Глава 28
— Я беременна, — сказала Рона и жалко улыбнулась.
Ее большие прозрачные глаза заискивающе смотрели на Ворона. Чутко караулили его реакцию, чтобы наполниться испугом или радостью.
Красный глядел на Рону и не мог поверить в услышанное. Всего два месяца назад они стояли у моря, ветер трепал волосы Роны и ее прозрачное покрывало, король Кулен благословил их морской водой из священной чаши, а жрецы Луны запели мелодичными голосами свадебную песню.
Потом был пир, во время которого у бледной Роны возбужденно блестели глаза, так ярко, что казалось, это их сияние освещает большую залу. Все кричали фальшивые здравницы, и только Кулен искренне радовался, да Альпин, который сидел рядом с Красным, показал на Рону пальцем и громко сказал:
— Ты красивая!
С тех пор прошло всего два месяца, и вот Рона смотрит на него этим замершим взглядом.
— Ты уверена? — спросил Красный, мучительно соображая, что еще ей можно сказать.
Рона покраснела.
— Кровь не приходит уже второй срок.
— Я… очень рад, — Красный раскрыл руки, и Рона поспешно бросилась в его объятия.
Ворон похлопал ее по плечам, поцеловал в макушку, а сам все думал о ее словах. Ребенок. Их общий ребенок. Это казалось таким странным, немыслимым, невозможным.
Рона, по своему обыкновению, начала щебетать о том, как она счастлива. Уселась к нему на колени и стала мечтать о том, каким будет ребенок. Почему-то она была уверена, что это сын.
Красный кивал, особенно не прислушиваясь к ее болтовне. В этот момент он думал о себе — почему все так сложилось. Как он из вольного веселого младшего сына превратился в отца семейства. Почему больше не бегает с братом по девкам, не хохочет на охоте, а торчит на берегу этого до смерти надоевшего моря, страдает от постоянной сырости, дышит воздухом с примесью йода от гниющих водорослей и спит с женщиной, которая ему даже не нравится.
Рона положила его руку на свой живот и засмеялась. Красный улыбнулся, старательно сдерживая гримасу брезгливости. В последнее время он стал замечать, что, когда Рона смеется, лицо у нее становится глупее, чем обычно. Но больше всего Ворона раздражал сам смех — высокий, отрывистый, визгливый. Как будто Рона не умела смеяться, а лишь старательно копировала манеру других. В ее смехе не было ни искренности, ни веселья. Красный всегда вспоминал, как заливисто хохотали дочери крестьян в горных деревушках: можно было влюбиться только в этот серебряный смех.
Он еще немного посидел с Роной, вполуха слушая ее щебетание о том, на кого будет похож их общий ребенок, а потом проводил принцессу на женскую половину дворца и оставил со знатными миледи Приморья, которые сидели кружком, вышивали и пели песни высокими сладкими голосами.
Кулен ждал его на открытой веранде. Зима выдалась теплой, и снег не выпал. Было сухо, хотя и ветрено. Кулен в длинном темном плаще без всяких украшений ходил туда-сюда, заложив руки за спину и поглядывая на море. Ветер трепал его длинные волосы, схваченные тяжелым золотым обручем — Малой короной Приморья. Большая корона была на Лиране в день его гибели и сейчас, видимо, пополнила сокровищницу Бреса.
— Дорогой брат! — обрадовался Кулен при виде Красного.
В последнее время он взял манеру называть Красного братом, что тому очень не нравилось. У него было целых пять совершенно бесполезных братьев, к которым он ничего не чувствовал, и лишь один, кого он действительно считал своим братом и так называл вслух. Это место в его сердце было занято, и никого постороннего он туда пускать не собирался.
Но когда живешь в гостях бедным родственником, приходится подстраиваться под хозяев. Кулен принял Красного вместе с Роной, окружил их почестями и заботой, помог Ворону стать королем. Хотя бы формально.
Красный невольно прикоснулся к серебряному обручу у себя на голове. Символическая корона Тамврота, к которой пока не прилагается ничего, кроме громких слов и морского ветра.
— Я бы хотел поговорить с тобой без посторонних ушей, — объяснил Кулен.
Красный пожал плечами: пустая терраса хорошо просматривалась, а шум ветра заглушал звуки. Попытайся кто подслушать их разговор внизу, под стеной, то вряд ли что-то уловил бы.
— Зима подходит к середине, скоро море оживится, а следом оживятся и дороги, — нервно облизнул губы Кулен.
Красный доброжелательно смотрел на него с самым приветливым выражением лица, про себя желая принцу подхватить расстройство желудка. Его ужасно раздражала привычка Кулена облизывать губы, ломать пальцы и озираться при беседе. Ворон некстати вспомнил слухи о том, что принц не спешил с женитьбой, потому что предпочитал свой пол противоположному.
— И тогда Брес придет сюда, чтобы сжечь наши города и деревни, занять мой дворец, а всем нам отрубить головы, — продолжал Кулен. — Последнее у него особенно хорошо получается.
— Мы встретим его у границы и попробуем угостить от души, — мрачно ответил Красный. — Учитывая, что он крайне неудачно сходил на блины к моей матушке, у него до сих пор должны побаливать зубы. Не забывайте, что Серые горы выставят против Бреса своих…
— Тех, кто остался после резни в Приграничье, — вдруг перебил его Кулен.
