– Что?!

– Это имя что-нибудь говорит вам?

– Разумеется. – Командир взглянул на Торби. – Но я не вижу сходства.

– Я сказал вам, что он – приемный сын. Полковник усыновил его на Джаббале.

Брисби прикрыл двери и сказал Краузе:

– Полковник Баслим мертв или же «пропал без вести и предположительно мертв» последние два года.

– Я знаю. Все это время мальчик был со мной. Я могу сообщить вам некоторые обстоятельства смерти Баслима, если они вам неизвестны.

– Вы были его связным?

– Да.

– Подтвердить можете?

– Икс-три-ноль-семь-девять код ФТ.

– Можно проверить позже. А пока примем это за истину. Скажите: откуда вы знаете, что ваш парень действительно Торби Баслим?

Торби не прислушивался к разговору. В его ушах стоял непрекращающийся шум, словно при перегрузке прицельного оборудования; каюта то расширялась, то вновь становилась тесной. Он понял, что сидящий перед ним офицер был знаком с папой, и это хорошо… но что он говорил насчет того, что папа был полковником? Папа был Баслимом Калекой, дипломированным нищим милостью… милостью…

Полковник Брисби отрывистым голосом приказал Торби сесть, и он с радостью подчинился. Брисби включил вентилятор и повернулся к капитану Краузе:

– Ну ладно, вы меня убедили. Не знаю, согласно какой инструкции я должен это делать… правда, нам вменено в обязанность помогать людям из корпуса «Икс», однако тут несколько иной случай. Но я не могу подвести полковника Баслима.

– Это может быть «помощь гражданину в бедственном положении», – предложил Крауза.

– Да? Не знаю, как это можно применить к человеку, находящемуся на планете Гегемонии, который явно не находится в беде… разве что побледнел немного… Впрочем, я постараюсь.

– Спасибо, шкипер. – Крауза посмотрел на часы. – Я могу идти? Мне уже пора.

– Секундочку. Вы что, просто оставите мальчика у меня?

– Боюсь, что это единственный выход.

Брисби пожал плечами:

– Как скажете. Может, хотя бы позавтракаете? Я бы хотел порасспросить вас о полковнике Баслиме.

– Простите, не могу. Если захотите со мной увидеться – приезжайте на встречу.

– Приеду. Ну хотя бы кофе выпейте. – Командир потянулся к кнопке.

– Шкипер, – произнес Крауза с беспокойством, глядя на часы, – мне нужно уехать немедленно. Сегодня у нас День памяти… И через пятьдесят минут начнутся похороны моей матери.

– Почему вы не сказали сразу? Господь с вами! Вы не успеете.

– Боюсь, что так… но я должен успеть.

– Мы это сейчас исправим. Минуточку… – Брисби распахнул дверь. – Эдди, аэрокар для капитана Краузы! И побыстрее! Взять его на борт и высадить там, где он попросит. Мигом!

– Есть, шкипер!

Брисби обернулся, вскинул брови и вышел в приемную. Рот Краузы, сидевшего лицом к Торби, горестно искривился.

– Подойди сюда, сынок.

– Да, отец.

– Мне пора идти. Может быть, тебе все же удастся посетить встречу… когда-нибудь.

– Я постараюсь, отец!

– Если же нам не суждено увидеться, то помни: твоя кровь в нашей стали, наша сталь в твоей крови. Ты был и остаешься «Сису».

– Сталь в крови…

– Удачи в делах, сынок. Будь умницей.

– Удачи в делах… Ох, отец!

– Не надо! А то я не выдержу. Слушай, сегодня я буду давать ответы вместо тебя. Ты больше не должен появляться там.

– Да, сэр.

– Я и твоя мать – мы оба любим тебя.

Брисби постучал в открытую дверь:

– Ваша машина готова, капитан.

– Иду, шкипер. – Крауза расцеловал Торби в обе щеки и быстро двинулся к выходу. Последнее, что увидел Торби, была его широкая спина.

Вскоре вернулся Брисби. Усевшись в кресло, он посмотрел на мальчика и сказал:

– Я даже не знаю толком, что с тобой делать. Ну ладно, придумаем что-нибудь. – Он нажал кнопку. – Эдди, пусть боцман разыщет где-нибудь свободную койку. – И обернулся к Торби. – Мы все уладим, если ты не слишком привередлив. Я знаю, что вы, торговцы, живете в роскоши.

– Сэр?

