Положение ужасное: от Кларка уже двое суток ни слуху ни духу, и дядя Том места себе не находит. Кроме того, я поссорилась с Декстером, хотя это, конечно, чепуха по сравнению с исчезновением брата, но так я могла хотя бы поплакать у него на плече.

А дядя Том всерьез поругался с мистером председателем, что и привело к моей ссоре с Декстером. Я, правда, не знала, в чем дело, но сразу же приняла сторону дяди Тома. А Декстер, как оказалось, так же слепо предан своему отцу, как я – дяде Тому. Я слышала из их разговора не так уж много, но поняла, что за внешней холодностью и вежливостью скрываются бурные страсти и что это одна и тех бесед, точку в которых ставят пистолетами на рассвете.

Думаю, до этого едва не дошло. Когда мистер Кунья явился к нам в номер, он уже не был похож на Санта-Клауса. Дядя встретил его холодно:

– Я предпочел бы, сэр, чтобы ваши друзья сами позвонили мне.

Мистер председатель пропустил это мимо ушей, и тут дядя Том заметил меня, хотя я спряталась за роялем и сидела тише мыши. Он велел мне идти в свою комнату, что я и сделала.

Кажется, я понимаю, в чем дело. Сначала я думала, что нам с Кларком разрешено бродить по всему Венусбургу совершенно свободно, хотя меня обычно сопровождала Герди или со мной был Декстер. Но оказалось, что это не так: нас охраняли днем и ночью, а стоило нам покинуть «Тангейзер», как к делу подключалась полиция Корпорации. Я об этом даже не подозревала, и Кларк, конечно, тоже, иначе не стал бы тратиться на Жозе. Дядя Том знал обо всем с самого начала и принял это как само собой разумеющуюся любезность со стороны мистера председателя. У него оказались развязаны руки, и он смог заняться своими делами, вместо того чтобы трезорить своих племяшей, один из которых до макушки набит всяческими прибабахами. (Вы, конечно, понимаете, о ком я говорю.)

Так вот, я поняла, что дядя Том винит председателя в том, что Кларк пропал. Вряд ли это справедливо: если бы Кларк заметил, что за ним присматривают, он бы с легкостью смылся от полутора дюжин детективов, всего Космического патруля и стаи ловчих в придачу. Или они назывались «гончие»?

По словам Декстера, они так и не договорились, каким образом вернуть Кларка. Сама я думаю, что Кларк пропал нарочно: он хочет опоздать к старту «Трезубца» и остаться в Венусбурге, где, во-первых, Герди, а во-вторых, множество легких денег. Возможно, я путаю «во-первых» и «во-вторых».

Я пытаюсь уверить себя в этом, но мистер Кунья настаивает на том, что это похищение, что это не может не быть похищением и что на Венере есть только один способ вернуть похищенного живым и невредимым.

Единственное, чего здесь могут бояться акционеры, – это похищения детей. Они настолько этого боялись, что низвели похищение до уровня формального ритуала. И если похититель играет по правилам и не наносит жертве физического ущерба, он может быть уверен в том, что останется безнаказанным, и в том, что Корпорация выплатит любой выкуп, какой он сможет выманить.

Но если он играет не по правилам и его в конце концов ловят, с ним обходятся сурово. Декстер только намекал, что самое мягкое наказание – «смерть в четыре часа». Подробностей он не рассказывал, я поняла только, что похитителю вводят какой-то препарат, который не снимает, а, наоборот, усиливает болевые ощущения.

Декстер сказал, что Кларк будет в полной безопасности, если «старый дурень» не будет мешать естественному развитию событий. Через полминуты я поняла, кого он называет старым дурнем, и влепила ему пощечину.

Что ж, глубоко вздохнем и поплачем о годах моей счастливой невинности в Марсополисе, где я понимала, что к чему. А здесь я не понимаю ничего. Единственное, что я сейчас понимаю, – это то, что я больше не могу выйти из номера, кроме как с дядей Томом, и должна сидеть с ним в номере или таскаться за ним повсюду, куда бы он ни пошел.

