До меня дошел слух, будто Кларк намерен продать меня на черном рынке одному из комиссионеров, которые сотнями отправляют невест колонистам в джунгли. Может быть, это ложь с начала до конца, но слухи ходят.

Больше всего меня бесит, что он, по слухам, предлагает меня по смехотворно низкой цене!

Но, по правде говоря, именно это и убеждает меня в том, что это просто слух, аккуратно запущенный самим Кларком, чтобы позлить меня. Конечно, он вполне способен обречь меня на рабский труд и «постыдное существование», если будет точно знать, что это сойдет ему с рук, но не такой он человек, чтобы поступиться хотя бы истертым пенни в любой грязной сделке. Голову даю на отсечение.

Вероятнее всего другое: Кларк жалеет, что в тот вечер он открылся и вел себя со мной почти как человек, и решил таким образом восстановить наши отношения до нормального здорового статуса холодной войны.

На самом деле, не думаю, что ему сошло бы с рук такое, даже на черном рынке: контракта с Корпорацией я не подписывала, а если бы Кларк умудрился его подделать, в моей колоде есть еще козырной король – Декстер, и братец это знает. Герди просветила меня, что подпольная торговля невестами идет в основном за счет разменщиц, клерков и горничных, которые не сумели урвать мужей в Венусбурге (где недостает мужчин) и поэтому готовы завербоваться в глубинку (где недостает женщин). Сами они довольны и не пищат, а Корпорация смотрит на все это сквозь пальцы. Многие такие невесты – иммигрантки, только что с кораблей. Комиссионеры оплачивают их проезд, но за это выжимают мзду и из самих невест, и из колонистов-женихов. И все довольны.

Но я, признаться, этого не очень понимаю. То есть, на самом деле, я вообще не понимаю, как делаются дела на этой планете. На Венере нет никаких законов, если не считать правил Корпорации. Желаете жениться? Бог в помощь! Найдите кого-нибудь, кто утверждает, что он жрец или священник, и женитесь по любому обряду, правда юридической силы он не имеет, потому что это не контракт с Корпорацией. Хотите развестись? Соберите вещички и делайте ноги, а уж оставлять прощальную записку или нет – ваше дело. На Венере слыхом не слыхивали о незаконнорожденных. Ребенок – это ребенок, он подрастет и начнет работать, а на Венере хроническая нехватка рабочей силы, так что Корпорация не оставит крошку в нужде. Здесь нет запрета ни на полигамию, ни на полиандрию. Всем на это наплевать, а Корпорации – в первую очередь.

Физическое насилие? В Венусбурге это не проходит – он самый охраняемый город в Системе. Кроме того, считается, что преступления против личности плохо влияют на бизнес. Марсополис, например, довольно безопасный город, но в нем есть районы, куда я ни за что не пошла бы в одиночку. Дело в том, что некоторые «песчаные крысы» сильно стукнуты солнцем и не отвечают за свои действия в полной мере. А по Венусбургу можно ходить в одиночку, и единственное насилие, которому я здесь подвергаюсь, – неотвязная реклама.

(Другое дело джунгли. Но и там опасны не люди, а сама Венера. Кроме того, всегда существует вероятность напороться на аборигена, который недавно перехватил крупинку-другую «пыльцы блаженства». Даже маленькие крылатые феи кровожадны, когда нанюхались «пыльцы».)

Убийство? Оно здесь считается очень серьезным нарушением правил. Ваш заработок будет арестован на долгие-долгие годы, чтобы компенсировать убыток, нанесенный внезапным расторжением контракта с погибшим. При этом учитывается средний период трудоспособности и предполагаемая ценность жертвы для Корпорации. Обсчитывают все это актуарии Корпорации, а у них, как известно, сердец нет, есть только системы циркуляции жидкого гелия.

Поэтому, если вы задумали кого-то убить, не делайте этого на Венере. Выманите жертву на такую планету, где к убийству относятся как к чисто социальному явлению и где вас за него только повесят или типа того. На Венере у этого жанра нет будущего.

