Одинокий стрелок

Джонатан Мэйберри

Солдат лежит, мертвый.

Почти.

Но не совсем.

Так же как и мир.

Почти.

Но не совсем.

Его похоронили.

Но не под спудом грязи на глубине шести футов. Это было бы, наверное, даже приятно и принесло бы ему что-то вроде облегчения. Может, в этом была бы хоть какая-то справедливость. Но его похоронили не так. Не на кладбище. Уж точно не в Арлингтоне, где он должен был упокоиться по желанию его отца. И не на маленьком кладбище дома, в Калифорнии, где под мрамором и прохладной травой лежали его бабушка с дедушкой.

Солдат лежал в какой-то сраной дыре, в богом позабытом городке в самой заднице мира – округе Файетт, что в Пенсильвании. Не в земле и не в гробу.

Он был погребен под мертвыми телами.

Под множеством мертвых тел.

Их были сотни. Целая гора из тел. Она возвышалась над ним и окружала со всех сторон. Сминала его, душила и убивала.

Впрочем, они хотя бы не кусали его и не разрывали его плоть сломанными ногтями. Впрочем, что-то такое было, но не шибко много. Ни черта подобного. Во всем этом, возможно, прослеживалась некая ирония высшего порядка. Он был уверен в этом. Такой матерый убийца, как он, – и умирает из-за того, что на него взгромоздили гору трупов. Спокойная, пассивная смерть с некой толикой дурацкой поэзии в довесок.

Однако Сэм Имура был не особо поэтической натурой. Нет, он понимал и даже ценил поэзию, но не хотел иметь с ней ничего общего. Нет уж, спасибо.

Теперь он лежал, размышляя об этом. И не особенно заботился о том, что вот он – самый настоящий конец.

Ему было известно, что это ложь. В лучшем случае, проявление рационализма. Его стоицизм пытается позволить его страхам крикнуть еще разок: «Нет, все в порядке, все нормально, это хорошая смерть!», только это полная чушь. Никогда не бывало никаких «хороших смертей». Ни одной.

Он был солдатом всю свою жизнь. Вначале в регулярной армии, затем в Силах специального назначения, затем в тайных операциях группы под названием Департамент Военных Исследований, а после этого вольным стрелком, в качестве вожака группы хорошо вооруженных «решал», называвших себя «бойскауты». Он всегда был солдатом. Нажимал на спусковой крючок с детства. Сэм забирал чужие жизни столько раз и в стольких местах, что уже давно перестал считать. Только самодовольные засранцы ведут этому счет. Большинство его приятелей-снайперов продолжали считать, а он – нет. Он никогда настолько не сходил с катушек.

Но сейчас он был бы не против слегка тронуться рассудком. Его занимал вопрос: равно ли количество людей, убитых им при помощи огнестрельного и холодного оружия, взрывчатки и голыми руками, количеству трупов, под которыми он был теперь погребен.

В этом тоже есть некая особенная, странная справедливость. И поэзия. Как будто все, кого он убил, были неразрывно связаны с ним, словно все они были приятелями-пассажирами на черном корабле, плывущем в Вальгаллу. Он знал, что это была притянутая за уши метафора, ну, да и хрен с ним. Он умирал под горой мертвых упырей, которые пытались сожрать его буквально пару часов назад. Так что… да, на хер поэзию, в жопу метафоры, и срать на все.

Сэм подумал, не сходит ли он с ума.

У него были для этого все основания.

– Нет… – он услышал звук своего голоса. Слово. Признание. Но пусть даже оно исходило от него, Сэм не понимал, что он имел в виду. Нет, он не сходит с ума? Нет, он не является шестеренкой в безразличном механизме небесных светил? Нет, он не умирает?

Он снова это произнес. Признал свое право собственности на это слово. На то, что оно означает.

Он обдумал обе эти концепции и отверг их.

– Нет! – прорычал он, только теперь поняв, что пытался сказать самому себе и этому лежащему в руинах, поганому миру. – Нет. Я не умру.

Не здесь, не сейчас и не так. Черт возьми, только не так. На хер! На хер этих пожирающих плоть уродов, на хер Вселенную, и поэзию на хер дважды, и бога, и вообще все на хер!

Но главное – на хер смерть!

– Нет, – произнес он еще раз, и теперь услышал в этом слове себя: солдата, выжившего, убийцу.

Мертвецы не смогли его убить, а они, мать их, хорошо постарались. Мир не смог его убить, даже спустя все эти годы. И этот день его не убил. Он был уверен, то сейчас уже ночь, и ей Сэм тоже не собирался позволить его убить. Поэтому он попробовал двинуться.