Красный побледнел и замолчал, как от удара под дых. Глаза его хищно сузились. Он не ожидал от неженки Кулена такого резкого отпора, почти грубости — принц прекрасно знал, что Красный не выносил, когда битву, в которой пал Эннобар, называли резней в Приграничье. Хотя так ее называли все.
— Я не хотел тебя обидеть. — Кулен положил ему руку на плечо и просительно заглянул в глаза. — Но подумай: три армии наших земель с лучшими людьми во главе с Эннобаром и твоим старшим братом выступили против Бреса, и теперь их тела гниют на виселице.
Красный стряхнул его руку.
— Они просто не знали, с кем имеют дело. Это все произошло из-за их неосторожности. Брес был готов, а они — нет. Род Озерный предал Эннобара и не привел войска. В этот раз все будет по-другому. Мы знаем, что нам предстоит. И подготовимся. Мои братья разбили Бреса в Серых горах, и он едва унес оттуда свою задницу.
— Да, а вместе с ней — и новый опыт, — подхватил Кулен. — Брес тоже подготовится, и преимущество снова будет на его стороне: у него сейчас вдвое больше войска, и это опытные профессиональные воины, а не наши трусы-ополченцы. К его услугам все плодородные земли Тамврота, сокровищница Эннобара и деньги всех покорившихся лордов. А мы разрознены. Серые горы далеко, и никто, кроме ворона по небу, не может попасть туда, минуя земли Тамврота. Даже если твоя мать наскребет войско, опустошив все горы от подошв до макушек, и пошлет это войско мне на помощь, пока оно будет идти, Брес уничтожит тут все огнем и мечом. Сам видишь, что за лорды сидят на моем совете и что за воины у меня остались.
— И что ты предлагаешь?
Глаза Красного превратились в две узкие щели, из которых смотрела злость.
— Там, где бессильно железо, можно попробовать другой металл, — ответил Кулен.
— А проще нельзя сказать? — в раздражении поинтересовался Красный.
— Сейчас все сам услышишь. — Лицо Кулена, который все смотрел на море, вдруг просветлело и преобразилось. Исчезли страх, задавленность, неуверенность. Плечи распрямились, на губах появилась улыбка. Кулен вдруг стал похож на своего отца — красивого отчаянного бабника и моряка. — Видишь? Они плывут.
Красный присмотрелся и увидел, как по серому зимнему морю скользит одинокий парус. Белый и далекий.
— Что это? Ведь зимой купцы по морю не ходят?
— Купцы-то нет, а вот фоморы — еще как, — широко улыбнулся Кулен, жадно вглядываясь в белое пятно на серой глади.
— Фоморы? — закричал Красный. Теперь настал его черед хватать новоиспеченного короля за плечо и разворачивать к себе: — Ты сошел с ума? Ты позвал сюда фоморов?
— Как говорится, в любви и на войне все средства хороши, — улыбнулся ему в лицо Кулен, щеки которого разрумянились, а глаза возбужденно блестели. — Фоморы любят золото. Если мы с ними столкуемся, они приведут свои корабли и отстоят Приморье.
— Фоморы — грабители и убийцы, без чести, совести и закона! — заорал Красный. — Они грабят твои же берега, крадут людей и продают их в рабство, топят все корабли подряд, которые только попадутся им на море! Это чума, поразившая все побережье материка и островов, а ты собираешься с ними договориться?! Воистину в отчаянии у некоторых мужчин слабеет рассудок.
— Или наоборот. — Кулен осторожно убрал руку Красного со своего плеча. — Между прочим, закон у фоморов есть, и честь тоже. Только у них и о том, и о другом свои собственные понятия.
— Какие?
Красный тоже посмотрел на парус: тот стал ближе.
— Они не предают своих, — ответил Кулен.
* * *
Кулен принарядился для встречи: надел лучшую рубаху и сюркотт, роскошный плащ, отороченный горностаевым мехом, красные сапоги на каблуках. Обветренные губы казались слишком красными на белом лице. Из-за бессонницы принц похудел и выглядел не совсем здоровым, только глаза у него горели, как перед битвой.
Красный тоже успел позаботиться о своей внешности: волосы ему уложили в традиционную прическу из мелких косичек, под алым плащом с подбоем из куньего меха поблескивала кольчуга. Солнце играло на серебре короны.
Лодка приближалась, мерно поскрипывали уключины, кричали чайки. Корабль фоморов, юркое низкое судно с веслами и широким парусом, остался далеко от берега, и сейчас к причалу направлялись две большие лодки, перегруженные людьми и золотом.
Красный покосился на Кулена, и тот улыбнулся ему краем рта. «Фоморы любят золото», — вспомнил Ворон. Но он не думал, что в буквальном смысле: обе лодки словно были посыпаны волшебной пыльцой: так сияли на солнце драгоценные камни, золото и серебро.
Каждый из гребцов буквально увешал себя тяжелыми золотыми браслетами, серьгами, гривнами, ожерельями, цепями. Золото блестело на кольчугах, и даже носы лодок, высоко поднимающиеся из воды, были окованы золотом.
— Небеса всеблагие, да у них кольчуги позолочены! — пробормотал Красный.
На угрюмых лицах лордов Приморья отражалось такое же изумление: золотая кольчуга? Зачем? Бессмысленный перевод драгоценного металла и полная бесполезность в бою.
