Глава 20
Торби увидел, что Леда приказала накрыть стол в саду. Они сидели вдвоем, и снег покрывал искусственный небосвод сверкающим куполом. Свечи, цветы, струнное трио и сама Леда делали картину восхитительной, но она не радовала глаз Торби, хотя девушка ему нравилась, а сад был его любимым уголком в Радбек-Холле. Они уже почти кончили есть, когда Леда сказала:
– Я бы не пожалела доллара, чтобы узнать, о чем ты думаешь.
Торби виновато потупился:
– Да так… ни о чем.
– Должно быть, это «ничто» очень тебя тревожит.
– Ну… да.
– Ты не хочешь рассказать об этом Леде?
Торби прикрыл глаза. Дочь Уимсби была последним из людей, с кем он захотел бы откровенничать. Его беспокойство было вызвано раздумьями о том, что ему придется делать, если вдруг вскроется, что семья Радбек замешана в делах работорговцев.
– Мне кажется, бизнес не мое призвание.
– Отчего же? Папочка говорит, что твоя голова потрясающе воспринимает цифры.
Торби фыркнул:
– Тогда почему он не… – и тут же умолк.
– Что он «не»?
– Ну…
Черт возьми, должен же он поговорить с кем-нибудь… с кем-то, кто ему посочувствует – или прикрикнет на него в случае необходимости. Как папа. Или Фриц. Или полковник Брисби. Вокруг Торби постоянно вертелись люди, но он чувствовал себя совершенно одиноким. Казалось, только Леда старается быть с ним дружелюбной.
– Леда, какую часть того, что я тебе рассказываю, ты передаешь отцу?
К его удивлению, девушка покраснела:
– Зачем ты так говоришь, Тор?
– Ну, вы же очень близки с ним.
Она внезапно поднялась с места:
– Если ты позавтракал, то давай прогуляемся.
Торби поднялся из-за стола, и они побрели по дорожкам сада, наблюдая снегопад, прислушиваясь к завыванию ветра над куполом. Леда привела его в укромный, далекий от дома уголок, скрытый кустами, и присела на валун.
– Отличное место для разговора с глазу на глаз.
– Здесь?
– Когда в саду установили подслушивающие устройства, я отыскала местечко, где могла целоваться, не опасаясь папочкиных соглядатаев.
Торби удивился:
– Ты что, серьезно?
– Разве ты не понимаешь, что тебя записывают везде, кроме горнолыжных склонов?
– Я даже не думал… И мне это не нравится.
– А кому это может понравиться? Но это обычная мера предосторожности, ведь речь идет о такой важной персоне, как Радбек. И ты не должен ругать за это папочку. Мне пришлось потратить несколько кредитов, чтобы узнать, что сад прослушивается далеко не так тщательно, как ему кажется. И если тебе есть что сказать и ты не хочешь, чтобы тебя подслушал папочка, то говори сейчас. Он об этом никогда не узнает. Обещаю тебе.
Торби помедлил, внимательно осматриваясь вокруг. Он решил, что если где-нибудь поблизости установлен микрофон, то он должен быть замаскирован под цветок… что было вполне возможно.
– Пожалуй, стоит подождать до лыжной прогулки.
– Расслабься, дорогой. Если ты мне доверяешь, то уж поверь, что это место вполне безопасно.
– Ну ладно. – Торби заговорил, выплескивая накопившееся в его душе раздражение… Он поделился подозрениями в том, что дядя Джек ставит ему палки в колеса, чтобы не отдавать власть. Леда слушала его с серьезным видом. – Ну вот. Скажешь, что я сумасшедший?
– Тор, – произнесла она, – ты не догадываешься, что папочка меня тебе подсовывает?
– Что?
– Не понимаю, как ты этого до сих пор не заметил. Только если ты совершенно… Наверное, так оно и есть. Но это чистая правда. Это один из тех браков по расчету, который все окружающие восприняли бы «на ура» – все, кроме тех двоих, кто имеет к нему самое прямое отношение.
