Я вернулся на пассажирскую линию и, должно быть, поступил глупо; однако на корабле обнаружилась некая молодая леди, сумевшая обвести меня вокруг пальца так, как я не посчитал бы возможным еще несколько дней назад, когда мы оставили Саутгемптон.

Она сидит возле меня во главе стола, и мы с ней как-то привязались друг к другу. Более того, она понравилась мне настолько, что я даже нарушил собственное правило: не позволять пассажирам подниматься на нижний мостик, ибо она уже несколько раз побывала там вместе со мной, и я уже чувствую себя ослом, так как мои офицеры, несомненно, прохаживаются между собой на мой счет. Капитан корабля должен оставлять свои симпатии к дамам на берегу, если хочет, чтобы на борту все было гладко.

Это изящная и невысокая женщина; красивые руки и ноги дополняет шапка каштановых волос. С вида ей года двадцать два, не более, однако собственный опыт позволяет мне заключить, что ей скорее лет тридцать: слишком уж она умна для двадцатидвухлетней особы. Знает, когда надо промолчать, a двадцатидвухлетние дамы слишком болтливы, слишком всезнающи, можно сказать, слишком ученые.

– Капитан Голт, – сказала она мне нынешним утром, после того как мы часа два прогуливались по нижнему мостику. – Что такое находится в этом маленьком домике, куда вы всегда уходите?

– Это моя штурманская рубка, мисс Малбри, – ответил я. – Там я проделываю большую часть своей навигационной работы.

– А нельзя ли мне побывать в ней и посмотреть? – спросила она в своей обычной милой манере. Немного помедлила, а потом, с некоторым стеснением, проговорила: – Я хочу кое о чем переговорить с вами, капитан Голт. Я просто должна найти такое место, где это можно сделать.

– Что ж, – ответил я, – буду искренне рад, если мне удастся хоть чем-нибудь помочь. Так что давайте зайдем в мое рабочее логово и поговорим так, как вам будет угодно.

Надо думать, это доказывает, что она способна водить меня вокруг пальца в большей степени, чем это полезно мне, ибо за годы плаваний я составил себе строгое правило: видеть в штурманской рубке свою личную собственность и пользоваться ею строго для корабельных нужд. Во всяком случае должен сказать, что я всегда хотя бы пытался этого добиться. И тут вот тебе и на! Так случается даже с лучшими из нас, когда в фантазии наши прокрадывается девица. Они делают нас слабыми, рядом с ними мы превращаемся в котят, окруживших блюдечко с молоком. Как говаривал мой старый инженер Макгелт: «Смешно сказать, но после того, как женщина заставила меня пожелать покрепче обнять ее, я не могу сказать ей “нет”». И в этой фразе, как в ореховой скорлупке, умещается вся философия веков! Во всяком случае, часть ее.

Теперь посмотрим, как развивалась дальше эта история.

Едва мы успели войти в штурманскую рубку, как мисс Малбри попросила меня закрыть дверь, а потом сказала:

– Пожалуйста, отвернитесь от меня на минуточку, капитан! Ладно? Надолго я вас не задержу.

Потом, почти сразу, она сказала мне повернуться к ней, и, сделав это, я увидел, как правой рукой она разглаживает юбку, а левой протягивает мне нечто, оказавшееся удивительно крепко скроенной подвязкой.

– Возьмите ее, капитан, – сказала мисс Малбри, посмотрев на меня и несколько порозовев. – Я намереваюсь просить вас оказать мне очень большую любезность. Посмотрите! Пощупайте. Чувствуете ли вы вырезанные кармашки, и в них – твердые камешки?.. Конечно, капитан, вы знаете, что это такое.

– Да, – ответил я с некоторой печалью. – Я знаю, что это такое, мисс Малбри. Это подвязка курьерши, занимающейся перевозкой драгоценностей. Очень жаль. Мне не хочется думать, что такая женщина, как вы, занимается подобным делом…

Она остановила меня движением руки.