Но легче сказать, чем сделать. Мертвые тела были разорваны автоматными очередями, когда выжившие «бойскауты» дали бой, чтобы помочь дамочке-копу, Дез Фокс, и еще группке взрослых спасти несколько автобусов с детьми. Они все остановились у продуктового склада «Сэппфайр Фудс», чтобы пополнить запасы перед тем, как отправиться на юг, к спасательной базе. Мертвые нагрянули неожиданно, также охотясь за едой, и наступали волна за волной. Их были тысячи. Фокс и «бойскауты» пробили себе путь наружу.

Ну, вроде как пробили.

Сэма подмяла под себя волна упырей, и Цыганка, одна из его стрелков, попыталась спасти его, поливая их огнем и меняя обойму за обоймой. Мертвые падали один за другим, и Сэма погребло под их массой. Никто не пришел, чтобы найти его и вытащить наружу.

Он слышал рев автобусов. Слышал крик Цыганки, хотя и не мог сказать, почему она кричала – потому что мертвяки добрались до нее или от отчаяния из-за невозможности его спасти. Невозможно было точно утверждать. Ни в чем нельзя было быть уверенным, пока он не выкарабкается наружу и не найдет ее тело. Но скорее всего, она увидела, как он упал, и посчитала, что ему конец. Так и должно было быть, но – с оговорками. Сэм был одет в кевларовый бронежилет, с усиленными налокотниками и наколенниками, перчатками из паучьего шелка и боевым бронированным шлемом с небьющимся пластиковым щитком. На нем практически не было мест, через которые зубы мертвецов могли бы его достать. Кроме того, из-за стрельбы Цыганки, вкупе с его собственной, его полностью завалило мертвецами. Ну, или как там их теперь надо называть. Мертвые больше не были просто мертвыми: были ходячие и кусачие мертвые – и были «совсем» мертвые.

Сэм понял, что его мысли заняты какими-то пустяками. Защитный механизм. Защита от страха.

– Нет, – сказал он снова. Это слово было его спасательным кругом, его кнутом и плетью. – Нет.

Он попытался сдвинуться. Почувствовал, что может сдвинуть правую руку почти на десять дюймов. Ноги были в порядке, но на его колени, грудь и голову давила масса трупов. Неизвестно, какой высоты был курган, но он был сложен из тел, словно башня из игры в «Дженгу». Вес этой груды давил на Сэма, однако не смог лишить его жизни. Пока еще. Надо двигаться осторожно, стараясь не обвалить всю эту смердящую массу, чтобы она не выбила из него дух на самом деле.

Это была головоломка из области физики и инженерии, терпения и стратегии. Сэм всегда гордился тем, что больше полагался на разум, чем на чувства. Снайперы и должны быть такими. Холодными, требовательными, точными.

Терпеливыми.

За исключением…

Когда он начал двигаться, то масса тел тоже отозвалась на его движение. Вначале он подумал, что это всего лишь следствие работы закона причины и следствия, реакция неустойчивой массы на силу тяжести и изменения в опоре. Он остановился, прислушавшись. Не было ни малейшего проблеска света, ничего не разглядеть. Он знал, что какое-то время был без сознания, поэтому сейчас уже, наверное, сумерки или еще более позднее время. Ночь. Во тьме кургана ему приходилось полагаться лишь на органы осязания и слух, чтобы управлять движениями своих рук и ног. Можно было предположить, что из-за его толчков сдвинулось с места какое-то тело, либо его часть.

Но затем он почувствовал какое-то движение справа. При этом он не шевелил ни правой рукой, ни плечом. Он вообще ничего правой стороной тела не делал. Все его попытки были направлены на то, чтобы освободить больше пространства для ног, поскольку это была самая сильная часть тела, от которой было бы гораздо больше пользы, чем от рук или плеч. В то время как вес, давящий прямо на его грудь и шлем, не ослабел ни на йоту.

Он почувствовал движение. Нет, скорее некую дрожь. Какое-то еле заметное движение внутри кургана. Как будто что-то двигалось – и это было никак с ним не связано.

Потому что двигалось само по себе.

«О, боже», – подумал он и застыл на мгновение, не двигая даже кончиками пальцев и еле дыша, когда снова почувствовал и услышал эту дрожь.

Он выждал пять минут. Или десять? Время потеряло свое значение.

Вот – там, снова.

Снова движение. Прямо над ним, не близко, но, впрочем, и не очень далеко. Какой высоты был курган? На каком расстоянии было это движение? В шести футах от его правого плеча? Или в шести с половиной футах над его головой? Что-то совершенно определенно двигалось.

Это было неповоротливое, тяжеловесное движение. Неуклюжее и неловкое, но совершенно явное. Он мог слышать, как трется одежда об одежду, скользкий звук кожи, касающейся другой кожи. Близко. Очень близко. Шесть футов это совсем ничего. Даже если двигаться сквозь трупы и куски тел.

Боже, боже, боже.

