Глава 9
Не кормите призраков
– Как наши дела? – спросил Дэвид у Руссо.
Элизабет шагала рядом, крепко держа его за руку, как будто опасалась, что его унесет ветром. Отец Дэвида шел сзади. Они направлялись к лифтам, чтобы подняться на третий этаж – перекусить.
– У нас все прекрасно, – сказал Руссо, хлопнув Дэвида по спине. – Съешьте что-нибудь легкое. Подкрепитесь кофеином. Просмотрите свои записи перед тем, как мы вернемся в зал.
Минуту спустя они сидели в кафетерии. На столе перед Дэвидом стоял салат и пакет «Читос».
– Дикость какая-то – видеть, как ты там сидишь, – сказала Элизабет. – Как будто это тебя судят. Ужасно.
– Это их единственный способ защиты, – ответил он. – Сбить меня с ног.
– Внимание, – сказал отец, кивая на дверь. Прямо к их столу шла мать Тримбла.
– Здравствуйте, Грейс, – сказал Дэвид.
Это была долговязая женщина с волосами, цветом напоминающими чернила морской каракатицы. Говорила она отрывисто и гнусаво:
– Ты жадная тварь. Денег заработать хочешь. А на остальное тебе плевать. Тебе плевать, что правда, а что ложь. Да ты за сотню долларов о родной матери напишешь, что она убийца.
– Ой, бросьте, – возразила Элизабет. – Он ничего не заработал на книге. Потратил на расследование больше денег, чем получил. Уйдите от нас, леди. Пойдите поговорите с вашим сыном. Это он позорит вашу семью.
– Если бы ты говорил правду, тебя бы не пичкали лекарствами, как сумасшедшего, – сказала Грейс.
– Грейс, пойдите отдохните, – предложил ей Дэвид.
– Ты псих, – бросила она.
– Есть немного, – ответил он. – Из-за вашего сына и его скаутского вожатого. Из-за того, что они сделали с этими девочками, из-за всего, что я прочел об этом. Может, я и псих, ага. Очень может быть. И умно ли вы поступаете, раздражая больного человека?
Грейс выглядела уже не злобной, а скорее испуганной, как если бы случайно вошла в зоопарке в дверь «Только для персонала» и оказалась в вольере у льва.
– Дэйви, – сказал отец, качая головой.
– Вернитесь за свой стол, Грейс, – сказал Дэвид. – Иди…
* * *
– …В жопу, ты, бездарь! – тонкий, громкий, полный ярости голос. – Нет у тебя этого и никогда не будет.
– Чего не будет? – спросил Дэвид.
Синди высунулась из-за перегородки, отделяющей ее стол от стола Фрэнки.
– Я ничего не говорила, – сказала она и спряталась обратно.
Фрэнки пошел писать про встречу окружных комиссаров. Они были одни в комнате. Дэвид уставился на стол, заваленный бумагами из коробки Брюна. Пакет с фотографиями вскрытия лежал наполовину прикрытый стопкой полицейских отчетов, но Дэвид смог разглядеть очертания обнаженной спины Донны Дойл. Убийца сделал два глубоких разреза на ее теле.
Он что, задремал? Ему послышался голос Брюна?
Небо над Кливлендом потемнело. Заходящее летнее солнце коснулось Кайахоги и, казалось, зажгло в воде пожар. (В случае с Кайахогой нельзя было полностью исключить вероятность того, что это пожар и есть.) Дэвид посмотрел на часы над компьютером – почти семь, еще один пропущенный ужин с Элизабет.
Звонить ей он не стал. Еще надо что-то сдать Энди на этой неделе. Рабочая рутина. Он старался выжать из нее все, что можно. Оттачивал писательское мастерство на других статьях о нераскрытых убийствах, ставших городской молвой. Их он выдавал Энди почти регулярно, в промежутках между заметками о местных общественниках или о том, какие деньжищи тратит округ на машины для голосования, взломать которые может даже умственно отсталая мартышка.
Из-за стола Синди раздался тяжкий вздох.
– Синди, все нормально? – позвал он.
– Нет.
– Хочешь поговорить?
– Нет.
– О’кей.
Однако она уже подошла к его столу с наигранно раздраженной гримасой – плод многолетних тренировок.
– Ну так вот… – начала она. Синди из тех, кто начинает разговор со слов «ну так вот», как будто ты только и ждал, чтобы она открыла рот. – Я пишу про это уже пять недель – и бли-и-ин, Дэвид, я не могу закончить. Все так запутано!
Иногда, если Синди нервничала, например на летучках у Энди, она скребла у себя за правым ухом, а потом нюхала палец. Она думала, что этого никто не замечает, но Дэвид приметил ее странную привычку уже на третьей летучке. Видно было, что сейчас, рассказывая о своих трудностях, она тоже нервничает. Хоть бы она не принялась сейчас ковырять эту гадость у себя за ухом, он ведь не сможет притвориться, что не видит. Тогда придется сказать ей об этом. Да ни за что в жизни!
– Что у тебя за тема?
– Так вот, это семья. Богатая семья. Наследственные капиталы. Что-то, связанное с ковровыми покрытиями. И глава семьи умер. Но не оставил завещания. Пять с лишним миллионов в банке есть, а завещания нет. Да, это я точно знаю, поверь. Родные думают, что он сделал так нарочно, чтобы наказать всех, кто сидел и ждал его смерти. И сейчас семья в раздрае. Брат идет против брата, мать против дочери. У каждого свой адвокат, каждый уверен, что ему причитается самый большой кусок. Они дерутся друг с другом уже пятнадцать лет. Вот сюжет.
– Здорово, – сказал он. Он вовсе не пытался изображать старшего товарища. Сюжет и вправду был интересный, с большим потенциалом. – Ты ищешь стержень?