А потом сердце Красного пропустило несколько ударов. Лодки были уже совсем близко, и Красный смог рассмотреть гребцов и тех, кто сидел в центре. И не поверил своим глазам.
Двое. Эти двое…
Красный не сразу понял, что перестал дышать. Как в детстве, когда по вечерам слушал страшные сказки старой Мэнн, которые няня рассказывала братьям на кухне.
Справа сидел молодой мужчина, чьи длинные, почти такие же золотые, как его кольчуга, волосы спадали ниже пояса. Он был красивым, словно девушка. Даже отсюда Ворон видел, какие у него длинные и пушистые ресницы, яркие синие глаза и белые зубы. Златовласый полубог смеялся и махал рукой. А рядом с ним сидела женщина, и чем больше Красный на нее смотрел, тем меньше верил в то, что не спит и не видит чудесный сон.
Она очень походила на спутника, но была еще краше. Волосы тоже спускались ниже пояса, но были совсем светлыми: не густой золотой свет, а холодный, чистый, сияющий оттенок. Женщина тоже смеялась и махала встречавшим. На ней были позолоченная кольчуга, мужское платье и высокие кожаные сапожки, расшитые серебром.
— Я ослеп, — прошептал Красный себе под нос.
Первая лодка ударилась о причал, полетели на берег концы. Красный первым очутился у сходен, чтобы помочь женщине. Но она легко, словно птица, взбежала вверх по шатким мосткам и широко улыбнулась:
— Король Кулен, мой привет! Я Айфе, а это мой брат Немед. Мы прибыли по твоему зову.
— Я — лорд Красный Ворон. Король Кулен стоит рядом.
— Да? — Айфе мазнула взглядом по лицу Красного и повернулась к королю. — Мы прибыли!
— Да-да, так торопились, что чуть штаны не растеряли! — весело крикнул Немед, взбегая по сходням так же ловко, как его сестра. — Ты прислал нам волшебное слово «золото», и вот мы тут как тут.
Немед, который оказался на полголовы выше Красного, сгреб Кулена в охапку и прижал к своей груди. А потом звонко поцеловал в губы.
— Я крайне рад, крайне рад, что вы ответили на мое приглашение, — засуетился Кулен. — Пойдемте во дворец, там готов пир. О делах поговорим после.
Все фоморы выгрузились из лодок. Они были рослыми, но сутулились и ходили, широко расставляя ноги, той походкой моряков, которая выдает привычку к долгим плаваниям. Правда, Айфе не портила даже эта походка. Она сияла, словно солнце, к лучам которого тянулось все вокруг.
Они шли рядом по широкой дороге во дворец: Кулен, Красный Ворон, Немед и Айфе. Красный заметил, как улыбающиеся Немед и Айфе поглядывают по сторонам, отмечая стражников с арбалетами и мечами, которых Кулен расставил в качестве почетной стражи. Брат и сестра весело переглянулись.
— Это почетная стража.
Кулен сделал ударение на слове «почетная».
— О, еще бы! — рассмеялся Немед. — Очень почетно!
Айфе фыркнула и сунула ему кулаком под ребра. Немед пихнул ее плечом. Красный подумал, что ведут они себя довольно легкомысленно для тех, кого в любую минуту могут расстрелять из арбалетов.
Во дворце лорды расположились за одним длинным столом, фоморы — за вторым, а правители сели за небольшой стол, поставленный поперек двух других. Несмотря на зиму, Кулен устроил настоящее пиршество с переменами блюд и изобилием дорогих сортовых вин.
— Пируйте, словно в доме своего лучшего друга, — громко поднял тост Кулен, обращаясь к двойняшкам и ко всем фоморам сразу.
Те ответили одобрительным гулом.
Красный рассматривал пиратов, удивляясь про себя, что даже самый неказистый из них имел много драгоценных украшений. Под конец его взгляд остановился на толстой золотой цепи, висевшей на шее Айфе. К цепи крепились три массивные подвески: фигурки чудовищ, усыпанные рубинами и изумрудами. Айфе заметила его интерес и прищурила зеленые, словно еще два больших изумруда, глаза.
— Ты смотришь на мое украшение? — спросила она, выпрямляясь, и в ее голосе почувствовался некий намек, заставивший Красного смутиться. Слова можно было понять двояко.
— На кольчугу, — ответил он.
— А что с ней не так? — подняла бровь Айфе.
— Позолота. Это пустая трата денег.
— Зато красиво, — парировала Айфе. — И все сразу видят, что у меня есть власть и успех на море.
— Вы действительно любите золото, — заметил Красный.
— Конечно, — ответил Немед, перегнувшись через сестру. — Но вовсе не потому, что мы жадные и хотим забрать его с собой в могилу. Просто золото — это солнце.
— Что? — переспросил Красный.
Айфе открыла рот, чтобы ответить, но Немед снова ее опередил, очаровательно улыбаясь Красному:
— На наших островах, там, где мы иногда ночуем, все время туманы. Солнце редко увидишь. Поэтому у нас есть сказка, что золото — это лучи солнца, упавшие в землю и застывшие там. Если его выкопать и выковать из него разные вещи, то у тебя будет много золота. Чем больше золота, тем больше солнца.