Правда, благодаря этому обстоятельству я сподобилась побывать в «коттедже» семейства Кунья. Все было бы очень здорово, если бы я могла думать о чем-нибудь, кроме брата. «Коттедж» мистера председателя – «маленький скромный домик», чуть поменьше «Тангейзера», но куда более роскошный. Розовый дом президента Марсианской Республики мог бы целиком поместиться в местный танцзал. В нем-то я и поссорилась с Декстером, пока дядя Том и мистер Кунья продолжали свою великосветскую ссору в другой комнате этого «коттеджа».

Когда мы с дядей возвращались в «Тангейзер», я заметила, как он постарел за последние дни: он выглядел лет на пятьдесят или, если считать по-венериански, на все сто пятьдесят. Мы пообедали у себя в номере, причем оба едва прикоснулись к еде. Потом я села к телеокну, которое показывало Великий каньон в Эль-Дорадо или Эль-Колорадо, или как оно там еще называется, но не высидела ничего, кроме приступа акрофобии и слез в два ручья. А каньон и вправду Великий.

А дядя Том просто сидел и был похож на Прометея перед очередным визитом орла.

Я сунула руку ему в ладонь и попросила:

– Отшлепай меня, дядя Том.

– Что?! – Он тряхнул головой и вернулся к реальности. – Зачем, детка?

– Потому что это я во всем виновата.

– О чем ты, дорогая?

– Это ведь я отвеча… отвечаю за Кларка. И всегда отвечала. Он же ничего не соображает. Маленьким он так и норовил свалиться в канал. Я его как минимум тысячу раз спасала.

Дядя Том отрицательно помотал головой:

– Нет, Подди, ты тут ни при чем, за все отвечаю я один. Я ведь loco parentis вам обоим. А это значит, ваши родители были совсем уж loco, когда доверились мне.

– Но я чувствую себя ответственной за него. Это мой вечный крест.

– Нет. – Дядя Том снова покачал головой. – Если честно, ни один человек не может в полной мере отвечать за другого. Каждый из нас сам ведет свою игру со Вселенной, а она всегда остается сама собой и ни для кого не меняет своих правил. Рано или поздно она выигрывает и получает свое. Но нас это не останавливает. Мы пытаемся отвечать за другого, а потом оглядываемся и видим, что могли бы сделать это гораздо лучше. – Он помолчал, потом вздохнул и добавил: – Я не должен был обвинять мистера Кунью. Он тоже старался заботиться о Кларке. О вас обоих. Я знал это с самого начала. – Он помолчал и добавил: – Дело в том, что я от большого ума заподозрил, будто он воспользовался Кларком, чтобы надавить на меня. Я был, конечно же, не прав: мистер Кунья – честный по-своему человек, и не в его правилах использовать детей в политических целях.

– В политических?

Дядя Том удивленно посмотрел на меня, словно говорил с самим собой и только сейчас обнаружил, что не один в комнате.

– Пожалуй, я должен рассказать тебе все, Подди. Я все время забываю, что ты уже выросла, и думаю о тебе как о маленькой девочке, которая всегда готова забраться ко мне на колени и клянчить, чтобы я рассказал «Сказку о Подди». – Он снова глубоко вздохнул. – Нет, не хочу грузить тебя всем этим. Но перед мистером Куньей я обязан извиниться. Ведь на самом деле это я использовал Кларка в политических целях. И тебя тоже, Подди…

– Как?!

– В качестве прикрытия, дорогая моя. Престарелый двоюродный дядюшка сопровождает любимых племянников в прогулочном туре. Извини, Подди, но это совсем не так. На самом деле я чрезвычайный посол и полномочный представитель Марсианской Республики на конференции Трех планет. Мы решили, что лучше держать это в секрете, пока я не вручу свои верительные грамоты.