Услышав столь удивительное утверждение, Торби разом забыл о своих тревогах:
– Ты хочешь сказать, что… ну, что ты… – Он окончательно смутился и замолчал.
– О господи, дорогой ты мой! Если бы я собиралась так поступить, разве стала бы я говорить об этом с тобой? Признаюсь: перед тем как ты появился здесь, я обещала папочке обдумать такую возможность. Однако ты не обращал на меня внимания, а я слишком горда, чтобы проявлять в таких условиях настойчивость, даже если от этого зависело бы процветание Радбеков. Так что там насчет доверенностей, которые оставили Марта и Крейтон и которые папочка не желает тебе показывать?
– Да, мне их не показывают, а я не собираюсь подписывать документы, пока их не увижу.
– А если покажут, ты подпишешь?
– Ну… может быть, и подпишу. Но я хотел бы знать, какие распоряжения оставили мои родители.
– Не понимаю, почему папочка отказывается выполнить столь естественное пожелание. Разве что… – Леда нахмурилась.
– Разве «что»?
– Как насчет твоей доли? Тебе ее передали?
– Какой доли?
– Да твоей же! Ты знаешь, какой долей владею я. Когда я родилась, Радбек передал ее мне – я имею в виду твоего дедушку. Вероятно, тебе предназначалось примерно вдвое больше, поскольку ты должен был стать настоящим Радбеком.
– У меня ничего нет.
Леда мрачно кивнула:
– Вот одна из причин, почему папочка и судья не желают показывать тебе документы. Наши личные доли ни от кого не зависят, они только наши, и по достижении совершеннолетия мы можем делать с ними все, что нам заблагорассудится. Твои родители голосовали твоими акциями, так же как папочка до сих пор голосует моими. Однако сейчас никакие доверенности в отношении твоих акций, которые были подписаны в прошлом, не имеют законной силы. Ты можешь потребовать свою долю, и им придется либо выполнить твое пожелание, либо пристрелить тебя. – Леда покачала головой. – Нет, конечно, убивать тебя не станут. В общем-то, мой отец во многих отношениях совсем не плохой человек.
– Я и не считал его плохим.
– Я не люблю его, но восхищаюсь им. Но если разобраться, я – Радбек, а он – нет. Глупо, не правда ли? В сущности, в нас, Радбеках, ничего особенного нет; мы лишь скуповатые, прижимистые крестьяне. Но и меня кое-что беспокоит. Помнишь Джоэла Делакруа?
– Тот самый парень, который хотел поговорить со мной наедине?
– Верно. Так вот, он больше здесь не работает.
– И что же?
– Разве ты не знал, что Джоэл был восходящей звездой в инженерном отделе «Галактических»? Официально объявлено, что Джоэл нашел себе другое место. Он сам говорит, что его уволили за попытку переговорить с тобой за их спиной. – Леда нахмурилась. – И я не знала, чему верить. Теперь я верю Джоэлу. Так что же ты собираешься делать, Тор, – поднять лапки кверху или доказать, что ты в самом деле Радбек из Радбека?
Торби пожевал губу:
– Я бы хотел вернуться в гвардию и выкинуть из головы всю эту суету. Мне всегда хотелось узнать, что это такое – быть богатым. И вот я стал им и понял, что это – сплошная головная боль.
– Так ты все бросаешь? – В ее голосе промелькнуло презрение.
– Я этого не говорил. Я намерен остаться и выяснить, что же тут происходит. Не знаю только, с чего начать. Ты считаешь, что я должен грохнуть кулаком по столу дяди Джека и потребовать свою долю акций?
– Мм… только чтобы рядом стоял адвокат.
– Тут и так полно юристов!
– Поэтому тебе не обойтись без адвоката. Чтобы снять с судьи Брудера скальп, надо найти классного специалиста.