Глаза Немеда загадочно мерцали. Синие-синие, развратные, ироничные.
— Кому ты тут сдался со своими старыми сказками, вонючка? — прошипела Айфе, которая, казалось, готова была вцепиться брату в лицо ногтями. — Не с тобой он говорил.
— Лучше заткнись, а то придется тебя привязать за косы да протащить за лодкой, — безмятежно улыбался Немед.
— Ты забыл помыться, и от тебя воняет ночным горшком, — сообщила ему сестра.
— А от тебя — козой, сдохшей три дня назад, — не остался в долгу Немед.
Тут они дружно рассмеялись, а Красный про себя подумал, что не только у него странная семейка.
— Братец, мне кажется, ты напрасно трясешь тут штанами, — сказала Айфе. — По-моему, тебе лучше поискать вон в той стороне, — она указала подбородком на Кулена. — Бьюсь об заклад, он по твоей части.
— Это я без тебя заметил, но надо же было и подразнить, — подмигнул ей Немед. — К твоему сведению, в первую же ночь лезть к хозяину дома в постель невежливо. На материке все соблюдают манеры и приличия.
— Плевать мне на манеры и приличия! — фыркнула Айфе, и Красный в ужасе ощутил, как ее рука под столом сжимает его бедро. — Я что хочу, то и делаю, жизнь слишком коротка, чтобы быть приличной. Правда?
Ее лицо оказалось у Красного почти на плече, и сверкающие, затягивающие, бессовестные глаза заглянули прямо в душу. Красный сглотнул и отодвинулся.
— Что поделать, я рассчитываю жить долго, — отшутился он. — Так что у меня хватит времени и на манеры.
— Скучно живете, — пожала плечами Айфе и выпрямилась на стуле. — Потому вы ничего и не можете с нами поделать. А еще мните себя мореходами. Ха-ха.
— Я не мореход, — сказал Красный. — Я с Серых гор. Лорд Ворон.
— Горы? О-о, вон оно как! — У Айфе округлились глаза, и она уставилась на него, словно на диковину. — Серьезно? Ты жил там, где земля сошла с ума и полезла в небо? Страх какой.
— Где родился, там и пригодился, — заметил Красный. — Горы я люблю, а море — нет. В нем тонут, а от соленой воды у меня живот крутит.
Айфе воззрилась на него, словно на сумасшедшего, а потом расхохоталась. Смех этой морской ведьмы полоснул Красного по сердцу, как ножом. Вся кровь ударила ему в голову. В эту минуту он готов был броситься на нее, свалить на пол и взять при всех.
— Да-да, — снова посмотрел на него Немед. — Ты с ней осторожней, она так нарочно смеется. Прекрасно знает, что все стручки тут же встают торчком. Я сам на этот смех и купился. Вот погляди.
Немед потянулся было к Красному, но Айфе ловко шлепнула его по руке.
— Пошел прочь, крабовая клешня. Нечего лезть на чужую территорию.
Красный все с большим изумлением взирал на то, как фоморы напивались и впадали в буйство. Светловолосые головы опускались на столы, а некоторые сползали на пол и извергали лишнее прямо в зале. Немед, окосев от выпитого, сначала поцеловал взасос повисшую у него на шее сестру, а потом обернулся к Кулену и заплетающимся языком начал делать ему сальные комплименты.
Кулен улыбался, покачивая кубком. Он был совершенно трезв, хотя постоянно прикладывался к вину.
Айфе тихо рассмеялась и сползла с кресла на пол, чудом не сломав позвоночник. Ее дивные волосы рассыпались по мрамору пола, а глаза съехались к переносице.
— Малышка перестаралась, — задумчиво решил Немед. — Надо отнести ее в постель. Ты куда нас с ней положил?
— Сейчас слуги вас проводят, — ответил Кулен, пряча усмешку.
— Может, лучше ты? — вкрадчиво спросил Немед, и его сладкий взгляд мог бы стать убийственным призывом, если бы не был таким пьяным.
— Нет, нет, приличия! — развел руками Кулен, посмеиваясь.
— Морские демоны, — раскрыл рот Немед, скользя взглядом по лицу короля Приморья. — А как же святые законы гостеприимства?
— В них входит обязанность предоставить гостю постель, но не разделить ее с ним, — лукаво улыбнулся Кулен.
Немед рассмеялся и погрозил ему пальцем. Потом наклонился, взвалил сестру на плечо и, пошатываясь, двинулся за слугой.
— Думаешь, они помогут нам выстоять против Бреса? — глядя ему вслед, спросил Красный.
— Не смотри на фомора на попойке, смотри на фомора на палубе, — ответил пословицей Кулен. — Немед и его сестра — самые удачливые и жестокие из морских разбойников. Как ты знаешь, фоморы живут на островах Тумана, и у них нет короля. Но у них есть те, кто собрал больше золота и за кем охотно идут другие. Последние лет пять все фоморы идут за Немедом. Те, кого он соизволит позвать. За золото они пойдут куда угодно и на что угодно. Завтра они протрезвеют, и мы заключим сделку.
— Я хочу спросить о главном: разве у тебя есть столько золота, чтобы купить фоморов? Ты уверен, что твоя казна не пуста? Или ты рассчитываешь на своих лордов и купцов?
