Глава 10

Посторонних на участке не было. И вряд ли за домом следили оккупационные власти. Не то время. Если есть хоть малое подозрение, схватят и расстреляют.

Вадим не хотел, чтобы соседи что-то заметили. Он перелез через плетень, присел на углу сарая, махнул рукой. Девушка перебежала, села рядом. Капитан вприсядку сместился за соседнее строение, к которому примыкал дровяник.

Лысоватый мужик повозился в сарае и вернулся в дом с плетеной корзиной, набитой каким-то тряпьем. Дверь захлопнулась.

Вадим быстрым шагом пересек двор, поднялся на скрипучее крыльцо, быстро поглядел по сторонам. Соседские окна отсюда не видно, плетень зарос зеленеющим вьюном.

Он постучал в дверь. Все равно хозяева слышали скрип.

Мужчина, который вблизи оказался моложе, чем со стороны, исподлобья его рассматривал. У него было широкое лицо, надбровные дуги, нависающие над глазами, и на удивление высокая лобная кость.

Посетитель явно не внушал ему доверия. Небритый, грязный, одетый непонятно во что. С плеча свисал плащ – он прикрывал «МП40», – на другом покоился вещмешок, за спиной висел немецкий ранец.

– Доброго вам денька, мил человек, – поздоровался Вадим. – Заплутали малость, знаете ли. – Он покосился на Юлю, подошедшую к нему, хотя ей ясно было приказано сидеть и не отсвечивать. – Анна Ивановна Холодная в этом доме проживает?

Дернулся кадык на горле мужика. Он быстро глянул на девушку. Та была нисколько не чище.

– Анна Ивановна Холодная проживает на соседней улице, – сглотнув, сообщил мужик прокуренным голосом.

Вадим удовлетворенно кивнул. В случае провала явки отзыв был бы другим: «Вы ее племянник из Николаева?»

– Еще раз приветствую. – Вадим улыбнулся. – К вам пожаловала контрразведка СМЕРШ. Гостей принимаете?

Вскоре они сидели в натопленной комнате и наслаждались уютом. Хозяин колдовал с самоваром. Его супруга – довольно приятная, еще молодая особа с пепельными волосами – подогревала на печи чугунок с борщом.

– Я вас где-то видела, девушка, – сказала она, повернув к Юле улыбчивое лицо.

– Не знаю. – Девушка пожала плечами. – Если посещаете музеи, то могли видеть. Я работаю в Марининском дворце. А живу тоже недалеко. Тут несколько минут, если рысью.

– Вы пришли от партизан? – спросил Павел, переставший хромать после того, как задернул занавески. – Как дела у Василия Лукича?

– Неважно, если честно, – ответил Вадим. – Но лучше, чем у Сергея Леонидовича. Воронцов погиб несколько дней назад, не перенес тяжелого ранения. Сазонова ранили сегодня, когда немцы громили базу отряда, расположенную в Глуховском распадке.

Супруги потрясенно ахнули. Женщина села на табуретку. У нее подкосились ноги.

– Погибло много людей, – продолжал Вадим. – Спаслись человек двадцать, в том числе Никита Овчарук и сам Василий Лукич, о состоянии которого нам ничего не известно. Остатки отряда ушли выше в горы. Базу сдал некий Валентин Сурков, работавший в художественном музее. С предателем я уже рассчитался. – Он монотонно излагал обстоятельства трагедии.

Бледные хозяева потрясенно молчали.

– Я прислан в Элидию по заданию контрразведки Приморской армии, – закончил Вадим. – Девушка не имеет отношения ни к подпольщикам, ни к партизанам. Она тоже числится в штате государственного художественного музея, но никого не предавала. Я ей верю. Про вас мы знаем только то, что несколько дней назад сообщил мне Сазонов. Мы рискуем так же, как и вы.

– Мы не предатели, – проворчал Павел Бережных. – Работаем на автотранспортном предприятии, обслуживающем немецкий гарнизон, по заданию штаба подпольного движения.

