– Он предложил сделать вам минет? – спросил Руссо.

Дэвид поймал обращенные к нему взгляды присяжных. Старуха в заднем ряду, должно быть, уже в подробностях все себе представляет. К своему ужасу, он почувствовал, что еле сдерживается, чтобы не хихикнуть.

– Да, – сказал он.

– Расскажите подробней о вашей встрече.

– Однажды ночью, в ноябре, в прошлом году, я припарковался рядом с трейлером Райли Тримбла в Стьюбенвилле, намереваясь последить за его домом.

– С какой целью?

– Ну, к тому времени на основании документов в коробке, принадлежащей Брюну, и свидетельских показаний для большого жюри, которые стали мне известны, я убедился, что Тримбл – по крайней мере соучастник похищения и убийства Сары Крестон. Однако, в отличие от Брюна, Тримбл оставался на свободе и мог совершить еще убийство. Я поехал к нему в надежде поймать его на месте преступления.

– И что вы там увидели?

– Я увидел…

Дэвид прикрыл ладонью рот, чтобы остановить вырвавшийся хохоток. Он поспешил скрыть его кашлем. Никто не заметил, кроме Элизабет, которая еще никогда не смотрела на него с таким беспокойством. Он попытался думать о чем-нибудь грустном. Вспомнил фотографии вскрытия Сары: кровь прилила к спине, навеки окрасив ее в цвет спелого баклажана, а лицо оставалось алебастрово-белым. Это сработало.

Он начал снова:

– Я увидел…

– …Возле гаража Тримбла грузовик компании по установке кондиционеров.

Реклама на борту грузовика гласила: «Спецпредложение! Обогреватели и кондиционеры! Тепло или прохлада в вашем доме дешево!» Дэвид полагал, что Тримбл работает в какой-нибудь мясной лавке или на сталепрокатном заводе у реки. Такого он не ожидал. Ему и в голову не приходило, что человек, которого он подозревал в убийствах детей, может устроиться на работу, обеспечивающую легкий доступ к тысячам семей. Дэвиду стало дурно.

«Это чересчур, – подумал он. – Я должен отдать это другому журналисту. Тому, у кого опыт расследований побольше двух месяцев».

Вот только кто ему поверит? Это скользкая и мутная загадка. Человека уже казнили за это преступление. На теле Сары Крестон найдены улики, совпадающие с образцами, взятыми из дома и из фургона Брюна. И теперь, когда Брюн давно мертв, новичок-репортер думает, что серийный убийца – на самом деле один из его подопечных скаутов. Попробуй докажи.

«Ну, взялся за гуж…» – подумал Дэвид. Усевшись поудобней, он принялся наблюдать из тени за домом через дорогу.

Трудно уследить за временем, когда ничего не происходит. Сколько он сидит здесь? Два часа? Пять? Дэвид не хотел включать зажигание, был риск, что Тримбл увидит свет на приборной доске из дома, где за темным широким окном мерцал экран телевизора. Он мог бы проверить время по мобильному, но здесь, в глубокой заднице штата Огайо, была настоящая сотовая черная дыра, и в поисках роуминга телефон посадил батарею. Минуты проходили как секунды, часы как минуты – время как будто ускорялось, чтобы быстрее произошло хоть что-нибудь, – и тут он заметил, что телевизор выключили.

Совершенно беспросветная ночь, какие бывают в глухомани. Молодая луна спряталась в облаках, нигде не видно ни огонька. Дэвиду пришлось всматриваться изо всех сил, чтобы различить очертания дома Тримбла, дерево перед домом, грузовик. И что-то еще, что-то ближе к двери…

У Дэвида перехватило дыхание, будто призрак ударил его по дых.

В пятидесяти футах дальше, стоял Тримбл и глядел на него в упор.

Медленно-медленно Тримбл направился прямиком к его машине. Шаркающая походка, прямая как палка спина – он словно не шел, а плыл в воздухе.

«Если шевельнусь, он подойдет ближе? – подумал Дэвид. – Или убежит? Ну его к черту. Я не дам ему подойти так близко». Дэвид потянулся за ключами, которые до того положил на пассажирское сиденье. В спешке уронил их на пол. Он нагнулся, принялся шарить среди банок с газировкой и пакетов из «Макдоналдса». А когда выпрямился, Тримбл уже глядел на него через окно машины – рот раззявлен, язык перекатывается за щекой, словно ожившая раковая опухоль. Он поднял руку, сложил ее в пригоршню и задвигал ею, как поршнем. Дэвида настолько парализовало ужасом, что он не сразу догадался, что Тримбл изображает мастурбацию.