– Что такое?

– Баслим был полковником? Вашей службы?

– Мм… в общем, да.

Торби задумался на несколько минут, и старые воспоминания нахлынули на него с неожиданной силой. Он нерешительно произнес:

– Мне кажется, у меня есть послание… для вас.

– От полковника Баслима?

– Да, сэр. Меня нужно погрузить в легкий транс, но мне кажется, я смогу вспомнить начало и так. – Торби произнес несколько кодовых групп. – Это предназначено для вас?

Полковник Брисби вновь проворно прикрыл дверь и со всей серьезностью сказал:

– Ни в коем случае не используй этот код, пока ты не будешь абсолютно уверен, что тебя слушает тот, кому положено, и что комната проверена и не прослушивается.

– Простите, сэр.

– Ничего страшного не произошло. Однако любая информация, закодированная этим шифром, является строго секретной. Надеюсь, содержание послания за два года не утратило актуальности. – И вновь нажал кнопку. – Эдди, отставить боцмана. Пришли ко мне офицера-психолога. Если его нет на борту, пусть его разыщут.

Он посмотрел на Торби:

– Я все еще не знаю, что с тобой делать. Лично я предпочел бы держать тебя в сейфе.

Длинное послание было вытянуто из Торби в присутствии только самого Брисби, его старшего заместителя подполковника Стэнка, на корабле его попросту звали Стинки, и бортового психолога капитана медицины Исадора Кришнамурти. Дело шло туго; доктору Кришнамурти нечасто доводилось пускать в ход гипноз. Торби был напряжен и не поддавался воздействию, а подполковник, отчаянно богохульствуя, никак не мог управиться с записывающей аппаратурой. Наконец психолог выпрямился, вытирая со лба пот.

– Я думаю, это все, – устало произнес он. – Но что это значит?

– Забудьте все, что слышали, док, – посоветовал Брисби. – А еще лучше, сразу перережьте себе горло.

– Ого! Ну, спасибо, босс.

– Шеф, давайте прокрутим его еще раз, – предложил Стэнк. – Думаю, я заставлю этот сумасшедший агрегат работать лучше. К тому же у парня дикий акцент, и я опасаюсь за достоверность информации.

– Ничего подобного. У мальчика чистое земное произношение.

– Ну, значит, дело в моих ушах. Они подвергались вредному влиянию – я слишком долго пробыл на борту.

– Так вот почему так засорен язык ваших офицеров, – хладнокровно проговорил Брисби. – Стинки, птичка, а правда, что все вы, которые с Рифа, записываете сначала на бумажке то, что вам говорят, если хотите понять?

– Только при разговорах с уроженцами Аралеши… ничего личного, сэр, вы же сами спросили. Так, может быть, повторим? Было бы неплохо отсеять шумы.

– Ваше мнение, док?

– Хм… пациент устал. Нельзя ли в другой раз?

– Можно. Теперь он останется у нас надолго. Ладно, будите его.

Вскоре Торби передали сержанту с поручением, чтобы тот подыскал ему койку. Через несколько литров кофе, поднос сэндвичей и пропущенный обед полковник и его помощник начисто переписали тысячи слов последнего донесения Баслима Калеки. Стэнк откинулся на спинку кресла и свистнул:

– Можете расслабиться, шеф, эта штука останется актуальной еще пару сотен лет.

– Да, – серьезно ответил Брисби. – И прежде чем это случится, погибнет немало хороших парней.

– Точно. И вы знаете, что поражает меня больше всего? Этот мальчишка-торговец, который мотался по всей Галактике, неся в голове донесение «перед-прочтением-сжечь». Может, спустимся где-нибудь и по-тихому отравим его?

– И потом писать бесчисленные объяснительные?

– Ну что ж, может быть, доктор Криш сумеет стереть ему память, не прибегая к лоботомии.

– Думаю, если кто-нибудь тронет этого парня пальцем, полковник Баслим восстанет из мертвых и придушит его. Ты знал Баслима, Стинки?

– Он читал мне курс психологического оружия на последнем году обучения в Академии. И сразу после этого ушел в корпус «Икс». Самый блестящий ум, который я когда-либо встречал – конечно, если не считать вашего, папаша-сэр-босс.