– Нас называют хиви, – сказала Наталья. – Вроде добровольных помощников германской армии. Это противно. Мы пошли на такой шаг только по приказу.

– Вы давно в наших краях? – спросил Павел.

– Несколько дней. Мы тоже не предатели и не провокаторы, – сказал Вадим. – Расслабьтесь, товарищи. Вас по-прежнему грызет червь сомнений. Будь мы сотрудниками полиции или гестапо, не стали бы втираться к вам в доверие, а давно поставили бы к стенке. До прихода наших войск остались дни или даже часы. Немцам убегать надо, а не придумывать сложные шпионские комбинации.

– Все в порядке, товарищи, – отмахнулся Павел. – Вы сказали пароль, который знают только доверенные лица товарища Сазонова. Мы готовы предоставить вам убежище и помощь.

– Остались еще в городе незасвеченные надежные люди? – спросил Вадим.

– Очень мало, – ответила Наталья. – Последние две недели людей хватают пачками, пытают в подвалах, увозят на расстрел куда-то за Поликуровские холмы. Берут по любому доносу, не разбираются. Под гребенку заметают и наших товарищей, которые действительно имеют отношение к подполью.

– Люди есть, не волнуйтесь, – сказал Павел.

– Найдется надежный человек, имеющий отношение к ялтинскому порту?

Хозяева задумались, как-то многозначительно переглянулись.

– Мы можем свести вас с парой таких людей, – откашлявшись, заявил хозяин. – Можете не сомневаться, народ проверенный. Алексей Мищук занимается каботажными перевозками, транспортирует грузы вдоль побережья, разумеется, под присмотром. Второй – Борис Щербина. Он, извиняюсь, полицейский.

– Вот так. – Вадим нахмурился.

– Нормальное явление, – заверил его Павел. – Наш товарищ, бывший милиционер, по заданию подполья в прошлом году устроился в полицию. Его проверяли, он не скрывал, что служил в милиции, прикинулся кровно обиженным на советскую власть. В карательных акциях не участвовал, не переживайте. Работает в охране порта, начальником дежурной караульной смены.

– Неплохо. – Вадим недоверчиво покрутил головой. – Чего только не бывает в этих ваших подпольных делах.

– Имеет репутацию молчуна, эдакого добренького дяденьки, – добавила Наталья. – Немцы знают, что он не станет никого расстреливать, но держат на службе, поскольку Борис умеет наладить работу, а таких людей в полиции мало. Грабить, пугать, расстреливать они умеют, а вот соблюдать дисциплину, четко выполнять приказы…

– Хорошо. – Вадим посмотрел на часы. – Торопить не хочу, но время на месте не стоит. Пригласите товарищей в гости. И отдельная просьба, Наталья. В моей котомке вы найдете форму немецкого офицера. Не сочтите за труд привести ее в порядок, чтобы мне не стыдно было показаться в приличном обществе.

Эти люди возникли в хате лишь через несколько часов. На всякий случай Вадим удалил оттуда Юлю, приказал ей сидеть в сарае и бежать как можно дальше при первых же признаках тревоги.

– Вадим, я не уйду, – пробормотала девушка. – Ты хочешь помочь нашему делу, уже и сам не веришь, что можно отыскать концы, но все равно стараешься. Я буду с тобой, Вадим. Ты мне не командир, в конце концов.

– Так! – Сиротин нахмурился и спросил: – Знаешь, что красит женщину больше всего?

– Многое…

– Ее отсутствие, – отрезал Вадим. – Почему не подчиняемся, товарищ Некрасова? Изволь выполнять приказ и не позорь мне тут фамилию великого русского классика!

– Да было бы что позорить, – проворчала девушка, удаляясь. – Тоже мне, классик. Этот самый твой поэт, между прочим, был порядочной скотиной, жуликом, плутом, спекулянтом, азартным карточным игроком и жестоким помещиком. Он прилюдно порол своих крепостных на конюшне. А еще спал с чужой женой и при этом закатывал сцены ревности ее законному мужу. Но только учти, Сиротин, я тебе такого не говорила, – добавила она, притормозив на пороге. – Пусть это останется между нами.