– Хочешь, я тебя потрогаю? – тихо спросил Тримбл. – Хочешь, отсосу тебе? Чего хочешь? Хочешь посмотреть, как я дрочу?

Тримбл задрал рубашку – оказалось, он без штанов. Тонкий длинный эрегированный пенис потерся о стекло машины Дэвида, оставляя на нем липкий след.

– Мистер Тримбл! – громко сказал Дэвид через стекло. – Мистер Тримбл, пожалуйста, прекратите!

Пенис Тримбла мгновенно исчез под рубашкой. Тримбл злобно посмотрел на него, явно чувствуя подвох:

– Ты, твою мать, кто такой и откуда ты меня знаешь?

– Я приехал поговорить с вами о вашем вожатом скаутских времен. О Рониле Брюне.

– Какого черта ты делаешь у моего дома в два часа ночи?

Дэвид не знал, что сказать. К такому вопросу он не подготовился. В голове было пусто. И он не успел завести машину. Даже не запер дверь.

– Ты следишь за мной? – спросил Тримбл. – Какого черта тебе надо?

– Вы… вы думаете, это и правда Ронил Брюн убил Сару Крестон и двух других девочек? – спросил Дэвид.

– Что? – Тримбл сморщился, как будто унюхал нечистоты. – Ты, мать твою, что – репортер? Убирайся отсюда на хер!

Тримбл повернулся и пошел к дому.

Дэвид опустил стекло.

– Я думаю, он вообще никого не убивал.

Тримбл остановился, но не поворачивался.

– Ясное дело, Брюн был насильником. Но не был убийцей. Он отпускал всех этих женщин, даже после того, как предположительно убивал детей. Так не бывает. Серийные убийцы не могут вдруг перестать убивать. Жестокость в них постоянно возрастает.

Тримбл оглянулся.

– Я знаю, он не делал этого, – сказал он. – Я пытался сказать это прокурору. Но тот был так уверен… Сказал, что кошачья шерсть или чего-то такое доказывает, что Крестон была в его доме.

– Но, когда Крестон похитили, вы тоже там жили. И через день, как ее нашли, вы переехали сюда, в Стьюбенвилл, к родителям. Что вас заставило так быстро уехать?

– Я сильно заболел, опоясывающий лишай.

– Так вы сказали на работе вашему боссу?

– Ну да.

– Если я разыщу его, он скажет то же самое? Как зовут вашего врача?

– Ни к какому врачу я не ходил.

– Ну… звучит не очень убедительно. Откуда вам известно, что это был опоясывающий лишай, если вы не обращались к врачу?

– Ты меня не путай, – сказал Тримбл, возвращаясь к машине. – Сейчас вспомнил. Да. Я ходил к доктору. К штатному медработнику у нас в офисе, вроде того. А тебе не один хрен, юный следопыт?

– Вы убили Сару Крестон?

Получи! Кости брошены.

Тримбл ухмыльнулся.

– Поди сюда, – сказал он. – Выходи из машины.

Дэвид быстро поднял стекло и повернул ключ. БАХ! – что-то громко шлепнуло по окну. Это был член Тримбла, стоячий, с него капало. Он что, еще больше завелся от разговора об убийствах? Наверное. Тримбл начал биться телом о машину. Двигатель наконец завелся. В тот самый момент, когда машина рванулась с места, Тримбл кончил, оставив на дверях омерзительное подобие гоночной полоски из своей спермы. В ближайшем пригороде Дэвид завернул на круглосуточную мойку и полчаса, сдерживая рвоту, дезинфицировал автомобиль.

Он вернулся домой в Кайахога-Фоллс на рассвете. Элизабет была в душе, собиралась на работу. В столовой странно пахло. Не то чем-то спиртным, не то мускусом – похоже пахнет кожаный ремень, если полежит на солнце. Дэвид так и не понял, что это за запах, и решил, что Элизабет читала на ночь глянцевый журнал – из тех, в которые вкладывают пробники с парфюмерией.

