Глава пятнадцатая
Добрые вести

Тот день пролетел незаметно. Захар и Макар быстро собрались, хоть и в глубокой задумчивости, попрощались с домочадцами и отправились в дальний путь, выполнять хозяйский наказ. Отослав Ратишу в лагерь под стенами города для организации конной сшибки, до полудня сам Евпатий с несколькими охранниками обходил стены рязанской крепости, поневоле входя в роль воеводы Богдана. От Богдана вестей пока не было, едва только успели они с Ингварем отъехать в свой поход на усмирение пограничных жителей. И, как полагал Евпатий, еще седмицы три, а то и более не будет. Вспоминая свой первый опыт общения с племенами вятичей, мордвы да мещеры, Коловрат предположил, что немало гостинцев ожидало князя Ингваря и воеводу Богдана в походе по приграничным землям. Но оба были уже не детьми несмышлеными, а потому справятся и без его, Евпатия, участия. Ему же и здесь забот хватит, ибо по всему выходило, что времени до татарского нашествия оставалось совсем мало. Нужно было поспешать.

Закончив за полдня осмотр крепости, Евпатий в целом остался доволен. Крепость по нынешним временам была отстроена вполне добротно и могла выдержать многодневную осаду. С трех сторон Рязань защищали высокие валы, а с четвертой стороны – крутой и высокий берег Оки.

Обойдя почти весь город по стене, Коловрат насчитал больше полутора тысяч шагов. При том, что сбивался раз пять со счета, отвлекаясь на разговоры с ратниками, что несли дозорную службу на стенах и в башнях. Выходило, что укрепления растянулись почти на полторы, а то и две версты вокруг Столичного и Среднего города, не считая княжеского кремля. Построены они были на земляном валу, высота которого достигала не меньше дюжины саженей, а ширина у основания была – две, а то и три дюжины. Осматривая основание стен на предмет возможного подкопа, Евпатий вспомнил при этом рассказ Богдана. Воевода рязанский как-то с гордостью напомнил ему, что по крайней мере пять раз рязанцы нарастили высоту валов, и каждый раз им казалось, что стены недостаточно высоки. Но Евпатий, осмотрев их в очередной раз внимательно, порешил, что Богдан зря беспокоился – стены уже имеют приличную высоту, которая позволяет отражать атаки многочисленного противника. Жаль только, что все они были деревянными, да местами имели разную высоту. От Водяных до Исадских ворот, например, по краю оврага были сооружены довольно низкие «тарасы» – рубленые и засыпанные глиной стены, к которым с внешней стороны примыкал частокол из двух рядов бревен. Евпатий отметил себе, что здесь оборона была слабее, и ее следовало укрепить, хотя бы за счет арбалетчиков, поскольку противник мог прорваться в город у самого княжеского кремля.

Впрочем, перед земляным валом шел ров глубиной до десяти саженей, который не позволит подобраться к стенам неприятелю незамеченным. А кроме того, великокняжеский двор, окруженный высокими стенами, был также отделен от остального города еще одним рвом, проходившим через все межградие, и подъемным мостом, единственно по которому и можно было проникнуть внутрь. Жизнь князя везде ценилась выше жизни простых смертных.

Обойдя Водяные ворота, защищавшие источник воды для города – реку Серебрянку, что выходила на поверхность земли мощным родником аккурат в самой Рязани и текла вдоль стен княжеского кремля до самой Оки, – Коловрат с охранниками прошел через открытые Спасские ворота и взобрался на стену Среднего города. Поднявшись на башню, боярин оглядел рубежи, что предстояло оборонять.

Княжеский кремль стоял на крутом обрывистом северном холме и был окружен дополнительными рвами. С востока к защищенному дворцу князя Юрия примыкал второй кремль – Средний город. И, наконец, с юга к Спасским воротам прилегал Столичный город – обширный район, застроенный хибарами, лавками да амбарами. Столичный город тоже был укреплен высокими крепостными стенами, на оборону которых нужно было немалое количество воинов. Особенно его Южного предградия, протянувшегося между Борисоглебскими и Ряжскими воротами. Но, слава богу, воинов для обороны города пока было в избытке. Кроме того, Евпатий тайно в последний момент собирался усилить Южное предградие, Исадское направление и Средний город летучими отрядами арбалетчиков. Коих, по правде говоря, еще только предстояло подготовить, схоронив до срока в лесах. Осмотрев подробно укрепления Рязани насчет обороны города, он немного успокоился. Биться пешими и запираться в городских укреплениях рязанцы умели. Припасов тоже было заготовлено в избытке. Однако, подумал тысяцкий, если дошло до осады, значит, дело плохо и на всех остальных фронтах бои уже проиграны.