– Не напрягайся. Без сомнения, он был великолепным учителем, да и во всем остальном всегда оказывался на высоте. Но если бы ты знал его еще раньше! Мне посчастливилось служить у него в подчинении. Даже теперь, когда я командую кораблем, я часто спрашиваю себя: «А как поступил бы на моем месте Баслим?» Он был лучшим командиром корабля из всех, у кого я служил. Тогда он второй раз стал полковником – ему ведь дали уже маршала, но он предпочел понижение в звании, чтобы сбежать от кабинетной работы и получить корабль.

Стэнк покачал головой:

– А я жду не дождусь того дня, когда сяду в уютном кабинетике и начну писать инструкции, которые никто не будет читать.

– Ты не Баслим. Ему не нравилась простая, непыльная работа.

– Я не герой. Я всего лишь соль земли. Скажите, шеф, вы были с ним во время спасения «Ганзы»?

– Неужели я не носил бы тогда нашивку? Нет, слава богу, меня тогда перевели в другое место. Баслиму пришлось сражаться врукопашную. У них там была сущая мясорубка.

– А может, у вас хватило ума не напрашиваться в добровольцы?

– Стинки, даже такой толстый лентяй, как ты, и тот мигом шагнул бы вперед, если бы Баслиму потребовались добровольцы.

– Я не лентяй. Просто не привык зря суетиться. Я только вот чего не понимаю: какого черта командир корабля сам повел десантную группу?

– Старик подчинялся только тем правилам, с которыми был согласен. Он хотел лично свалиться на голову работорговцев, потому что ненавидел их лютой ненавистью. Он вернулся героем, и что оставалось делать Департаменту? Ждать, пока Баслим не выйдет из госпиталя, чтобы отдать его под трибунал? Знаешь, Стинки, даже эти генералы из штаба способны понять, что к чему, если их хорошенько ткнуть носом. Поэтому они наградили его «за отважное поведение при чрезвычайных обстоятельствах» и определили на должность с ограниченными обязанностями. Однако с тех пор каждый раз, когда возникают подобные «чрезвычайные обстоятельства», ни один офицер не может оправдания ради ссылаться на уставы. Приходится следовать примеру Старика.

– Только не мне, – твердо заявил Стэнк.

– И тебе тоже. Когда ты будешь командиром и возникнет необходимость делать что-нибудь неприятное, ты будешь это делать, втягивая живот и выпячивая грудь, с героическим выражением на своей упитанной физиономии. И ничего ты с этим не поделаешь. Тебя будет подталкивать пример Баслима.

Они легли только на рассвете. Брисби собирался поспать подольше, но, следуя старой привычке, поднялся лишь на несколько минут позже обычного. И он ничуть не удивился, застав своего заместителя, так хваставшегося своей ленью, уже за работой.

Полковника дожидался лейтенант из финансовой части. Он держал в руке телеграмму, и Брисби понял, в чем дело. Прошлой ночью, после того как они просидели несколько часов, разбивая текст донесения Баслима на части, чтобы послать их по разным каналам, полковник вдруг вспомнил, что, перед тем как лечь спать, он должен организовать для приемного сына Баслима идентификационный поиск. Брисби вовсе не был уверен в том, что след ребенка, подобранного на Джаббале, может отыскаться среди досье граждан Гегемонии. Но даже если бы Старик послал полковника вычерпать космос ведром, значит ему нужно именно это, и никаких отговорок. Полковник Брисби испытывал к Баслиму, живому или мертвому, уважение младшего офицера к старшему. Поэтому он написал депешу и поручил дежурному офицеру после побудки взять у Торби отпечатки пальцев и закодировать их. И только после этого полковник позволил себе вздремнуть.

Проснувшись, Брисби первым делом увидел свою телеграмму.

– До сих пор не отправили? – осведомился он.

– Фотолаборатория как раз заканчивает кодировать отпечатки пальцев. Однако офицер связи распорядился передать депешу мне на подпись, поскольку ее содержание не касается корабельных служб.

– Ну так подписывай! Неужели я должен заниматься такими пустяками?

Казначей понял, что Старик опять не выспался.

– Плохие новости, шкипер.

– Выкладывай, что там у тебя.

– Я не знаю, откуда взять деньги. Сомневаюсь, что у нас найдутся средства, даже если мы сумеем обосновать требуемые расходы.

– Расходы меня не волнуют. Придумай что-нибудь и гони депешу. Пусти ее под общим кодом, каким-нибудь «ноль-ноль-и-что-там-еще».