Теперь эти мужики сидели за дубовым столом напротив капитана и придирчиво его разглядывали.

Первый выглядел ничем не примечательно. Водолазка, потертый пиджачок, сам жилистый, скуластый, с лукавым блеском в глазах.

Второй явился, не смущаясь, в полицейской форме, с винтовкой в руке. Ростом выше среднего, плотный, похожий на бычка. В его движениях сквозила степенность, основательность.

Первому было меньше тридцати, второму – в пределах сорока. Он подал Вадиму руку, как-то забавно растопырив пальцы.

С какой только публикой не приходилось сталкиваться капитану контрразведки СМЕРШ на этой войне. Видимо, эти мужики думали о том же. Они смотрели на него с любопытством. Про СМЕРШ, вероятно, слышали много чего.

– Не буду растекаться, товарищи. Сами понимаете, фашистская власть на Южном берегу Крыма доживает последние деньки. Немцы вывозят из музеев наш золотой фонд. Я имею в виду, конечно, не золото в слитках, а ценные предметы искусства.

– Товарищ капитан, да мы не тупые, – напевно протянул Алексей Мищук. – Я слышал разговоры. Наши будто потопили теплоход, который в Румынию эти самые предметы пер.

– «Карл-Теодор», – проговорил Борис Щербина. – Чистая, кстати, правда, товарищ капитан. Потопили на хрен. Оно и правильно. На трубе ведь не написано, что он везет. У нас в порту только об этом и перешептываются. Офицеры в черных мундирах бегали, за головы хватались. Даже не СС, другое ведомство.

– СД, – сказал Вадим. – Или министерство по оккупированным территориям. Задача следующая, товарищи. Скорее всего, мы опоздали, но нужно убедиться. Наша авиация потопила лишь часть коллекции. Самые ценные экспонаты были доставлены в закрытую зону ялтинского порта, где базируются подводные лодки. На этом наша осведомленность завершается. Скорее всего, ценный груз ушел в Румынию на борту некой субмарины, но точно это неизвестно. Точную стоимость сокровищ, похищенных немцами, я, конечно, не знаю, но можете сами вообразить. Сумма астрономическая. Если груз ушел в Румынию, то это уже не наша забота. Там будет работать внешняя разведка. В противном случае вся головная боль достанется нам. Вероятность этого мала. Повторяю, нам нужна ясность. Куда, на чем и когда ушел груз, доставленный в закрытую зону два-три дня назад? Это дюжина герметичных ящиков, помеченных красной краской!

– Знаю эту зону, – сказал Щербина и почесал мясистый нос. – Полицию туда не пускают, периметр охраняет СС, внутренности – военные моряки. Вроде ничего серьезного. Заходят подлодки, пополняют припасы и следуют дальше. Портовый склад, где они берут ГСМ, находится в нашем ведении. Можно разговорить кого-нибудь из господ офицеров. – Щербина задумался. – Есть один словоохотливый обер-лейтенант цур зее. Это у них по-флотски так. Томас Зигель его зовут. Приезжает через день, вчера не был. Постоянно улыбается, спрашивает, как дела. Любит бахвалиться, что сам выучил русский язык, хотя с этим у него слабовато.

– Борис, проявите инициативу, – заявил Вадим. – Сможете разговорить Зигеля? Пропустите по стаканчику, найдите общую тему. Допускаю темный закоулок, запугивание, пару удушающих приемов. Вам все равно придется заканчивать с вашей полицейской карьерой. Через день-два придут наши. Вы же не собираетесь отступать с немцами? У вас семья есть?

– Да какая там семья, – отмахнулся Щербина и задумался. – Я понял поставленную задачу, товарищ капитан, справлюсь. Но придется подождать.

– Подождем, – согласился Вадим. – Но помните, что время играет не на нас.

– Кстати, ввиду эвакуации режим секретности они серьезно ослабили, – сказал Мищук. – Какая там к лешему секретность. Все летит к той самой матери. Им надо драпать, для начала в Севастополь. Хотя многие корабли уже прямым ходом направляются в Румынию.

