Милицейский камуфляж, на погонах теплой куртки по три звездочки. В руке пропуск на имя старшего прапорщика Серегина. На проходной горела неоновая лампа, но свет у нее какой-то мертвенный – невооруженному глазу сложно рассмотреть грим на лице у Прохора. На то и расчет.

А грим серьезный. Комягин подошел к делу и ответственно, и творчески. Накладной нос, рыжие усы, из-под шапки торчат большие круглые уши. Большой нос и уши – визитная карточка прапорщика Серегина. Может, потому контролер на проходной даже не стал смотреть пропуск, а просто махнул рукой, нажав на кнопку вертушки.

Комягин уверял, что все продумано. Даже намекал, что дежурная смена на контрольно-пропускном пункте в доле. Но Прохор с трудом верил в успех этой авантюры.

– Александр Павлович, прошу! – открыл дверь майор.

Он усиленно делал вид, что имеет дело с прапорщиком Серегиным. Отвечать Прохор не стал, чтобы не выдать себя голосом.

За воротами КПП было так же морозно, как и на охраняемой территории, с темного неба срывался снег. Но это был мороз свободы, и он казался если не теплым, то согревающим… Впрочем, Прохор не расслаблялся. Подлог мог вскрыться в любую минуту. А это – тревога, погоня…

Об опасности, которая угрожала ему со стороны самого Комягина, он думал сейчас меньше всего.

– Тебя подвезти? – громко спросил Комягин.

Прохор кивнул, и они вдвоем подошли к старенькой «Тойоте». Комягин сел за руль, завел двигатель, но трогаться не спешил.

– Прогреться надо, – сказал он. – А то заподозрят… Я обычно прогреваюсь…

– Подождем, – кивнул Прохор.

Он смотрел на крыльцо проходной. В любой момент могла завыть «тревога». Появится охрана, машинам закроют выезд… Так не хотелось возвращаться в колонию. Вчера приходил Пляс, а сегодня уже крайний срок, когда Прохор должен дать согласие на миллион. Если нет, сегодняшняя ночь могла стать для него последней. Или завтрашняя. Или еще какая-нибудь. Чтобы умереть, достаточно одной ночи из четырнадцати лет.

– Ты, главное, не волнуйся, все будет в порядке. Сейчас отвезу тебя к твоей красавице. Жаль, что мы не в Дании, – с нервным смешком сказал Комягин.

– Еще не время, будет тебе и Дания, – усмехнулся Прохор.

– Да я не о том… В Дании закон есть, там, если сбежал из тюрьмы, значит, заслужил себе свободу. Возвращать назад не будут.

– У нас не Дания.

– Но стремиться туда нужно. Особенно тебе… И я бы съездил.

Комягин стронул машину с места, с освещенного пятачка съехал в темноту, развернулся и покатил по дороге – к поселку, где Прохора ждала Инна. Дверь контрольно-пропускного пункта не открылась, никто не выскочил вслед за ними. Никакой погони, тихо все. Но еще не время праздновать победу над обстоятельствами.

– У меня ведь уже выслуга есть, – продолжил майор. – Уволюсь, к чертовой матери, куплю себе домик… э-э, там, где потеплей… Может быть, где-нибудь поблизости от вас.

– Где это поблизости от нас?

– А чего ты разволновался? Боишься, что еще денег попрошу? Так это зря… Мне и моего полмиллиона хватит… Ну, если вы не обманете.

Комягин спохватился, торопливо вынул из кармана мобильник, набрал номер.

– Совсем забыл… Инна Викторовна! Можете меня поздравить! Да, в целостности и сохранности… Можете переводить деньги на счет… Черт!.. – Он глянул на телефон, раздосадованно качнул головой: – Совсем батарея не держит! Может, от мороза? Ладно, главное, что насчет перевода сказал… Не обманете же?

– Ну, ты же аванс получил.

– Э-э, нет! Я требую полной оплаты! – не на шутку разволновался мент.

– Нормально все будет. Довезешь меня в целости и сохранности…

– Довезу! Можешь не сомневаться!

В этот момент машина заглохла.

– Тьфу ты! – Майор сокрушенно шлепнул себя рукой по коленям. – Какая сволочь бензин слила?

Прохор глянул на панель приборов. Действительно, бак пустой. И бензин реально слить могли. Но все равно подозрительно. То телефон разрядился, то с топливом проблема.

– И что теперь делать? – спросил он.

С одной стороны – лес, с другой – поле. До поселка – километра два. Об обратном пути в зону Прохор и думать не хотел.

– Что-что! Я же знал, на что шел! У меня все предусмотрено… Пошли, поможешь канистру из багажника взять.