Люди здесь делятся на три класса: крупные акционеры, наемные служащие и обширная прослойка, в которую входят акционеры-служащие (такой собирается стать Герди), служащие-предприниматели (таксисты, скотоводы, геологоразведчики, мелкие лавочники и т. п.) и, конечно, будущие служащие – дети, чье образование еще не закончено. И еще есть туристы, но туристов на Венере за людей не держат: они здесь на положении кастрированных бычков. О них заботятся как о любом другом ценном имуществе, но не жалеют.

Гость с другой планеты может быть здесь туристом хоть один час, хоть всю жизнь, смотря по тому, насколько хватит денег. Никаких виз, никаких ограничений, был бы обратный билет. Кстати, получить за него наличные можно только после заключения контракта с Корпорацией, если вы, конечно, подпишете этот контракт. Я бы, например, не стала.

И все же я не могу понять, на чем держится здешняя общественная система. Дядя Том долго и терпеливо объяснял мне это, но потом признался, что сам еще не все понимает. Он называет эту систему «корпоративным фашизмом» и до сих пор не решил, то ли это самая мрачная тирания, то ли самая совершенная демократия в истории человеческой расы.

Он говорит, что условия здесь получше, чем те, в которых пребывают девяносто процентов земного населения, а последние, в свою очередь, живут лучше, чем определенные категории марсианского населения, «песчаные крысы» например. И это притом, что на Марсе никто не голодает и все пользуются медицинской помощью.

У меня это просто в голове не укладывается. Правда, теперь я ясно вижу, что раньше судила обо всем исключительно по марсианским меркам. Конечно, в школе нам рассказывали о других планетах, но все это как-то не доходило до моей души. Сейчас я эмоционально постигаю, что есть иные пути… и что люди, которые по ним идут, вполне счастливы. Возьмем Герди. Я могу понять, почему она решила покинуть Землю: там ей солоно пришлось. Она могла бы остаться на Марсе – нам нужны иммигранты такого класса, – но Марс ее не прельстил.

Это меня обескуражило. Я, как вы уже, наверное, догадались, считаю, что Марс почти идеален. Герди, как мне кажется, тоже почти идеальна. И все-таки она выбрала для себя этот ужасный Венусбург. Она говорит, что для нее это вызов.

Дядя Том, узнав об этом, сказал, что Герди совершенно права: она в два счета заставит весь Венусбург есть у нее из рук и станет акционером быстрее, чем я научусь правильно выговаривать «дополнительные дивиденды».

Наверное, он прав. Я очень жалела Герди, когда узнала, что у нее нет денег. «Я горевал, что у меня нет башмаков, пока не встретил человека, у которого нет ног». Примерно таким образом. Я никогда не бывала разорена, будущее всегда сияло передо мною радужными красками, я сроду не голодала, и все же мне частенько бывало жаль бедняжку Подди, которая не может получить новое вечернее платье из-за финансовых затруднений в семье. И вдруг оказалось, что богатая и блистательная мисс Фицснаггли (я все же не хочу называть ее настоящее имя, это было бы несправедливо) занимала деньги, чтобы купить пресловутый обратный билет. Мне было жалко ее до слез.

Но теперь я понимаю, что Герди крепко стоит на ногах, точнее – приземлилась на ноги. Есть у нее такой талант.

Она и вправду сделалась разменщицей (на целых две ночи) и попросила меня не пускать Кларка в казино Дома Педро в эти ночи. Ей, наверное, было совершенно безразлично, увижу ли я ее в таком виде… но она понимала, какой тяжелый приступ щенячьей любви испытывает к ней Кларк, и по доброте душевной не хотела усугублять процесс и (или) шокировать парня.

Сейчас она уже банкомет и учится на крупье, а Кларк каждый вечер ошивается в казино, хотя она настрого запретила ему играть за ее столом. Она прямо сказала, что может иметь с ним дело или как человек и друг, или как профессионал, но ни в коем случае не желает смешивать эти свои роли. Кларк никогда не спорит с неизбежным: он играет за другими столами, а все остальное время таскается за Герди.