– «Непредвиденные накладные расходы на административные нужды». Не сработает, шкипер. Идентификационный поиск гражданского лица за счет корабля не спишешь. Конечно, я могу присвоить исходящий номер, и вы получите ответ, но…

– Именно этого я и хочу. Мне нужен ответ.

– Да, сэр. Однако через пару дней вся эта история достигнет ушей Центрального ревизионного управления, закрутится бумажное колесо и выплюнет карточку с красной пометкой. Затем они заморозят мою зарплату до тех пор, пока я не покрою всю истраченную сумму. Таким приемом они заставляют нас выучивать законы назубок и хорошенько считать.

– Ты разбиваешь мне сердце. Ну ладно. Отправляй телеграмму и, если ты боишься подписывать ее, сообщи мне исходящий номер. Я сам подпишу запрос своим именем и званием. Идет?

– Да, сэр. Но, шкипер…

– Слушай, у меня была трудная ночь.

– Да, сэр. Однако закон требует, чтобы я давал вам советы. Разумеется, вы не обязаны к ним прислушиваться.

– Еще бы, – мрачно отозвался Брисби.

– Шкипер, вы хотя бы имеете представление о том, как дорого обходится идентификационный поиск?

– Не думаю, чтобы это было очень уж дорого. И не понимаю, чего ты так всполошился. Я хочу лишь, чтобы клерк оторвал зад от стула и порылся в архивах. Мне кажется, они постесняются присылать нам счет. Все будет сделано в порядке взаимной любезности.

– Мне очень жаль, но я так не думаю, потому что вы требуете неограниченного поиска. Поскольку вы не назвали конкретную планету, запрос прежде всего попадет в Тихо-Сити, в архив по делам живых и умерших. Или вы желаете ограничиться только живыми?

Брисби задумался. Если Баслим считал, что Торби попал к нему из Внутренних миров, то, вероятнее всего, его семья считает мальчика погибшим.

– Нет.

– Это уже хуже. Объем информации по умершим втрое больше, чем по живым. Так что для начала его будут разыскивать в архивах Тихо. Это отнимет немало времени даже у компьютера – ведь у них около двадцати миллиардов дел! Предположим, что вы получили нулевой результат. Тогда запрос последует в аналогичные учреждения на всех планетах, поскольку Центральный архив не успевает обновлять данные, а правительства многих планет вообще их не высылают. Счет все разбухает, особенно если сообщения идут через N-пространство. Полный код отпечатков пальцев занимает объем солидной книги. Конечно, если вы будете запрашивать по одной планете зараз и используете обычную почту…

– Нет.

– Ну что ж… Шкипер, а почему бы не ввести ограничение? Скажем, тысячу кредитов… или сколько вы сможете выделить, если… я хотел сказать, «когда»… они подпишут ваши расходы.

– Тысячу кредитов? Смешно!

– Если я не прав, то ограничение не играет роли. А если прав – а я прав, – то тысячи кредитов хватит для начала, и ваша шея будет в относительной безопасности.

Брисби сердито посмотрел на него:

– Слушай, ты здесь работаешь вовсе не для того, чтобы объяснять мне, почему я не могу чего-то сделать.

– Да, сэр.

– Ты здесь для того, чтобы объяснять, как мне сделать то, что я хочу сделать. Поройся в своих книгах и найди законный способ, как это сделать. Бесплатно.

– Слушаюсь, сэр.

Брисби не сразу вернулся к делам. Он просто кипел – когда-нибудь эта бюрократическая паутина так опутает армию, что просто невозможно будет вывести корабль в пространство. Полковник готов был поспорить, что Старик ушел в корпус «Икс» с чувством облегчения. Агенты корпуса не были стеснены бюрократией; если кто-нибудь из них считал необходимым потратить какую-то сумму, он так и делал, шла ли речь о десяти кредитах или десяти миллионах. Вот так и нужно работать: взять на службу человека и затем доверять ему безоговорочно. Никаких рапортов, бланков – ничего, только делай то, что должен делать.

Потом он взял со стола квартальный отчет о расходе топлива и работе оборудования. Отложив его в сторону, полковник достал чистый бланк депеши и составил сопроводительную записку к донесению Баслима, информируя бюро корпуса «Икс» о том, что внештатный связной, доставивший донесение, все еще находится в распоряжении отправителя и что, по мнению оного, имеется возможность получить дополнительную информацию, если отправитель будет уполномочен продолжить работу со связным по своему усмотрению.