– Где же его искать?
– Господи, я ни разу не обращалась к адвокатам. Но поискать можно. А теперь давай-ка побродим и поболтаем, чтобы не вызывать подозрений.
Торби провел утомительное утро, изучая статьи законов, касающихся деятельности корпораций. Сразу после ланча ему позвонила Леда:
– Тор, ты не хочешь прокатиться со мной на лыжах? Ветер стих, и снег – то, что надо. – Она многозначительно посмотрела ему в глаза.
– Ну…
– Да собирайся же!
Торби собрался. Они молчали до тех пор, пока не отошли достаточно далеко от дома. Тогда Леда заговорила:
– Человек, который тебе нужен, – это Джеймс Дж. Гарш из Нью-Вашингтона.
– Я так и думал, что ты позвонила мне только из-за этого. Ты действительно собираешься кататься? Я бы хотел сию минуту вернуться в кабинет и связаться с ним.
– Ну ты даешь! – Леда печально покачала головой. – Тор, мне, наверно, придется выйти за тебя замуж только для того, чтобы стать тебе матерью. Итак, ты возвращаешься домой и звонишь адвокату, который не состоит на службе у Радбеков, адвокату с высочайшей репутацией. Как ты думаешь, что произойдет потом?
– Что же?
– Скорее всего, ты проснешься в тихом местечке в окружении мускулистых нянек. Я провела бессонную ночь и теперь уверена, что они играют всерьез. Поэтому мне пришлось выбирать. Мне хотелось бы, чтобы папочка продолжал вести дела, но если он затеял грязную игру, то я на твоей стороне.
– Спасибо, Леда.
– Он говорит «спасибо»! Тор, я сделаю это ради Радбека. Но давай ближе к делу. Ты не можешь просто так полететь в Нью-Вашингтон, чтобы встретиться с адвокатом. Насколько я знаю судью Брудера, он уже принял всевозможные меры на такой случай. Однако ты мог бы отправиться осматривать свои владения… и начать со своего дома в Нью-Вашингтоне.
– Хитро придумано.
– Я сама поражаюсь своей хитрости. Если хочешь, чтобы все прошло гладко, ты пригласишь с собой меня – папочка велел помочь тебе осмотреться.
– Ну конечно, Леда. Если тебя не затруднит.
– Пусть это тебя не беспокоит. Мы и в самом деле осмотрим некоторые достопримечательности, в Департаменте Северной Америки например. Меня беспокоит одно: как нам ускользнуть от охраны?
– Охраны?
– Без охраны не путешествует ни один человек, занимающий такое высокое положение, как Радбек. Иначе тебя замучают репортеры и сумасшедшие.
– Мне кажется, – медленно произнес Торби, – что тут ты не права. Я ездил к бабушке и дедушке, и со мной не было никаких охранников.
– Они умеют не мозолить глаза. Готова спорить, что во время твоего визита к старикам в доме находилось не меньше двух телохранителей. Видишь того одинокого лыжника? Готова поклясться, что он катается вовсе не ради удовольствия. Так что нам нужно придумать способ оторваться от них на то время, пока ты беседуешь с Гаршем. Но не беспокойся; я что-нибудь придумаю.
Торби с интересом осматривал великую столицу, но ему не терпелось приступить к делу, ради которого они сюда приехали. Леда с трудом сдерживала его прыть:
– Первым делом – достопримечательности. Мы должны вести себя естественно.
Дом по сравнению с поместьем казался более чем скромным – двадцать комнат, и только две из них большие. Он содержался в таком виде, будто хозяева покинули его лишь накануне. Двоих слуг он узнал – они работали и в поместье. К услугам наших путешественников был автомобиль с шофером и дворецким в ливрее Радбеков. Казалось, шофер заранее знает, куда их нужно везти. Они ехали под зимним субтропическим солнцем, и Леда показывала посольства и консульства различных планет. Когда они проезжали мимо величественного здания штаб-квартиры гвардии Гегемонии, Торби велел притормозить и едва не свернул себе шею, разглядывая его.