– Послушайте! – сказала она. – Послушайте меня, капитан Голт. Это будет моя последняя поездка со стекляшками. Я решила уйти из дела, пока все благополучно. И я никогда не побеспокоила бы вас, но на корабле находится один из агентов таможни, он заметил меня, и теперь меня поймают… Ох, я не знаю, что теперь делать, если только вы не поможете мне, капитан Голт. Вы умеете провозить товар незамеченным. Вас ни разу не поймали: я не раз слышала о вас, о том, что таможня так и не сумела ни разу взять вас с товаром на руках. Не возьметесь ли вы… не возьметесь вы один единственный раз избавить меня от таможни, пронести для меня эти камни? И я обещаю вам, что это будет в последний раз, что я больше не буду перевозить товар. Я достаточно заработала на тихую и спокойную жизнь и теперь решила начать ее заново. Вы поможете мне, капитан Голт? Ну обещайте же?

Ну что еще мне оставалось делать? Я обещал и теперь обязан волей-неволей провезти через таможню товар милой молодой леди, которой даже в голову не приходит, что могу засыпаться и я сам, что меня могут оштрафовать, а может быть, и посадить. Но как раз попасться я совершенно не собираюсь, только пока не знаю, как это сделать!

– А где вы спрячете эти камни, капитан? Мне можно верить, – сказала она.

– Я никогда и никому не показываю свои любимые ухоронки, – ответил я. – Видите ли, моя дорогая юная леди, если хочешь сохранить что-то в секрете, никому об этом не рассказывай, таково мое правило. Если бы я кому-нибудь рассказал, где прячу кое-какие пустяки, которые иногда привожу в Нью-Йорк без обложения пошлиной, думаю, неприятности скоро не обошли бы меня стороной.

– Но я же из тех, кому можно доверять, капитан Голт, разве не так? – заверила она меня. – И умею хранить секреты. Иначе я просто не сумела бы надувать Казначейство Нью-Йорка. Меня ни разу не поймали, и подозрение на меня пало чисто случайно. Но теперь мне все равно. Я устала, я хочу бросить это занятие самым искренним и настоящим образом, сделаться законопослушной и оставить бродячую жизнь. А теперь будьте хорошим мальчиком и позвольте мне – единственной во всем мире – увидеть вашу знаменитую ухоронку, в существовании которой уверены все таможенники и которую никто из них так и не сумел обнаружить… Действуйте, капитан.

– Мисс Малбри, – проговорил я, – в руках красивой женщины мужчина становится жалким и беспомощным существом, если вы простите мою искренность…

– Заметано! – прервала она меня, усмехнувшись уголками глаз. – Я прощу вам, капитан, все что угодно, – наверно даже, все на свете, – если вы сделаете меня единственной кроме вас обладательницей этой великой тайны.

– Хорошо, – сказал я. – Но в таком случае вам придется поклясться мне, что вы будете хранить этот секрет до конца собственной жизни.

– Да, капитан Голт. Ради этого я готова умереть на дыбе, – ответила она, подмигивая. – А теперь будьте добры и покажите мне это заветное место. Меня просто трясет от желания увидеть его. Оно находится в каком-нибудь трюме, или где-нибудь еще?

– Мисс Малбри, – неторопливо проговорил я, – вы находитесь в шести футах от этого невероятного чуда.

– Что? Где? Как? – выпалила она, оглядываясь по сторонам движениями, неотразимыми для простого моряка.

– Понимаете ли, – продолжил я, – вы должны сами открыть мой тайник. Должно быть, вы заметили, что тонкие стальные балки, находящиеся у вас над головой, не прикрыты здесь деревом, как в салонах и каютах. Это простые узкие прочные Т-образные балки, размер которых, как вы сейчас скажете, не позволяет что-то прятать за ними… так?