– Ты чем занимаешься? – спросил Вадим.

– Катер доверили господа оккупанты, – ответил Мищук. – Перевожу грузы до полутора тонн. Снабжение гарнизонов, расположенных вдоль побережья, едой и боеприпасами, доставка раненых в госпиталь. Это ржавое корыто было раньше приписано к феодосийскому порту, потом его перевели сюда. Я несколько раз выводил мотор из строя, на мель садился, борт намеренно пропорол о подводную скалу. Ничего не помогает. – Мищук тихо засмеялся. – Вызывают ремонтников, чинят да еще и на меня косо смотрят. Мол, не со злым ли умыслом? Нет у них хороших специалистов, чтобы все мели и подводные рифы знали, вот и мирятся с моей персоной.

– Сможешь помочь Борису, Алексей, если ему потребуется?

– Конечно, все устроим, товарищ капитан, – сказал Мищук. – Всегда отбрешемся, что работаем по приказу полицейского управления. А будут рыпаться, и документ покажем. Знаете, с каким уважением немцы относятся к бумагам, проштампованным их занюханным орлом?

Остаток дня прошел на нервах. Эти мужики ушли и как в воду канули. Вадим вроде все понимал. Быстро такие дела не делаются. Но успокоиться капитан никак не мог.

Наталья устроила гостей в дальней комнате и показала запасной выход через сортир и дыру в заборе. Можно прыгать из окна и нырять в ту же дыру.

Они жевали что-то безвкусное, благодарили хозяйку. По одному посетили баню, помылись еле теплой водой.

Павел отлучился на несколько часов, нарисовался только вечером. Жизнь научила Вадима никому не доверять. Он махнул девушке, чтобы отбежала к окну, прижался с автоматом к проему.

Павел закрыл калитку, прихрамывая, потащился по дорожке. Заскрипели двери в сенях.

«Чрезмерная подозрительность! – упрекал себя Вадим. – Василий Лукич божился за этих людей. Они не могут продать».

– Полиция в городе шмон учиняет, – объявил хозяин, заперев за собой дверь. – Облавой идут по центральным улицам. Говорят, инцидент случился. Подпольщики склон подорвали на въезде в Ялту. Мощная осыпь сошла и единственную дорогу перекрыла. Фрицы по ней последние резервы на восток переправляли, вывозили в Севастополь раненых и награбленное добро. Шум там знатный учинился. Немцы всю технику подогнали, что в районе была, сейчас завалы расчищают. Бешеные полицаи хватают в городе всех подряд, свозят в участок и там пытают, требуют признаться в связях с партизанами.

– Невмоготу уже. – Наталья покачала головой. – Когда же кончится это безумие?

– Скоро уже, – со злорадной ухмылкой сказал Павел. – Похоже, наши очнулись. Артподготовку проводят в районе Керченской переправы. Наступление уже начинается.

Ночью они не раздевались, прислушиваясь к отдаленной канонаде, к шуму в городе. Где-то в центре Элидии хлопали выстрелы, рычала тяжелая техника.

Хоть тресни, не было в их комнате второй кровати! Они лежали, каждый на своем краю, и испытывали какое-то странное волнение, явно не связанное с большой политикой, войной и кознями полиции. Он нашел ее руку, она дрожала, была холодна как лед.

Юля не отняла ее, только глубоко вздохнула. Вадим не понял, что это значило. Ему мешал автомат, возникало такое ощущение, что их было трое в этой кровати. За стенкой монотонно бубнили хозяева.

В доме было сыро, прохладно.

Периодически вздрагивала земля, словно чудище трехглавое ворочалось в ее недрах. Советская авиация на севере и востоке утюжила позиции гитлеровских войск.

Девушка вздрагивала после каждого такого сотрясения, шептала что-то, весьма похожее на молитву. Вадим обнял ее, привлек к себе. Она с готовностью подалась в его объятия, пристроила голову на плечо, стала меньше вздрагивать.