Я была так ошарашена, что ничего не сказала в ответ. Конечно, я всегда знала, что дядя Том – фигура видная и в свое время много сделал для Республики, но для меня он был все годы любимым дядюшкой, у которого всегда найдется время подержать для меня моток пряжи или всерьез обсудить имя для бумажной куклы.

– Так что я использовал тебя, детка, и твоего брата, – продолжал он. – Потому что… Подди, ты действительно хочешь знать всю политическую подоплеку, которая стоит за этим?

Я очень хотела, но постаралась ответить, как подобает взрослой женщине:

– Расскажи мне только то, что считаешь нужным, дядя Том.

– Хорошо. Вокруг этого накопилось много всякой мерзости, а местами все так запутано, что пришлось бы слишком долго объяснять. Кое-что я не вправе тебе рассказать. Про обязательства, которые Бозо – то есть, прости, президент… ну, это касается данных им обещаний. Ты знаешь, кто наш посол в Луна-Сити?

Я попыталась вспомнить:

– Кажется, мистер Суслов…

– Нет, Подди, он был послом при прошлом президенте. Сейчас в Луна-Сити сидит Арти Финнеган. Он неплохой парень, но почему-то считает, что президентом должен быть он, потому что лучше разбирается в межпланетной политике и лучше знает, что нужно Марсу. Он, сама понимаешь, желает нам всем добра…

Я промолчала, потому что вспомнила это имя. Однажды Па и дядя Том говорили о нем, а я, по их предположениям, уже крепко спала. Самыми мягкими выражениями были «голова, набитая дерьмом», «прирожденный мошенник» и «самомнение двенадцатого размера в душонке размера девятого».

– Да, желает добра, но у нас с президентом другое мнение о проблемах, которые встанут на конференции. Заметь, Подди, если президент не посылает на Ассамблею специального полномочного представителя, в данном случае меня, то от имени Марса говорит посол. Что ты знаешь о Швейцарии?

– Ну-у… про Вильгельма Телля и яблоко.

– Вполне достаточно, хотя мне кажется, что никакого яблока на самом деле не было. Так вот, Подди, представь, что Марс – Швейцария Солнечной системы, если тебя не коробит от такого сравнения. Так думаем мы с президентом. Маленькая страна или планета – как, например, Швейцария или Марс – может выстоять перед большими и сильными соседями, но для этого всегда должна быть готова к отпору. Мы никогда не воевали, и я молю бога, чтобы и дальше не пришлось, потому что мы, скорее всего, проиграем войну. Но если мы будем готовы к отпору, к нам, может быть, никто и не сунется. – Он вздохнул. – Так считаем мы с президентом… А вот мистер Финнеган полагает, что Марс мал и слаб и поэтому должен вступить в Терранскую Федерацию. Возможно, когда-нибудь так и случится, но это станет концом нашей независимости и концом нашего свободного общества. Более того, я думаю, что если Марс откажется от своей независимости, то в скором времени та же участь ожидает и Венеру. Как только мы прилетели сюда, я взялся убеждать мистера Кунью. Если Марс и Венера единым блоком выступят против притязаний Терры, то к ним вполне может примкнуть и Луна: ведь мы могли бы снабжать селенитов куда дешевле, чем Терра. Но это было нелегко: политика Корпорации с давних пор такова, чтобы вообще не вмешиваться в высокую политику. «Не надейтесь на князей» – это означает, что они только продают, покупают и не задают никаких вопросов.

Я пытался объяснить мистеру Кунье, что означает для Венеры блок Терры, Луны и Марса (спутники Юпитера пока можно не брать в расчет): если эта тройка будет следовать единым для всех правилам, то лет через десять Венерианская корпорация будет не более независима, чем нынешние «Дженерал моторс» или «ИГ фарбениндустри». Он явно склонялся на нашу сторону, но тут я поторопился с выводами насчет исчезновения Кларка и накричал на него… – Дядя Том горестно покачал головой. – Плохой из меня дипломат, Подди.