Леда спросила:
– Твоя альма-матер? – И прошептала: – Смотри внимательно. Здание напротив главного входа – именно то место, куда тебе нужно попасть.
Около копии Мемориала Линкольна они вышли из машины, поднялись по ступеням, и их охватило чувство, знакомое миллионам людей, когда-либо смотревших на этот гигантский монумент. Торби внезапно подумал, что статуя очень похожа на папу – не буквально, но что-то такое в ней было. Его глаза затуманили слезы.
Леда прошептала:
– Здесь я всегда чувствую волнение, словно в церкви. Ты знаешь, кем он был? Линкольн – основатель Америки. Древняя история – она потрясает.
– Он сделал кое-что еще.
– Что же?
– Освободил рабов.
– О! – Она серьезно посмотрела ему в глаза. – Это так много значит для тебя?
– Очень много.
Торби хотел было рассказать Леде о главной причине, побудившей его броситься в драку: ведь они были одни, и это место наверняка не прослушивалось. Но не смог. Юноша знал, что папа не возражал бы, но он обещал полковнику Брисби.
Торби с трудом разбирал надписи на стенах; эти буквы и грамматика были в ходу еще до того, как английский стал английским Системы. Леда потянула его за рукав и прошептала:
– Пойдем. Я не могу долго оставаться здесь… Иначе я начну плакать.
Они отошли на цыпочках.
Леда объявила, что ей хочется посмотреть шоу в «Млечном Пути». Они вышли из машины, велев шоферу вернуться за ними через три часа десять минут. За билет в двойную ложу Торби пришлось заплатить спекулянту бешеные деньги.
– Ну вот! – воскликнула девушка, как только они заняли свои места. – Полдела сделано. Дворецкий, конечно, выпрыгнет из машины, как только она завернет за угол, но от шофера мы на некоторое время освободились: поблизости нет ни одной стоянки. И все же дворецкий будет торчать рядом, если он дорожит своим местом. Полагаю, в эту самую минуту он как раз покупает билет. А может быть, он уже здесь. Не оглядывайся.
Они поднялись по эскалатору.
– Это даст нам выигрыш в несколько секунд. Он не сможет последовать за нами, пока мы не скроемся из виду. А теперь слушай. Люди, сидящие на наших местах, уйдут, когда мы покажем билеты. Только я собираюсь заплатить одному из них, чтобы он оставался на месте. Надеюсь, это будет мужчина, потому что нашему опекуну потребуется лишь несколько минут, чтобы определить, где мы находимся… несколько секунд, если он уже успел узнать номер нашей ложи. Когда он найдет нашу ложу, он увидит, что я сижу там с мужчиной. В темноте он не разглядит его лица, но меня узнает, так как я специально надела платье, которое светится в темноте. Этим он удовлетворится. Ты покинешь здание через любой выход, кроме главного; возможно, там будет дежурить шофер. Постарайся вернуться к выходу за несколько минут до того, как подадут машину. Если не успеваешь, бери такси и езжай домой. А я стану громко жаловаться, что тебе не понравилось шоу и ты ушел.
Торби решил, что корпус «Икс» много потерял, не завербовав Леду в свои ряды.
– А вдруг они сообщат, что потеряли мой след?
– Найдя нас, они будут так счастливы, что даже пикнуть не посмеют. Вот мы и пришли – давай действуй. Увидимся!
Торби вышел из здания через боковой выход, заблудился, обратился к полицейскому и наконец отыскал здание, стоявшее напротив штаб-квартиры гвардии. Просмотрев список, он выяснил, что кабинет Гарша находится на тридцать четвертом этаже, и уже через пару минут Торби стоял перед секретаршей, губы которой, казалось, были способны произносить только одно слово: «нет».