— Нет, у меня нет столько золота, и на своих я не надеюсь, это все равно что надеяться на прошлогодний снег, — покачал головой Кулен с хитрым видом.
— Сейчас не время для загадок! — разозлился Красный.
— Вы, горцы, ужасно скучные и нетерпеливые, — вздохнул Кулен и отпил из своего кубка. — Да, у меня нет столько золота, а купцы и лорды скорее удавятся, чем отдадут свои деньги. Но я намерен одолжить золота у кое-кого, у кого его в достатке.
— И у кого же? — нахмурился Красный.
Кулен прихлебнул вина.
— У Кондлы Сто Битв.
Красный широко раскрыл глаза и подумал, что ослышался.
— Ты собираешься одолжить денег у короля, который уже сто лет как в могиле? — уточнил он.
— Ага, — кивнул Кулен. — Видишь ли, Кондла выиграл сто сражений с другими королями, и золота у него было столько же, сколько песка у Морского царя. Когда Кондла собрался умирать, он велел сложить все свое золото в большую лодку, зарубить своих коней, собак и жен и схоронить вместе с ним в кургане.
— Ты хочешь осквернить могилу? — не поверил своим ушам Красный. — Собираешься ограбить мертвеца?
— Ему это богатство все равно не нужно, а у нас крайняя нужда, — вздохнул Кулен. — Но я принесу ему свои самые искренние извинения.
— Ты этого не сделаешь! — Красный в гневе раздул ноздри и подался вперед. — Я тебе не позволю! Вскрывать могилы — значит обречь себя проклятью! Никому нельзя прикасаться к золоту мертвецов! Я родился и вырос в Серых горах, и я знаю, о чем говорю!
— Я уже проклят, и неизвестно, за что, — устало посмотрел на него Кулен. — Ты сам знаешь, что говорят за моей спиной, и то, что они говорят, — правда. Вся моя семья погибла, и остался только один Альпин, который продолжит род моего отца. И твоего брата. Разве не стоит его будущее обиды покойника, который был столь жадным, что забрал с собой в курган даже жен и собак?
— Он верил, что они пригодятся ему в Небесных угодьях, — пробормотал Красный.
— Вот там мы с ним и сочтемся.
Кулен надолго приник к кубку.
* * *
Все лорды, собравшиеся на совет, смотрели на макушку Айфе. Фоморка лежала лицом на столе и тихо постанывала. Было очевидно, что она мучается от жесточайшего похмелья. Немед выглядел немногим лучше, но он хотя бы не валялся лицом в стол. При этом даже признаки похмелья не стерли с его лица редкую красоту.
— Давайте побыстрее закончим с делом, а то мне надо здоровье поправить, — с ходу предложил Немед.
— Мы хотим, чтобы фоморы помогли нам отстоять землю от Бреса из Лугайда, — четко произнес Кулен. — И заплатим за это золотом. Десять больших сундуков, полных чистого золота и драгоценностей.
Лорды начали переглядываться. Немед, казалось, этого не замечал. Он ухмылялся в лицо Кулену. Айфе постанывала в столешницу.
— Мы не умеем драться на земле, — произнес Немед.
— Вы умеете нападать и убивать на земле, это вам и нужно будет сделать, — сказал Кулен. — Когда я пошлю гонца, вы придете сюда всем своим флотом и нападете на войско Бреса. В разгар битвы. И будете драться до тех пор, пока они не побегут или не умрут.
— Мы ваши враги, — ухмыльнулся Немед. — Уже больше ста лет мы грабим ваши корабли и деревни, а вы нас ловите и убиваете. Хотя и с небольшим успехом.
— Из двух зол выбирают знакомое, — улыбнулся ему Кулен. — Впервые король Приморья хочет заключить договор с фоморами. Можете и дальше грабить корабли, это ваше дело. Но я предлагаю золото в обмен на ваши мечи.
— Хорошая сделка. — Айфе резко выпрямилась, и от ее похмелья не осталось и следа. — Десять сундуков, полных солнца. Мы сделаем детям золотые колыбели и покроем крыши наших домов золотом. Солнце придет на остров Туманов.
— Один сундук вы получите сейчас, если мы заключим договор, остальные — после, — заявил Кулен.
— А если Брес не придет и мы вам не понадобимся? — спросила Айфе.
— Золото останется у вас как залог дружбы, — развел руками Кулен.
Двойняшки переглянулись и рассмеялись. Зато лорды выглядели кислыми.
— А если фоморы нас обманут? — не выдержал один из них. — Верить им — все равно что плевать против ветра.
— Фоморы любят золото, — сощурил глаза Немед.
Красный в упор посмотрел на него.
— Но жадность — не всегда гарантия от вероломства.
— Гарантией буду я, — показал все зубы в улыбке Немед. — Я останусь заложником. Если что не так, бросьте мою голову собакам.
— Почему ты? — исподлобья глянула на него сестра.
Немед похлопал ее по плечу.
— Мы это решили вчера.
— Я этого не помню, — насторожилась Айфе.
— Ты была пьяна и лежала бревном, — пожал плечами Немед. — Даже ноги сама раздвинуть не могла. Но по твоему виду я понял, что ты согласна.
— Можешь попить свиной мочи, — разозлилась фоморка. — Заложницей останусь я.
— Ты младше на пять минут, и тебя не спрашивают. Остаюсь я.