– Не ты один потерял голову, – успокоила я его и рассказала о пощечине.

Он в первый раз улыбнулся:

– Ах, Подди, Подди, никогда-то ты не станешь настоящей леди. Ты ничем не лучше меня.

Я оскалилась и грубо ковырнула ногтем в зубах – такой у нас с дядей Томом секретный знак. Это куда более грубый жест, чем вы думаете. Мы, маори, некогда были весьма кровожадны, и я даже не стану намекать на то, что наши предки выковыривали из зубов. Когда я была маленькой девочкой, дядя Том частенько прибегал к этой вульгарной пантомиме, чтобы намекнуть мне, что я веду себя не так, как подобает леди.

Тут он улыбнулся по-настоящему и взъерошил мне волосы:

– Ты самая белокурая и голубоглазая дикарка из всех, что я встречал в своей жизни. Но все равно дикарка, на все сто процентов. И я тоже. Будет лучше всего, лапушка моя, если ты извинишься перед Декстером. Потому что, хоть я и ценю твою отважную защиту, он абсолютно прав: я вел себя именно как старый дурень. А я извинюсь перед его отцом, причем подползу к нему на брюхе, если он того захочет. Человек должен уметь признавать свои ошибки и исправлять то, что еще можно исправить. А ты поцелуйся и помирись с Декстером, он отличный парень.

– Я, конечно, помирюсь с ним и попрошу прощения, но целоваться не стану. Не такие у нас отношения.

– Да ну? – удивился дядя Том. – Он что, не понравился тебе? Может, в твоих жилах слишком много норвежской крови?

– Во-первых, Декстер мне очень нравится, а во-вторых, ты, похоже, свихнулся от тумана, если думаешь, что норвежская кровь холоднее маорийской. У нас с ним все может быть всерьез и по большому счету, поэтому я его целовать не буду.

Он поразмыслил над этим:

– Я думаю, ты права, дорогая моя. Лучше всего упражняться в поцелуйчиках с мальчишками, которым ты безразлична, или около того. А Декстер, хоть он и хороший парень, недостаточно хорош для моей дикой племянницы.

– Кто знает… А что ты собираешься предпринять, чтобы вернуть Кларка?

Его лицо мгновенно сникло.

– Ничего. Вообще ничего.

– Но ведь должны же мы хоть что-то делать!

– Что именно, Подди?

А теперь он меня достал. Я уже раз сто прикидывала в уме разные варианты, но без видимого толка. Сообщить в полицию? Мистер председатель сам полиция, все они на него вкалывают. Нанять частного детектива? Если они и водятся на Венере, то наверняка работают по контракту с Венерианской корпорацией, другими словами, с тем же мистером председателем. Поместить объявления в газетах? Опросить всех таксистов? Расклеить повсюду портреты Кларка и назначить награду за сведения о нем? Куда ни сунься, все на Венере принадлежит мистеру Кунье, точнее, Корпорации, которую он возглавляет. Это почти одно и то же, хотя дядя Том и говорит, что клан Кунья владеет только частью пакета акций.

– Подди, мы с мистером Куньей уже обсудили все варианты. Он уже делает все возможное и не делает того, что делать нельзя. И даже убедил меня не соваться: местные условия он знает гораздо лучше меня.

– И что же нам остается?

– Ждать и ждать. Но если тебе придет в голову хоть что-то, что может помочь, немедленно скажи мне. Мы позвоним мистеру Кунье и обсудим это. Если я буду спать – буди без жалости.

– Хорошо. – Я здорово сомневалась, что дяде Тому удастся заснуть. Как и мне, впрочем. Но меня беспокоил еще один вопрос: – А что ты станешь делать, если Кларк не появится до старта «Трезубца»?

Он ничего мне не ответил, только морщины у него на лбу стали еще глубже. Я поняла, что он принял свое ужасное решение, поняла, чего ему это стоило.