– Да.
Дэвид поразмыслил, за что здесь можно зацепиться.
– Как насчет дома? – спросил он. – Они дерутся за все эти деньги, но ведь должен быть какой-нибудь большущий дом, черт возьми? Кто-то в нем живет?
– Никто, – сказала она. – Судья назначил старшего из живых наследников, сына, исполнителем завещания, и он уговорил остальных продать дом и поделить выручку – это, собственно, было единственное, о чем они смогли договориться. Но эти деньги хранятся на условном депозите, пока не решат главный вопрос.
– Это возможно?
– Думаю, да.
– Я думал, ты можешь сделать персонажем своего рассказа дом, – сказал он. – Однажды я видел нечто подобное в «Эсквайре».
– Так нет дома.
– Гм… Или, к примеру, найди достаточно осведомленного человека, не занимающего ни одну из сторон. Кого можно использовать в качестве фильтра, кто расскажет о каждом все что знает. Как насчет… скажем, садовника, или служанки, или еще кого-нибудь? У них ведь были такие?
– Думаю, были. Вроде что-то попадалось о служанке в одной из подшивок.
– Попробуй разыскать ее, – сказал Дэвид. – Такой человек может рассказать тебе о семье все, что захочешь узнать. И читателям такие персонажи нравятся, они видят в них себя.
Она ухмыльнулась. Вид у нее был уже не такой несчастный. Другие авторы просто сбегали от Энди, даже не рискуя браться за задание из-за опасения не оправдать его ожиданий.
– О’кей, – сказала она. – Годится. Спасибо, Дэвид.
Бедная Синди.
* * *
«Почему черти всегда водятся в тихом омуте?» – думал Дэвид, подъезжая на следующий день к дому Брюна. Дамер, Гейси, Риджуэй – все эти серийные убийцы, как и Брюн, жили в самых обыкновенных домах. Не как в кино – в зловещих подвалах, старинных викторианских особняках или захудалых мотелях.
Невзрачный одноэтажный коттедж, обшитый пластиком; крохотная лужайка и почтовый ящик в виде рыбы. Стоял он на заброшенном пустыре между Акроном и Кантоном, вблизи местного аэропорта.
Дэвид сам не знал, что он надеется здесь найти. Конечно, он и не мечтал обнаружить в доме неопровержимое доказательство своей версии: Брюн насиловал женщин, но убийцей девочек был его протеже. Он сомневался, что такое доказательство существует – Райли Тримбл не из тех, кто ведет дневник.
И все же его тянуло сюда. В голове у него неотвязно крутилась поэтическая мысль: теперь между мной и абсолютной истиной стоит Время. Дэвид вышел из машины. Вот он и на месте. На том самом, где Тримбл въехал в гараж с Сарой Крестон в фургоне. Единственным, что мешало Дэвиду увидеть преступление воочию, было Время – вроде бы простой, но необходимый ингредиент и для достижения истины, и для выпечки пирогов.
Он постучал в дверь. Ему открыл мужчина, голый по пояс, пузатый, с козлиной бородкой. Дэвид, как мог, объяснил, зачем приехал, и обратился с бредовой просьбой:
– Могу ли я посмотреть дом внутри?
– Не, мужик, – сказал мужчина.
– Вы заглядывали в подвал? В другие заколулки? Не находили чего-нибудь необычного?
– Я вам все сказал. – Мужчина закрыл дверь.
Дэвид вернулся к машине и поехал к маленькому кладбищу, расположенному позади дома Брюна. От дома кладбище отделяла полоса густого леса шириной в четверть мили. Он не рассчитывал всерьез что-то найти. Его опять вел инстинкт. Разве серийные убийцы не прячут вещи в лесу? По телевизору все именно так и бывает. А в реальной жизни? Он прикинул, что имеет смысл потратить на это минут десять. Дэвид припарковался рядом с покосившимся могильным камнем – на нем были только год и имя без фамилии: 1897, Таннер. Таннер. Надо запомнить, может пригодиться. Ему нравилось, как звучит это имя. Сильное. Редкое.
Лето обещало быть жарким. Душный воздух гудел от комаров, мошки и слепней, под ногами после недавних ливней хлюпало. На опушке Дэвида встретили непредвиденные препятствия – множество кочек, вересковые заросли, ягодные кусты. Продираясь через них, он искололся и исцарапался, но, когда углубился в лес, идти стало легче, хотя и по колено в папоротниках и посконнике. Довольно быстро Дэвид осознал, что вокруг необычайно тихо. Не поют птицы, не хрустит ветка под оленьим копытом, не дерутся белки на ветвях. Не стрекочут сверчки, не квакают лягушки. В этом старом лесу царило молчание, нарушаемое только его шагами. А лес ведь действительно древний. Дубы в обхвате как целая хижина, их кроны не пропускают солнца. Здесь было не просто темно, здесь был мрак. От него ломило кости, болела голова, а во рту возникал металлический привкус крови. Место, куда не ступала нога белого человека. Место, не тронутое цивилизацией. Может, индейцы тоже его чурались? Может быть, тут священная или, наоборот, проклятая земля, которую люди подсознательно избегают? «Насколько велика вероятность, что я все это навоображал лишь потому, что знаю, как близко отсюда находится логово реального зла?» – подумал Дэвид. И ответил себе – не очень велика, раз даже птицы здесь молчат.
Он уже собрался возвращаться, когда вдруг вышел на поляну.
Ее окаймляли гигантские белые вязы, которые чудесным образом пощадила болезнь, когда-то свалившая их собратьев по всему Огайо. Таких вязов Дэвид никогда раньше не видел – и не увидит больше никогда. Поляна, футов сто в диаметре, поросла чуть дрожащим в жарком влажном воздухе пыреем. В центре поляны солнце светило настолько ярко, что Дэвиду пришлось зажмуриться, сузив поле зрения до маленькой щелочки. Поэтому лишь спустя пару минут он заметил игрушечных зверюшек.