Немед пнул стул, на котором сидела сестра, и та едва не упала. Она вскочила на него и схватилась за нож на поясе. Глаза горели бешенством.
— Нет, я! Иначе я тебе глаз вырежу!
— Сиськи себе вырежи, — фыркнул Немед. — Останусь я, потому что…
Тут он перешел на речь фоморов: быстрые, сливающиеся звуки, которых никто из присутствующих не понимал.
Айфе слушала с самым злобным выражением лица, но потом рука на рукояти разжалась, а плечи расслабились. Она фыркнула и завершила беседу длинной певучей фразой.
— Итак, ты даешь нам вперед сундук с золотом, а я остаюсь в заложниках. — Немед протянул руку Кулену. — Моя сестра отвезет золото на остров и будет ждать гонца отсюда, когда настанет время.
— Договорились.
Кулен пожал фомору руку. Немед задержал его влажную ладонь в своих пальцах несколько дольше, чем следовало, отчего у лордов перекосились лица, а глаза начали блуждать по сторонам.
Сундук принесли четыре воина: он раскачивался на шестах, тяжелый, квадратный, окованный железом. Маленькая крепость, скрывающая алчность — один из самых отвратительных человеческих пороков.
Фоморы стояли на пристани и ухмылялись. Их светлые волосы развевались на ветру. Немед, выпрямившись и выкатив мощную грудь, красовался перед сборищем. Айфе не сводила с него угрюмого взгляда. Выглядела она так, что на нее и смотреть боялись. В том числе и сами фоморы.
Сундук аккуратно сняли с шестов и откинули крышку. Солнечные лучи вдребезги разбились о тяжелые золотые монеты, которыми было плотно набито его чрево. Глаза всех фоморов загорелись от жадности. Крышку снова захлопнули и залог погрузили в лодку Айфе.
Все расселись по веслам, кроме самой фоморки. Она подошла к брату и обвила руками его шею. Брат и сестра смотрели друг на друга так, словно были одни, а не среди перешептывающейся толпы.
— Я вернусь через месяц, проведать, как ты тут, — сказала Айфе. — Посмотреть на твою свиную рожу.
— Ох, да я еще отойти не успею от твоего вечного нытья и брюзжанья, — нежно улыбнулся ей Немед, а потом они поцеловались.
Словно молодожены, на глазах у всех, без тени стеснения. Кричали чайки, шумело море. Фоморы терпеливо ждали на веслах. Наконец этот невероятный поцелуй закончился, и Айфе, гибкая, как морская змея, скользнула в лодку. Весла ударили по воде.
— Я думал, они брат и сестра, — шепнул Кулену Красный.
— Так и есть, — спокойно ответил король. — Но ты же помнишь, что у фоморов нет ни законов, ни чести, ни приличий.
Немед сиял, словно солнце. По возвращении во дворец он потребовал продолжить пир и пил не меньше, чем прошлым вечером.
— Где ты взял золото? — спросил Красный у Кулена, который в этот раз тоже чересчур налегал на вино.
— Это все, что оставалось в казне моего отца, — ответил король и облизнул губы. — Молчи, об этом никто больше не знает. Когда земля станет мягче, пойдем одалживаться к Кондле. А сейчас оставь меня, мне надо немного расслабиться. В конце концов, за каким демоном морским быть королем, если нельзя напиться?
Красный отсел от него, а потом и вовсе ушел с пира. Его беспокоила Рона: она стала сонливой, беспрестанно ныла и плакала, хотя живот у нее едва наметился.
Вот и сейчас Рона лежала на их постели, вся увитая распущенными волосами, прижав руки к животу, и хныкала. Когда Красный вошел, хныканье стало громче.
— Что случилось? — Красный сел на постель и поцеловал жену в лоб.
— Я плохо себя чувствую, — заплакала Рона. — У меня болит внутри. И голова кружится… И спать хочется.
— Наверное, стоит позвать лекаря, — предложил Красный.
— Ах, да приходил он сегодня! Он ничего не понимает!
Рона едва не закричала, в ее голосе промелькнула злость.
Красный вздохнул и в очередной раз напомнил себе, что к женщинам нужно быть терпеливым, потому что ничего иного все равно не остается.
Он начал целовать Рону и почувствовал ее ответное желание. Красный прикасался к ней очень ласково, осторожно, делая то, что доставит ей удовольствие. Рона прижала его к себе обеими руками, отвернула голову и начала стонать. Красный сдерживал себя, помня о ребенке. Он вообще не был уверен, что им можно быть вместе как мужу и жене, но это был единственный способ успокоить Рону.
Когда все закончилось, она улеглась на бок и заснула. Красный оделся, вышел из спальни и велел позвать к себе лекаря.
К нему пришел пожилой полный человек с настороженными глазами.
— Вы сегодня осматривали мою жену, — сказал Красный. — Она жалуется на боль и нехорошо себя чувствует. Что с ней?
— Видите ли… — Лекарь замялся, опуская глаза. — Наши тела — это тайная лаборатория, в которой идут загадочные процессы…
— Короче, — холодно остановил его Красный.
— Иногда между мужчиной и женщиной бывает несовместимость. Их кровь вступает в противоборство, и если женщина беременеет, ее организм отторгает ребенка, — медленно подбирая слова, ответил лекарь.