Я начинаю подозревать в своем братце пси-способности. Ясно, что он не телепат, иначе он давно бы перерезал мне горло. Но дело в том, что он все еще выигрывает.

Декстер заверил меня в том, что:

а) игра ведется абсолютно честно;

б) никто не может остаться в выигрыше, если будет играть долго, – потому что казино в любом случае забирает свой процент.

– Выиграть, конечно, можно, – заверил он меня. – В прошлом году некий турист унес с собой полмиллиона с лишним. Мы с радостью выплатили ему выигрыш – и разрекламировали это по всей Земле, – но все равно получили прибыль в ту неделю, когда он сорвал банк. Не подумай, что мы делаем поблажку твоему брату. Если он будет продолжать игру достаточно долго, мы отыграем у него не только весь выигрыш, но и те монеты, с которыми он сел за стол в первый раз. Если он такой умный, как ты говоришь, он остановится, пока еще в плюсе. Большинству игроков не хватает для этого ума, а Венерианская корпорация никогда не рискует, если не уверена в выигрыше.

И снова у меня просто в голове не укладывается. Но из-за Герди и из-за выигрышей Кларк стал относиться ко мне почти по-человечески. Какое-то время.

Это случилось на прошлой неделе, в тот вечер, когда я встречалась с Декстером. Герди велела мне спать, я пошла, но никак не могла заснуть. Дверь я оставила открытой, чтобы услышать, как придет Кларк, или, если он не вернется, позвонить кому-нибудь, чтобы его приволокли домой. Хотя дядя Том отвечает за нас обоих, я считаю, что, как и раньше, отвечаю за брата. Мне бы очень хотелось, чтобы Кларк оказался в постели, прежде чем проснется дядя Том. Привычка, наверное.

Через два часа он все-таки вернулся, крадучись на цыпочках. Я зашипела на него, и он зашел ко мне.

Я в первый раз увидела шестилетнего мальчишку с такой кучей денег!

Он сообщил мне, что Жозе проводил его до самого номера. Не спрашивайте меня, почему он не положил деньги в сейф «Тангейзера», или нет, спросите, и дайте я догадаюсь: может, он хотел насладиться ими.

И конечно же, похвастаться. Он разложил их стопками на моей постели, пересчитал, чтобы я непременно увидела, сколько он выиграл. Он даже подтолкнул одну пачку ко мне:

– Тебе нужна мелочь, Подди? Я даже процентов с тебя не возьму. Там, откуда я это принес, еще много осталось.

У меня перехватило дыхание. Не из-за денег, конечно, я и сама была при деньгах, а из-за такого великодушного предложения. Кларк и раньше ссужал меня деньгами и драл сто процентов за такое одолжение, пока Па не узнал об этом и не отлупил нас обоих.

Я обняла и от всей души поблагодарила. И тут он спросил:

– Как думаешь, сестренка, сколько лет Герди?

Я тут же поняла причину его странностей и осторожно ответила:

– Честно говоря, догадаться трудно. – Мне не нужно было догадываться, я это точно знала. – Почему бы тебе не спросить у нее самой?

– Я спросил, но она только улыбнулась и сказала, что у женщин не бывает дней рождения.

– Земной обычай, наверное, – сказала я и сменила тему: – Слушай, Кларк, как тебе удалось столько выиграть?

– Ничего сложного, – ответил он. – Во всех этих играх кто-то выигрывает, а кто-то проигрывает. Ну а я стараюсь оказаться в числе выигравших.

– Да, но как тебе это удается?

В ответ он только гнусно осклабился.

– А сколько денег у тебя было в самом начале? – спросила я.

Тут он насторожился. И все же он еще оставался удивительно мягок для обычного Кларка, так что я решила дожать его.

– Слушай, – сказала я, – насколько я тебя знаю, ты не будешь счастлив, если хотя бы кто-нибудь не будет знать, насколько ты преуспел. А мне-то ты можешь рассказать? Я ведь никогда тебя не сдавала.