Его записи были разложены на столе по стопкам. Стикеры как надгробные камни: «Сара Крестон», «Донна Дойл», «Дженнифер Пул». А вот и новая стопка, с материалами о нераскрытом похищении и убийстве девочки из Стьюбенвилла, которое случилось через два года после того, как посадили Брюна. Она жила в двух кварталах от Тримбла.

Он опять подумал о сестре Элизабет. Трудно было не поддаться искушению журналистской одержимости – так хотелось поверить, что Тримбл похитил и Элейн тоже. Дэвид прекрасно понимал, как это соблазнительно – свалить всех похищенных девочек на одного монстра. Даже опытные детективы иной раз совершают эту ошибку. Очень удобно думать, что во всех злодеяниях виноват один человек. Но в случае с Тримблом нет ни единого признака, указывающего, что тот появлялся где-нибудь к северу от Акрона. В дорогом районе Лейквуда, где жила семья Элизабет, он бы, несомненно, выделялся из толпы.

Свободное время Дэвид уделял поискам хоть каких-то косвенных улик, привязывающих Тримбла к Донне и Дженнифер. Брюна осудили за убийство Сары, но Дэвид поговорил с детективами, занимавшимися делами Донны и Дженнифер. Ему объяснили, что дела закрыты, убийства девочек приписаны Брюну по факту идентификации волос животного, найденных на теле Дженнифер, на ковре в доме Брюна и в его фургоне, а также из-за полиэтиленового мешка, в котором обнаружили тело Донны и в котором прежде лежало покрывало из спальни Брюна. «Нельзя казнить человека дважды», – сказал ему один из детективов.

Сколько времени надо потратить на поиски того, чего на самом деле нет, чтобы это стало манией? Чтобы это свело тебя с ума?

– А, ты вернулся, – сказала Элизабет из ванной. На ней не было ничего, кроме махрового полотенца, обернутого вокруг головы. В капельках воды на ее миниатюрной груди играли блики солнечного света.

– Извини, что прошлым вечером так получилось.

– Тебе нужно поспать.

– Мне нужно ехать на работу.

– Но ты же не спал. Ты хреново выглядишь.

– Ничего, выпью по дороге кофе.

– Опасно вести машину в таком состоянии. Почему бы тебе не прилечь на полчасика?

Господи, какой у нее временами неприятный голос. Так и вгрызается в мозг! Дэвид почувствовал, как в голове разрастается боль.

– Не могу, – сказал он. – Должен сегодня сдать статью.

– Тогда зачем ты ездил в Стьюбенвилл? – Таким тоном она говорила с ним теперь постоянно. Она совсем не понимает, как это важно для него?

– Я должен был с ним встретиться. С Тримблом.

– Куда такая спешка? Девочку убили двадцать пять с лишним лет назад.

Он покачал головой.

– Мы с тобой ходим по кругу, – сказал он.

– Ты делаешь глупость.

– Думаешь, я ради удовольствия провел ночь в дороге?

«Заткнись! – мысленно просил он. – Заткнись, заткнись! Заткни свое хлебало, пока не довела меня до мигрени».

– Тогда остановись.

У него перед глазами все сжалось в серое пятно, по краям которого прыгали яркие точки.

– Черт подери, не могу.

Она ушла в спальню, хлопнув дверью.

Дэвид вернулся к своим записям по делу Брюна – большим листам, исписанным от руки. Он не слышал, как она уехала, хотя, должно быть, прошла прямо мимо него.

Два часа спустя он все еще сидел за столом. Еще раз просмотрел досье Дженнифер и не нашел ничего, что указывало бы на присутствие Тримбла рядом с ней в день ее смерти. Но стоило Дэвиду начать разбирать бумаги об убийстве Донны, как в глаза бросилось слово, от которого у него перехватило дыхание: «Хэпс». Он отложил бумаги в сторону. Поискал в коробке отчет о допросе Тримбла, который получил в Медине. Ага, вот и «Хэпс».

Хэпс – мясоперерабатывающий завод в Маршал-вилле. В 1982 году, когда была убита Сара Крестон, Тримбл работал там мясником. А в 1980-м, когда убили Донну, человек, нашедший ее тело, написал в своих показаниях в графе «Род занятий»: рубщик мяса, «Хэпс».

Человека звали Берт Ренн. Дэвид отыскал его номер в телефонном справочнике.

– Алло? – слабый голос на другом конце линии.

– Привет! Мистер Ренн? Я журналист, расследую дело Донны Дойл.

– Да? Его поймали?