Шкипер решил не передавать депешу в группу криптографии, открыл сейф и принялся кодировать сам. Он уже заканчивал работу, когда в дверь вновь постучался казначей. Брисби поднял глаза:

– Ну что, нашел нужный параграф?

– Кажется, да. Я поговорил со старшим помощником.

– Короче.

– Итак, у нас на борту находится некое лицо…

– Только не говори мне, что я должен получать на это разрешение!

– Вовсе нет, шкипер. Прокормить мы его прокормим. Вы можете держать его на борту сколько угодно, и я ничего не замечу. Все идет нормально, пока не наступает время вносить расходы в официальные документы. Но скажите, как долго вы собираетесь держать его на корабле? Наверное, не день и не два – судя по тому, что вы затеяли идентификационный поиск.

Командующий нахмурил брови:

– Возможно, мальчик останется здесь надолго. Для начала я хотел бы узнать, кто он и откуда. Потом, если окажется, что мы идем в нужном ему направлении, я хочу подбросить его – никуда этого не записывая. Если же мы идем не в ту сторону, то я передам его на какой-нибудь подходящий корабль. Это трудно объяснить, но это необходимо.

– Хорошо. Тогда почему бы не призвать его на военную службу?

– Что?

– И тогда все станет на свои места.

Брисби нахмурился:

– Понятно. Я могу взять его с собой на законных основаниях… а затем передать парня кому-нибудь еще. А зачисление дало бы тебе табельный номер. Но… хорошо, предположим, что он окажется с Шивы-три, а зачисление еще не состоялось. Что же, прикажешь ему просто смыться с корабля? Кстати, я отнюдь не уверен в том, что он хочет в гвардию.

– Спросите его. Сколько ему лет?

– Сомневаюсь, что он сам знает. Он же бродяга.

– Тем лучше. Итак, вы берете его на корабль. Затем, когда мы наконец определим, откуда он родом, вы обнаруживаете ошибку в его возрасте, и как-то так оказывается, что он достигает совершеннолетия как раз вовремя, чтобы получить законное увольнение на своей родной планете.

Брисби моргнул:

– Неужто все казначеи такие мошенники?

– Только самые лучшие. Вам не нравится такая комбинация, сэр?

– Очень даже нравится. Хорошо, я обдумаю ваше предложение. И я придержу это донесение. Пошлем попозже.

Казначей сделал невинное лицо:

– О нет, сэр, мы вовсе не станем его отправлять.

– Почему?

– В этом не возникнет необходимости. Мы примем его на службу для заполнения вакансии в штате корабля. Пошлем его данные в Управление личного состава. Они начнут обычную проверку: имя, родная планета – скажем, Геката, поскольку мы подобрали его здесь. Тем временем мы будем уже далеко. Они выяснят, что мальчик здесь не зарегистрирован. Тогда они обратятся в Управление безопасности, и те вышлют нам распоряжение, запрещающее упомянутому лицу нести службу на должностях, требующих допуска. И это все, что грозит парню, ведь может оказаться и так, что этот бедный невинный гражданин просто не регистрировался. Однако рисковать они не могут и поэтому начнут именно тот поиск, которого вы и добивались. Сначала – в Тихо, затем по всему космосу, да еще с грифом «срочно», поскольку тут замешаны соображения безопасности. Допустим, они что-то найдут. Тогда, если он не разыскивается за убийство, все ограничится обычной волокитой. Если не найдут ничего, то им придется поломать голову – регистрировать ли его или предложить ему в двадцать четыре часа покинуть пределы Галактики. Ставлю семь против двух, что они предпочтут закрыть глаза, ну разве что прикажут кому-нибудь на борту наблюдать за парнем и сообщать о его подозрительном поведении. Вся прелесть состоит в том, что поиск будет проведен за счет Управления безопасности.

– Ты считаешь, у меня на корабле есть агенты безопасности, о которых мне не известно?

– А вы как думаете?

– Мм… не знаю, но будь я шефом безопасности, я обязательно имел бы таких! Вот дьявол, а ведь если я доставлю отсюда к Окраине гражданское лицо, об этом тоже кто-нибудь сообщит, даже если я не сделаю соответствующей записи в вахтенном журнале.

– Я бы не удивился, сэр.

– Давай вали отсюда! А я вызову парня и узнаю, как он отнесется к этой идее. – Брисби нажал кнопку. – Эдди!