Левой рукой Комягин открыл дверь, а правой провел рукой по лацкану куртки. Там у него в кармане-кобуре мог находиться пистолет. Уж не про него ли он подумал?

Сейчас Прохор выйдет из машины, полезет в багажник, а Комягин в него – из пистолета. При попытке к бегству. А начальству потом скажет, что раскусил беглеца, опознал в прапорщике Серегине заключенного Кожухова. И принял меры…

Но что, если Прохор заблуждается? Что, если Комягин не собирается стрелять в него? Может, у него и пистолета нет?

Он открыл дверь и рванул к лесу.

– Эй, ты куда? – растерянно крикнул Комягин.

– Отлить!

– А зачем так далеко?

Прохор оглянулся, увидел, как майор выдергивает из кармана пистолет, ускорил ход.

– Надо!

– Постой! Я с тобой!

Прохор побежал. Ноги увязали в снегу, нужны были усилия, чтобы выдергивать их. Но и этого мало. Надо было переходить на петляющий шаг, а это дополнительный расход сил. И это с его не совсем зажившей раной в боку. Как бы швы от натуги не разошлось.

– Стой! Куда же ты!

Прохор вильнул в сторону, в этот момент и раздался выстрел. Пуля прошла мимо, срезав лезущую в глаза ветку.

– Стой!

Прохор бежал, не жалея сил. И маневрировал на пределе возможностей. А Комягин стрелял. И с каждым промахом он терял драгоценное время. Когда в обойме закончились патроны, преследовать беглеца смысла уже не было. Да Прохор и не стал бы бежать. В лесу тьма-тьмущая, она уже прячет его. А если Комягин сунется, он встретит его нападением из этой темноты. И не оставит ему ни единого шанса.

Прохор сначала перешел на шаг, затем остановился. Рана в боку разболелась, наверняка не просто так. Если швы разошлись, хорошего мало.

Были у него сомнения насчет Инны. Потому он, как мог, подготовился к автономному существованию в тайге. Как мог – это значит плохо. Провизии у него нет, перевязочных материалов тоже. Из оружия только нож с наборной ручкой. Есть только флакончик «зеленки», это все, чем ему удалось поживиться в санчасти. Пачка сигарет, спички – это, конечно, имело свою ценность. Особенно спички.

Еще у него были деньги. Целых сорок тысяч рублей. Инна отдала ему большую часть своей наличности. Во всяком случае, она так сказала… И он ей тогда почти поверил. Хотя и не исключил обман.

А она снова его обманула. Авантюра с Бушаком не прошла, поэтому Инна подключила к делу Комягина. Побег удался, а вот его пресечение с летальным исходом – нет… Но сказка еще только сказывается. В самое ближайшее время в лагере поднимется тревога, за Прохором начнется погоня. А в лесу снежный наст, на нем следы… Шансы на успех, конечно же, есть, но их непозволительно мало.

Осматривать рану Прохор не стал, что есть, то есть. Он продолжил путь. Направление у него только одно – как можно дальше от зоны. И от поселка, в котором его будут искать.

Хотелось бы добраться до Инны. Но зачем? Просто посмотреть ей в глаза?.. Ведь убивать мать своих детей – это кощунство. С кем они останутся, если он вдруг не сможет вернуться к ним?

В глаза Инне он посмотрит потом, когда выберется из капкана, в который угодил по собственному недоразумению. Он на свободе, у него развязаны руки, ноги пока что еще слушаются, так что шансы есть…

В город путь заказан. Там Прохора точно будут ждать. И пути перекроют. На юг лучше не идти, на север тем более. Надо взять курс на восток. И шагать, шагать, пока есть силы. Камуфляж у Прохора теплый, берцы, правда, без меха, но можно обернуть ноги газетой, в армии он так делал – помогало. Газеты, правда, нет. Но можно содрать мох с деревьев…

Он проходил курс на выживание. Правда, это было летом. И в средней полосе. И ранения у него не было… Но тогда он не знал, как сладок вкус свободы…

Волка кормят ноги. Зубы. И чутье. Прохор брел через лес, едва переставляя ноги. А волки за ним. Причем след в след, чтобы силы не растрачивать зря.