«Не до глупостей сегодня. Обстановка та еще, положение подвешенное, а мы едва знакомы, – сказал себе Вадим. – Высоконравственные советские люди не бросаются в койку по первому позыву плоти. Может быть, через день-другой, когда отпустит напряжение, установится в душе хоть какое-то равновесие».

– С тобой спокойно, – прошептала Юля, укладывая руку ему на грудь. – Не сказать, что я невозмутима как тибетский лама, но мне уже не хочется сновать из угла в угол, изображать блуждающую комету. Я знаю, что шансов мало, все пропало, но вдруг нам еще повезет?

– Мы все вернем. – Вадим осторожно поцеловал девушку в висок и застыл в ожидании гневной отповеди, но таковой не последовало. – Мы вернем все ценности, заново откроем музеи и дворцы, – заявил он и снова поцеловал Юлю.

– А если немцы перед бегством взорвут Марининский дворец? – сказала девушка и напряглась. – Чтобы никому не достался? Эти утонченные натуры и ценители прекрасного уже поняли, что это больше не их собственность. Что им помешает?..

– Такие акции не проводятся за один день, – сказал Вадим. – Нашей разведке об этом ничего не известно. Дворец огромный. Они опутали бы его проводами, неделю завозили бы взрывчатку. Ты видела что-нибудь подобное?

– Кажется, нет, – ответила она, потом съежилась и позволила Вадиму крепко обнять ее.

А перед рассветом беда пришла и в этот дом! У двора гудели машины, свет фар плясал по зашторенным окнам. Кричали люди, на соседней улице гремели выстрелы. Добралась облава!

Вадим не делал резких движений, прислушивался. Завозилась Юля, заблестели глаза в темноте.

– Что происходит? – спросила девушка.

Происходило что-то гадкое. Но вряд ли оккупанты пришли именно по их душу. Хотя кто его знает. Если они пойдут без разбора по всем участкам…

Он проворчал пару успокаивающих слов, вытряхнулся из кровати, сунулся к хозяевам. Они не спали, сновали от окна к окну.

Машины гудели справа и слева, топали люди. От удара кованого сапога распахнулась калитка у соседей.

– Это облава, товарищ капитан, – прохрипел Павел Бережных. – Клянусь Родиной, это не мы с Натахой и не те мужики. Тогда сразу к нам пришли бы. Нет, идут охватом, зачищают весь город, понимают, что им хана, вот и злобствуют напоследок. Давайте во двор вместе с Юлией Владимировной, а мы быстро вашу кровать заправим.

Но выйти из дома было невозможно даже через задний ход. Соседская ограда находилась практически под носом. За ней шныряли огоньки фонарей, матерились полицаи, осиротевшие после гибели Жоры Тернопольского.

Вадим едва успел попятиться за порог, оттолкнул девушку. Он замкнул крючок и услышал, как полицаи проломили ограду и с бодрыми матерками полезли на участок.

Капитан потащил Юлю в сени через комнату. Но и с той стороны не было ничего утешительного. Гудели грузовики, полицаи колотились в калитку.

– Павлуша, открывай, не хрен спать! – выкрикнул один из них.

– Мать, иди, впускай гостей, – сказал Павел. – А вы ныряйте в подпол. Уж извиняйте, товарищ капитан, обложили нас, не могу предложить ничего другого.

Он ногой отбросил коврик посреди комнаты, откинул тяжелую крышку люка. В свете фонаря обозначилась ветхая лестница, груды хлама на дне подвала.

Все это очень даже напоминало западню. Но выбора у них не было.

Они лежали в сыром углу под мешковиной, заваленные старым тряпьем, тазиками, какими-то неликвидными стройматериалами, источающими пронзительные запахи. Ржавые гвозди вгрызались в ноги. Вадим накрыл женщину собой, она судорожно вздрагивала под ним, терпела.

Палец капитана лежал на спусковом крючке. Если все пропало, он успеет забрать с собой пару уродов.

– Вадим, у меня ногу сводит, – сдавленно пожаловалась Юля. – Есть какие-нибудь идеи?