А теперь, – продолжил я, – посмотрите на балку, которая находится как раз над вашей головой, и сосчитайте болты с квадратными головками, проходящими сквозь фланец на передней стороне балки. Она уходит в палубу, образующую крышу этой рубки. Станьте на это кресло, я поддержу вас. Вот! Головка седьмого болта. Возьмите ее указательным и большим пальцами и попробуйте повернуть налево… Получилось?

– Да, – проговорила она с легким напряжением. – На самую крохотную малость, – и добавила разочарованным тоном: – Но ведь ничего не произошло!

– Поверьте мне, дорогая леди, что в этом и заключается вся прелесть этого маленького тайника, – заметил я. – Если таможенный досмотрщик наткнется на этот болт и слегка покрутит его, как это только что сделали вы, он просто решит, что резьба ослабла, поскольку у него не будет оснований думать иначе. Но позвольте мне помочь вам спуститься с кресла. Теперь подойдите к другому концу балки. Смотрите: я поворачиваю головку второго болта, которая с краю, и теперь могу вынуть часть стального фланца из середины балки вместе с соединенными с ней фальшивыми головками болтов. А теперь смотрите! Видите полость между досками палубы, которую прикрывает кромка? Места в ней хватит, чтобы поместить жемчуга или камней на добрую сотню тысяч долларов. Ну как, понимаете ли вы всю хитрость задумки? Для того, чтобы вынуть этот кусок стальной балки, чтобы сдвинуть его хотя бы на сотую долю дюйма, седьмой болт на правой стороне балки нужно сперва повернуть налево, после чего необходимо перейти на левую сторону рубки, и повернуть направо уже второй от стенки болт. Затем нужно стать в середине балки, взяться за двадцать четвертый болт с правой стороны и за двадцать девятый болт слева и аккуратно потянуть наружу, вот и готово. Когда тайник закрыт, соединение можно обнаружить разве что под микроскопом. И скажу я вам, мисс Малбри, что человек, придумавший эту уловку, позволяющую вынуть кусок настоящей балки, и вставить вместо него фальшивый, был смышленым парнем, не сомневайтесь!

– И этим человеком, конечно же, были вы, капитан Голт? – произнесла она со смехом, склонив набок очаровательную головку и захлопав в ладоши.

– Вы льстите мне, моя дорогая леди! – ответил я ей, но не стал рассказывать, кому принадлежит эта идея. В любом случае, она изящна, и я горжусь ею, как одним из способов проболтаться!

– Ах, капитан Голт, вы, конечно, очень сообразительный человек! – Сказав эти слова, она помогла мне спрятать подвязку контрабандистки в полость над закраиной балки. – Подобная мысль никогда не пришла бы мне в голову. А теперь мне, наверно, пора бежать и взять с собой на прогулку Тоби, пока мы оба не надоели вам. Разве он не милашка? Поцелуй меня, дорогой!

Предложение это, однако, как следует объяснить, было обращено не ко мне, но к ее любимцу, песику Тоби, померанскому шпицу, успевшему подружиться со мной, хотя я совершенно к нему равнодушен. Терпеть не могу карликовых собачонок, однако зачем говорить такое молодой женщине? Так что я сказал ей:

– Мисс Малбри, я начинаю ревновать вас к этой собаке!

Судя по этим словам, нетрудно заметить, что я отчасти потерял голову. Впрочем, не могу сказать, что я сумел вернуть ее на место даже к этому мгновению. Чертовски привлекательная молодая женщина!

Сегодня утром меня посетил мистер Аллан Джарвис, старший стюард. Этому человеку я доверяю, чего не могу сказать о многих людях. Оба мы родом из одного городка, и, пребывая наедине, оставляем «мистера» и «капитана» в сторонке, становясь простыми Джарвисом и Голтом, как и следует между двумя друзьями, помогавшими друг другу не в одной ситуации, крутившейся вокруг денег.

– Вот что, Голт, – сказал он, раскуривая одну из моих сигар. – Похоже, ты слишком загребаешь в сторону молодой леди из четвертой каюты.