Вместо того чтобы вызвать Торби к себе, полковник отправил его на обследование к врачу. Не имело смысла говорить с мальчиком о зачислении, не узнав прежде, способен ли тот нести службу. Перед ланчем к Брисби явился майор медицинской службы Штейн в сопровождении капитана Кришнамурти.

– Итак?

– По состоянию здоровья мальчик годен, шкипер. А психолог пусть доложит свои соображения сам.

– Отлично. Кстати, сколько лет парню?

– Он сам не знает.

– Да, да, – нетерпеливо согласился Брисби. – Ну а сами-то вы что думаете?

Доктор Штейн пожал плечами:

– А какова структура его генов? В каких условиях он рос? Не подвергался ли мутациям, влияющим на скорость развития организма? Какова сила тяжести на планете, где он жил? Метаболический индекс планеты? По внешнему виду ему можно дать и десять стандартных лет, и тридцать. Могу лишь произвольно прикинуть его возраст, исходя из предположения, что он не подвергался существенным мутациям и жил в условиях, приближающихся к земным, и вынести ничем не подтвержденное заключение, что его возраст не меньше четырнадцати и не больше двадцати двух стандартных лет. Пока женщины не научатся рожать детей, на теле которых была бы укреплена табличка с их данными, точнее сказать невозможно.

– То есть можно предположить, что ему восемнадцать?

– Ну, в общем, да.

– Хорошо, напишите чуть поменьше этого – пусть будет рекрутирование несовершеннолетнего.

– На его коже имеется татуировка, – вмешался Кришнамурти. – Это может помочь нам. Метка раба.

– Час от часу не легче! – Брисби подумал о том, что донесение в корпус «Икс» все же придется отправить. – Датированная метка?

– Только на вольной, дата по саргонезскому летоисчислению, соответствует его рассказу. Рабское клеймо фабричное. На нем дата не указана.

– Это плохо. Ну что ж, если медицинских противопоказаний нет, я могу поговорить с ним лично.

– Полковник?

– Да, Криш?

– Я бы не рекомендовал брать его на службу.

– Что? Мне казалось, он психически не менее здоров, чем вы сами.

– Вне всяких сомнений. Но тут есть немалый риск.

– В чем же дело?

– Сегодня утром я исследовал его под легким гипнозом. Скажите, полковник, у вас когда-нибудь была собака?

– Нет. На моей родной планете они не водятся.

– Очень полезные лабораторные животные, многие их характеристики аналогичны человеческим. Так вот, если вы возьмете щенка и станете его травить, бить и унижать, он превратится в злобного хищника. Возьмите его кровного брата, ласкайте его, разговаривайте с ним, кладите спать с собой, но тренируйте его – и получите довольное жизнью, послушное домашнее животное. Возьмите из того же выводка третьего щенка, ласкайте его по четным дням и лупите по нечетным. Он будет сбит с толку и не сможет существовать ни в той, ни в другой роли; он не сможет одичать, но так и не поймет, что требуется от домашнего животного. Вскоре он перестанет есть и спать, потеряет контроль над собой, лишь будет дрожать и съеживаться.

– Хм… и часто вы, психологи, прибегаете к подобным экспериментам?

– Лично мне не доводилось. Но в литературе такие опыты описаны… и в случае с этим молодым человеком можно провести кое-какие параллели. В детстве, когда его личность только формировалась, мальчику довелось перенести целый ряд травматических воздействий, последнее из которых случилось с ним лишь вчера. Он растерян и подавлен. Как собака, он готов в любой момент огрызнуться и укусить. Его ни в коем случае нельзя подвергать дальнейшим испытаниям; его нужно окружить заботой и доставить в клинику, где ему окажут психотерапевтическую помощь.

– Ф-фу!

Офицер-психолог пожал плечами. Брисби поспешил извиниться:

– Прошу прощения, доктор. При всем уважении к вашему профессионализму я осведомлен об этом случае гораздо больше вас. Два последних года мальчик находился в превосходных условиях. – Брисби вспомнилось трогательное прощание, невольным свидетелем которого он был. – А до тех пор он жил на попечении полковника Ричарда Баслима. Слышали о таком?

– Я знаю, какой репутацией он пользовался.

– Я готов поставить на кон свой корабль, что Баслим не мог испортить мальчика. Да, парню пришлось перенести тяжелые времена. Но его воспитал самый сильный, разумный и гуманный человек из всех, кто когда-либо носил нашу форму. Вы ставите на своих собак. Я – на полковника Ричарда Баслима. Итак… вы советуете мне зачислить его?