– Лежи, не шевелись. – Он изогнулся чуть не до треска в позвоночнике и стал растирать ее лодыжку, обтянутую рваным чулком. Ножка у девушки была аккуратной, теплой, отзывчиво подрагивала.

– Мужики, какого хрена вы тут шляетесь по ночам? – проворчал Павел, впуская незваных гостей.

– Приказ выполняем, Павлуша, – проворчал надтреснутый бас. – Избавить от клятых подпольщиков город раз и навсегда! Последнюю шпану в центре подчистили, прихлопнули две явочные квартиры на Корабельной. Ни одна падла не ушла, всех к стенке на месте поставили! Есть разнарядка и на эту дыру.

– Так мы же свои. Вы охренели, мужики?

– Так и те свои были. Федьку Вострякова помнишь? Вместе с тобой в автохозяйстве трудился. Тот еще гаденыш оказался! Донесли на него. Мы в дом, а он за обрез и давай отстреливаться. Ранил двоих, шкура! Но ничего, сейчас его семейству сладко на том свете. Ты не бузи, Павлуша, мы сегодня всех проверяем. Служба у нас такая.

Полицаи врывались в комнаты, возились на участке. Прогибалась лестница, ведущая на чердак. Сильная рука вцепилась в кольцо на крышке люка, чуть не вырвала ее из петель.

Вадим затаил дыхание. Его рука машинально поглаживала девичью щиколотку. Хоть какой-то приятный момент в этом безумии.

Пятна света плясали по горам мусора, по осыпающимся земляным стенам.

– Ты чего тут курятник развел, Павлуша? – недовольно проворчал полицай. – Не научили немцы порядку?

Незваные гости присели на корточки, осматривали подземелье в свете карманных фонариков. Спускаться в эту клоаку им явно не хотелось.

– Ну ты и хозяин, Павлуша, – пробрюзжал полицай. – Всякое дерьмо у себя в подвале собираешь. Константин, какого хрена лыбишься? Давай спускайся, посмотри.

– Да больно надо ноги ломать, – заявил тот. – Нет там ни хрена.

– А ты слезь, Костик, да проверь. – Павел начал раздражаться. – Только нежнее давай. Там у нас соленья, грибы маринованные.

– Да я лучше гранату брошу, – заявил полицай и, судя по звукам, начал отстегивать ее от пояса.

Вадим похолодел, Юля задрожала.

– Костян, какого хрена, что я тебе сделал? – возмутился Павел. – Видишь же, нет там ни черта! Чего прицепились?

– А пусть бросает, раз ума не нажил, – раздался насмешливый голос Натальи. – Швыряй, Константин, не тушуйся. Только не забывай, что фундамент в доме гнилой, опоры поплыли. Гранату бросишь – вы даже выбежать не успеете, всех завалит. Я уже сколько раз твердила своему дармоеду!..

– Ладно, пошли отсюда. – Полицай рывком поднялся. – А то машины без нас уйдут, придется пешком догонять.

Служивые гремели тазиками в сенях, ржали, когда кто-то из них чуть не насадил глаза на грабли.

– Вылезайте, отбой воздушной тревоги, – сказал Павел, когда в доме установилась тишина. – Все в порядке, это не за вами.

Юлю скрутило, она лежала на кровати, укутавшись в кучу одеял, жалобно моргала. Неустрашимым бойцом подпольного фронта эта девушка точно не была, но упрямства ей хватало. Жара не было, она просто переволновалась.

Вадим подоткнул под нее одеяло, несколько минут посидел рядом. Чертова полиция, весь сон отшибла!

На городской окраине установилась хрупкая тишина. Но к восьми утра снова начались паломничества. Первым нарисовался Алексей Мищук. Он по-свойски вошел в дом, но ему тоже не повезло.

Мужик получил в сенях теми же граблями по лбу и стал брюзжать:

– Да чтоб ты себе детей делал тем же инструментом, Павел!

Муж и жена сдавленно хихикали. С наведением порядка в доме и на дворе у них всегда были проблемы.