– Можешь не говорить, дружище, – ответил я. – Но в чем дело?

– А вот в чем, – сказал он. – Не стоит слишком уж доверять ей. Мнится мне, что она затеяла с тобой игру, которая может закончиться для тебя не парой поцелуев. Глянь-ка на эту бумажку, прежде чем начнешь костерить меня за непрошенное вторжение! – И он вручил мне сложенную газетную вырезку с заметкой:

– Ну и что? – проговорил я. – Что с того? Не хочешь ли ты сказать мне, что мисс Малбри является одной из этих девиц…

– А ты, друг, разверни бумажку! – перебил он меня. – Разверни!

Но я уже делал это, не дожидаясь, пока он договорит, и сразу понял, что именно Джарвис имел в виду. С фото на вырезке на меня смотрела хорошенькая девица, чрезвычайно, между прочим, похожая на мисс Алисию, – она назвала мне свое имя – Малбри.

– Джарвис, это не она, – усомнился я. – Не верю. Не могу поверить, что она из таких. Ты только посмотри на ее лицо; глаза слишком близко посажены, да и моложе она. Потом, это невозможно. Такой поступок совсем не в ее стиле. Она же…

На этом я осекся, поскольку едва не выложил Джарвису, что она такая же контрабандистка, как мы с ним, только поменьше масштабом.

Я задумался на мгновение, пытаясь сообразить, нужно ли рассказывать ему об этом, но прежде чем я успел принять решение, он снова заговорил:

– Бедняга! Ты слишком глубоко влип!

Эти слова заставили меня промолчать.

– Не обращай внимания, – посоветовал я ему. – Дело в том, что у меня есть особая причина доверять этой маленькой леди.

– А как же! – проговорил он, поднимаясь на ноги. – Эта особая причина мне прекрасно известна, Голт. Все мы чувствуем себя подобным образом, когда увлечемся какой-нибудь женщиной. Но хуже всего то, что они обыкновенно слишком брутальны и не могут заставить себя не воспользоваться нашими слабостями и увлечениями в собственных интересах! Ха-ха, дружище! Приятно обращать твои едкие фразы против тебя самого!

И с этими словами он отправился восвояси, забрав с собой эту чертову вырезку. И все же я был ему горячо благодарен; однако решил, что свидетельства еще слишком недостаточны, чтобы осуждать мою изящную леди, обладательницу таких смеющихся глаз. O, Господи, неужели я увлекся и получил по заслугам?!

– Разве вам не нравится мой песик, капитан Голт? – спросила меня мисс Алисия Малбри сегодня днем.

– Ну, я бы сказал, мисс Малбри, что каждый объект можно воспринимать в различных ракурсах.

– Вы увиливаете от ответа, капитан, и это мне не нравится! – сказала она. – Неужели вам не нравится мой Тобик? Говорите честно.

– Хорошо, мисс Малбри, – ответил я. – Если вам так уж нужен честный ответ, я не люблю вашего Тоби и всех комнатных собачонок, как таковых. На мой взгляд собака – не подходящий предмет для женских объятий. Женщина, целующая и тискающая собаку, как мне кажется, роняет свое достоинство, иначе она уклонялась бы от физического соприкосновения с подобным чахлым созданием, в котором нет никакой пользы, в отличие от коровы, и отваги не больше, чем в обыкновенной крысе!

– Капитан Голт, – огрызнулась она, – вы позволяете себе забываться. Позвольте мне сказать вам, что собака нисколько не хуже человека!

– О вкусах не спорят, мисс Малбри, – возразил я с легкой улыбкой. – Мы, мужчины, не целуемся и не обнимаемся с нашими псами. На наш взгляд женщина – более подходящий и приятный объект для поцелуя.

– С этим я согласилась бы! – перебила она меня. – Но не хотите ли вы этим сказать, что ставите женщину наравне с собакой, капитан Голт?