В знак согласия он промолчал. Я сказала чистейшую правду. Когда он был еще маленьким, я, бывало, отвешивала ему затрещины, но никогда не ябедничала. Сейчас с затрещинами стало сложнее: он мне навешает быстрее, чем я ему. Но я все равно его не сдавала.

– Ну давай выкладывай, – подзуживала я. – Тебе ведь больше не перед кем похвастаться. Сколько тебе заплатили, чтобы ты проволок на «Трезубец» эти три килограмма в моем багаже?

Он расплылся от уха до уха:

– Достаточно.

– Что ж, не говори, если не хочешь. Но что это было? Я все мозги вывихнула, но так и не догадалась.

– Ты бы непременно обнаружила это, если бы не загорелась идиотским желанием немедленно обследовать весь корабль. Согласись, Подди, ты ведь глуповата. Ты так же предсказуема, как закон всемирного тяготения. Поэтому я всегда тебя обхожу.

Я сдержалась. Если Кларк сумеет разозлить вас – вы у него в руках.

– Возможно, ты прав, – признала я. – Так ты скажешь мне, что это было? Надеюсь, не «пыльца блаженства»?

– Боже упаси! – Кларк обиделся. – Знаешь, что здесь делают с контрабандистами, если заловят на «пыльце»? Их отдают аборигенам, которые ее нанюхались, так что потом даже кремировать нечего.

Меня передернуло, и я поспешила вернуться к прежней теме:

– Так ты расскажешь мне или нет?

– Мм…

– Клянусь святым Подкейном, я никому не скажу. – Это моя личная клятва, никто, кроме меня, не может такую дать.

– Лучше не стоит, – предупредил меня Кларк. – Боюсь, тебе это не понравится.

– Клянусь святым Подкейном! – повторила я. Лучше бы мне тогда зашили губы проволокой.

– Ладно, скажу, – сдался он. – Но помни, чем ты поклялась. Это была бомба.

– Что?!

– Да-да, маленькая такая бомбочка кустарной работы. Полное разрушение в радиусе чуть больше километра. Сущий пустяк.

Я кое-как вернула сердце на место:

– Но зачем? И что ты с нею сделал?

Он пожал плечами:

– Они болваны. Заплатили мне не хилую сумму только за то, чтобы я пронес коробку на борт «Трезубца». Наплели всякой ерунды, типа это сюрприз для капитана. Я должен был завернуть коробку в серебряную бумагу и передать капитану в последнюю ночь перед посадкой на Венеру. Этот кретин сказал мне: «Сынок, только никому ее не показывай, помни – это сюрприз. Дело в том, что последняя ночь перед посадкой – это не только праздник на корабле, но и день рождения капитана Дарлинга».

Ты же меня знаешь, сестренка: я и в детстве не повелся бы на такое. Если бы это и в самом деле был подарок ко дню рождения, его можно было бы отдать казначею на хранение, и это не стоило бы им ни гроша. Так вот, я прикинулся дурачком, но при этом изрядно набил себе цену. И этот идиот заплатил! Он сильно занервничал, когда подошла наша очередь на паспортном контроле, – и заплатил столько, сколько я запросил. Потом я просто запихнул коробку в твой чемодан, пока ты трепалась с дядей Томом, а потом помог тебе избежать досмотра.

Как только мы оказались на борту, я хотел изъять коробку, но помешала стюардесса: она чем-то опрыскивала твою каюту. Пришлось поторопиться, а тут еще пришел дядя Том, чтобы забрать свою трубку. Как бы то ни было, в первую же ночь я открыл коробку в темноте и со стороны дна. Я уже догадывался, что это может быть.

– Каким образом?

– Слушай, почаще шевели мозгами, сестричка, не жди, пока они вконец заржавеют. Посуди сама. Сначала они предлагают мне сумму, о которой, как они полагают, мальчишка и мечтать не может. Я отказываюсь. Тогда они начинают обильно потеть и увеличивают сумму до тех пор, пока я не нахожу ее приемлемой. Заметь еще одно: они даже не потрудились сплести сказочку о том, с какими словами и от чьего имени я должен вручить коробку капитану. Из этого следует: для них было важно, чтобы эта штуковина попала на корабль, а что с нею дальше будет – им наплевать. По-моему, не надо быть семи пядей во лбу, чтобы раскумекать, что к чему. Логика.