Она холодно сообщила юноше, что советник принимает только по предварительной записи. Не желает ли он изложить свое дело кому-нибудь из помощников советника?
– Имя, будьте любезны!
Торби огляделся. Приемная была переполнена людьми. Секретарша щелкнула переключателем.
– Говорите! – потребовала она. – Я включила систему против подслушивания.
– Пожалуйста, передайте мистеру Гаршу, что с ним хотел бы встретиться Радбек из Радбека.
Торби показалось, что она собирается приказать ему не нести чепухи. Но она торопливо встала и куда-то ушла.
Скоро она вернулась и тихо произнесла:
– Советник может выделить вам пять минут. Пройдите сюда, сэр.
Кабинет Джеймса Гарша являл собой разительный контраст всему зданию и приемной, да и сам его владелец был похож на неприбранную постель. Он носил брюки, а не трико, и над ремнем нависал солидный живот. Сегодня адвокат явно не брился, и его седая щетина была под стать лохматым остаткам волос, окружавшим плешь. Он даже не приподнялся с кресла.
– Радбек?
– Да, сэр. Мистер Джеймс Дж. Гарш?
– Он самый. Покажите документы. Кажется, я видел вас в выпуске новостей, но не могу припомнить когда.
Торби протянул ему идентификационную карточку. Гарш изучил общегражданский документ, а затем и более редкое и трудноподделываемое удостоверение «Радбек энд ассошиэйтс» и протянул их обратно.
– Садитесь. Чем могу быть полезен?
– Мне нужен совет… и помощь.
– Именно этим товаром я и торгую. Но у вас есть Брудер и целая толпа юристов. Чем я, именно я могу быть полезен?
– Э-э-э… Это останется между нами?
– «Конфиденциально», сынок. Мы говорим: «конфиденциально». Юриста не спрашивают о таких вещах: он либо честен, либо нет. Что касается меня, то я честен наполовину. Тебе придется рискнуть.
– Ну… в общем, это длинная история.
– Так изложи ее покороче. Говори. Я слушаю.
– Вы согласитесь меня представлять?
– Говори. Я слушаю, – повторил Гарш. – Может быть, я засну. Сегодня я чувствую себя не лучшим образом. Впрочем, со мной всегда так.
– Ну ладно. – Торби приступил к рассказу.
Гарш слушал, прикрыв глаза и сцепив пальцы на животе.
– Вот и все, – закончил наконец Торби, – за исключением того, что я очень хочу разобраться во всем этом, чтобы вернуться в гвардию.
Гарш впервые проявил интерес к его словам:
– Радбек из Радбека? В гвардию? Не говори глупостей, сынок.
– На самом деле я не «Радбек из Радбека». Я рядовой гвардеец и попал во все это по независящим от меня обстоятельствам.
– Я знаю эту часть твоей истории; авторы слезливых статеек уже давно ее мусолят. У каждого из нас возникают обстоятельства, которые от нас не зависят. Дело в том, что человек не может покинуть свою работу, особенно если это действительно его работа.
– Это не моя работа, – упрямо заявил Торби.
– Хватит пустых слов. Для начала мы добьемся признания твоих родителей умершими. Затем потребуем представить их завещания и доверенности. Если противник начнет тянуть волынку, мы получим судебное предписание. И даже могущественный Радбек не устоит перед простой бумажкой «явитесь в суд или будете арестованы за неуважение». – Гарш покусал ноготь. – Может пройти некоторое время, прежде чем будут установлены имущественные права и определено твое положение. Суд может дать полномочия тебе, либо тому, кто упомянут в завещании, либо вообще кому-нибудь третьему, но только не Уимсби и не Брудеру, если все, что ты рассказал, – правда. На такое не решились бы даже судьи, которых Брудер держит в кармане; это было бы уже слишком, и всякий судья знает, что такое решение будет отменено.