– Именно это я и отказался делать, – проговорил я. – Видите ли, милая леди, вы начали с того, что спросили меня о том, люблю ли я карликовых собачонок… о чем-то в том роде, и теперь, потому что я ставлю их ниже женщин, вы ругаете меня так, как будто я сказал нечто противоположное! O, женщина, женщина! В часы нашего досуга! Но, моя прекрасная леди, если бы вместо того, чтобы спрашивать меня о том, нравится ли мне ваша собачка, вы спросили меня о том, как я отношусь к вам, тогда я не знал бы счета комплиментам. Среди всех изящных леди… – я умолк, подбирая слова для дальнейшего описания, так чтобы ничем ее не задеть.

– Так-так, капитан Голт? – поторопила меня она.

Я посмотрел на свою собеседницу. На лице ее не было ни малейшего признака гнева, скорее, на нем читалось ожидание – едва не показавшееся мне победоносным.

– Ну же? – сказала она, едва выдохнув эти слова.

Я посмотрел в эти глаза, и вдруг понял, что мне позволено заглянуть в самую их глубину, а женщина открывается таким образом, лишь когда любит или завлекает в свои сети.

Флиртует она со мной, или я действительно ей небезразличен? Я немедленно предпринял проверку: обнял ее и поцеловал прямо в губы.

Она только охнула, а минуту спустя проговорила, восстанавливая дыхание:

– Так и знала, что вы не сумеете дольше устоять против меня!

И снова расхохоталась, так очаровательно и так мило.

– А теперь на мгновение зажмурьте глаза, мой дорогой капитан, и вы увидите, какой дар принесет вам любовь! – прошептала она, прикрывая мои глаза своими маленькими ладошками.

Зашелестели юбки, зазвенели бубенцы на ошейнике Тоби, затем прозвучал изящный и колкий смешок:

– На сегодня с вас довольно, капитан Голт.

И, открыв глаза, я увидел затворяющуюся дверь.

Сегодня утром, после того как я поговорил с офицером таможни, ко мне в каюту зашел мой старший офицер. Мою каюту уже обыскали, и я задекларировал все то, что считал нужным.

– Не знаю, насколько это касается вас, сэр, – проговорил он, – но, на мой взгляд, может заинтересовать. Ветер вырвал эту бумажку из рук одного из таможенников, и я наступил на нее, пока они озирались по сторонам, пытаясь выяснить, куда она улетела. Я подумал, что ее следует немедленно показать вам.

– Она действительно непосредственно относится ко мне, мистер Грэм, – мрачным тоном проговорил я, прочитав мятую бумажонку.

– Ну и коварная чертовка! – услышал я произнесенные им негромко слова; старший помощник тоже догадался, кто мог написать эту записку. Жестокую, короткую и вполне содержательную:

– Быть может, сэр, еще есть время вывернуться, – произнес старпом вслух. – Теперь, когда они потеряли эту записку, им придется снова обратиться к ней за инструкциями. Может быть вам стоит сходить в штурманскую рубку и самому достать все, до того как это сделают они. Возможно, у вас еще хватит времени. Выложите чертову хрень на стол, пока они не заставили вас это сделать. Я бы поступил именно так!

Я посмотрел на него. Смею сказать, он, наверно, решил, что я слегка растерялся. Кажется, я покачал головой, ибо ситуация была настолько скверной, насколько мог я заподозрить в своих худших предположениях; однако в этот момент я думал не столько о «ловушке», которую с таким тщанием приготовила мне таможня, сколько о полном крушении моей веры в женщин как таковых.

– Мистер Грэм, – проговорил я, – мужчину можно считать полным и окончательным ослом, если к тридцати годам он не научился не доверять всем женщинам как таковым!

– Да, сэр, – ответил он совершенно серьезным тоном. – Если только женщина, о которой идет речь, не является его матерью.