– Ну, Брюна казнили четыре года назад и…

– Не Брюна. Парня, который жил у него. Он работал рядом со мной. Девчачье имя у него было.

– Райли?

– Так точно. Райли Тримбл. Он…

– …убил их, по словам мистера Ренна, – сказал Дэвид.

– Возражаю, ваша честь! – крикнул Сайненбергер. – Это вымысел.

– Мистер Ренн, к сожалению, умер и не может быть вызван для дачи показаний, – проговорил Руссо.

– Ваша честь, прошу вас, – не унимался Сайненбергер. – Это смехотворно.

– В тысяча девятьсот восьмидесятом году мистер Ренн сообщил полиции о своих подозрениях относительно Тримбла, – сказал Руссо.

– Такого документа нет в отчетах, – парировал Сайненбергер.

– Ваша честь, мы полагаем, он был умышленно «утерян» окружным прокурором Медины, чтобы у присяжных не зародилось сомнений в виновности Брюна.

– Ваша честь, этот человек оспаривает правдивость всеми уважаемого окружного прокурора с целью задокументировать свои выдумки, – сказал Сайненбергер. – Это уже, извините, за гранью.

– Штат Огайо хотел бы внести в протокол видеозапись заявления мистера Ренна, сделанную незадолго до его смерти в нынешнем году.

– Возражаю, ваша честь. Моему подзащитному в то время только что предъявили обвинение и ему еще не был предоставлен адвокат.

– Это не так, – не соглашался Руссо. – Тримблу предоставили государственного защитника, который присутствовал при записи заявления. Что полностью соответствует требованиям, установленным в известном деле «Кроуфорд против Вашингтона».

– Возражение отклоняется, – сказал Сигел.

Молодая женщина подкатила стойку с телевизором к присяжным.

– Заявление мистера Ренна, – произнес Руссо, – сделано в присутствии государственного защитника за две недели до смерти Ренна от рака легких.

Телевизор помигал и ожил. Присяжные вытянули шеи, чтобы лучше видеть. На экране появился истощенный старик, лежащий на больничной койке. Нос Берта Ренна был накрыт дыхательным аппаратом, отчего голос звучал неприятно гнусаво. Он говорил в камеру, как бы обращаясь прямо к жюри:

«Я, Берт Ренн, находясь в здравом уме, свидетельствую о нижеследующем и клянусь Богом, что это правда и ничего, кроме правды. В тысяча девятьсот восьмидесятом году я работал вместе с Райли Тримблом на заводе «Хэпс» в Маршалвилле. Мы разделывали коровьи туши. Или свиные. По осени – оленьи. Мы много времени проводили в одном помещении и разговаривали о своих семьях и кто откуда родом. Несколько раз я говорил ему о своем участке в Маршалвилле. Там ничего нет, кроме нефтяной скважины и качалки. Рассказывал ему, что езжу туда осенью на охоту и что это отличное место, чтобы добыть оленя, потому что оно находится на дороге, по которой редко ездят, и там нет никаких домов. Там есть поросшая пыреем пустошь, где ближе к ночи собираются олени. Где-то спустя три недели после нашего разговора нашли эту девочку, Донну Дойл, она лежала в траве у дороги.

У меня сразу возникли подозрения насчет него. Он всегда был какой-то мутный. К примеру, для мясника он был слишком умный. А притворялся дурачком. Пару раз он случайно говорил какое-нибудь слово, никому не понятное, краснел и объяснял, что слышал его по телевизору, а ребята его еще долго потом подкалывали. Помню одно такое слово – вероподобие. Кто так в жизни говорит? Пришлось в словаре искать.

Когда копы нашли на моей земле девочку и допрашивали меня, я сказал им насчет Райли. Но больше они со мной не связывались.

Потом я увидел в новостях, что мужчину, у которого он жил, арестовали за изнасилование нескольких женщин, и первая моя мысль была: они вместе это делали. Спорю, и Донну они вместе убили. Я не был знаком с Брюном. Но Райли все знал про мое поле. После того как Дэвид Нефф рассказал мне, что Райли тогда жил в доме у Брюна и переехал в Стьюбенвилл в тот день, когда нашли Сару Крестон, я уже не сомневался. Кто, как не Райли, мог быть причастен к убийствам девочек? Он-то уж точно знал, как мясо разделывать».

Видеозапись кончилась.