Стая небольшая, всего четыре голодные морды, без явно выраженного вожака. Самка и три подъярка. А у Прохора нож и острозаточенный посох, на который он опирался. Острием он мог проткнуть одного волка, в ближнем бою, ножом прикончить второго и даже третьего. Четвертый наверняка убежит, а если нет, Прохор мог бы решить и с ним. Возможно, даже ценой своей жизни. Но мертвым волкам его кости не нужны. Они это хорошо понимали, поэтому и не нападали, а просто шли по пятам. Ждали, когда путник совсем дойдет… Не куда-то дойдет, а вообще…

Но Прохор продолжал идти. Медленно, с оглядкой. Скоро начнет темнеть, он выберет место для стоянки, начнет собирать хворост, дрова для костра. А волки сядут и будут ждать. Вдруг он все-таки околеет от голода и холода? Уходить они не собираются. Зачем, если тайга – их дом родной? Это его тянет к людям, к теплому очагу, к мягкой постели. А им и здесь хорошо… Так, может, и ему не нужно стремиться к человеческим условиям? Сейчас он разожжет костер, согреется. Водички в консервной банке вскипятит, чайком себя побалует. Хвоя будет вместо заварки. От цинги, говорят, первое средство… Почему бы не устроить привал на целые сутки?

Но как жить в лесу, когда нечего есть? Кедровые шишки, ягоды не в счет. Чтобы выжить, нужно мясо. Хотя бы волчье, но мясо…

Прохор надергал торчащих из снега веток, развел костер. Волки продолжали сидеть, издалека глядя на него. Смотрели с жадностью. И с тихой злостью. Как же они хотели его сожрать!

Ну так и Прохор смотрел на них как на источник пищи. Сейчас бы поджарить одного на костре да слопать, приправив свежемороженой рябиной. А потом жилище неплохо бы соорудить. Передохнуть бы пару дней, и можно дальше, с новыми силами…

Прохор крепко взял в руки нож, приготовил к бою заостренный посох и лег на снег.

Волки ждут. А значит, могут дождаться, если он не начнет первым. И начинать нужно было прямо сейчас, пока еще светло. Пока еще есть силы…

Первой к нему приблизилась самка, мать семейства – старая, худая, облезлая. Зато как огонь в глазах пылает. Потусторонний блеск в нем, лунная магия – жесткая, обволакивающая. У подъярков шерсть посвежее, с блеском. Но в глазах меньше огня. И больше страха. Побаиваются они Прохора, но идут и, если что, в схватку бросятся резво…

Но обратного пути уже нет ни у кого. Слишком уж близко подошла самка. Если Прохор не убьет ее сейчас, она вцепится зубами ему в горло.

Волчица едва ли не дышала ему в лицо, когда он распахнул глаза. Она испугалась, инстинктивно отскочила назад, но тут же вздыбилась, угрожающе зарычала, раскрыв пасть.

В эту пасть и вошло острие. Прохор не промахнулся, вогнал жердину в глотку, с силой резко надавил, проталкивая ее дальше. Подъярки в растерянности подались назад, но предсмертные хрипы родной матери вернули их в чувство. Первым на Прохора накинулся самый крупный из них. Отбросив посох, Прохор пошел в лобовую. Ему повезло, он смог сунуть левую руку в пасть волку, блокируя челюсти. В правой руке у него был нож. Им он и нанес удар. Второй, третий…

Волк был обречен, но его братья набросились на Прохора сразу с двух сторон. Он извернулся, ударил, но волк увернулся, и нож лишь едва царапнул его по холке. Ударил второго, который рвал зубами его ногу. Тот отпрыгнул, и его тут же атаковали со спины.

Волки вгрызались в него с жадностью, глубоко, вырывая куски мяса.

Но в целом все сложилось так, как он и предполагал: трое были убиты, а четвертого он так из последних сил отшвырнул от себя, что тот упал в разгорающийся, а потому дымящий костер, испуганно взвизгнул и побежал прочь. Именно в этот момент и прозвучал выстрел. Подъярок упал и закрутился на месте, пытаясь зацепиться зубами за место, куда угодила пуля.

Прохор обернулся на выстрел и увидел мужчину с бородой в теплом лыжном костюме. Он стоял на лыжах и держал в руке карабин, из ствола которого струился дымок.

Прохор был едва живой от бессилия. Но сознания он не потерял. Напротив, перед лицом новой опасности ощутил в себе всплеск сил и схватился за нож, лезвие которого блеснуло в остатках дневного света.

– Товарищ прапорщик, свои! – крикнул мужчина.

Прохор не сразу понял, почему его назвали прапорщиком. А когда осознал, кивнул и тихо пробормотал:

– Ну, если свои…

– Как вы здесь оказались?

– Беглого преследовал… Что там у тебя? – Прохор кивком показал за спину, где у мужчины висел рюкзак.

Да и не мужчина это был, скорее, молодой парень. Просто борода у него густая, пышная.

– Что там? Вы, наверное, есть хотите? Тогда, может, к нам пойдем?.. Тут недалеко.

– Недалеко?