Зверюшек, распятых на вязах.
Мишки, обезьянки, тигр. Кто-то прибил их гвоздями к деревьям вокруг поляны, к каждому из вязов, чтобы они смотрели в центр. Дэвид оглядел ближайшее дерево, на котором распяли тигра. Его лапы не просто прибили к дереву, но скрепили степлером и связали. Пасть заклеили липкой лентой. Два зажима для косяков вгрызлись в тигриную шерсть там, где у человека были бы соски. Между задних лап зияла дыра. Внезапно оттуда выполз шершень и улетел прочь. Тигр висел здесь долго, когда-то оранжевый мех заплесневел и побурел. Когда этих зверей прибили к стволам? Может ли это быть делом рук Тримбла? Или какой-нибудь психически нездоровый мальчик жил по соседству и однажды открыл для себя эту поляну? На мгновение перед Дэвидом возник образ белокурого мальчугана, нагишом танцующего на поляне и распевающего бессмысленную песню на чужеземном утраченном языке, например на арамейском.
Воображение может сыграть с ним плохую шутку, подумал Дэвид. Особенно сейчас, когда он охвачен испугом. Если он впустит в себя страх, что сжал его сердце, когда он ступил на поляну, если он позволит страху овладеть собой – на него навалятся галлюцинации, и он побежит обратно к машине уже почти невменяемым.
Отец Дэвида учил его управлять своим страхом. Когда ему было двенадцать, Дэвид всю ночь не спал, после того как посмотрел по телевизору «Экзорциста». На следующий день отец заставил его в одиночку пройти через лес рядом с домом, до самого конца участка и обратно, чтобы Дэвид убедился: никакие демоны не подстерегают его, чтобы убить. Прогулка была особенно жуткой потому, что местные мальчишки считали: в этих лесах водятся привидения. Легенда гласила, что индейское племя, когда-то занимавшее эту территорию, верило в обитавшее здесь мелкое божество, бесенка, принимавшего вид кошки, который позволял путникам пройти через лес, только вдоволь поиздевавшись над ними. Но Дэвид вернулся цел и невредим. С тех пор мало что могло его напугать.
Сейчас он был уверен, что за ним наблюдают.
И все-таки не мог уйти, не посмотрев, что находится посередине поляны.
Это был пень, пень гигантского дуба. Дэвид хотел потрогать его, ощутить его окаменелую древность. Но не осмелился. То, что наполняло мраком лес, шло от этого пня, от его все еще живых корней глубоко под землей.
На пне было вырезано слово: «БИЗЛ».
Слово знакомое, но непонятно, при чем оно здесь. Что такое «бизл», он знал от Доктора Сьюза, автора детской книжки «Хортон». В ней рассказывается о том, как звери хотели уничтожить население города ктотов, расположенного на лепестке цветка, бросив их в кипящее масло из бизл-ореха.
Дэвида вдруг охватило желание произнести это слово – имя? – вслух, чтобы услышать, как оно прозвучит в тишине поляны. Но что последует за этим? Что случится, если он пробормочет это заклинание? Он не желал этого знать. Если это место – жилище Бизла, то Дэвиду совсем не хотелось, чтобы он вышел познакомиться. Или оно. И разумеется, Дэвид не собирался его звать.
Под кочковатой поверхностью поляны что-то происходило. Или ему так показалось. Мысли рисовали картину: два намагниченных бруска начинают медленно двигаться друг к другу, набирая скорость, сталкиваются и останавливаются. Понятно, один из магнитов – это он сам. Другой – эта поляна. Нет, скорее пень, а еще точнее – Нечто, заключенное в нем. Мрак был другим магнитом и притягивал его, обещая последнее упокоение душе, если он сдастся.
Дэвид очнулся в тот момент, когда уже был готов встать на пень. Он моргнул, освобождаясь от морока, повернулся и пошел из леса, заставляя себя не бежать.
Сев в машину, Дэвид сразу врубил пятую передачу и убрался оттуда – шнель-шнель! – к чертовой матери. Он остановился на ближайшей заправке и купил пачку «Мальборо». Открыл ее и вставил сигарету в рот. Дэвид не курил, опасаясь эмфиземы, ему было достаточно почувствовать сигарету между губами и вкус фильтра на языке. Это его мгновенно успокаивало.
* * *
Она изменяет тебе, Дэвид. Трахается с дирижером оркестра. Ты же знаешь, что у них один кабинет на двоих. Она всегда допоздна задерживается на работе. Что она там делает? Не оценки выставляет, скажу я тебе.
Голос Брюна, гнусавый и вкрадчивый, голос прилежного бухгалтера. Дэвид посмотрел на часы над кухонной раковиной. Почти восемь.
Он дрочит ее прямо сейчас. Пальцы до костяшек всунул и дрочит.
«Прекрати!» – заорал Дэвид.
По полу были рассыпаны бумаги из Легендарной Коробки Брюна. Дэвид собрал полицейские отчеты отовсюду, где имелись нераскрытые дела об исчезновении и убийстве девочек в начале 80-х и в 90-х, пытаясь найти что-нибудь, связывающее Тримбла с этими преступлениями. Внезапно он осознал, чем на самом деле занимался все это время, – и ему стало дурно. Он кормил коробку Брюна. Добавлял в нее зла. Вплетал в историю деяний Брюна новые преступления. И чем больше он пополнял коробку, тем громче звучал голос Брюна в его голове. Он питал этого призрака, и призрак начал обретать плоть.