Сайненбергер вскочил с места:

– Ваша честь, это заявление или показания? Я не слышал ни одного заданного вопроса.

– Представители защиты ни одного не задали, – сказал Руссо. – Но они присутствовали, и такая возможность у них была.

Сайненбергер воздел руки к судье. Но Сигел только пожал плечами:

– Что есть, то есть. Сядьте на место, Терри.

Руссо выдержал паузу, пока его помощница откатывала тележку с телевизором в угол.

– Дэвид, что вы сделали после того, как мистер Ренн передал вам эту важную информацию?

– Я немедленно предоставил ее полиции Кантона, поскольку Донна жила там.

– Разумеется, нам уже известно из предшествующих показаний детективов Кантона, что они, не мешкая, вновь допросили Тримбла. Они также направили для опознания в управление по уголовным делам отпечатки пальцев с полиэтиленового пакета, найденного рядом с телом Донны. Эти отпечатки, как мы теперь знаем, совпали с отпечатками Райли Тримбла, – сказал Руссо, театральным жестом указывая на обвиняемого, который вперился в Дэвида. – Вас это удивило, Дэвид?

– Нет.

– Почему нет?

– К тому времени, когда пришли результаты из лаборатории, я уже убедился, что это Тримбл убил Донну Дойл, Дженнифер Пул и Сару Крестон.

– Благодарю вас, мистер Нефф. У меня больше нет вопросов, ваша честь.

– Обеденный перерыв, – сказал судья Сигел. – Вернемся через час и заслушаем защиту.

Дэвид посмотрел на Сайненбергера. Поймал его взгляд. Адвокат подмигнул и отвернулся.

– Дэвид, – сказала Кэти, натягивая на себя простыню, – ты понимаешь, где ты находишься?

– Черт, Кэти. Ну и где же я, интересно, нахожусь?

Он скатился с нее и сел. Оглядел комнату, то есть комнаты в апартаментах отеля «Буш-Хаус». Кэти схватилась левой рукой за перекладину кровати, подтянулась и тоже села.

– Я хотела преподнести тебе сюрприз. В Беллефонте только одна гостиница. Когда я открыла дверь, ты валялся на полу в отключке, как героиновый нарик. Я думала, ты умер. Чуть не вызвала скорую помощь, но ты начал говорить во сне, и я поняла, что ты в порядке, более-менее. В общем, я тебя вымыла и уложила в постель. Ты перестал разговаривать где-то в пять утра. После этого я вздремнула, ведь из-за тебя всю ночь не спала.

Она посмотрела на часы на тумбочке. 11:32.

– Я спал двадцать четыре часа?

– Дольше, лапа, – ответила она. – Сейчас полдвенадцатого утра. Ты вырубился в пятницу ночью. Сегодня воскресенье.

Никогда в жизни он не спал так долго. Может, и в самом деле наступило какое-то повреждение мозга?

– Кейт, прости меня, – сказал он.

Она покраснела.

– Не извиняйся. Зачем, как ты думаешь, я приехала? Только, если честно, мне не нравится, когда ты представляешь, что я – твоя мертвая жена, пока мы перепихиваемся. Так что отдыхай пока.

Она засмеялась, но Дэвид заметил: чисто по-женски Кэти шокирована тем, каким неожиданным и странным получился их первый секс.

– Умираю от голода, – сказал он наконец. – Как насчет пиццы?

Пиццерия Лукарелли располагалась на первом этаже каменного дома в верхней части Лэм-стрит, откуда открывался вид на весь Беллефонт. Фрэнк Лукарелли проживал в квартире над своим заведением. Его сын вручную вымешивал тесто рядом с большой печью, пока Дэвид и Кэти ели, а когда их тарелки опустели, помог спуститься вниз отцу. Это был крошечный человечек в замшевых шлепанцах и длинном твидовом пиджаке с поясом. Лицо Фрэнка Лукарелли было усеяно печеночными пятнами, он тяжело опирался на алюминиевую трость. Когда-то Кэрол была любовницей этого мужчины – еще до того, как отшельник из Акрона украл имя ее погибшего брата. Фрэнк сел к ним в кабинку рядом с Кэти, как будто ее не заметив.

– Принеси зити, Доминик, – сказал он. – И кофе. С кофеином.

Доминик метнулся на кухню, бормоча что-то под нос на языке своей отчизны.