Сэм не верил в Христа или Господа Бога – вообще ни во что не верил, но сейчас это было неважно. На войне атеистов нет. Не бывает атеистов, погребенных под курганами из мертвых упырей. Должен же быть кто-нибудь там, на небесах или в аду, где угодно. Какой-то пьяный, злобный и мстительный членосос, который целенаправленно дрючил его, Сэма Имуру.

Он снова ощутил движение. Сильнее, четче и… ближе.

Черт. Оно движется к нему, что-то его притягивает. Дыхание? Запах? Его движения? Сейчас уже вроде осталось пять футов? Что-то скользит, словно змея сквозь кучу трупов. Прокладывает путь к нему с неторопливостью и настойчивостью червя. Один из них. Из тех, которые мертвы, но «не совсем».

Дерьмо. Дерьмо. Вот дерьмо. Господи. Дерьмо.

Собственное сердцебиение казалось Сэму гулким, словно колокол или барабан. Слишком быстрым и громким. Могла ли эта тварь его слышать? Оно звучало словно автоматная очередь. Едкий пот заливал глаза, он почти чувствовал запах своего страха – и он был хуже, чем вонь от гниющей плоти, дерьма, мочи и крови, которые его окружали.

Убирайся. Убирайся.

Он попытался согнуть ноги, используя свой таз как распорку, чтобы приподнять груз давящих на него тел. Масса сдвинулась и просела, заполняя пространство по бокам от него, которое он ранее расчистил своими движениями.

Сэм подтянул одну ногу, используя вторую в качестве балки, чтобы удержать потолок своей темницы. Физика и инженерия – тише едешь, дальше будешь. Вызванный им шум был громче, чем дергающиеся, скребущие звуки. Не было времени останавливаться и слушать. Он прижал свое колено к чему-то твердому. Чья-то спина, наверное. И нажал. Тело сдвинулось на два дюйма. Он нажал снова, сдвинул его еще на шесть дюймов, и внезапно масса тел, давящая на его бедра, обвалилась в пространство за мертвецом, которого он пытался сдвинуть. «“Дженга”, – подумал он. – Я играю в “Дженгу” с кучей чертовых трупов. Мир точно сошел с ума».

Вес с его плеч и шлема тоже сдвинулся, и Сэм оттолкнулся назад, борясь за каждый дюйм освободившегося пространства, позволяя давящей сверху массе сместиться вперед, туда, где он только что лежал.

По массе тел прошла какая-то пульсация, и Сэм сделал паузу, боясь, как бы не сорвалась лавина. Но дело было не в ней.

По нему что-то ползло. По его плечу. Он чувствовал ножки какого-то крупного насекомого, сползающего через щель среди мертвых тел на его плечо, двигающегося с терпеливой неторопливостью тарантула – только они могут быть такого размера. Но ведь это Пенсильвания. Водятся ли у них тут тарантулы? Он не был в этом уверен. Здесь водятся волчьи пауки, пауки-крестовики и черные вдовы, но они слишком малы в сравнении с тем, что подкрадывалось к его лицу. В Калифорнии было немало подобных мохнатых тварей. Но не здесь. Не здесь.

Одна неторопливо шагающая нога коснулась его челюсти сквозь щель между пластиковым забралом и ремешком. Прикосновение было мягким, будто нащупывающим, оно скользило по его коже. Затем его коснулась вторая нога. Третья. Они двинулись по подбородку к его задыхающемуся рту.

А затем Сэм почувствовал его запах.

Тарантулы так не пахнут. До тех пор, пока не начнут гнить под солнцем пустыни.

Тварь воняла. Она смердела, как придорожная падаль. Как…

Сэм закричал.

Он понял, догадался, что кралось по его лицу. Это были не лапы какого-то огромного паука, а царапающиеся, цепкие пальцы человеческой руки. Вот что означал этот звук скольжения и то трепыхание. Один из них оказался погребен вместе с ним. Не мертвый и не живой. Гниющий, но переполненный ужасной жизненной силой, продирающийся сквозь трупы и тьму на запах живого мяса. На запах еды.

Мертвец пытался ухватиться за него. Сэм чувствовал острые ногти на шарящих по его губам и ноздрям пальцах.

Сэм кричал снова и снова. Он начал дергаться так сильно, как только мог: пихался, толкался и давил коленями и ступнями. Он чувствовал боль от невероятной массы давящих на него трупов, которые, даже окончательно умерев, будто сговорились держать его в неволе, пока тварь, чья рука добралась до него, не сможет приложить зубы, язык и неуемный аппетит к своей находке.

Сэм боролся на пределе сил, чувствуя, как мышцы вспучиваются и гудят от напряжения, ощущая взрывы боли в суставах и в нижней части спины, когда он пытался сдвинуть весь этот смертельный вес. Пальцы в это время уже добрались до края его рта и изогнулись словно крючья, пытаясь проникнуть в него и разорвать.