Он помолчал и добавил:

– Поэтому я и открыл коробку. Там оказалась бомба, и часовой механизм был поставлен на три часа третьего дня полета. БАБАХ!

Я вздрогнула:

– Какой ужас!

– Да, могло получиться не смешно, – согласился Кларк, – если бы я в самом деле был таким дурачком, за какого они меня приняли.

– Но зачем такое могло понадобиться?

– Кому-то очень не хотелось, чтобы корабль попал на Венеру.

– Почему?

– Сообрази сама. Я уже понял.

– Э-э-э… ну и что же ты с нею сделал?

– О, я ее сохранил. Разобрал на части и оставил у себя. Никогда не знаешь заранее, когда может понадобиться бомба.

Вот и все, что я из него вытянула, оказавшись при этом связанной страшной клятвой святого Подкейна. У меня еще оставалось десятка два вопросов. Была ли бомба на самом деле? Или я снова осталась в дураках благодаря таланту моего братца на ходу придумывать сказки, которые уводят тебя с прямого пути? А если была, то где она теперь? Все еще на «Трезубце»? Или прямо здесь, в этом номере? Может, лежит невинным пакетиком в сейфе «Тангейзера»? Возможно, Кларк поручил ее Жозе, своему личному телохранителю? В тысяче возможных мест по всему огромному Венусбургу? Или, что более вероятно, я от волнения просто ошиблась на три килограмма, а Кларк копался в моих вещах, следуя поганой своей привычке совать нос в чужие дела? Это ведь его любимое занятие от нечего делать.

Гадать было бесполезно. Поэтому я решила выжать все возможное из этого «момента истины», если, конечно, это был он, а не что-то другое.

– Здорово, что ты ее нашел, – сказала я. – Но мне больше понравилось, что ты сотворил с миссис Гарсиа и миссис Роуйер. Герди тоже в восторге.

– Правда?

– Конечно правда. Ясно, я не сказала, что это твоих рук дело. Можешь сам рассказать ей, если хочешь.

– Мм… – На его физиономии появилось выражение неземного блаженства. – Для подстраховки я сделал еще кое-что: запустил мышь в постель почтенной миссис Роуйер.

– Кларк, как здорово! А где ты взял мышь?

– Договорился с корабельным котом.

Боже, как бы мне хотелось жить в симпатичной, нормальной, чуть глуповатой семье. Как бы мне было легко и приятно. И все же надо честно признать, что у Кларка есть кое-какие достоинства.

Впрочем, у меня не было времени скорбеть о душе моего преступного братца: Венусбург предлагает слишком много развлечений для вполне развившейся девушки, доселе не изведавшей, что такое шикарная жизнь. А ведь есть еще Декстер…

Я больше не прокаженная и могу ходить где угодно, даже за городом, без фильтра-намордника. В нем я похожа на голубоглазую хрюшку. Кстати, душка Декстер всегда готов сопровождать меня повсюду. Даже по магазинам. С двумя лишними руками девушка вполне способна оставить в магазинах Венусбурга сумму в размере государственного долга. Но я веду себя (почти) разумно и трачу только те деньги, которые у меня отложены для Венеры. Если бы я была менее строгих правил, Декстер купил бы все, что мне угодно. Для этого ему достаточно просто указать пальцем. (Он не носит с собой ни наличных, ни чековой книжки; даже чаевые он дает по какой-то невидимой кредитной системе.) Однако я не позволяю ему покупать мне ничего дороже какого-нибудь затейливого мороженого. Не стоит менять свой статус почетной гостьи на красивые шмотки. Но мороженое не может меня скомпрометировать, а за талию беспокоиться не приходится: я пока от макушки до лодыжек состою из вогнутостей.