Пока сын не вернулся, Фрэнк в молчании глядел в стол. Нижняя губа у него чуть шевелилась. «Какой-то вид паралича, – подумал Дэвид. – Дегенеративное заболевание, как у Кэрол, но не Альцгеймер, и не так далеко зашло».

Как только аромат отменно крепкого кофе достиг обонятельного центра в мозгу Фрэнка, он очнулся. Шумно отхлебнув из керамической кружки, он открыл глаза и огляделся. Заметил наконец Кэти и подмигнул ей, ставя кружку на стол.

– Когда я сделал это, то знал, что буду проклят на всю свою жизнь, – сказал Фрэнк, глядя на Дэвида. – С ранних пор, когда я был еще мальчишкой, перед тем как принять решение, я слушал свое сердце, и сердце говорило мне, стоит мне делать что-то или нет. Всю свою жизнь, если я чувствовал в сердце беспокойство, я выбирал «нет». Каждый раз, кроме того дня. Но он был чертовски настойчив.

– Кто?

Фрэнк улыбнулся.

– Я не такой маразматик, каким кажусь, – сказал он. – Я думал пойти в полицию. Не знаю, почему не пошел. Наверное, испугался. Я заключил сделку с дьяволом тогда, сорок с лишним лет назад. Летом шестьдесят девятого. Я продал документы погибшего брата моей девушки человеку, бывшему в сговоре с филадельфийской мафией.

– Вы узнали его имя?

Фрэнк наклонился вперед:

– Представьте себе, узнал.

– Тогда, в шестидесятых, итальянская мафия, что заправляла в тех районах Филадельфии, которые были не под ирландцами, послала своего человека в наши края прощупать почву насчет покрышевать рэкетиров, букмекеров и картежников, – рассказывал Фрэнк, не спеша поглощая зити. – Его звали Анджело Палладино. Дурачок мелкий, у него даже борода не росла, ходил с такими тоненькими усишками. Почему его назвали «ангелом», я не знаю. Я тогда еще подумал – вот ведь глупость, потому что этот Анж был тупой как бревно. Потому его и отправляли в глушь, в городишки вроде Беллефонта. Приходил, бывало, ко мне за десятиной. Как будто мне нужна была крыша. Но жить-то надо, и вообще-то несколько раз я их услугами пользовался, и они никогда не отказывали, если мне нужно было, так что я решил – какого хрена, пусть будет.

Летом шестьдесят девятого по всей стране хиппи громили кампусы, и у нас здесь была заваруха, в Беллефонте. Приперлись эти три волосатика из университета и влепили камнем в окно призывного пункта. К тому же ночью. Трусы. Много народу из старожилов стало звонить в Филли и говорить: «Эй, друзья, мы вам платим за крышу, помните? Наверное, теперь не будем». Босс выслал сюда Анжа и с ним пару человек, и они залегли в «Буш-Хаусе», где, надо думать, вы сейчас остановились. Я за ту неделю как следует с ними познакомился. Гребаная жара стояла, как в Африке, конец августа. Даже ниггеры по домам сидели.

Большой Анж и его команда каждый день у меня обедали.

В конце концов они с этими хиппи поговорили. И рад доложить, больше их у нас на юге не видели. Я хочу сказать, что сошелся с людьми Анжа. У нас возникло какое-то доверие, и я ввел их в курс некоторых своих дел. Так, по-дружески. Но это был охренительно глупый шаг с моей стороны, потому что они захотели и тут поиметь свой навар. Я зарабатывал пару сотен в месяц тем, что клепал фальшивые удостоверения личности для местных школьников. Да, и иногда кое-какие документы для хиппи, которые от армии косили. Это была не моя война. Я, в принципе, не возражал, что они протестуют, но малость огорчился, когда они начали у нас бузить. В общем, я подделывал удостоверения. У меня это хорошо получалось. Мне бы художником быть. Моя мать – упокой Господи ее душу, сорок лет как померла, – она всегда говорила, что я рисую прямо как да Винчи. Такие они, мамы, да?