Он с трудом сдержался, чтобы не укусить их. Мертвые были инфицированы, полны той самой заразой, которая все это породила. Неизвестно, может, он уже заражен, но если он укусит один из этих пальцев – тогда этого точно не избежать, и зараза убьет его так же верно, как пуля в голову. Только гораздо медленнее.

– Пошел на хер! – взревел он и выплюнул пальцы, а затем, повернув голову, стал отплевываться во тьму, прочищая рот от возможных частиц крови и плоти. Он хотел было вызвать приступ рвоты, но на это не было ни времени, ни места – такая роскошь была ему сейчас недоступна.

Он слегка сошел с ума.

Хотя нет, не слегка – серьезно.

Совсем.

Когда гора трупов обрушилась, минуя его, десятки трупов упали и скатились туда, где он раньше находился, направляемые его пинками, силой тяжести и волей случая. Может быть, не обошлось без помощи того же самого пьяного бога, которому захотелось посмотреть еще пару серий сериала с участием Сэма Имуры. Солдат тоже полетел вниз, подпрыгивая и ударяясь о склон кургана, удары лишь усиливались из-за надетой на него брони. Кевлар отлично защищал от пуль, но не мог справиться с ударами от падения. Он попытался выставить вперед руку, чтобы не удариться о тротуар, но ошибся с выбором направления. Вначале об асфальт грохнулось его плечо, а спустя долю секунды на нем растянулся и он сам. Все его тело пронзила жуткая боль. Казалось, у него болело все – даже чертова броня.

Сэм лежал, задыхаясь, судорожно глотая воздух и пытаясь разглядеть сквозь взрывающиеся в глазах фейерверки небо. Его ноги наконец-то были свободны: одна пятка зацепилась за горло девушки-подростка, а другая оказалась в зияющей дыре, образовавшейся на месте желудка какого-то толстяка. Он обвел взглядом мертвецов. По крайней мере, пятьдесят или шестьдесят человек в одной куче. Еще сотни лежали вокруг, их тела разорвало в клочья во время произошедшего тут боя. По каким-то определенно проехались колеса тех самых автобусов. Мертвые. Все мертвые, хотя и не все упокоившиеся. Некоторые, из обвалившегося кургана, пытались выбраться, несмотря на то, что их ноги и позвоночник были расплющены или вовсе оторваны. Шестилетняя девочка сидела, прислонившись спиной к забору из проволочной сетки. У нее не было обеих ног, руки и нижней челюсти. Рядом с ней лежала женщина с азиатской внешностью, которая когда-то явно была очень хорошенькой. Отличная фигурка, вот только на ее лице, от нижней челюсти до линии волос, кучно красовалось восемь пулевых отверстий.

Вот так вот.

Каждый из окружающих его трупов когда-то было личностью. Личностью со своей историей, жизнью, воспоминаниями и особенностями. Со всем, что делало их людьми вместо безымянных тел. Пока он так лежал, Сэм чувствовал, как вся тяжесть мыслей о том, кем они когда-то были, пытается раздавить его – так же, как это буквально несколько минут назад пытался сделать курган. Он не знал никого из них, но ощущал некое чувство близости со всеми.

На мгновение он закрыл глаза, чтобы ничего не видеть. Но бывшие люди никуда не делись, прячась по эту сторону его век, будто выжженные на сетчатке глаз.

А затем он услышал стон.

Звук раздавался из-за кургана. Слов не разобрать, это не было зовом о помощи. Просто стон. В нем были голод и нужда, столь бездонные, что утолить их было бы невозможно любым количеством еды. Невозможная и иррациональная нужда, поскольку зачем мертвецам есть? Какая им от этого польза? Он помнил, что его наниматели рассказывали ему о паразитах, управляющих телами своих жертв. О старом оружии времен Холодной войны, которое сорвалось с поводка, о личинках, проникших в кровеносную систему и оккупировавших головной мозг вместе с опорно-двигательным аппаратом, и прочей ерунде. На хер это все. На хер науку. Хотя это не имело отношения к науке. Сейчас он видел это совсем в другом свете, только что выбравшись из собственной могилы. Все это было гораздо темнее и запутанней. Сэм не знал, как это назвать. Даже когда он верил в бога, ни в Библии, ни в воскресной школе не было ничего такого, что могло бы объяснить происходящее. К Лазарю или Христу, которые также восстали из мертвых, это не имело ни малейшего отношения. В речах апостолов об этом тоже не было ни слова. Так что же это такое?

Стоны стали громе. И ближе.

– Вставай, засранец, – обругал его внутренний голос.

– Я что, не могу просто полежать здесь и сказать «пошло все на хер»? – огрызнулся Сэм.

– У тебя шок, умник, и если ты не начнешь двигаться – тебе конец.

