Прошлое
В самый первый раз, когда Джек наконец выпустил меня из комнаты в подвале, я, к своему стыду, буквально на нем повисла. Я провела там бесконечную мучительную ночь, а мысль о том, что я сама навлекла на себя этот кошмар, лишь усиливала отчаяние. До того момента я и представить не могла, что ждет Милли после переезда. Понимала, конечно, что Джек будет ее как-то пугать, но не сомневалась, что смогу защитить ее от самого страшного: она всегда сможет прийти ко мне, я все равно буду рядом. Держать Милли взаперти в жуткой комнате, чтобы в любой момент упиваться ее страхом… Такого я не ожидала, хотя Джек не раз говорил, что ему нужен кто-то вроде пленника. Его бесчеловечность заставляла меня содрогаться, но хуже всего было думать о том, что он не вернется и я умру от обезвоживания, как Молли, и не успею помочь Милли. И я сломалась. Когда наутро он наконец открыл дверь, я едва не лепетала слова благодарности, обещая сделать все, что угодно, только бы он снова не запер меня там.
Он поймал меня на слове и придумал новую игру. Специально изобретал невыполнимые задания и под предлогом моего непослушания опять и опять тащил меня в подвал. Пока я не ударила его бутылкой, он позволял мне самой составлять меню для наших гостей. И я, конечно, выбирала хорошо знакомые блюда. Но после того случая составление меню стало его прерогативой, и он заставлял меня готовить по самым сложным рецептам. Если еда выходила неидеально – к примеру, мясо было жестковато или рыба передержана, – то после ухода гостей он отправлял меня в подвал и запирал на всю ночь. Вообще-то повар из меня был неплохой, но под таким давлением я часто совершала глупейшие ошибки, и впервые все прошло гладко лишь через пять месяцев – в тот вечер, когда у нас ужинали Эстер и Руфус.
Даже если мы сами ехали к кому-то на ужин, то по возвращении он, как правило, все равно запирал меня в подвале, недовольный чем-то сказанным или сделанным мною. Однажды он наказал меня лишь за то, что я не доела десерт. Понимая, как действует на него мой страх, я пыталась сохранять самообладание, но тогда он, стоя за дверью, охрипшим от возбуждения голосом требовал от меня представить в этой комнате Милли. В конце концов я принималась умолять, чтобы он прекратил.
