовестно его изображали, вздыхая и охая.
– И чего мужчины носятся с такими пустяками? – шепотом спросила у меня Сюзанна. – Я бы им и без этой штуки сказала, что луна совсем не гладкая. Или глаз у них нет?
Астрономический сеанс завершился, а с ним закончилось и все радостное, что было в сегодняшней встрече. Наступило тягостное время прощания. Энни мы отправили вместе с Сюзанной и Благочестивой Олсоп, сказав, что ее тетке тяжело одной вести домой старуху. Внешне все выглядело так, словно Энни переночует у Сюзанны, а завтра вернется сюда. Однако интуиция юной ведьмы заподозрила иное. Энни настороженно посмотрела на меня и спросила:
– Госпожа, вы уверены, что вам не понадобится моя помощь? Может, я лучше останусь?
– Нет, Энни. Благочестивая Олсоп еле ноги переставляет. Помоги тетке.
Я моргала, не давая слезам пролиться. И как только Мэтью выдерживал эти повторяющиеся прощания?
Затем ушли Кит, Джордж и Уолтер, пожав Мэтью руку и пожелав удачи. Голоса у них звучали угрюмо.
– Собирайся, Джек. Вы с Томом пойдете ко мне, – объявил мальчишке Генри Перси. – Время не слишком позднее. Ты там еще успеешь посмотреть в трубу на звезды.
– Я не хочу уходить, – засопел Джек.
Он повернулся к Мэтью, глядя на своего героя широко распахнутыми глазами. Как и Энни, он чувствовал надвигающуюся перемену.
– Тебе нечего бояться, Джек, – успокоил мальчика Мэтью, опускаясь перед ним на корточки. – Ты хорошо знаешь и мастера Хэрриота, и лорда Нортумберленда. Они уберегут тебя от всех напастей.
– А вдруг у меня случится кошмар? – шепотом спросил Джек.
– Знаешь, твой страх перед кошмарами чем-то похож на звездное стекло мастера Хэрриота. Там стекла и свет заставляют далекие предметы казаться ближе и больше, чем они есть на самом деле. Вот и твой страх преувеличивает силу кошмаров.
– Вот оно что… – Джек задумался. – Значит, даже если я во сне увижу чудовище, оно не сможет до меня добраться?
Мэтью кивнул:
– Но я расскажу тебе еще один секрет. Сон – это кошмар наоборот. Если тебе приснится тот, кого ты любишь, этот человек окажется ближе, даже когда он далеко.
Мэтью встал и положил руку на голову Джека, молчаливо благословляя мальчика.
После ухода Джека и его попечителей в доме остался лишь Галлоглас. Я открыла свою шкатулку для заклинаний и взяла оттуда нити. Внутри остался гладкий камешек, белое перо, обломок рябиновой ветки, мои драгоценности и записка отца.
– Я позабочусь о твоей шкатулке, – пообещал Галлоглас.
В его могучей ладони шкатулка выглядела совсем игрушечной. Племянничек заключил меня в медвежьи объятия.
– Оберегай другого Мэтью, чтобы однажды он смог меня найти, – глотая слезы, шепнула я на ухо Галлогласу.
Потом я отошла. Двое де Клермонов простились в свойственной им манере: кратко, но эмоционально.
Возле «Шапки кардинала» нас ожидал Пьер, держа поводья наших лошадей. Мэтью усадил меня в седло, затем уселся сам.
– Прощайте, мадам, – сказал Пьер, отпуская поводья.
– Спасибо, друг, – ответила я, и глаза в который раз наполнились слезами.
Пьер подал Мэтью письмо. Я узнала печать Филиппа.
– Милорд, здесь распоряжения вашего отца.
– Если через два дня я не объявлюсь в Эдинбурге, начинай меня искать.
– Непременно, милорд.
Мэтью тронул поводья, я натянула свои, и мы поскакали в направлении Оксфорда.
Мы трижды меняли лошадей и достигли Олд-Лоджа перед восходом солнца. Франсуазу и Шарля заблаговременно отослали из дому. Мы были там одни.
Письмо Филиппа Мэтью положил на письменном столе, расположив так, чтобы оно обязательно попалось на глаза его двойнику из XVI века. Письмо заставит того Мэтью спешно отправиться в Шотландию. Там Мэтью Ройдон какое-то время пробудет при дворе короля Якова, после чего исчезнет, чтобы в Амстердаме начать новую жизнь.
– Шотландский король обрадуется, что мое «помутнение рассудка» закончилось и я вновь стал прежним, – сказал Мэтью, водя ногтем по отцовскому письму. – Он может больше не опасаться моих попыток спасения ведьм.
– Мэтью, ты уже изменил ход событий в прошлом, – сказала я, обнимая его за талию. – Теперь нам предстоит выяснить, как это сказалось на событиях в нашем времени.
Мы прошли в спальню, куда восемь месяцев назад перенеслись из XXI века.
– Я тебя уже предупреждала: у меня нет полной уверенности, что, когда мы перенесемся через несколько столетий, нас выбросит в нужном времени и месте.
– Да, mon coeur, ты это говорила. Но я в тебя верю. – Мэтью взял меня под руку. Давай же снова встретимся с нашим будущим.
– До свидания, дом.
Я огляделась по сторонам. Этот дом я увижу снова, но он будет выглядеть совсем не так, как сейчас, ранним июньским утром 1591 года.
Голубые и янтарные нити в углах спальни вспыхнули и нетерпеливо загудели, наполняя комнату светом и звуком. Набрав в легкие воздуха, я сделала узел на коричневой нити, оставив один конец свободным. Нити были единственными предметами, которые мы брали в будущее, не считая одежды на нас.
– Первый узел завязала – заклинания начало, – прошептала я.
С каждым новым узлом время становилось все громогласнее. Пронзительные крики нитей оглушали.
Когда сплавились концы девятого узла, мы подняли ноги, и окружающий мир стал медленно таять.