– Именно так! – согласился я. – Если только она не является его матерью. Однако, черт побери, все они не могут быть нашими матерями. Да, я сейчас поднимусь в свою штурманскую рубку. Нет, не надо идти со мной, мистер Грэм. Сделанное назад уже не воротишь.

«Но какое предательство… Боже мой! Какое хладнокровное и жестокое предательство!»

Прежде чем войти в штурманскую рубку, я сперва заглянул в заднее окошко. Таможенники уже были на месте… четверо. И тут я услышал голос мисс Малбри. Теперь я увидел и ее – она стояла по правому борту, спиной ко мне, и с абсолютным хладнокровием управляла операцией. Очевидно, за ней послали, обнаружив, что потеряли бумажку, – чтобы она объяснила, как работает потайное устройство в стальной балке.

– Нет, – говорила она. – Седьмой болт с правой стороны. Поверните его налево. Правильно. Да. А теперь второй болт с левой стороны. Его надо повернуть направо. А теперь, Мейс, двадцать пятый болт от правого борта и двадцать девятый болт от левого. Шевелитесь же! Я не хочу, чтобы капитан застал меня здесь. Потяните…

Я открыл дверь и вошел в рубку.

– Простите за несколько преждевременное явление, мисс Малбри… но позвольте спросить, что вы делаете в моей штурманской рубке?

Я придержал дверь, чтобы она могла выйти, однако леди не обратила на меня внимания; только ухо и щека ее, насколько я мог видеть, залились румянцем. Я был отчасти доволен тем, что ей все-таки стыдно за себя.

– Вынужден просить вас покинуть штурманскую рубку, мисс Малбри, – сказал я спокойным тоном. – Эта часть корабля закрыта для пассажиров.

– Да ладно вам! Бросьте, кэптен! – проговорил мужчина по фамилии Мейс, стоявший на моем рабочем столе и неуклюжими движениями возившийся с болтами. – Наконец-то мы застукали вас, кэптен, и наверху за вас никто заступаться не будет… Это те самые, мисс? – он поглядел через плечо на мисс Малбри.

– Да, – ответила она голосом более похожим на шепот. – Тяните параллельно палубе и ровно.

– Подается, – сообщил всем нам мужчина. – И вы, капитан, скоро окажетесь в том месте, где мы хотели вас видеть все эти два года, если не больше!

Я не стал ничего отвечать, но подошел к телефону и позвонил старшей стюардессе.

– Прошу вас немедленно явиться в мою штурманскую рубку, мисс Аллен, – сказал я. – И приведите с собой пару стюардесс.

Я повесил трубку в тот самый момент, когда стоявший на столе мужчина вынул сдвигаемую часть балки из ее гнезда. Потом провел указательным пальцем по всей его длине и был явным образом разочарован, о чем немедленно оповестил всех.

– Ого! – проговорил он. – Что вы наговорили нам, мисс? Пустое дело! Здесь нет ничего! Вообще ничего!

– Не говорите глупостей! – бросила мисс Малбри резким тоном, выдававшим металл в ее характере. Одним прыжком вскочив на кресло, она перепрыгнула на мой рабочий стол и оттолкнула в сторону этого Мейса…

– Нету! – воскликнула она через мгновение, полным возмущения голосом. – Но она же была на месте!.. Настоящая подвязка курьерши. С камнями на пять тысяч долларов!

Она повернулась ко мне.

– Вы злой человек! – выкрикнула она в своей очаровательной ярости. – Вы вор! Вор! Что вы сделали с моими камнями…

– Шшш! – произнес один из других досмотрщиков. – Сюда кто-то идет. А мы, мисс, ищем добро капитана. Не волнуйтесь и не говорите лишних слов. Вы видели, как кэптен Голт прятал здесь какие-то алмазы, и, как честная гражданка, доложили об этом нам.