Ты зря тратишь время. Я оставил после себя эти записки для настоящего журналиста. Не такого, как ты. Не для мальчишки. Ты слабак.
Он написал слово на чистом листе бумаги.
Бизл. Ха, Бизл. Ты не знаешь, о чем говоришь.
Он услышал, как в двери поворачивается ключ Элизабет, и вздрогнул от мысли, что знает, о чем Брюн думает и чего хочет.
Сделай это.
Никогда.
Она лживая сучка. Займись ей.
Нет.
Тогда сделай миру одолжение, сгинь.
Может, и сгину.
Ты трус. Я не верю ничему, что ты говоришь.
– Дэвид?
Ее голос, рука ерошит его волосы.
Как хочется выкрутить эту руку и сломать, не дожидаясь, пока Элизабет даст сдачи. Зажимов для косяков у него нет, но пинцет, это тоже сойдет. И провода, и аккумулятор в машине.
– Уйди, – сказал он. – Элизабет, пожалуйста, уйди ненадолго.
– О чем ты?
– Поезжай к своей тете. Я позвоню.
– Дэвид, скажи, что случилось?
– Убирайся отсюда, – выдавил он. – Убирайся отсюда. Оставь меня в покое.
Она уехала. Он ни разу не взглянул на нее.
Трус.
Она вернется.
Ты дрейфишь.
Она вернется.
Давай, что ли, еще почитаем? Почитаем про моего любимого бойскаута, свет моих очей.
* * *
– Я хочу покончить с собой, – сказал он.
Афина Поподопович, психиатр, чье имя Дэвид наобум выбрал в телефонном справочнике утром, через неделю с лишним после того, как выгнал Элизабет, посмотрела на него внимательно и с неподдельным участием.
– Как вы себя убьете? – спросила она.
– Прыгну с Занесвиллского моста.
– Ну, это неопрятно.
Он подождал, не мелькнет ли в уголках ее губ намек на улыбку, но она не издевалась. Просто резала правду-матку.
– Вы не первый из моих пациентов, кто хочет совершить прощальный нырок с Занесвиллского моста, – сказала она. – Только я считала, у писателя должно быть больше воображения.
– Думал проглотить горящие угли, но это уже делали. Большинство самоубийств совершается по шаблону. Машина с работающим двигателем в гараже, дуло в рот, веревка…
– Прыжок с моста.
– Вот видите. Трудно найти новый подход. Кроме того, сама причина, по которой я дошел до точки, состоит в том, что я больше не вырабатываю никаких оригинальных идей. Не могу больше писать. Мой редактор скоро это поймет. И тогда я потеряю работу.
– Почему вы не можете писать?
– Когда я пишу, мне нужно слышать свой голос, голос у себя в голове. Голос, который рассказывает историю. Таков мой рабочий процесс. Я больше не слышу свой голос.
– Почему?
– Я слышу только Брюна. С тех пор как я открыл эту коробку, я слышу его постоянно. Я все время думаю о нем. С того момента, как просыпаюсь, до того, как засыпаю. Он мне снится. Я не могу убрать из головы лицо Сары Крестон. Донна и Дженнифер тоже там, но большей частью Сара, потому что у меня много ее фотографий.
– Эти голоса приказывают вам причинить себе зло? Причинить зло другим?
Тут Дэвид скорчился и, судорожно всхлипнув, заплакал.
– Да. Внутри меня что-то есть. Я чувствую, как оно вгрызается в меня.
Доктор Поподопович выпрямилась и написала что-то на зеленом бланке.
– Дэвид, – голос у нее был спокойный, дружеский, в нем слышалась теплота, – возможно, у вас посттравматическое стрессовое расстройство, которое развилось на почве этих ужасающих историй. В каком-то смысле вы заново проживаете эти трагедии. Я видела такое раньше у журналистов, которые освещали войну в Ираке. Дэвид, вы проведете ночь в Гленнс – это центр психического здоровья в нескольких милях отсюда. Когда кто-то говорит мне, что намеревается причинить себе вред, я должна это сделать, поймите. Но обещаю вам, все, что вы рассказали мне и расскажете в будущем, останется в строжайшем секрете. Понимаете, почему я должна это сделать?
– Да.
– Тот факт, что вы разыскали меня, говорит, что вы сильнее, чем сами думаете. Мы вас вытянем. И первые шаги сделаем прямо сейчас.
Он уставился в пол.
– Посмотрите на меня, Дэвид. Мы вас вылечим. Дэвид, посмотрите…
* * *
– …На меня, – сказала Элизабет, когда они возвращались в зал суда. – Просто смотри на меня, если они начнут на тебя нападать, о’кей?
Он кивнул и пошел на место свидетеля. Вошли присяжные, затем судья Сигел, и все встали.
– Садитесь, – сказал судья.
Сайненбергер молнией вскочил с места. И нанес удар ниже пояса.
– Мистер Нефф, – спросил он. – Вы сумасшедший?
– Возражаю! – закричал Руссо.
Сайненбергер отмахнулся.
– Уточню вопрос. Мистер Нефф, имеются ли у вас какие-либо психические отклонения?
– У меня посттравматическое стрессовое расстройство, но это не психическое отклонение, – сказал Дэвид.
В комнате на девятом этаже этого самого здания его точно так же пытал Руссо, и он знал, как отвечать. Это было тренировкой перед боем – но, сколько ни молоти по груше, трудно не отшатнуться, когда на ринге тебя ударит живой противник.
– Но вы при этом принимаете лекарство, правильно?
– Правильно.
– Если это не болезнь, зачем вам нужно лекарство?
– Ну, мистер Сайненбергер, это все равно что быть алкоголиком, – сказал Дэвид. – Многие алкоголики могут вести нормальный образ жизни и продуктивно работать, пока работает печень. Что касается меня, я всегда сдаю свои статьи вовремя, несмотря на то что чувствую некоторый внутренний дискомфорт.