— Как это? — не поверил Красный. — Как может тело матери отторгать ее ребенка?
— Ну, ведь в этом ребенке течет и кровь отца… Вот ее-то организм матери и отторгает.
— Никогда про такое не слышал, — резко сказал Красный.
Лекарь вскинул голову.
— А вы вообще много слышали о беременности и родах?
В глазах его была уверенность, и Красному вдруг стало очень страшно. Так, как если бы он сорвался со скалы и полетел вниз. Долгое падение навстречу быстрой смерти.
— И что теперь? — хрипло спросил Красный.
— Ей нельзя волноваться, надо соблюдать покой, и вам нельзя быть с ней как с женщиной, — перечислил доктор.
— Так одно исключает другое! — рявкнул Красный. — Если я не буду с ней спать, она начнет сходить с ума.
— Я дам ей успокаивающие отвары и добавлю трав, которые гасят плотское желание, — предложил лекарь. — Если она будет все время в полудреме, у нее есть шанс выносить ребенка.
— А есть опасность для нее самой?
Красный подошел к лекарю вплотную, сердце его колотилось.
— Опасность есть всегда, — уклончиво ответил тот. — Но не стоит думать о плохом.
Ворон жестом приказал лекарю убираться, набросил плащ и вышел на открытую площадку. Ветер с моря приносил шум волн, шепот, тревожный и зловещий. Темное небо ворочалось над водой.
Красный с ненавистью посмотрел в эту черноту, и ему вдруг показалось, что все его беды — от этой соленой воды, от чужой сухой земли. В горах такого не произошло бы. Но между ним и горами стояли Брес и вся его армия.
В сердце Красного родилась глухая, упорная ненависть. Брес отнял у него все, и даже родину. Ворон смотрел туда, куда убегала дорога. Где-то там, в Твердыне, сидела его мать, а уж она-то сумела бы справиться с любой напастью, особенно женской. Но миледи даже не знала о его самовольной женитьбе, а ворон больше не прилетал.
Красный сжал кулаки и взмолился черному небу. Рона не нравилась ему, но она была его женой и носила под сердцем их ребенка. Ворона бросало в холодный пот при одной мысли о том, что он может потерять еще больше.
Вдруг его внимание привлекли некие звуки: возня, шепот и тихие поцелуи. Красный обернулся и присмотрелся: в конце площадки самозабвенно обнималась парочка. Женщину он не видел, но мужчина был высоким и широкоплечим. Возня усиливалась.
Красный понял, что молчать уже некрасиво, и громко закашлялся, обозначая свое присутствие. Парочка замерла. Потом послышалось тихое ругательство, и высокий мужчина скользнул прочь, исчезнув в галерее. Красному было ужасно неловко за то, что он невольно подсмотрел чужую страсть.
Фигура женщины приблизилась из темноты, и Красный вздрогнул, отступая назад. Это была не женщина, это был король Кулен со вспухшими обветренными губами и пьяным взглядом. Узнав Красного, он с облегчением рассмеялся.
— Я просто пришел подышать ночной свежестью, — пробормотал Красный, радуясь, что в темноте не видно его залившегося краской лица.
— А я пришел сюда, чтобы уронить свою честь, — пьяно рассмеялся Кулен. — Решился наконец. В конце концов, тому, кто хочет обкрадывать мертвых, честь ни к чему.
Красный не нашелся, что сказать, а потому пробормотал какую-то чушь и убежал прочь с твердым намерением напиться.
* * *
Отвары не помогали: Рона все равно злилась, кричала и плакала. Иногда она могла рыдать часами, вслух причитая о своей несчастной судьбе. Иногда вдруг становилась ласковой и кротко просила нежности. Самые осторожные отказы Красного вызывали у нее приливы бешенства. А еще Рона требовала, чтобы Красный постоянно находился при ней. Тогда она успокаивалась. Поэтому Ворону часто приходилось сидеть с женщинами, глядя на то, как они вышивают, и слушать их глупые сплетни.
В последнее время все сплетни вились вокруг короля Кулена и Немеда. Их постоянно видели вместе. Некоторые миледи, широко раскрыв глаза, уверяли, что фомор даже ночует в королевской опочивальне и его не раз замечали либо приходящего туда вечером, либо выходящего по утрам.
Красный не выдерживал этих сплетен, которым Рона жадно внимала с широко раскрытым ртом и вытаращенными глазами, поднимался и уходил с женской половины. Обычно он поднимался на террасу, несмотря на пронизывающий зимний ветер, и стоял там, глядя на море или на дорогу.
Однажды он столкнулся там нос к носу с Немедом. Фомор также стоял и смотрел на море.
— Сегодня вернется Айфе, — солнечно улыбнулся он. — Я уже вижу парус.
Красный посмотрел на море и ничего не увидел.
— Он там, — кивнул Немед. — Но Айфе не зайдет в гавань. Она пройдет мимо, а я буду стоять тут, чтобы она меня увидела и поняла, что со мной все хорошо.
— Почему она не зайдет сюда? — спросил Красный.
— Незачем, — ответил Немед. — Мы тут враги.
Красный посмотрел на этого странного человека, красивого, словно девушка, не стыдящегося нарушать законы природы и делать то, от чего всех вокруг воротило. На поясе Немеда висел короткий меч, на руках сияло множество браслетов, усыпанных драгоценностями.