Потирая лоб, Мищук взгромоздился за дубовый стол и потребовал завтрак. Павел убирал с прохода ржавый инструмент, Наталья затапливала печь. Из спальни высунулась Юля, похлопала глазами, зевнула словно кошка.

– Рад вас видеть живым и здоровым, товарищ капитан, – объявил, подмигнув девушке, Мищук. – Докладываю обстановку. В городе творится не пойми что. Немцы, похоже, еще не решили – оборонять Ялту или сразу драпать. Вроде и жалко, жемчужина Крыма, однако. Они тут время неплохо проводили, пока оккупация была.

– Наши где? – спросил Вадим.

– Да хрен бы их знал, – простодушно отозвался Мищук. – Нам, рядовым подпольщикам, об этом не докладывают. В порту суматоха. Уплывают последние пароходы. Немцы бегают как муравьи. Роют окопы под Массандрой, спешно возводят укрепрайон, который наши сметут за пять минут. Это немцы думают, что они в окопах сидят. – Парень мстительно оскалился. – А они на самом деле уже в могилах. Ночью в городе шмон стоял, полицаи бесились. Слух прошел, что немцы не собираются брать их с собой в отступление, всех бросят на передовую в качестве пушечного мяса. Вот они и срывают злость. Меня пока не останавливают, пропуск работает. Я вроде как свой. Через два часа обещают на катер раненых офицеров с передовой подвезти. Погоню в Севастополь. На судне охрана – две солдатские рожи. Меня отпустили, чтобы доставил кое-что из запчастей. Посудина у второго причала стоит.

– Собираешься плыть? – осведомился Вадим.

– Есть другие предложения? – вопросом на вопрос ответил Мищук. – Тут сорока на хвосте принесла. – Он задумчиво почесал веснушчатую переносицу. – Наши уже Феодосию забирают, а северная группировка Симферополь вот-вот отнимет.

Борис Щербина нарисовался очень кстати! Постучал в калитку, проорал на всю улицу, что это именно он. У этого здоровяка было приподнятое настроение. Он протопал в дом, развалился за столом, потеснив Мищука. Выглянула Юля, уставилась на него с надеждой.

– Выкладывай! – приказал Вадим. – Загадочный ты нынче, Борис. Надеюсь, не гонялся всю ночь со своими головорезами за подпольщиками?

– Нет, в мои обязанности это не входит, – не без достоинства сообщил Щербина. – За что не раз получал нагоняи и упреки от соратников-предателей. Моя задача – организация и несение караульной службы. Имеются интересные новости, товарищ капитан. – Щербина как-то приосанился. – Трое суток назад двенадцать ящиков, помеченных красной краской, были погружены на субмарину, стоящую на той самой засекреченной базе под Ялтой.

– Ты поговорил по душам с обер-лейтенантом Томасом Зигелем? – спросил Вадим.

– Да, мы имели обстоятельную беседу, – подтвердил Щербина. – Зигель завалился в караулку поздно вечером, слегка поддатый, с бутылкой шнапса. Сообщил, что с базы вывозят ценное оборудование, станки, инструментарий. Лодок там больше нет, остался запас торпед, но его проще взорвать, чем вывезти. Порядка в порту никакого. Грех не воспользоваться этим обстоятельством. Я еще подпоил Зигеля, сказал своим, что отвезу этот полутруп в офицерское общежитие. Не бросать же его посреди порта. За доками в овраге мы с ним и поговорили. Он сразу протрезвел, как увидел нож у горла.

– Опусти технические детали, – посоветовал Сиротин. – Давай суть.