Пробегав целый день со мной по магазинам, Декстер ведет меня в кафе-мороженное. Кафе это так же похоже на наш Дворец сладостей, как «Трезубец» на пескоход. Он сидит, поигрывая чашкой с кофе латте, и с изумлением наблюдает, как я ем. Для начала я разминаюсь каким-нибудь пустячком, вроде содовой с клубничным сиропом, потом берусь за нечто серьезное, созданное шеф-кондитером из мороженого, кремов, сиропов, экзотических фруктов и, конечно же, орехов, и заканчиваю парой десятков мини-рожков с различными сортами мороженого, каким-нибудь «Тадж-Махалом», «Большими Скалистыми Карамельными горами» или чем-то подобным.

(Бедная Герди! Она сидит на диете все триста шестьдесят пять дней земного года. Интересно, пойду ли я когда-нибудь на такие жертвы ради красоты? Или я страшно растолстею, как миссис Грю? Только эхо мне в ответ – а хотелось бы послушать.)

С Декстером мне приходится проявлять твердость и по другому поводу, хотя и не столь явно: он оказался мастером по части обольщения и все время нашептывает мне в уши сладкие сказки. Но в моем возрасте рано еще становиться Покинутой Девой. Трагедия Ромео и Джульетты не в том, что они умерли молодыми, а в том, что рефлексы возобладали у них над здравым смыслом. Ну мои-то рефлексы в полном порядке, и гормональный баланс просто суперский, хотя бесплодные увертюры Декстера вызывают у меня приятное чувство где-то в глубине желудка и подхлестывают мой метаболизм. Наверное, мне следовало бы оскорбиться по поводу его гнусных намерений. В Марсополисе я так бы и сделала, но здесь же Венусбург, и разницу между гнусным предложением и официальным предложением руки и сердца может уловить только специалист-семантик. Все дело, как мне кажется, в интонации. Насколько я знаю, у Декстера дома уже есть семь жен, он зовет их по дням недели: Суббота, Воскресенье и так далее. Мне до этого дела нет, равно как и намерения становиться восьмой, тем более что восьмого дня недели еще не придумали.

Я обсудила все это с Герди и спросила, почему я не чувствую себя оскорбленной. Неужели в мою схему забыли вмонтировать контур морали, как это, вне всякого сомнения, случилось с моим братцем Кларком?

Герди улыбнулась своей мягкой и таинственной улыбкой, которая обычно означает, что она не собирается выбалтывать все свои мысли.

– Подди, – сказала она, – девушек учат оскорбляться по поводу таких предложений для их же собственной пользы или, если хочешь, для защиты. Это хорошая идея. Такая же хорошая, как идея держать в доме огнетушитель, даже если не ждешь пожара. Но ты права: это вовсе не оскорбление и никогда не было оскорблением. Просто это абсолютно честное признание очарования, привлекательности и женственности. Все остальное, что говорят нам мужчины, – вежливая ложь или около того… но в этом, единственном, мужчина абсолютно честен. И вовсе незачем оскорбляться, если предложение делается галантно и вежливо.

Я поразмыслила и сказала:

– Наверное, ты права, Герди, и это своего рода комплимент. Но почему это все, чего хотят мужчины? Во всяком случае девять из десяти.

– Посмотри на все это с другой стороны, Подди. Чего ради они должны хотеть чего-то еще? Миллионы лет эволюции – вот основа каждого такого предложения. Мы должны радоваться, что они научились добиваться своего, целуя нам руки; раньше нас просто лупили дубиной по голове. Сейчас у нас больше свободы выбора в этом вопросе, чем когда-либо за всю историю человечества. Мы живем в женском мире. Наслаждайся этим и благодари судьбу.

Я никогда не думала об этом в таком ключе. Честно сказать, когда я раньше думала о мужчинах и женщинах, все сводилось к досаде, из-за того что женщине трудно получить «мужскую» профессию. Например, трудно стать пилотом космического корабля.

В последние дни я часто думала о профессии пилота и пришла к выводу, что на самом деле есть много способов добиться своего. Так ли уж сильно я хочу быть именно капитаном исследовательского судна? Или меня вполне осчастливит любая должность на корабле?