Ситуация была в общем смехотворна, если бы только эта хорошенькая дамочка не обнаружила свою дерьмовую сущность. Мне было вполне очевидно, что досмотрщик дает ей наставление, пытается успокоить, заставить вернуть себе самообладание, прежде чем она не выложила все подробности направленного против меня заговора.

Тем не менее, он никак не мог утихомирить мисс Алисию Малбри, рассерженную шпионку Казначейства, в этот миг полной неудачи всех часов и дней, потраченных ею на коварные замыслы. И тут, посреди бури, которую она обрушивала на меня, стоя на моем же столе, дверь штурманской рубки отворилась, и внутрь вошла старшая стюардесса, за которой следовали две крепкого вида помощницы.

– A, мисс Аллен! – проговорил я. – Не окажете ли вы мне любезность, проводив мисс Малбри в пассажирскую часть корабля? Я пытался объяснить этой леди, что ей здесь не место, но как мне кажется, она меня не вполне поняла.

– Вот что! Оставьте это высокомерие, кэптен! – самым грубым образом пробурчал таможенник по имени Мейс. – A вы, молодые леди, оставьте эту молодку в покое. Вы не вправе, кэптен, вмешиваться в наши дела и обязанности!

– То есть, – произнес я тоном благосклонного папаши, – вы хотите сказать мне, что мисс Малбри является сотрудницей Казначейства?

Тут Мейс умолк и побагровел. Он явно позволил себе проболтаться вопреки инструкциям. А пока он молчал, в разговор вклинился один из других досмотрщиков.

– Действуйте, кэптен, – сказал он. – Делайте то, что считаете нужным. Только не лезьте в наши дела. Насколько я понимаю, молодая леди к нашей службе отношения не имеет.

Подтолкнув Мейса локтем в бок, он велел тому взглядом помалкивать, и я понял, что мисс Малбри не должна была являться миру в качестве штатной шпионки Казначейства, ибо в таком случае ее ценность существенно снизится. А так она могла позволить себе продолжать свою неприглядную деятельность на других судах.

Я улыбнулся с изрядной долей горечи в сердце, а потом кивнул старшей стюардессе, которая тут же подошла к мисс Малбри и предложила:

– Пойдемте, мадам. Позвольте мне помочь вам спуститься. – А потом уже негромко, но так чтобы я услышал, добавила: – Мисс Малбри, ради собственного блага не устраивайте сцены. Будьте разумной молодой леди и пойдемте с мной. Пойдем в мою каюту, и там вы расскажете мне все, что здесь произошло.

Я снова улыбнулся – на сей раз комичности ситуации. К такту, проявленному старшей стюардессой, примешивалась изрядная доля любопытства; однако такт меня восхитил – результат долгого воспитания в том стиле, что «сцены» и пассажиры, безусловно, не должны встречаться друг с другом.

Мисс Алисия Малбри ушла достаточно спокойно. Казалось невероятным, что еще не истекли сутки с того мгновения, когда я обнимал эту женщину, что она не возражала против моего поцелуя и даже извлекала некоторое удовольствие из процесса. Я даже начал сомневаться в том, что Иуда был мужчиной!

Когда она проходила мимо меня, мне показалось, что она никогда не расскажет всей правды старшей стюардессе, да и кому бы то ни было другому. Даже такие особы, как мисс Алисия Малбри, предпочитают, чтобы люди не осознавали полностью той меры коварства, которая столь естественно бурлит в их жилах.

К счастью для меня, история эта ничем не закончилась, ибо природа благословила меня изрядной долей осторожности и предусмотрительности, а также способностью внимать наставлениям здравого смысла и опыта. И одно из этих наставлений звучит так: никогда не доверяй одну тайну двум головам! Я давно перестал пользоваться тайником над балкой, а подвязку с камнями убрал оттуда через полчаса после того, как она туда попала, поместив ее в другой, еще более хитро устроенный тайник, где она и находится в настоящее время.

Действуя собственными методами, я узнал адрес мисс Алисии Малбри и сегодня утром, взяв такси, отправился побеседовать с ней, чего требовали собственная гордость, предрассудки и еще кое-какие важные дела.