Сэм задумался. Шок? Да, наверное. Сотрясение? Скорее всего. Боевые шлемы останавливали шрапнель, но статистика о черепно-мозговых травмах была ошеломляющей. Сэм знал немало стрелков-ветеранов, которые получили ЧМТ, хотя носили шлем. Поехавшая крыша, путаные мысли…

В поле зрения появилась какая-то фигура. Она не ползла, а шагала. Один из них. В одежде механика. Со следами укусов на лице, в глазах ничего кроме голода и ненависти. Он не шатался при ходьбе, как многие из них. На ходу он принюхивался, по его губам и подбородку текла кроваво-черная слюна.

Рука Сэма потянулась к кобуре, но та оказалась пуста. Он потянулся за ножом, но его тоже не было. Дерьмо, дерьмо, дерьмо.

Когда он выдернул ноги из кучи мертвых тел, тут же почувствовал, как в его пояснице как будто взорвалась бомба. Вспышка боли была мгновенной и обжигающей, и Сэм, не сдержавшись, закричал.

Голова мертвого механика повернулась в его сторону, глаза сфокусировались. Он зарычал, оскалив сломанные, окровавленные зубы. А затем пошел к нему. Быстро. Быстрее, чем любой из мертвецов, которых Имура видел до этого. Или может, это он сам стал слишком медлительным из-за травмы. Обычно в пылу боя для Сэма время шло медленнее – он, казалось, шел сквозь него, успевая сделать и увидеть все в одно мгновение. Но не сейчас.

С ревом, исполненным невыносимого голода, упырь бросился на Сэма.

Спасая свою шкуру, Сэм вскинул руку и нанес удар по горлу твари, услышав треск плоти и хрящей, но понимая, что пользы от этого будет немного, за исключением того, что стон сменится на бульканье. Всем своим весом механик обрушился на него, заставив напрячься поврежденные мышцы поясницы, из-за чего Имура издал еще один крик боли.

Сэм продолжал одной рукой сжимать его смятое горло, а второй наносил удар за ударом по голове твари: один раз, второй, еще раз и еще… Он разбил ему кости и сломал нос, но это не дало ощутимых результатов. Боль в пояснице была невероятной, еще более невыносимой, чем вонь от вцепившейся в него твари. Мертвец щелкал зубами с громким клацаньем, но Сэму пока удавалось не подпускать эти челюсти к себе, хотя они были угрожающе близко.

Он покрепче утвердил одну ногу на земле, чтобы развернуть бедра и плечи. Поврежденная поясница, казалось, отозвалось звоном дробящегося стекла, и Сэм нанес еще один удар по взгромоздившейся на него твари. Из своих ног он сделал нечто вроде оси для импровизированного колеса из сплетенных тел. Механик скатился на бок, и Сэм оказался наверху. Поднявшись, он обрушил колено на грудь твари, прижимая ее к тому месту, где асфальт встретился с рухнувшей лавиной трупов. Затем Сэм одной рукой схватил клацающую челюсть, а другой вцепился в клок волос на затылке.

В кино все так легко сворачивают шеи, как будто это каждый может сделать.

Но это только в кино.

В реальном мире есть мышцы, сухожилия и кости – и ничто из этого набора не хочет быть вывернутым в другую сторону. Тело не жаждет смерти. Не так просто, по крайней мере. А Сэм был измотан, болен, ослаблен и терзался болью.

Не было слышно никакого щелчка.

Было… медленное выкручивание. Дюйм за дюймом в борьбе с тварью, пытающейся извернуться и укусить его. Сэм тянул и давил, наклонившись вперед, пытаясь с помощью силы тяжести сделать то, с чем его изломанное тело было не в состоянии справиться самостоятельно. Это было ужасно, чудовище вцепилось в него, разрывая его одежду и впиваясь в кевларовые щитки его брони.

Даже умерев, эта тварь пыталась выжить.

Наконец усилие достигло своего пика. Не было ни внезапного треска, ни резко ослабшего сопротивления. Скорее, это было похоже на медленный, омерзительно-влажный звук, когда позвоночник не выдержал, и спинной мозг потерял связь с головным. Давление нарастало, усиливалось – и межпозвоночные связки наконец не выдержали.

Когтистые руки бессильно опали. Тело под ним перестало биться. Челюсти клацнули еще один, последний, раз и остались открытыми.

Какое-то время Сэм продолжал тянуть, чтобы убедиться, что дело сделано. Последовавшие за этим звуки, а также обмякшие мышцы шеи мертвеца убедили его.

Сэм откинулся назад, упал и остался лежать рядом с телом механика. Их плечи и ноги соприкасались, а пальцы Сэма так и остались погруженными в волосы противника, словно они лежали, отдыхая после некой непристойной связи. Только один дышал, а другой нет.

Когда Сэм поднялся, луна полностью взошла над верхушками деревьев.