– Как с печенью алкоголика, только это происходит с вашим мозгом, не так ли?
Дэвид чуть поежился.
– В общем, да.
– Вы слышите голоса. Слышите тех, кого на самом деле рядом нет.
– Да.
– Возможно, и видите тех, кого нет рядом?
Он вспомнил ту ужасную ночь, бродягу с ножом под окном их спальни, кривого на один глаз. Но Сайненбергер никак не мог знать об этом. Это похоронено в записях его психиатра, недоступных суду.
– Нет, – сказал он. – Не думаю.
– Я говорю о Гэри Гонзе. Вашем секретном источнике информации, которую вы использовали в своей книге. Гэри Гонзе – не существующий в действительности человек, ведь так?
– К несчастью, – сказал Дэвид, – Гэри Гонзе абсолютно реален.
* * *
Они возвращались в Огайо на машине Кэти, в десятилетнем «сатурне», заваленном дисками и винилом с группами, о которых Дэвид слыхом не слыхивал: Salt Zombies, The Decemberists, Neutral Milk Hotel.
Машину, взятую напрокат, он вернул в отделение фирмы при университете и оплатил расходы на ее доставку обратно в Акрон. Дуриком полученное богатство дает не так много бонусов, давно понял Дэвид, но жизнь однозначно становится комфортнее. Почему-то в машине Кэти, на пассажирском сиденье, Дэвид чувствовал себя ближе к ней, чем в те семь раз, когда они занимались сексом в Беллефонте. Сидеть на пассажирском сиденье в машине женщины – вот что такое настоящая близость.
На светофоре возле университета она наклонилась и лизнула его губы. У него так закружилась голова, что он чуть не потерял сознание.
– Что теперь? – спросила она, выезжая на шоссе I-80 Восток.
– Мы можем доехать по этой дороге прямо до дома.
– Я хочу сказать, что дальше? Что ты дальше будешь делать?
– О!
Он посмотрел в окно, на проносящееся мимо предгорье Аппалачей – золотисто-зеленое пятно, картина импрессиониста.
– Что ж, – сказал он, – делать особенно нечего. Мне, знаешь ли, надо только найти более подходящего подозреваемого в попытке убийства Старика с Примроуз-лейн, чтобы меня не засудили. Для чего мне придется каким-то образом вычислить, кто этот парень, Арбогаст. Единственный человек, у кого, как мы можем предположить, был мотив для убийства, если память тебе не изменяет – а память изменяет нам всем, – так вот, это тот самый парень, что подошел к тебе у магазина игрушек в Ковентри. И его перехватил Старик с Примроуз-лейн. По логике, этот парень и есть Арбогаст. Но в нашем деле логика отдыхает. Вы с детективом Сэкеттом считаете, что ты как-то связана с похищением моей свояченицы, Элейн, и что человек, который пытался похитить тебя, возможно, и есть тот, кто схватил Элейн и пытался увезти Элизабет, но ему помешали… Кто? Опять Старик с Примроуз-лейн? Еще я хотел бы знать, почему отпечатки пальцев моей жены оказались на его кровати. И еще у Таннера занятия по плаванию в среду. Вот, пожалуй, и все.
– Ты все еще думаешь, что разгадка проста и изящна?
– Она всегда проста и изящна, – сказал Дэвид.
– Для начала у нас, по крайней мере, есть фамилия.
– Какая?
– Макгаффин, – сказала она. – Тот старик сказал, что парня, для которого он делал документы, звали Макгаффин.
Дэвид засмеялся.
– Это тоже не настоящее имя, – сказал он.
– Почем ты знаешь?
– Есть такой дешевый прием у сценаристов. Так и называется – макгаффин. Это такая штука, за которой все охотятся – в приключенческих фильмах, в детективах, в триллерах. Вокруг этой штуки вращается весь сюжет, но сам по себе макгаффин большого значения не имеет. Как статуэтка мальтийского сокола или ковчег Завета из «Индианы Джонса». Или то, что было в чемодане Марселласа Уоллеса в «Криминальном чтиве».
– Значит, нет никаких зацепок для установления личности Старика с Примроуз-лейн?
– На самом деле ключ к разгадке находится в Акроне. В его доме.
* * *
К востоку от Питтсбурга они припарковались на стоянке отдыха, где к услугам уставших автомобилистов были игровые автоматы и вредная для здоровья пища. Им нужно было поесть и позвонить домой.
– Папа! – завопил Таннер. – Я покрасил Шэдоу в зеленый цвет!
Шэдоу звали их кота.
– Всего, целиком?
– Нет, немножко. Я нечаянно. Это был принциндент. У него теперь зеленое пятно.
– Хорошо.
– Ты приедешь домой?
– Уже еду, дружище.
– Ура-а-а! Ой, деда хочет что-то сказать.
В телефоне зашуршало – Таннер передавал трубку деду.
– Алло?
– Привет, папа.
– Все получилось?
– Получилось.
– Хорошо. Да, слушай, тут кое-что… кое-что в новостях. Началось в блогах. Эта девушка, Синди. Она вывесила на своем сайте фотографии, на которых ты с молодой женщиной.
– Здорово.
– Ты знаешь, что эта женщина – невеста Ральфа Роудса?
– Постой, это же сын Джо Роудса.
– Так точно.
– Однако.
«Да, – подумал он, – отличный вариант кавалера, который всегда под рукой». Что Кэти нашла в этом парне?
– Ну, газетчики выяснили, кто эта женщина.
– Кто же?
– Та, которую преследовал Старик с Примроузлейн.
– Вот как?