Прохор представил себе печь в деревенском доме, стоящий в ней чугунок с мясной кашей, и это так расслабило его, что он почувствовал, как сознание оставляет его.

В себя пришел в темноте. Он лежал на чем-то движущемся, под головой скрипел снег, кто-то натужно дышал.

– Эй! – подал он голос, и парень остановился. Прохор попытался подняться с лыж, на которых лежал, но не смог. Голова закружилась, и он снова куда-то пропал.

В следующий раз очнулся в каком-то жилище с потолком, сделанным из тонких, ладно подобранных жердин. Миловидная девушка с раскосыми глазами орудовала иголкой, без всякого зазрения совести вонзая ее в кожу на его руке. Прохор инстинктивно дернулся.

– Костя, держи его!

Девушка строго глянула на Прохора и продолжила зашивать ему рану. А Костя схватил его за плечи, надавил на него.

– Да не надо!

– Покусали вас сильно, товарищ прапорщик… – сказала девушка. – Но ничего, жить будете.

Взгляд у Прохора туманился, но все же он разглядел ее. Красивая. Густые русые волосы сплетены в косу, ресницы длинные без всяких наращиваний. Кожа чистая, нежная, никакой косметики не надо. И пахло от нее лесными травами…

– А зовут вас как? – спросил Костя.

– Прохор.

– А по документам вы – Александр.

– Нет у меня документов. Это Санькин пропуск…

– Да, пропуск не ваш. – Костя обошел Прохора и встал над ним. –  А ваши документы где?

– Где, где… Зэки забрали…

– Зэки или зэк?

– Сначала зэки, потом зэк… Я за ними шел, они меня подкараулили… Все забрали, документы, оружие…

Прохор не стал обострять. Зачем? Костя фактически спас его.

– А деньги почему оставили?

– А ты что, по карманам у меня шарил?

– Я должен знать, кто у нас в гостях.

– Деньги они забрали… Я их потом вернул… Одного беглого настиг, у него и деньги были… Другие ушли.

– А этот, у которого деньги были, где он?

– Да лежит где-то… Даже не знаю, как его потом найти…

– А документов у него ваших не было?

– Если бы были, ты бы их нашел.

– Костя, ну чего ты к человеку пристал? Не видишь, военный он. Наколка на плече. Это «ВДВ»?

– ВДВ, – подтвердил Прохор.

– А рана у вас… Ножевая, да?

– Бунт у нас в колонии был, зэк заточкой пырнул.

– А колония какая? Мы позвоним, сообщим. – Костя продолжал с подозрением смотреть на Прохора.

– Не позвоните.

– Почему это?

Прохор уже понял, где находится. Костя подобрал его в глуши, значит, и привез в такое же богом забытое место. И жилище у них не похоже на деревенскую избу. Стены из тесаного бревна, окна под потолком, печь открытая, огонь в ней бушует, дым с шумом уходит куда-то в трубу. Камин это, причем грамотно сработанный, если тяга отменная. И бревна одно к одному. Но это не дом, а землянка. Теплая, сухая, но землянка. Одежда у парня и девушки городская, модные спортивные костюмы, куртки, но уже не новые, застиранные. И сами они слегка запущенные. У Кости борода уже как у заправского егеря.

– Да потому, что прячетесь вы здесь.

– От кого это мы прячемся? – встрепенулся парень.

– Да кто ж его знает… Сделаем запрос, наведем справки.

Костя и его девушка переглянулись. Паники в их глазах не было, но вопрос они задали друг другу один и тот же – что делать?

– Не прячемся мы ни от кого.

– А запрос в колонию сделайте… Правда, я даже не знаю, где она… Заблудился…

– Да уж, досталось вам… Потерпите, сейчас будет больно.

Девушка пощупала пальцами рану на его щеке. Крепко его хватанул волк, но это, похоже, был единственный укус на лице. Во всяком случае, других Прохор не чувствовал.

– Лена, у нас нет уколов от бешенства, – сказал Костя.

– Волки не были бешеными, – качнул головой Прохор.

– Спокойно, не двигайтесь, – строго глянула на него Лена.

– Может, водки? – спросил Костя.

– На голодный желудок? – Девушка удивленно повела бровью.

После этих слов Прохор вдруг понял, что смертельно голоден. И еще осознал, в каком состоянии находится. Дикая усталость, крайняя истощенность, тело порвано…

– Может, сначала накормим?

Костин голос донесся до него откуда-то издалека. Как будто колокольный перезвон ветром надуло.

– Зашить сейчас нужно…

Тем же ветром унесло и голос Лены. Она была рядом, ее пальцы порхали вокруг раны, но голос удалялся. И сама она таяла на глазах…