Со спиной были проблемы. Потянул он ее, перенапряг или надорвал – нельзя было сказать точно. У него был высокий болевой порог, но сейчас он исчерпал лимит своих возможностей. К тому же было гораздо легче вставать и идти дальше, когда тебя окружали другие солдаты. Он как-то наблюдал, как его командир, капитан Леджер, словив пулю, храбрился и даже отпускал шутки.

Хотя одному было легче почувствовать себя маленьким и слабым, сблизиться с болью, отдаться ей полностью.

Чтобы подняться, ему потребовалось полчаса. Мир вокруг выделывал удивительные коленца, и головокружение заставляло Сэма блевать снова и снова, пока в желудке ничего не осталось.

Еще час ушел на то, чтобы отыскать оружие, «Зиг-Зауэр», и еще пятнадцать – чтобы найти к нему одну обойму с девятью патронами. Затем он увидел некую фигуру, частично погребенную под тремя телами. Мужчина, большой, одетый в безошибочно узнаваемый боевой костюм, как у Сэма.

Имура добрел до шевелящегося и опустился рядом с телом на колени, очень медленно и осторожно. Столкнув одного из мертвецов, он смог увидеть, кто это. Ему было ясно, что это кто-то из его «бойскаутов», но все же вид этого лица причинил ему боль. Денейлли Шупмэн, носивший боевой позывной «Бейсболист». Хороший парень. И чертовски хороший солдат. Мертвый, с разорванным горлом.

Но, черт возьми, глаза Бейсболиста были открыты и, моргая, смотрели на него. Человек, которого он знал – его друг и напарник, – никогда не смотрел на него подобным взглядом. Никогда. Души чудовища в нем тоже не было видно. Это был один из главных ужасов текущего положения вещей. Глаза – это окна души, но когда он смотрел в карие глаза Шупмэна, то будто заглядывал в окна пустого дома.

Руки Шупмэна были придавлены, а на груди и плечах зияли раны с вырванными кусками плоти. Очевидно, что он не смог бы поднять руки, даже если бы был свободен. Некоторые из мертвецов были такими. Скорее даже большинство из них. Они являлись жертвами убивших их тварей, и даже после восстания из мертвых лишь оставшиеся части их тел могли встать и отправиться на охоту.

Сэм положил руку на сердце Бейсболиста. Оно, конечно же, не билось, но Сэм помнил, насколько храбрым было это сердце. И благородным, пускай даже это банальность: думать так о парне, с которым ты напивался и перекидывался сальными шуточками. Бейсболист не раз проходил с ним вместе через долину смертной тени. Было бы неправильно оставить его лежать здесь вот так: поверженного, беспомощного и голодного, пока он совсем не сгниет.

– Нет, – сказал Сэм.

У него было всего девять патронов, и он нуждался в каждом, если хотел выжить. Но один ему сейчас был особенно нужен.

Ночь разорвал звук выстрела.

Сэм долго сидел рядом с телом Бейсболиста, положив руку на его остановившееся сердце. Он оплакивал своего друга и весь проклятый мир.

Сэм провел ночь на складе продовольственных товаров.

Там оказалось одиннадцать упырей. Сэм нашел отдел, где хранились инструменты для ухода за газоном. Он забрал два мачете с тяжелыми лезвиями и отправился «на работу».

Когда он закончил, все его тело так ныло от боли, что он не мог стоять, поэтому отправился на поиски болеутоляющего. «Экстрасил» или что-то вроде того. Шесть таблеток и шесть банок какого-то дерьмового местного пива. Сэм запер дверь и нашел себе место для ночлега.

Так он проспал всю ночь.

Когда он проснулся, то принял еще болеутоляющего, но на этот раз запил его какой-то модной, восстанавливающей баланс электролитов водой. Затем он съел две банки говядины, которые подогрел на плите в кемпинге.

Больше болеутоляющих, больше пищи, больше сна.

День прошел, а он все жив.

Боль постепенно отступала.

Утром он нашел связку ключей от офиса. Там было радио, телевизор, телефон и сейф с пистолетом «Глок-26». Там же было четыре пустых обоймы к нему, а также три упаковки разрывных пуль калибра девять миллиметров. Он чуть было не заплакал.

Телефон не работал.

Сэм включил радио и слушал его, пока заряжал обоймы к «Глоку» и «Зиг-Зауэру».

Голос диктора был ему знаком. Он принадлежал парню, который был тут с дамочкой-копом. Тощий блондин, работавший репортером в новостях на кабельном канале.

– Это Билли Траут с прямым включением из сердца апокалипсиса…

У Траута было много новостей – и все плохие. Конвой из школьных автобусов находился сейчас в Вирджинии и полз по дорогам, забитым беженцами. Столкновений между беженцами было не меньше, чем между живыми и мертвыми. «Ничего необычного, – подумал Сэм. – Мы всегда были сами себе злейшими врагами».