– Заголовок сегодня в «Биконе»: «Знаменитый писатель – главный подозреваемый в смерти человека-загадки». И ниже: «Встречается с женщиной, которую преследовала жертва».
– Мило.
– У тебя неприятности, Дэвид?
– Нет, па. Это недоразумение. То возносят, то топчут. Так работает пресса. Я нанял Сайненбергера заняться этим. Не о чем беспокоиться.
– Уверен?
– В общем, да.
– Ладно, давай домой.
– Буду через два часа.
Кэти как раз захлопывала крышку мобильника, когда Дэвид подошел к ней. По ее лицу он понял все.
– Твою мать! – выпалила она.
– Ага.
– Да, вот именно что твою мать. Ничего бы этого не случилось, не появись я с тобой. Эта сука сфотографировала нас в твоей машине, когда мы прощались. Теперь все в курсе, что я изменяю жениху и что за мной охотился Старик с Примроуз-лейн.
– Почему ты не сказала мне, кто твой дружок?
Кэти пожала плечами:
– Да какая разница.
– Его отец – глава отделения Республиканской партии в округе Саммит, владеет крупнейшими лесоразработками в Огайо. Влиятельная семейка.
– Я знаю.
– Вот что я тебе скажу: с тобой точно не соскучишься.
– С тобой тоже.
– Тогда поехали?
Кэти бросила ему ключи:
– Твоя очередь.
С веб-сайта ClevelandChic.com, размещено 18 октября 2012:
ЮНАЯ КНИГОНОША СОХ-НЕФФ
ПО ЗНАМЕНИТОМУ ПИСАТЕЛЮ
Экслюзив «Кливленд Шик»
Кто эта таинственная женщина, ласкающая ухо знаменитого писателя? По сведениям соседей, МОЛОДАЯ женщина, запечатленная на этом фото с языком в ухе Дэвида Неффа, – двадцатидвухлетняя продавщица в «Барнс энд Нобл» по имени Кэти. Комментарии от нее самой получить не удалось. Так же как и от Неффа. Похоже, эти двое укрылись в любовном гнездышке, чтобы предаться нежностям вдали от камер «Кливленд Шика».
Нефф овдовел в 2008-м; его жена покончила с собой, врезавшись на машине в стену магазина в день выписки из больницы после рождения сына Таннера. Со времени трагедии Нефф жил затворником. Неужели он снова вышел на охотничью тропу? А может, это Кэти нашла путь к его сердцу, скажем, через переписку? Неффа легко найти в Фейсбуке, где Кэти у него в «друзьях».
Открою секрет: ваша покорная слуга какое-то время работала с Неффом в ныне покойной «Индепендент». Правду говорят: у каждого своя история. Я тогда думала, что мы друзья, но Нефф у меня за спиной клеветал на меня редактору, что в конце концов привело к моему увольнению. У него много фанатов, но «Кливленд Шик» к ним не принадлежит. Поверь мне, Кэти, этот парень – мерзавец.
Двадцатидвухлетние девочки, Дэвид? Серьезно?
P.S. Держитесь за стул! Кэти – это Кэти Кинан, та самая Кэти, которой был тайно одержим Старик с Примроуз-лейн. Она замуже… ой, простите, пока всего лишь обручена с наследником лесопромышленника Роудса, Ральфом Роудсом. Девушка знает толк в социальных лифтах! Похоже, Нефф встретил родственную душу.
P.P.S. Новые чудеса на вираже! Только что «Бикон джорнал» сообщил, что Нефф – подозреваемый № 1 в покушении на убийство Старика с Примроуз-лейн. Далеко не уходим, следим за развитием событий!
К вечеру Дэвид уже был дома, с Таннером. В двери еще одна карточка от Синди. На обороте было написано: «Нам реально нужно поговорить!» Синди также оставила сообщение на автоответчике. Были сообщения и от Фила Макинтайра из «Бикона» и Дамиана Гомеза из «Плейн дилер». «Скоро и телевизионщики постучатся», – подумал Дэвид.
Они наскоро поужинали – макаронами с сыром и хот-догами. Потом Таннер убежал смотреть «Вау! Вау! Вабзи!», а Дэвид принялся убирать со стола. Когда он ставил остатки ужина в холодильник, в глаза бросилась прикрепленная к дверце детская фотография Элизабет, свернувшейся на диване. Он замер.
Дэвид горевал об Элизабет настолько, насколько позволял ривертин. Но сейчас, когда он впервые с тех пор, как отказался от лекарства, смотрел на лицо жены, в нем поднималось что-то новое. Как будто внутри его открылись шлюзы – и годами накопленная печаль хлынула, затопив все другие чувства.
Вся боль потери, весь ужас одиночества, вся оставшаяся после Элизабет пустота обрушились на него разом.
«Почему ты ушла, – думал он. – Почему не могла остаться со мной? С нами?»
Трудно сказать, может, случившееся затем было вызвано этим новым чувством. Оно охватило Дэвида прежде, чем он осознал, что происходит. Вот он стоит на кухне, уставившись на фото Элизабет, и вдруг…
* * *
…Он бежит с ней рядом по тропинке, вьющейся между гигантскими валунами Нельсон-Леджес-парка – ее любимого места тренировок в марафонском беге.
– Не отставай, старичок, – говорит она.
Он слышит самого себя:
– Подожди. Минутку. Дай отдышаться.
– Не могу! – кричит она, вырываясь вперед. – Надо держать темп.
Она исчезает за тридцатифутовым обломком скалы, что оставил ледник десять тысяч лет назад. Ветерок доносит запах ее пота. Он останавливается и сгибается, задыхаясь.
«Она убежала», – думает он.
Но она снова рядом с ним, бежит на месте, положив руку ему на спину. Он поднимается, и она на мгновение прерывает свой бег – чтобы нежно поцеловать его. Дэвид помнил, что в тот миг разорвалось его сердце.