«Вот если бы помимо арбалетчиков, еще какую артиллерию изготовить, – с грустью подумал Евпатий, оглядывая пустующее пространство на башне и понимая, что об этом следовало позаботиться гораздо раньше. – Жаль, Архимеда у нас нет своего. Сюда бы вполне влезла какая-нибудь метательная машина. Тогда бы враг не рискнул даже с той стороны ко рву приблизиться. Надо будет Ваську озадачить, может, он в дальних краях, окромя арбалетов, еще чего покрупнее научился делать».

Однако Коловрат понимал, что даже если Васька и в этом деле окажется мастером, то вряд ли успеет изготовить достаточное количество. У него уже было в избытке тайных поручений: от изготовления арбалетов до постройки флотилии в укромном месте. Впрочем, некое подобие дальнобойной «артиллерии» – несколько огромных луков, способных посылать во врага гигантские стрелы до трех саженей длиной, изготовленных другими умельцами, имелось-таки на стенах Рязани. Но нанести урон врагу они могли, лишь угодив стрелой в самую гущу неподвижных воинов, а против конных татарских отрядов, стремительно перемещавшихся по полю битвы, были почти бесполезны. Во всяком случае, их поражающая сила вызывала большие сомнения у Коловрата.

А потому втайне пока приходилось надеяться только на силу секретного оружия – арбалетов – и Божью помощь, а также помощь князей и родственников Юрия, которых не оставит равнодушными весть о нашествии татар на Рязань. Впрочем, пока все было тихо, и ратники, несшие дозоры, даже удивились столь серьезной проверке, которую учинил им новоявленный воевода, заставив бегать лучников по лестницам вверх и вниз, а потом стрелять почем зря в истуканов на другой стороне рва. Проверкой в целом Евпатий Львович остался доволен, лучники свое дело знали и даже сам воевода Богдан, известный своей строгостью, мог ими гордиться. Однако мысль об усилении обороны метательными машинами с той поры прочно засела у Евпатия в голове.

Покидая стены, он приказал дополнительно изготовить несколько сотен тяжелых передвижных щитов с подпорками в рост человека, которые дополнительно защищали воинов от стрел врага. Они же позволяли ратникам, в основном лучникам и арбалетчикам, вести ответный огонь по противнику через прорези, как со стен с невысоким частоколом, так на случай уличных боев.

За оборону городских стен Евпатий теперь переживал чуть меньше. Гораздо сильнее воеводу поневоле беспокоили конные витязи, которых у князя Юрия было значительно меньше, чем, по слухам, насчитывалось всадников у татарского хана. Именно потому он и устроил дополнительный набор воинов в конные войска среди обеспеченных рязанцев, ибо только они могли понести все расходы на покупку коня и брони, стоивших недешево.

Все эти витязи собирались под командой воеводы рязанского Богдана, который должен был их возглавить. На нем же лежала обязанность обучить войско бою в едином строю, ибо далеко не все богатые рязанцы умели нести службу. Большинство предпочитало торговать, а владеть оружием умело постольку поскольку. От любимого занятия их оторвал лишь приказ князя Юрия, выдернувший из родных мест и приведший под стены Рязани, в специально выстроенный на время сбора лагерь. Если бы не этот приказ, большинство прибывших давно бы уже пило брагу по кабакам, а не рубилось на тупых мечах денно и нощно, дожидаясь приказа выступать на битву.

Полагалось набрать не меньше пяти тысяч конных витязей, и лишь тысяча из них, согласно уговору с князем, поступала в распоряжение Коловрата, обязавшегося выучить их по-новому. Пока что, в связи с отсутствием воеводы, этим набором руководил Евпатий Коловрат. И помощник его Лютобор, немного схитривший, благодаря чему все прибывшие знатные рязанцы, которым не возбранялось жить в городе, оставались здесь же, в лагере, наравне с ратниками более простого происхождения.