Теперь и мне надо было принять ужасное решение. Я долго советовалась со святым Подкейном, и мы решили, что я должна нарушить свою страшную клятву. Возможно, со стороны это выглядит глупо, но только не для меня. Я ни разу в жизни не нарушала эту клятву и теперь уже никогда не смогу до конца верить Подди Фрайз.

Я рассказала дяде Тому о бомбе. Он отнесся к этому на удивление серьезно, а ведь я почти убедила себя, что Кларк все выдумал, чтобы лишний раз приколоться надо мной. Кстати, контрабанду можно найти на любом космическом корабле. Но бомба – это уже из ряда вон! Возможно, это было что-то достаточно ценное, из-за чего стоило подкупить мальчишку, чтобы он пронес его на борт, а потом заплатили еще раз, когда он передавал его стюарду, грузчику или кому-нибудь еще. Насколько я знаю своего братца…

Однако дядя Том настоял, чтобы я как можно подробнее описала типа, с которым Кларк говорил на Деймосе.

– Дядя, я не могу! Я едва на него взглянула. Неприметный мужчина, каких тысячи. Не маленький, но и не высокий, не толстый, но и не худой. Одежда на нем была самая обыкновенная, а лица я и вовсе не видела. Ой нет! – видела, но не могу его описать.

– Может, это был кто-нибудь из пассажиров «Трезубца»?

Я тщательно обдумала это предположение:

– Нет. Я бы заметила его на борту и вспомнила, пока он еще не выветрился из памяти. Нет… я почти уверена, что он не встал в нашу очередь, а пошел к выходу, к порту челночных кораблей.

– Скорее всего, – согласился дядя Том, – если это и в самом деле была бомба. Мы-то с тобой знаем, какая богатая у Кларка фантазия.

– Но, дядя Том, зачем подкладывать в корабль бомбу?

Он ничего мне не ответил, но я и сама поняла зачем. Кто-то хотел взорвать «Трезубец», угробить всех пассажиров: и стариков, и детишек, и экипаж – словом, всех. И не ради страховки, как об этом пишут в детективных книжонках. На уроке экономики в школе нам объяснили, что на такой выходке не разбогатеешь: Ллойд страхует корабли только в пределах их действительной стоимости.

Тогда зачем же?

Чтобы корабль не попал на Венеру?

Но «Трезубец» ходил к Венере десятки раз…

Скорее всего, чтобы кто-то из пассажиров этого рейса не попал на Венеру. Или на Луну.

Кто?

Ясно, что не Подкейн Фрайз. Я недостаточно важная персона, разве что в собственных глазах.

Потом мы с дядей Томом два часа кряду обыскивали номер. Мы ничего не нашли, да я и не надеялась. Если бомба все-таки была – а я все еще не могла в это поверить – и если Кларк унес ее с корабля, он не стал бы прятать ее в отеле. К его услугам был огромный город и масса времени, чтобы замаскировать бомбу под вазу с цветами или под что угодно.

Напоследок мы обыскали комнату Кларка, исходя из предположения, что там он станет что-то прятать в последнюю очередь. Начали мы вместе, а заканчивать пришлось одному дяде Тому: стоило мне дотронуться до вещей брата, как я разревелась, и дядя отослал меня отлежаться.

К тому времени, когда он сдался, я уже проревелась и даже придумала кое-что.

– Может, стоит послать за счетчиком Гейгера? – предложила я.

Дядя Том устало опустился в кресло и покачал головой:

– Мы ведь не бомбу ищем, девочка.

– А что же?!