К полудню Сэм почувствовал себя достаточно хорошо, чтобы двигаться дальше, хотя ранее думал отсидеться в этом месте. Здесь было достаточно воды и еды, чтобы спокойно продержаться пять лет, а может и все десять, но это был бы выбор лузера. Не прошло бы и недели, как он пустил бы себе пулю в рот. Как и любой другой на его месте. Одиночество и отсутствие надежной информации подтолкнуло бы его в такую черную дыру, из которой он бы уже никогда не выкарабкался. Нет, правильным выбором будет найти других людей.

Шаг первый – найти средство передвижения.

Здесь были грузовики. МНОГО грузовиков.

Следующие четыре часа он провел, загружая погрузчиком паллеты с припасами в фуру. Он собрал все, что можно было использовать как оружие, и тоже загрузил в кузов. Если он найдет людей, то им будет нужно оружие. Он обдумал это, а затем пошел и собрал спальные мешки, туалетную бумагу, пеленки и остальное, что, по его мнению, могло бы пригодиться группе выживших. Сэм был очень практичным человеком, и всякий раз, когда принимал разумное решение, то чувствовал себя так, будто отступал с края пропасти, ведущей к отчаянию. Он планировал экспедицию, и это давало ему ощущение стабильности. Были люди, которых он должен был найти и защитить, – это давало ему цель в жизни.

Он заправился бензином на заправке в дальнем краю парковки. Несколько новых упырей начали выходить на открытое пространство сквозь раскрытые ворота забора, но Сэм держался от них подальше. Когда он уезжал, то старался не врезаться в кого-нибудь из них. Даже фура может получить повреждения, а это было последнее, чего бы ему хотелось.

Целесообразность – вот что сейчас главное.

Когда он добрался до перекрестка, то сделал паузу, пытаясь решить, куда двигаться дальше. Следовать за автобусами, вероятно, было бессмысленно: если они уже двигались на юг, и если Билли Траут был в состоянии вести трансляции, значит, они были живы. Последние из «бойскаутов», наверное, тоже были с ними.

Поэтому он повернул направо, направляясь к Национальной оружейной палате в Харрисвилле, к северу от Питтсбурга. Если она осталась нетронутой, то могла стать прекрасным местом для организации спасательного лагеря. Если же подверглась захвату, то он ее отобьет и защитит.

Таков был план.

Он двинулся в путь.

Из радио выплескивались лишь плохие новости и истерические нотки в голосах дикторов, но зато в бардачке был солидный запас компакт-дисков. Сплошное кантри и всякая вестерн-всячина. Он адски ненавидел кантри и вестерн-музыку, но лучше было слушать их, чем свои собственные мысли. Вставив в проигрыватель диск Брэда Пэйсли, он стал слушать, как тот поет о шахтерах из округа Каунти. Это было удручающе депрессивное дерьмо, но слушать было можно.

Было уже поздно, когда Имура добрался до Эванс-Сити, маленького городка в самой заднице мира. Весь прошедший день, вплоть до вечера, он рассматривал из кабины грузовика остатки былого мира. Сгоревшие города, сгоревшие машины, сгоревшие фермы и сгоревшие тела. Колеса фуры хрустели на тех отрезках дороги, где ее усеивали тысячи стреляных гильз. Он видел множество живых мертвецов. Они блуждали безо всякой цели, пока до них не доносился звук приближающегося грузовика. После этого они начинали двигаться ему навстречу, и хотя Сэм не хотел никого из них сбивать, иногда у него просто не оставалось другого выбора. Затем он обнаружил, что замедляясь, он просто расталкивает их в стороны, не нанося повреждений грузовику. Некоторые из них падали, и он сжимал покрепче зубы, когда его колеса с треском давили то, что еще двадцать четыре часа назад было людьми.

Он обнаружил, что проезжая по проселочным дорогам, он может избежать встречи с большей частью упырей, поэтому повернул грузовик в сельскохозяйственные угодья. Еще пару раз он заправлялся, и каждый раз ему приходилось тратить патроны, защищая свой грузовик. Сэм был превосходным стрелком, но каждый раз попадать в голову было затруднительно, а его спина еще слишком болела, чтобы управиться со всеми противниками при помощи мачете или топора. Первая заправка стоила ему девятнадцати патронов. Вторая – тринадцати. Больше половины его коробки с патронами. Ничего хорошего в этом не было. С таким расходом надолго ее не хватит.

Когда он проезжал мимо старого кладбища на краю Эванс-Сити, то заметил, как впереди поднимается столб дыма. Он миновал автомобиль, который врезался в дерево, а затем – сгоревший дотла грузовичок-пикап, стоявший рядом со взорванной бензоколонкой. Этот автомобиль не мог являться источником дыма, хотя бы потому что огонь уже полностью выгорел.