Да и сам Коловрат немного схитрил, хотя и на благо родины. Сверх набора знатных отпрысков, коих могло не набраться в нужном количестве, по его же просьбе князь Юрий разрешил принимать в войска людей из сословий попроще, но умелых и способных держать оружие. Коим из казны князь оплачивал и оружие, и даже коней. Понятное дело, что оружие и доспехи были полегче, а кони не из самых быстрых. Но все же именно из них и намеревался собрать дополнительную силу князь Юрий.

Почти пять тысяч всадников запасной армии по приказу Юрия должно было оказаться к концу этого месяца под стенами Рязани, и еще три с половиной тысячи у Пронска, под командой Ингваря. Именно Коловрат первым усомнился, что хватит в Рязани воинов высокого происхождения, чтобы выполнить княжеский указ. Да и битва предстояла с многочисленным противником, чтобы уничтожить которого или хотя бы отбиться, требовалось напрячь все силы. Немного подумав, Юрий согласился с его словами. А затем еще и велел крестьян на войну собирать, чем немало удивил уже Евпатия. Юрий смотрел еще дальше, чем его тысяцкий, и собирался стоять на смерть за свою землю.

Однако набор шел не так быстро, как хотелось бы. Особенно среди богатых рязанских подданных, коих набралось пока без малого пять сотен. Не все они горели желанием защищать князя и родное княжество не щадя живота своего, как сам князь, очень медленно пополняя новую дружину. Ибо все, кто был способен к ратному делу и хотел защитить Рязань, уже давно состояли в княжеской дружине или вспомогательных отрядах. А богатым и в вотчинах своих хорошо жилось. В неминуемую войну с татарами большинство еще не верило. Все размышляли почти так же, как сам князь Юрий всего год назад: мол, мы на Калку не ходили, а значит, татарин пройдет мимо и нас не тронет. Нам делить нечего.

Те же, кто победнее, стремились на службу охотнее. Для них это был шанс стать поближе к князю да продвинуться по службе, особливо если князь их сам заприметит. Из них и набралось еще почти полторы тысячи воинов, коих собрал помощник тысяцкого Лютобор в лагере у рязанских стен. Именно на них и рассчитывал Евпатий в предстоящей битве, если придется принять участие лично, научив их «татарскому бою» и удивив хоть немного самого хана Батыя. А пять сотен богатых отпрысков в том войске должны были разделить общую судьбу учеников Коловрата, во всяком случае, до тех пор, пока не вернется воевода Богдан.

Заехав в свой терем и отобедав на скорую руку, к вечеру Евпатий был на месте условленной сшибки – за стеной у южного предградия, на краю большого оврага. Рядом с оврагом возвышался холм, с одной стороны которого раскинулся целый город из пестрых шатров, где временно квартировали прибывавшие воины, а с другой простиралось небольшое поле, упиравшееся в ближайший лес. Вот в этом-то поле, спиной к оврагу, было выстроено все собранное к этому дню войско. Вернее, Лютобор уже поделил его на две равные части, по тысяче воинов с каждой стороны, расположившихся сейчас друг напротив друга на расстоянии в две сотни шагов.

Неожиданно для всех Коловрат не стал садиться на коня и выезжать в поле поперед войска, как это всегда делали русские князья, а вместо этого взобрался вместе с Ратишей и Лютобором, дожидавшимися его здесь, на самый верх, где по его приказу был заранее установлен небольшой шатер.

– Отсюда маневр видно лучше, – спокойно ответил он на удивленный взгляд Лютобора и добавил, осматривая блиставшие в предзакатном солнце доспехи многочисленных конных ратников: – А ты иди к войску и начинай. Сейчас и проверим, кто на что горазд и как уже научен степному бою. Все устроил, как я приказывал?

– Обижаешь, Евпатий Львович, – насупился светлобровый Лютобор, уже сделав шаг по травянистому холму вниз, придерживая ножны меча, – половина войска, под началом Гордияна, биться будет, как всегда бились, как учил воевода. А вторая часть войска, коей я командую – как ты учил, то есть по-степному, с отступлением.

– Оружие у всех тупое? – уточнил Евпатий, кивнув после первого ответа Лютобора. – Даже у именитых ратников?

– А то как же, – подтвердил Лютобор, вовсе останавливаясь, – всех вооружил тупым оружием, чтобы не поранили друг друга раньше времени. Дури-то у всех хоть отбавляй.

– И то верно, – усмехнулся Коловрат. – Ну, давай, с богом. А я отсюда погляжу.