Одного из людей Анжа звали Сэл, вот он однажды и говорит: «Эй, Анж, может, он пособит с Макгаффином?» Я спрашиваю, а что с Макгаффином? Анж так замолчал на минутку – прикидывал, гожусь ли я, но это, видать, оказался слишком большой напряг для его мозгов. И он рассказал мне про Сэма Макгаффина. Про пижона, который явился в Филли и попросил дона ему помочь. Я тогда говорю, Макгаффин ведь ирландское имя. Но Анж только плечами пожимает, недоумок. Макгаффину нужны были бумаги. Документы. Хотел поменять имя. И чтобы без сучка без задоринки. В обмен обещал дону наводку по финансам. Чтобы набить себе цену, этот самый Макгаффин посоветовал дону вложить несколько тысяч долларов в одну фирму. Акции фирмы в ту же неделю дважды подскочили в цене, и дон здорово заработал. И вроде как сам стал должен этому мужику.

Ну, мы и договорились: они позволяют мне оставлять себе весь свой заработок в обмен на то, чтобы имя «Макгаффин» исчезло навсегда. Это были шедевры, а не документы. Когда я делал удостоверения детишкам, то обычно просто тискал туда какой-нибудь номер социального страхования из списка, который позаимствовал в местном ЗАГСе. Или номер свидетельства о рождении. Не ахти что, просто чтобы можно было купить пива или съездить в Мексику, или в Германию, или еще куда. Но этот человек хотел начать жизнь сызнова, с документами, которые признают годными и при самой жесткой проверке. Был только один способ это сделать. Найти человека примерно того же возраста, плюс-минус пять лет, но год-два, конечно, лучше. И чтобы этот человек умер в раннем возрасте, таком раннем, чтобы он и карточку социального страхования не успел оформить, и налоги еще не платил. Чтобы у него был единственный документ – свидетельство о рождении. Вот когда я подумал о Кэрол.

Я никогда по-настоящему не встречался с Кэрол. Знаю, она так говорит. Но это неправда. Мне никто не был нужен, кроме моей любимой Анны, упокой Господь ее душу. Но я трахал Кэрол, это да. Извините. Простите мне мой гребаный французский. Но я старик, и мне ни к чему врать. Да, она была моя гума, любовница. У Кэрол, как вы наверняка знаете, был брат, который еще мальчиком погиб в ужасной аварии. Если бы он выжил, ему было бы столько же лет, сколько Макгаффину. Идеальный вариант. Вот так.

– Значит, живьем вы его никогда не видели? – спросил Дэвид.

– Нет, никогда. Люди Анжа отвезли документы в Филадельфию. Заверенное свидетельство о рождении, школьный аттестат, выписки из колледжа, документы с мест работы от фирм за пределами штата и карточку социального страхования, настоящую. Ее мне не нужно было подделывать. В те времена, если у тебя было свидетельство о рождении, ты мог себе что угодно оформить – как нечего делать. Макгаффину так понравились документы, что он написал мне письмо. Очередная финансовая наводка. Вкладывайся в «Сони», сказал.

– Я разговаривал с сыном Кэрол. Она говорит, что посылала к вам человека в две тысячи восьмом. Вы все это ему рассказали? Этому Арбогасту?

Фрэнк покачал головой.

– Почему нет?

– Опасный человек.

– Что вы имеете в виду? – спросила Кэти.

– Я поинтересовался, зачем ему это нужно, какое его дело, и он стал мне плести про то, как я помог тому парню, а он его дядя и ищет его, чтобы сообщить, что его сестра смертельно больна. Много знавал брехунов, но этот был просто ужас. Очевидно, этот парень был в сговоре с теми, кто вынудил Макгаффина скрыться. Так что я послал его куда подальше. Когда я увидел в новостях сообщение о странном убийстве Джо Кинга, я сразу понял, что это мой Джо Кинг, о котором они говорят, личность, которую я создал. Жизнью клянусь, Арбогаст, или как там его звать, замешан в этом убийстве. Не знаю, как он его выследил. Есть способы. Но, боюсь, такие, что мне они сегодня уже не по средствам.

След снова остыл.

– Какой ответ вы ищете, мистер Нефф? – спросил Фрэнк. – Кто такой Арбогаст или почему прятался Макгаффин?

– Подлинное имя Арбогаста, пожалуй, важнее, – сказал Дэвид. – Я в настоящий момент – главный подозреваемый в убийстве, и поэтому мне, так сказать, не помешало бы узнать, кто его совершил на самом деле.

– Еще одну вещь вспомнил про этого Арбогаста. Но, может, это не так уж важно. Он запарковался на месте для инвалидов. У него была такая бирка, но по нему не скажешь, что он больной. Я не знаю, может, это пустяки. Я сам такие бирки клепал. Но тут не знаю.