— Айфе твоя сестра? — спросил Красный.
— Да, от одной матери, — широко улыбнулся Немед. — Самая красивая из всех. Я не даю ей рожать, чтобы она могла плавать со мной. У нас с ней еще две сестры и три брата, от разных отцов и матерей. И две сестры родили мне сыновей. Но Айфе — она другая. Лучше всех. Морская ведьма. Мы с ней словно один человек. Не расстаемся с самого рождения. Мы с ней были вместе до рождения и уйдем обратно в темноту тоже вместе.
Красный вздрогнул.
— У нас никто не спит с родными по крови.
— У нас не слишком большой выбор, с кем спать, — ухмыльнулся Немед. — На острове Туманов жить трудно. Ничего нет, кроме скал и моря. Злая земля, нищий народ. Но мы отважны и потому стали богаты. Нам можно все, и плевать на чужие законы. Особенно на те, которые не разрешают тебе спать с тем, с кем хочется.
Красный отвернулся, чтобы не думать о том, что внушало ему неприязнь. Отделаться от брезгливости не получалось. И тут он тоже увидел парус: белая точка качалась среди волн, приближаясь к Нессексу.
— А Айфе не ревнует тебя? — не удержался Красный.
— Только к женщинам, — рассмеялся Немед. — Других женщин рядом с собой она не выносит.
— Не говори об этом.
Красный отвернулся.
— О мужчинах? — подразнил его Немед. — Не буду. Но у нас можно выражать свою приязнь разными способами.
— Что ж, в каждом городе свои обычаи.
Красный ушел, оставив фомора наедине с морем и парусом.
Вернувшись в свои покои, он сразу увидел общее беспокойство. Рона была в спальне, и она рыдала, стуча ногами по кровати и расшвыривая подушки.
— Ты меня больше не любишь! — закричала она, завидев Ворона. — Я стала некрасивой из-за этого ребенка, и ты меня разлюбил! Ты не хочешь меня! Ищешь любви на стороне. А я здесь одна, я так страдаю…
Красный начал ее уговаривать, плел бессмысленные уверения в любви, обнял рыдавшую Рону за плечи и качал, словно ребенка, пока она не затихла. Вдруг Рона подняла на него большие заплаканные глаза, в которых застыл страх.
— Мне больно, — хрипло сказала она и вцепилась в его руку.
Красный опустил глаза и заметил, как на платье жены расплывается темное пятно. Он вскочил и закричал, требуя позвать лекаря.
Служанки прибежали, засуетились. Его вытолкали за дверь, и Ворон остался наедине со своим отчаянием. Время тянулось долго, а потом застыло на месте. Пробегавшие мимо женщины бросали на Ворона испуганные взгляды. Наконец из-за дверей вышел лекарь и сразу же направился к нему.
— Ваша кровь оказалась слишком буйной, — сказал он, глядя куда-то за плечо Красного. — Миледи Рона потеряла ребенка.
— А она сама?
Красный схватил его за рубаху на груди, смял ткань. На лбу лекаря выступила испарина.
— Все довольно плохо. Она очень ослабла за эти месяцы, и кровь не унимается. Я не могу ничего обещать. Сходите к жене, она зовет вас.
Красный вошел в спальню. Окна были завешены, что только усугубляло гнетущую атмосферу. Около кровати хлопотали две служанки, пахло кровью и еще чем-то кислым, острым.
Рона лежала на постели, глядя перед собой остановившимся взглядом. Волосы ее были мокрыми и слипшимися от пота. Она осторожно дышала, слово даже такие незначительные движения приносили боль.
Красный подошел к постели, опустился на колени и поднес к губам руку принцессы. Кожа была холодной и прозрачной, словно из нее выпустили всю кровь. Почувствовав поцелуй, Рона оживилась и перевела взгляд на мужа.
— Ты пришел, — тихо сказала она, глядя на него своим заискивающим взглядом. — Я, наверное, ужасно выгляжу.
— Нет, что ты, — соврал Красный. — Ты очень красивая. Я люблю тебя.
Рона закрыла глаза, и по бледным щекам поползли слезы. Рот ее горько скривился, ноздри вздрагивали. Она снова открыла глаза и спросила:
— Что сказал врач? Он ничего не говорит мне, только дает пить какую-то гадость. У меня все болит внизу, и кровь не останавливается. Что с моим ребенком?
— Все хорошо, — сжал ее руку Красный. — Ты скоро поправишься.
Он поднес тонкие пальцы к губам и поцеловал.
— А ребенок? — настаивала Рона. — Наш малыш? Он будет похож на тебя, я это чувствую.
— Все хорошо. — Красный снова поцеловал ее руку. — Рона.
Но она его уже не слышала. Она смотрела в потолок и шептала себе под нос:
— Такая крошечка, ясные глазки, волосики, маленькие ручки и ножки. Наша радость.
Красный посмотрел на служанку.
— Миледи заговаривается, — ответила та на немой вопрос. — Лорд Ворон, вам лучше уйти.
Красный ушел из спальни, упал в кресло и закрыл лицо руками. Возможно, он задремал или просто задумался, но когда что-то коснулось его плеча, он вздрогнул, как спросонья.
— Лорд Ворон, — на него смотрел лекарь. — Ваша жена…
И Красный увидел в его глазах смерть.