– Еще немного, Дэвид, – говорит она с лукавой улыбкой. – Я люблю тебя. Но ты не должен отставать. Давай!
Она тянет его за руку, и они снова бегут. Но стоит им свернуть за угол, как Дэвид…
* * *
…Пришел в себя быстрее, чем после прежних приступов. Он даже не упал – все так же стоял в кухне, держа в руках пластиковый контейнер с макаронами. Правда, мысль о том, что Элизабет нет рядом, мучила его всю оставшуюся ночь.
Чтобы предотвратить новые приступы, Дэвид решил занять себя поисками дополнительной информации о Старике с Примроуз-лейн. Первым пунктом в списке стояло дело, которое он не мог больше откладывать. Он одел сына потеплее, и они отправились в желтом «жуке» в новое путешествие, на этот раз проехав меньше мили. Они припарковались перед скромным домом в колониальном стиле. Дэвид помог мальчику выйти и повел его по дорожке, выложенной кирпичом. Таннер ничего не спрашивал, только крепко держался за отцовскую руку.
Альберт Бичем подошел к двери прежде, чем Дэвид постучал. Они увидели человека под два метра ростом, с неряшливой рыжей бородой. От него пахло сдобным печеньем. Вытянутое и худое лицо Бичема выдавало в нем человека, который всю жизнь проработал на свежем воздухе – и с большим удовольствием.
– Здрасте, – сказал Альберт.
– Мистер Бичем, меня зовут Дэвид Нефф. Это мой сын и партнер Таннер Нефф. Наша недавно образованная риелторская компания очень хотела бы сделать вам предложение относительно дома на Примроуз-лейн.
– И можно мне печенья? – деловито осведомился Таннер.
Альберт засмеялся:
– Ну входите.
* * *
– Я знаю, что вы его не убивали, – сказал Альберт, ставя тарелку с печеньем на кофейный столик перед Таннером и Дэвидом.
Жена Альберта, в прошлом байкерша из «Ангелов ада» по кличке Шпионка, сидела в кресле напротив. Она, похоже, не разделяла уверенности мужа в этом вопросе.
– Спасибо, – сказал Дэвид. – Не убивал. Значит, нас двое, кто так думает.
– Когда я увидел ваше имя в газете, то позвонил в полицию и сказал все, что я думаю по этому поводу. Но им было неинтересно.
Таннер выбрал самое большое печенье и теперь прикидывал, с какого боку к нему лучше подступиться. Наконец, сообразив, откуда кусать, он придвинулся ближе к отцу.
– Что же вы им сказали?
– Вам известно, что моя семья присматривала за Джо Кингом, или, если вам больше нравится, Стариком с Примроуз-лейн, где-то с конца семидесятых.
– Не знал, что так давно.
– По меньшей мере с конца семидесятых. Понимаете, никто на самом деле не помнит, как нас втянули в это дело. Мы держали его в большом секрете, даже друг от друга, пока он не умер, да и тот Бичем, кто первым получил эту работу, сейчас на том свете.
– Понятно.
– Я унаследовал эту работу, покупать всякую всячину для мистера Кинга, когда мне было четырнадцать. Ходил для него в бакалею или просил кого-нибудь подвезти меня в Чэпел-хилл, если он заказывал что-то необычное. В очень редких случаях он поручал отвезти его куда-нибудь. Например, в Беллефонт. В общем, ничего особенного…
– За исключением одного случая.
Альберт кивнул:
– Один только случай. Это было осенью восемьдесят девятого. Где-то в конце октября, еще до Хеллоуина. В пятницу. Приезжаю я к нему домой, как обычно, с пакетом продуктов в велосипедной корзинке. Иду поставить пакет и получить деньги – он платил мне наличными, в конверте, всегда чуть больше, чем причиталось, – но вдруг слышу шум в доме. Что-то кидают в стену или на пол. Как будто старик там с кем-то дерется. Пробую дверь – не заперта. Врываюсь в дом. И вижу – он там все крушит. Сбрасывает книги на пол. Телевизор на полу, разбитый. Кресло он расколотил. Мужика реально припекло. «Что случилось?» – спрашиваю. Он так перепугался, что в доме кто-то есть, аж подпрыгнул, и только потом сообразил, что это я. Но потом быстро успокоился и говорит: «Альберт, какое-то время тебе нельзя приходить». – «Почему?» – спрашиваю. «Потому что я обосрался».
– Что он имел в виду?
Альберт пожал плечами:
– Черт его знает. Что-то важное. Я его спрашивал, но он сказал только: «Альберт, здесь сейчас небезопасно. Я очень разозлил одного очень страшного человека». Сказал, не хочет, чтобы еще кому-то из-за него пришлось плохо, и попросил держаться от него подальше. Потом подошел к комоду в углу и вытащил пачку денег. Больше пятисот долларов. «Вот, – говорит и сует мне пачку руками в перчатках. – Держи. Считай это своим выходным пособием. Может, ты мне больше не понадобишься. Если будешь нужен, напишу. Очень важно, чтобы ты и твоя семья держались отсюда подальше, пока я не свяжусь с тобой. Понял?» – «Понял», – говорю. Он меня поблагодарил. А потом сделал кое-что, на него совсем не похожее. Старик меня обнял.
Через пять месяцев я получил письмо. Две строчки: «Можешь вернуться. Увидимся в пятницу, если еще интересуешься». Наверняка этот случай как-то связан с его убийством. Копы сказали мне, что на память полагаться нельзя. Как бы то ни было, мужик, – мы твою жену там никогда не видели. Ни я, ни мой брат Билли. Никого там никогда не бывало, кроме самого Старика.