– Вовсе не бомбу. Если бы мы нашли ее, это только подтвердило бы, что Кларк сказал тебе правду, а я уже принял это в качестве гипотезы. Потому что… Видишь ли, девочка, я знаю об этом деле больше, чем рассказал тебе… и я знаю, насколько оно серьезно для некоторых людей и как далеко они могут зайти. Политика – это не игра и не дурная шутка, как думают некоторые. Сама война – всего лишь продолжение политики другими средствами… поэтому я не вижу ничего удивительного, когда в политике появляется бомба: бомбы уже использовались в политике и сотни, и тысячи раз. Нет, Подди, мы ищем не бомбу, а человека – человека, которого ты видела на Деймосе в течение пары секунд. Даже, пожалуй, не этого человека, а его хозяина. Полагаю, это кто-то из аппарата президента, кто-то, кому он доверяет.

– Господи! – воскликнула я. – Ну что мне стоило рассмотреть его получше и запомнить!

– Не расстраивайся, лапушка. У тебя не было причин пялиться на этого типа и запоминать его. А вот Кларк, должно быть, хорошо его запомнил. Если… когда Кларк вернется на Марс, мы попросим его просмотреть личные дела сотрудников президента и фотографии для выездных виз за последние десять лет, если потребуется. Мы непременно найдем этого типа, а через него выйдем на другого, которому президент совершенно напрасно доверяет. – Дядя Том вдруг преобразился в свирепого дикого маори. – И тогда я сам им займусь. Вот тут-то мы и посмотрим, кто кого переиграл. – Он широко улыбнулся и добавил: – А теперь Подди должна поспать. В последнее время, со всеми этими танцами, ты ложилась поздно, а ведь сейчас нам нужно быть в хорошей форме.

– Мм… а сколько сейчас времени в Марсополисе?

– Двадцать часов семнадцать минут, – ответил дядя Том, взглянув на марсианские часы. – Надеюсь, ты не собираешься звонить родителям?

– Боже упаси! Я им ни словечка не скажу, если… пока не вернется Кларк. Да и тогда, мне кажется, лучше будет помалкивать. Но ведь сейчас всего двадцать часов с небольшим, то есть еще не поздно, если считать по-нашему. А спать мне не хочется. Подожду, пока ляжешь ты.

– Я, может быть, совсем не лягу.

– Вот и хорошо. Посидим вместе.

– Ладно, Подди, – мягко ответил он и подмигнул. – Человек не может повзрослеть по-настоящему, если не проведет без сна хотя бы одну бесконечную ночь.

Мы долго сидели и молчали. Все уже было сказано, не стоило повторяться и бередить раны.

– Дядя Том, – попросила я наконец, – расскажи мне «Сказку о Подди»…

– Это в твоем-то возрасте?

– Ну пожалуйста. – Я бухнулась к нему на колени. – Мне очень нужно посидеть у тебя на коленях и еще разок услышать эту сказку.

– Ладно, – согласился он и обнял меня за плечи. – Давным-давно, когда мир был совсем молодым, в самом счастливом городе жила-поживала маленькая девочка, и звали ее Подди. Больше всего она походила на часы. «Тик-тик-тик», – говорили ее каблучки, «тик-тик-тик», – вторили им вязальные спицы, и так же неустанно тикал ее маленький, но шустрый ум. Волосы ее цветом напоминали весенние лютики, глаза походили на солнце, если смотреть на него сквозь весенние потоки, когда из каналов уходит лед. Ее носик еще не решил, какую форму принять, а ротик был полон вопросительных знаков. Весь мир был для нее сюрпризом, и она не замечала в нем ничего плохого. И вот однажды…

– Но я уже не маленькая, – прервала я дядю Тома, – и не верю, что мир когда-то был молод.

– Вот тебе платок, – ответил он, – вытри нос. Я ни разу не смог рассказать тебе эту сказку до конца: ты засыпала раньше. А кончается она чудом.

– Настоящим чудом?

– Самым настоящим. Вот какой конец у этой сказки: «А когда Подди выросла, у нее появилась другая маленькая Подди. И мир снова стал молодым».

– И это все?

– А что ты еще хочешь? Это все, что у нас есть, но этого вполне достаточно.