– Субмарина так себе, – начал Щербина. – Так называемой второй серии, малого класса. Командир – корветтен-капитан Гельмут Кляйн. Лодка с грузом ушла, но недалеко. Миновала Форос, бухту Ласпи, отправилась в открытое море. Тогда и начались серьезные проблемы. Вскрылась течь в корпусе, вышел из строя один из рулей горизонтального управления. Посудина сама по себе неустойчивая из-за узкого корпуса, а с такой неисправностью – гроб на двадцать персон. Капитан Кляйн радировал в штаб о неисправностях и получил приказ возвращаться. Но не в Ялту, а на ближайшую ремонтную базу В-89, находящуюся в трех милях восточнее Балаклавской бухты. Док на этой базе как раз оказался свободен, персонал еще не съехал. В общем, лодка развернулась и отправилась малым ходом на ремонт. До этой базы было всего несколько миль. Зигель уверен, что субмарина еще там. База оборудована сухим доком, позволяющим латать пробоины и производить любой ремонт.

– Почему она еще там?

– Дырку залатали, а вот поломка руля оказалась серьезной. Требовалась замена целого узла, которого на складе не нашли. Неизвестно, доставили ли его, но вчера вечером лодка еще стояла на базе. Корветтен-капитан Кляйн периодически сообщал о ходе работ. Зигеля и Кляйна трясет некий оберштурмбаннфюрер Фюрстенберг, требует не затягивать с отправкой груза в Констанцу.

– Этот парень, должно быть, из ведомства господина Розенберга, – задумчиво пробормотал Вадим. – Их можно понять. Такое досадное стечение обстоятельств. Выходить в море с этими поломками действительно нельзя. Перегрузить ценности не на что. Давно бы сделали, имейся у них запасной транспорт.

– Подождите, – хрипло сказала Юля. – Я не поняла самого главного. Ценный груз из Марининского дворца до сих пор находится в Крыму? – Голос ее от волнения сел и сломался.

– Надеемся, что это так, – сказал Вадим. – Интересная возникает картинка, товарищи. Борис, где находится база В-89? Что это вообще такое?

– Не знаю, товарищ капитан, – удрученно проговорил Щербина. – Береговая линия, гроты. Точно неизвестно. Мой приятель Зигель там никогда не был. На самом интересном месте он решил оказать сопротивление, мне пришлось перерезать ему горло. – Щербина вздохнул с виноватым видом. – А трупы не очень разговорчивы.

– Вот же голова садовая! Знаю я это заведение! – заявил Мищук и хлопнул себя по лбу. – В той местности существует единственная база для ремонта субмарин. Ее наши накануне войны построили. Я дважды ходил туда с грузом деталей и запчастей, примерно год и шесть месяцев назад. Потом сообщил связным о наличии объекта. Уж не знаю, как наши распорядились этими сведениями.

– Подозреваю, что никак, – проворчал Вадим. – Обычная ремонтная база. Давай подробности, Леха.

– Объект расположен чуть восточнее Балаклавской бухты. – Мищук прикрыл глаза, чтобы лучше вспоминалось. – Очень удобно, неисправным судам незачем пилить до Балаклавы, бухту которой в сорок первом нашпиговали минами как мы, так и немцы. Это местечко интересно тем, что по суше к нему никак не подойти. Там нет ни дорог, ни троп, лишь одни непроходимые скалы. Помню, до войны туристы дикарями приезжали, пытались освоить их. Неделю долбились, но так и не вышли к берегу. Плюнули на все, уехали пиво пить в Балаклаву. Подойти к этим скалам можно только с моря. Берег страшно изрезан, махины нависают над водой. Глубина начинается сразу, пологих спусков нет. Я думаю, что это грот естественного происхождения в теле скалы. Так природа сделала, а люди этим воспользовались. Мы не заходили внутрь. Да туда и не всякая посуда войдет. Вход в пещеру перекрывает батопорт. Это такая мощная штука из бетона и стали, что-то вроде ворот. Шторка, так сказать. Рядом площадка и причал, залитый бетоном. Идти до этого несчастья отсюда часа полтора, в принципе немного. Там скала Лотос выпирает в море, сразу за ней начинаются шхеры, кучка каменных островков. Через них и проложена морская тропинка к базе.

– А все остальное заминировано, – пробормотал Вадим. – Ну что ж, товарищ Мищук, считай, сам вызвался. – Капитан усмехнулся и спросил: – Вернем стране народное достояние, товарищи? Если у вас, конечно, нет на сегодня других дел.