О, я хочу летать в космосе, в этом нет никаких сомнений! И моя маленькая прогулка с Марса на Венеру окончательно укрепила меня в этом намерении. Я с легкостью отказалась бы даже от кресла президента Республики ради места младшей стюардессы на «Трезубце». Корабельная жизнь – это что-то восхитительное: ты берешь свой дом и своих друзей и отправляешься в романтичные неизведанные края. А с новыми межзвездными кораблями с приводом Дэвиса эти края будут еще более романтичными и еще более неизведанными. И Подди собирается их увидеть. Я просто рождена для странствий. Но давай-ка не будем себя дурачить. Кто доверит Подди один из этих мультимегабаксовых кораблей?

Шансы Декстера в сто раз выше моих. Он такой же умный или почти такой же умный, как я, и у него будет лучшее образование, какое можно купить за деньги. Я не собираюсь изменять Арес-университету, но хорошо понимаю, что с Кембриджем ему не сравняться. Более того, мистер Кунья может просто купить Декстеру корабль типа «Звездный скиталец». Но главное все-таки в том, что Декстер – мужчина и сложен куда крепче меня. Даже если вывести за скобки капиталы его отца, кого, по-вашему, выберет любая комиссия?

Но складывать руки все же не стоит. Вспомните-ка Федру или Екатерину Великую. Предоставьте мужчине управлять всем, чем он хочет, а сами управляйте мужчиной. Я вовсе не против брака. (Но если Декстер захочет на мне жениться, придется ему тащиться за мной в Марсополис, а у нас там довольно старомодные обычаи. И никаких венусбургских шалостей!) Конечно, брак – главная цель любой женщины, но вовсе не конец ее жизни. Лично я никогда не считала брак чем-то вроде смерти.

Герди все время советует мне «быть естественной и оставаться собой». Хорошо, давай-ка, дорогая, посмотрим на себя в зеркало и на время забудем Знаменитую Исследовательницу Дальнего Космоса Подкейн Фрайз. Что мы там видим?

Бедра у меня округляются, точно. Меня уже не спутаешь с мальчиком при плохом освещении. Так уж нас спроектировали, чтобы легче было рожать детей. А что, неплохая мысль. Особенно если малыш будет похож на нашего славного Дункана. Все малыши очень милые, даже когда таковыми не являются.

Признайся, Подди, разве разнесчастные восемнадцать часов солнечной бури на «Трезубце» не были самой яркой страницей в твоей жизни? Возиться с малышом даже намного веселее, чем решать дифференциальные уравнения.

На межзвездных кораблях, конечно, будут ясли. Что же выбрать? Изучать педиатрию, психологию раннего возраста и педагогику, чтобы сделаться хозяйкой межзвездных ясель? Или все-таки прорваться на курсы пилотов, осилить все трудности и сделаться женщиной-пилотом… которую никто не берет на работу. Ладно, этот вопрос пока можно отложить…

Скорее бы на Землю. «Злачные места», в конце концов, надоедают девушке со здоровыми – или ограниченными, если вам угодно, – вкусами. У меня нет больше денег на шопинг: надо же оставить сколько-нибудь и на Париж. Не думаю, что у меня за оставшиеся дни проснется страсть к азартным играм (да и не хочу этого, я из тех, кто проигрывает и обеспечивает выигрыши Кларку и ему подобным). Кстати сказать, местная реклама вполне способна породить преждевременные морщины там, где раньше были милые ямочки. Похоже, Декстеру начинает надоедать моя наивность: я, видите ли, никак не пойму, к чему он ведет.

За свои восемь с половиной марсианских лет я поняла, что отношения с мужчиной надо закруглять прежде, чем ему станет с тобой скучно. Сейчас я с нетерпением жду только одной, последней встречи с Декстером, когда буду стоять на трапе «Трезубца» и подарю ему последний, страстный и настоящий поцелуй, чтобы всю свою жизнь он думал, что все могло быть, если бы он сделал верный ход.