Альберт перевел взгляд в угол комнаты.
– Если и вправду они нашли в доме ее отпечатки пальцев, должно быть, кто-то их туда подложил. Если будет нужно, чтоб я дал показания, сделаю, не проблема.
– Спасибо.
В разговор вступила жена Альберта:
– Вы сказали, что хотите купить этот дом?
– Да. Вы, Альберт, как исполнитель завещания имеете право продать дом, если все стороны, претендующие на наследство, согласятся с этим. Я внесу деньги на условный счет, назначенный судом, – мой адвокат сможет это организовать, бесплатно, конечно, – и на эту сумму будут начисляться проценты, пока вы ждете решения суда. Это старый дом, на открытом рынке за него вряд ли много дадут. Я проверил через интернет. Ориентировочная стоимость – сто двенадцать тысяч. Я готов заплатить вдвое больше. Тогда, по крайней мере, вы будете биться за деньги, а не за собственность. Так всем проще.
– А что, если мы хотим получить дом? – спросила Шпионка.
– Помолчи, милая.
– Альберт, ведь не зря этот человек готов переплачивать за дом.
Дэвид вздохнул:
– Могу лишь сказать, что заинтересован не столько в выгоде, сколько в том, чтобы прикрыть тылы. Мне нужно найти человека, который стрелял в Старика. Может быть, в доме есть что-то, что наведет меня на след.
– Мы уже все там облазили, – сказала она. – Ничего, кроме кучи старых книжек, грязной одежды и примерно десяти тысяч перчаток.
– Как знать, – ответил Дэвид. – Я готов поручить своему юристу проверить ваше заявление о правах на наследство и посмотреть, не может ли он двинуть дело в вашу пользу.
Старая байкерша тут же встрепенулась:
– Альберт, хороший юрист нам бы пригодился.
– Знаете, насчет денег я не заморачиваюсь, – сказал Альберт. – Но и дом нам ни к чему. Думаю, я смогу всех уговорить. Одна вещь, с которой все согласятся, – чем больше денег, тем лучше. – Он покосился на жену.
– Великолепно, – сказал Дэвид. – Я попрошу парня, который управляет моими счетами, позвонить вам утром. Его зовут Башьен. Он организует риелторскую компанию со мной и моим сыном в качестве основных акционеров и пассивных партнеров. По понятным причинам мое имя не должно фигурировать в сделке, насколько это возможно. И я знаю по вашей работе на Джо Кинга, или кто бы он ни был, что вы будете хранить в тайне мое участие. Возможно, это будет последняя наша встреча. Дальше все сообщения будут поступать только от риелторской конторы «Макгаффин пропертиз лимитед». И, как вы теперь знаете, руководить всей операцией будет парень по имени Башьен.
Альберт рассмеялся.
– Что такое? – спросил Дэвид.
– Ничё, – сказал Альберт, тряся головой. – Он в таком же стиле разговаривал. И чего это моя семья все время впутывается в дела с такими, как вы? Не обижайтесь.
– Думаю, это везение.
– Мистер Нефф, с везением тут ничего общего.
Единственным, что не давало покоя Дэвиду, когда он вел Таннера обратно к машине, было выражение лица Бичема, когда он говорил, что в доме видел только Старика. Уклончивость. Он что-то скрывал, у него это просто на лбу было написано. Вопрос лишь в том, было ли это чем-то действительно важным или просто не имеющим значения воспоминанием, которым Бичем почему-то не захотел поделиться. Он все еще защищал тайну Старика с Примроуз-лейн от посторонних. Но в поисках того, кто стрелял в его работодателя, он тоже был заинтересован. Дэвид полагал, что секреты самого Бичема, что бы это ни было, никак не связаны с расследованием. Придется ему довериться. Подозрения быстро положили бы конец их отношениям, а отношения были сейчас важнее.
* * *
– Босс?
Похоже, Джейсон вышел из клуба, где его застал звонок Дэвида, – оглушительная музыка в стиле «тынц-тынц» на заднем фоне смолкла.
– Мне нужна кое-какая информация.
– Так за это ты мне и башляешь.
– Возможно, это пустяк, но я не могу сам ходить за этим парнем, иначе кое-кто рассердится.
– Ну, так я ж конгениальный сыщик.
– В смысле гениальный?
– Я это и имел в виду.
– Помнишь эту рыжую, из Фейсбука?
Джейсон засмеялся:
– Развеяться решил? Молодец мужик. Пора бы уж, черт возьми. Ты что, хочешь, чтобы я проверил, что за дружок у нее или еще чего?
– Нет. Я хочу, чтоб ты покопал насчет ее отца. Ничего о нем не знаю. Он не стал разговаривать с копами об этих делах, о Старике с Примроуз-лейн. Так что это ниточка, за которую пока не потянулли.
– Сделаю. Дай мне пару дней.
* * *
Он не мог заснуть.
Была ли Элизабет действительно знакома со Стариком с Примроуз-лейн? Есть ли какое-то безобидное объяснение наличию ее отпечатков? Он – жертва случайных обстоятельств или кто-то пытается его подставить? Почему его влечет к женщине, за которой охотился похититель Элейн? Что это за таинственные, еле заметные ниточки, которые связывают его жизнь с жизнью покойного? А были ли ниточки? Или он видит связь там, где ее нет, составляя созвездия из случайной россыпи звезд?
Насколько возможно, что за всем этим стоит Райли Тримбл? Нет, это паранойя. Райли не соответствует описанию человека, похитившего Элейн, того, кто приставал к Кэти. Парень в бомбере был хорошо одет и подтянут, Райли – неряха. К тому же по-настоящему свободным Райли не мог быть даже на воле. Но полностью исключить такую вероятность нельзя.
И у Тримбла имелся мотив для мести.