Меня провели в хорошенькую гостиную, и сказали, что мисс Малбри – хотя я назвал другое имя! – немедленно примет меня.

Наконец появившись в комнате, она замерла в дверях. Она держала на руках свою любимую собачку, была бледна и, если я не нафантазировал, чуточку испугана.

– Чего вам нужно от меня, капитан Голт? – негромко спросила она.

– Присядьте, мисс Малбри, – предложил я. – Ни о чем не беспокойтесь. Я пришел не для того, чтобы запугивать вас.

– Я… я не боюсь вас, капитан Голт! – воскликнула она с легким нервическим возбуждением и, пройдя по комнате, опустилась в небольшое кресло.

– Так чего же вы хотите от меня? – снова спросила она, все еще бледная и взволнованная.

– Я пришел для того, чтобы вернуть вам некую собственность… не знаю только, вашу или правительственную, – ответил я. И с этими словами я нагнулся к ней и расстегнул ошейник Тоби, после чего, взяв за концы, разорвал вдоль.

– Протяните сюда вашу руку, – предложил я, прежде чем пролить небольшой водопад алмазов на ее ладонь.

– Ой! – воскликнула она, посмотрев на меня широко открытыми глазами.

– Помните последний день на борту, когда вы вдруг потеряли ошейник Тоби? – спросил я. – Признаюсь, это я позаимствовал его у мелкой скотинки. Старший стюард потом отдал его вам, сказав, что нашел на полу в салоне. Ну а я, пока ошейник находился у меня, спрятал в него ваши камни. К этому времени я был уже по сути дела уверен в том, что вы шпионите на Казначейство, но все-таки еще питал надежду на то, что вы не сможете предать меня, когда дело дойдет до осмотра. Я полагал, что женская природа помешает вам это сделать. Иногда нас, мужчин, посещают подобные вздорные идеи, не правда ли? Нет, я не собираюсь запугивать вас. Я обещал вам это. К тому же, это не в моем стиле.

Стыд заставил лицо мисс Малбри побагроветь, а потом краска оставила его, и леди сделалась еще бледнее, чем прежде.

– Однако, – проговорила она очень негромко, глядя на меня со странным выражением на лице, – если вы поняли, чем я занимаюсь, капитан, почему вы сделали это? Почему не оставили себе эти камни, как… как взятый на войне трофей? – Протянув ко мне открытую ладонь, она перевела взгляд на алмазы.

– Они не мои, – ответил я, – и я переправил их на берег в обход таможни, чтобы выполнить свое обещание… ну, чтобы пошутить. Понимаете ли, я был практически уверен в том, что вы шпионите на Казначейство, и в таком случае ваш пес никак не мог попасть в число подозреваемых. Я же горжусь тем, что всегда выполняю свои обещания…

– Какой вы странный… странный человек, – почти неслышно проговорила она.

Я поднялся на ноги.

– А теперь я должен откланяться.

Оказавшись возле двери, я услышал, как она негромким и странным голосом крикнула мне в спину нечто неразборчивое, но так и не оглянулся. Вера тяжело умирает в моей душе, но, раз умерев, уже не воскресает.

Оказавшись на улице, я сел в ожидавшую меня машину и скомандовал ехать. В руке моей оставался разодранный надвое собачий ошейник. Прозвонив двумя бронзовыми бубенцами, я улыбнулся, развинтил оба бубенца и извлек из каждого крупную горошину в целлулоидной шкурке. Содрав ее, я обнаружил в своей руке две великолепных жемчужины стоимостью десять тысяч долларов каждая.

Словом, я сумел одним камнем убить сразу двух птиц, то есть с помощью одного ошейника сумел пронести на берег сразу две крупных партии контрабандных драгоценностей.

Хорошая работа, скажу я вам. Хорошая, под каким углом ее не рассматривай, не так ли?