За пределами Венусбурга я побывала один-единственный раз, да и то в герметичном туристском автобусе. Одного раза более чем достаточно. Мне кажется, что весь этот шарик, целиком состоящий из болот и туманов, надо вернуть аборигенам, вот только они его не возьмут. Однажды мне показали летящую фею, но я ничего не разглядела. Сплошной туман.

Я уже согласна хотя бы на одну фею, летящую или сидящую. Декстер говорит, что километрах в двухстах от Венусбурга располагается их колония, и берется свозить меня туда на своем «роллсе». Но у меня что-то никакого энтузиазма от этой идеи: он собирается вести машину сам, а у этой чертовой тачки есть автопилот… Вот если бы мне удалось сманить на этот пикник Герди или хотя бы Кларка – тогда может быть, может быть.

Вообще я многому научилась на Венере и вроде бы ничего не упустила. Особенно искусству давать на чай – и теперь я чувствую себя опытным путешественником. Чаевые, конечно, способны отравить жизнь, но это отнюдь не абсолютное зло, как принято считать на Марсе, а всего лишь необходимая смазка для безупречного обслуживания.

Смотрите сами: уровень сервиса в Марсополисе колеблется от «никакого» до просто ужасного – я почему-то раньше этого не осознавала. Клерки занимаются вами, пока им этого хочется, потом им надоедает, и они уходят трепаться с другими клерками, и, пока им это не надоест, они вас будто не замечают.

Другое дело – Венусбург! И дело здесь не только в деньгах. Похоже, я постигла великий секрет опытных путешественников. Португальский я почти не знаю, а на орто здесь говорят далеко не все. Однако не надо быть великим лингвистом, чтобы выучить одно слово на пяти-шести-семи-восьми языках. Это слово «спасибо».

Я начала постигать это, имея дело с Марией и Марией, сотни раз на дню повторяя им «прига-прига» (на самом деле это слово «о бригадо», но оно превращается в «прига-прига», если говорить быстро). Фокус в том, что вас обслужат гораздо лучше и с большей охотой, если вы дадите маленькие чаевые, но скажете при этом «спасибо», чем если вы молча выложите солидную купюру.

Поэтому я выучила волшебное слово на десятке языков и всегда стараюсь поблагодарить человека на его родном языке, если, конечно, могу угадать его национальность. Обычно у меня получается. Не страшно, если ошибешься: швейцары, клерки и таксисты знают волшебное слово на нескольких языках и смогут вас понять, даже если вы не способны ни на что большее. Вот что следует выписать и выучить каждому путешественнику:

Или «мани-ток», что, по мнению Кларка, означает: «в деньгах толк». Бедняга Кларк ошибается по молодости лет: он не снисходит до того, чтобы сказать «спасибо», и ему приходится давать «на чай» гораздо больше, чем мне. Да-да! Кларк дает на чай. Ему это – нож острый, но даже торговые автоматы, не говоря уже о таксистах, обходятся с ним как с неодушевленным предметом, если он пытается переть против местной системы. Он, ясное дело, бесится, и каждый чих обходится ему вдвое дороже, чем мне.

Если вы скажете финну «ток», а не «киитос», он поймет вас правильно. Если вы спутаете японца с кантонезцем и скажете «м’гой» вместо «ори гато», он не обидится. А уж «о бригадо» знают все.

Но если вы угадаете правильно и обратитесь к человеку на родном языке, то перед вами расстелют красную ковровую дорожку, преклонят колени – и все с улыбкой. С меня в таких случаях иногда даже чаевых не брали – и это в Венусбурге, где патологическая жадность Кларка к деньгам воспринимается как норма.

А я-то сдуру изучала книжонки с советами «как-вести-себя-на-других-планетах»! Клянусь, мой способ стоит двух дюжин других.

Мне кажется, что дядя Том чем-то здорово озабочен. Он какой-то рассеянный… Правда, он по-прежнему улыбается мне, когда я (с трудом) обращаю на себя его внимание, но улыбка быстро исчезает, и он снова беспокойно хмурит брови. Может, это связано с Венусбургом и пройдет, как только мы стартуем. Хочется поскорее вернуться на старый добрый «Трезубец» – и в путь. Следующая остановка – Луна-Сити.