– Но что я могу сделать, если они даже не начнут процесса по установлению факта смерти моих родителей?
– А кто сказал, что ты должен их ждать? Ты заинтересованная сторона, а они недотягивают даже до статуса amicus curiae. Я что-то такое слышал, что они наемные служащие, имеющие по одной, чисто номинальной, акции на брата. Ты – номер первый, самое что ни на есть заинтересованное лицо. Так действуй же! А как насчет других родственников? Двоюродные братья? Сестры?
– Двоюродных нет. А о других ближайших родственниках я ничего не знаю. Впрочем, у меня есть дедушка и бабушка Бредли.
– Я и не думал, что они еще живы. Они не станут совать тебе палки в колеса?
Торби хотел было сказать «нет», но передумал:
– Не знаю.
– Ближе к делу станет ясно. Другие родственники… впрочем, о них мы сможем узнать, только когда заглянем в завещание, на что, вероятно, потребуется решение суда. Кстати, есть ли у тебя возражения против дачи показаний под гипнозом? Под воздействием химических препаратов? Против детектора лжи?
– Нет. А что?
– Ты самый важный свидетель смерти родителей, их длительное отсутствие не является решающим доказательством.
– Даже если их нет очень долго?
– Смотря по обстоятельствам. Временной промежуток лишь одно из обстоятельств, которые рассматривает суд, в законах об этом ничего не сказано. Когда-то считалось, что достаточно семи лет, но теперь эта статья отменена. Нынче на вещи смотрят шире.
– С чего начнем?
– У тебя есть деньги? Или их от тебя прячут? Я дорого стою. Обычно я беру плату за каждый вдох и выдох.
– Ну… у меня есть мегабак… и еще несколько тысяч. Около восьми.
– Хм… я еще не сказал, что берусь за твое дело. А ты не задумывался над тем, что твоей жизни может угрожать опасность?
– Нет, никогда.
– Сынок, ради денег люди делают странные вещи. Но ради власти над деньгами они творят еще более ужасные вещи. Всякий, кто живет рядом с миллиардом кредитов, подвергает себя опасности. Это ничуть не лучше, чем держать дома гремучую змею. На твоем месте, почувствовав недомогание, я сам бы подобрал себе врача. Я с опаской входил бы в двери и сторонился открытых окон. – Он задумался. – Поместье Радбек сейчас не самое лучшее место для тебя; не искушай их. Кстати, здесь тебе бывать не следует. Ты уже вступил в Дипломатический клуб?
– Нет, сэр.
– Вступи немедленно. Все будут удивлены, если ты этого не сделаешь. Я туда частенько заглядываю. В районе шести часов. У меня там нечто вроде отдельного кабинета. Номер двадцать-одиннадцать.
– Двадцать-одиннадцать?
– Я все еще не сказал, что берусь за дело. Ты не думал над тем, что мне делать, если я его проиграю?
– Что? Нет, сэр.
– Что за город ты упоминал? Джаббалпур? Вот туда-то мне тогда и придется переехать. – Гарш внезапно улыбнулся. – Но у меня что-то боевое настроение, а, Радбек? Брудер… Что ты там говорил про мегабак?
Торби вытащил книжку чековых сертификатов и передал ее адвокату. Просмотрев, Гарш спрятал ее в ящик стола:
– Пока не станем получать по ним деньги: они наверняка следят за твоими тратами. Имей в виду: дело обойдется гораздо дороже. До свидания. Увидимся через пару дней.
Торби ушел в прекрасном настроении. До сих пор ему ни разу не доводилось видеть такого меркантильного, хищного и корыстного старика – он напомнил Торби покрытых шрамами профессиональных грабителей, шнырявших вокруг Нового амфитеатра.
Выйдя на улицу, Торби увидел штаб-квартиру гвардии. Еще раз окинув здание взглядом, он быстро нырнул в плотный поток автомобилей и, перебежав улицу, поднялся по ступенькам.