Нет, рядом стоял фермерский дом, а перед ним – целый курган из горящих трупов.

Сэм остановил грузовик и некоторое время сидел, изучая пейзаж. Луна светила достаточно ярко, и фары грузовика оставались включенными. Не было заметно никакого движения, кроме высокого, мягко изгибающегося столба серого дыма, который поднимался от костра.

– Дерьмо, – выругался Сэм. Он вышел из грузовика, но оставил двигатель включенным. Постоял какое-то время, чтобы убедиться, что его спина не отзовется болью, а колени достаточно устойчивы. «Зиг» находился у него в плечевой кобуре, а «Глок» он держал обеими руками, пока приближался к куче трупов.

Она была такой же высокой, как та, под которой он еще недавно был погребен. Десятки трупов, сгоревшие и слипшиеся в одно целое тела, их конечности скрючились от жара, словно у эмбрионов. Обгоревшие кости обваливались, будто поленья, в умирающем костре, посылая в небо пучки искр, которые исчезали среди звезд.

Сэм отвернулся и пошел к дому.

Как и любой опытный солдат, он мог легко прочитать, что произошло на месте боя. То, что он тут увидел, означало, что здесь кипела жаркая схватка. Брызги крови виднелись на земле и на крыльце, перед которым были свалены в кучу трупы. При таком освещении кровь казалась почти черной, и Сэм увидел, как в ней извиваются нитевидные черви. Он отцепил фонарик, который стащил со склада, взял его в левую руку, а пистолет положил на запястье – так, чтобы ствол и луч фонарика смотрели в одном направлении – и вошел в дом. Было совершенно очевидно, что кто-то пытался удержать это место. Они забили окна досками и придвинули к ним мебель для надежности. Большая часть этих досок сейчас лежала, расколотая, на полу, среди стреляных гильз и брызг крови. Он прошелся до кухни и увидел там ту же картину. Попытка сдержать натиск не удалась.

Верхний этаж был залит кровью, но там никого не было, и пятна на лестнице указывали, что по ней стаскивали вниз трупы.

Он подошел к подвальной двери, располагавшейся в гостиной. Какое-то время постоял, прислушиваясь – не раздадутся ли оттуда какие-нибудь звуки, пусть даже еле слышные, но там было тихо. Сэм вошел и увидел козлы, и створку двери, из которых соорудили некое подобие кровати. И кровь. Вся штукатурка была в крови. На полу – клочья мяса и осколки костей.

Больше ничего. И никого.

С трудом поднявшись по лестнице, он вышел на крыльцо и какое-то время стоял в лунном свете, приводя мысли в порядок.

Кто бы ни сражался в доме – очевидно, что эту битву он проиграл.

Но тогда кто воздвиг этот курган? Кто вытащил тела наружу? Чьи гильзы усеивают двор? Он посмотрел на латунь, из которой они были сделаны. Не военного образца. Тридцатый и тридцать второй калибр, еще двадцать второй, несколько девятимиллиметровых и несколько от дробовика. Охотники?

Может быть.

Наверное, среди них было несколько местных полицейских.

Зачем они приехали сюда? Может, это был спасательный отряд, который прибыл слишком поздно? Или они прочесывали местность? Вооруженные горожане, организовавшие сопротивление?

Сэм не знал.

В грязи были заметны следы собак. И много следов от ботинок и туфель. Большой отряд. Хорошо вооруженный и слаженно работающий.

Справившийся с заданием.

Сопротивление.

В первый раз после своего прибытия в Пенсильванию с «бойскаутами» Сэм почувствовал прилив душевных сил. Автобусы с детьми и дамочка-коп смогли вырваться. А теперь еще кто-то организовал сопротивление. Наверное, какая-то армия из реднеков, ну, и что с того? Главное, что они не сложили руки.

Он обошел вокруг дома, пытаясь разобрать следы. Пришедшая сюда группа отправилась через поля на восток. Куда они пошли? На другую ферму? В город? В любое место, куда их могла увести схватка или позвала нужда.

– Хуа, – произнес он, используя старое рейнджерское слово, которое могло обозначать что угодно, от «пошел на хер» до «охренеть». Сейчас оно означало «охренительно».

Восток, подумал он, ничуть не хуже, чем другие направления. Возможно, эти охотники просто защищались. Сэм взглянул на свой грузовик. Возможно, они не откажутся от еды и некоторой профессиональной помощи.

Возможно.

Он улыбнулся во тьме. Наверное, это была не самая приятная улыбка. Улыбка охотника. Улыбка солдата. Улыбка убийцы. А может и все это вместе взятое, но так улыбаться могут только живые.

Он все еще продолжал улыбаться, когда поднялся в кабину своего грузовика, развернулся перед старым фермерским домом, снова выехал на дорогу и поехал на восток.