Психолог колебался. Брисби вновь спросил:

– Итак?

– Не волнуйся, Криш, – вмешался майор Штейн, – все равно ответственность на мне.

– Чтобы принять решение, – сказал Брисби, – мне нужен прямой ответ.

Доктор Кришнамурти медленно произнес:

– Предположим, я подтверждаю, что нет никаких оснований в отказе от призыва, но при этом запишу свое особое мнение?

– Зачем?

– Совершенно очевидно, что вы хотите зачислить мальчика. Но если он что-нибудь натворит, моя запись поможет ему избежать трибунала, все ограничится лишь отставкой по состоянию здоровья. У него и так хватало неприятностей.

Полковник Брисби хлопнул его по плечу:

– Молодчина, Криш! Джентльмены, на этом наше совещание закончено.

Торби провел беспокойную ночь. Боцман разместил его в помещении старших сержантов, и члены экипажа отнеслись к нему хорошо. Однако мальчика привела в замешательство та подчеркнутая вежливость, с которой окружающие отводили взгляд от яркой формы «Сису». До сих пор он с гордостью ощущал, как ладно сидит на нем его форма; теперь же он с грустью понял, что всякая одежка годится на своем месте. Ночью, прислушиваясь к храпу, доносившемуся со всех сторон, – чужие, фраки, – он мечтал вернуться к Народу, где его понимали и считали своим.

Ворочаясь на жесткой койке, он думал о том, кому достанется его место на «Сису»?

Живет ли сейчас кто-нибудь в той каморке, которую он по-прежнему именовал «домом»? Починил ли новый жилец дверь, содержит ли комнаты в чистоте и порядке, как папа? И что он сделал с папиным протезом?

Засыпая, он видел перед собой и «Сису», и папу, и видения смешивались. Наконец, когда перед ним поплыли обезглавленная бабушка и летящий наперерез пират, папа прошептал: «Больше не будет плохих снов, Торби. Никогда. Только хорошие сны».

И только тогда он заснул спокойно – и проснулся в этом ужасном месте, а вокруг были болтливые фраки. Завтрак был обильным, но ему было далеко до высоких стандартов тетки Афины, впрочем голодным Торби не остался.

После завтрака ему довелось в полной мере ощутить свое бедственное положение. Ему велели раздеться и подвергли унизительному осмотру. Впервые Торби увидел, что медики могут столь бесцеремонно обходиться с человеческим телом, – а он терпеть не мог, когда его тыкают и щупают.

И когда командир послал за Торби, тот уже не испытывал радости оттого, что увидится с человеком, который знал папу.

Именно в той каюте он прощался с отцом, и это помещение рождало у него неприятные воспоминания.

Он бесстрастно выслушал объяснения Брисби, чуть-чуть оживившись только после того, как понял, что ему будет присвоен статус – не очень высокий, догадался он. Но тем не менее. У фраки тоже существовало это понятие, но ему не приходило в голову, что оно может иметь для них какое-нибудь значение.

– Тебя никто не принуждает, – заключил Брисби, – но это значительно облегчило бы выполнение воли Баслима – я имею в виду, найти твою семью. Тебе ведь тоже этого хочется?

Торби едва не выпалил, что знает, где его семья. Но он тут же сообразил, что́ имеет в виду Брисби: его кровных родственников, существования которых Торби даже не мог себе представить. Да и были ли у него кровные родственники?

– Полагаю, да, – медленно проговорил он. – Точно не знаю.

– Мм… – Брисби подумал о том, каково приходится картине, потерявшей свою раму. – Полковник Баслим очень настоятельно просил меня найти твою семью. Мне будет проще это сделать, если ты официально станешь одним из нас. Ну? Гвардеец третьего класса… оклад тридцать кредитов в месяц, еды до отвала, а спать – сколько получится. И еще слава. В общем, не много.

Торби поднял глаза:

– Скажите, это та же сем… та же служба, где был мой папа? Полковник Баслим, вы его так называете? Он служил здесь?

– Да. Он занимал гораздо более высокий пост, чем я предлагаю тебе. Но служба – та же самая. Мне кажется, ты хотел сказать «семья». Мы считаем свою службу одной большой семьей. Полковник Баслим был одним из самых уважаемых ее членов.

– Тогда я хочу, чтобы меня усыновили.

– Зачислили.

– Пусть будет «зачислили», мне все равно.