А пока Лютобор шагал вниз к своему коню, коего держал под уздцы молодой конюх у подножия холма, Евпатий рассматривал выстроенные подле Рязани войска новобранцев. Великое множество ратников, облаченных в доспехи, в алых плащах, со щитами и копьями, представляли собой великолепное зрелище, радовавшее глаз любого полководца. Это была уже не простая сшибка нескольких сотен ратников. Здесь он отрабатывал, пусть и с не самыми опытными воинами, настоящее сражение, ибо две тысячи всадников – это вполне приличная сила, с которой можно ходить на войну. У некоторых русских княжеств поменьше, что не могли выставить большую армию, отряд в две тысячи копий уже считался армией на законных основаниях.

Наконец, Лютобор спустился вниз. Надел поданный слугой шлем и запрыгнул в седло своего коня. Выехав на середину строя, он вынул меч из ножен, а затем повернулся в сторону холма, словно ожидая от Евпатия условленного знака.

И потомок донских казаков махнул рукой, посылая в бой войска. Однако, стоя на холме возле алого шатра и возвышаясь над своей армией, Евпатий ощутил себя в эту минуту не русским князем, а каким-то татарским ханом, которые не имели обыкновения скакать с мечом в гущу схватки, а наблюдали за ней свысока, с какого-нибудь холма. Вот прямо как сейчас Коловрат. На мгновение, когда, повинуясь его жесту, две тысячи всадников рванулись навстречу друг другу, ему даже стало совестно. Но затем он взял себя в руки, успокоив рассуждениями о том, что про татарских ханов здесь еще толком никто не слышал и уж точно не видел, как они воюют. Так что можно не изводить себя глупыми сомнениями, а заняться отработкой новой для русской армии тактики на том простом основании, что полезным может быть все, что поможет победить более многочисленного врага. А если у кого это и вызовет вопросы, на то ему наплевать. Главное победа.

Сражение прошло именно так, как он и рассчитал. Даже немного разочаровав новоявленного полководца. Сначала две лавины людских тел сшиблись по всему фронту, поломав немало копий, а затем схватились за клинки, от души осыпая противника ударами тупых мечей. Так продолжалось некоторое время, пока напор не ослабевал с обеих сторон. Но вскоре одна армия стала продавливать другую. И не где-нибудь, а именно в центре, потому что у второй центр был заметно слабее флангов. Почуяв слабину противника, первая армада продолжала напирать со всей дури, опьяненная близким успехом, и оттеснила своего противника почти к самому лесу. Но здесь положение быстро изменилось. Увлекшись атакой, тысяча воинов под командой храброго Гордияна упустила момент, когда фланги противника оказались далеко в тылу, и молниеносным движением конной массы замкнули кольцо окружения. Порядки нападавших быстро смешались, потеряв направление главного удара. Сражение длилось еще битый час – все-таки в нем участвовали русичи, которые не привыкли сдаваться противнику и стояли до конца, но Лютобор уже не упустил победу. Постепенно его ратники загнали к оврагу у стен Рязани и «добили» всех своих противников, сами «потеряв» не более четверти людей.

– Да, – глубокомысленно изрек Евпатий, глядя, какие плоды приносила раз за разом эта обманная тактика ложного отступления при столкновении с тактикой открытого прямого удара русской конницы, рассчитанного на силу и удаль воинов. – Все-таки хитрость степных азиатов кое-чего стоит. Не зря эти подлецы уже полмира захватили. Меч в соломе вязнет.

– О чем это ты, Евпатий Львович, – недопонял его Ратиша, наблюдавший как остатки «первой армии» были сброшены в овраг, а кое-кто послетал с коней, едва не поломав себе шею.

– Я говорю, что храбрость без гибкости с таким противником, как татары, нам дорого обойдется, если не научиться одолевать их тем же, – терпеливо пояснил он, – не всегда мощный удар в лоб означает победу. Татары – они как болото, сколько его ни бей прямо, только увязнешь. Надо из этого урок извлечь на будущее.

Он повернулся к Ратише и хлопнул его по плечу.

– Верно я говорю?

– Похоже, верно, Евпатий Львович, – кивнул, поразмыслив чуток над его словами, бывалый воин, но вдруг с небольшим прищуром посмотрел на своего хозяина. – С татарами я в открытом бою еще не встречался. Наверное, их так же бить надо, как они всех бьют, или еще какую хитрость выдумать. Я вот одного только не пойму. Дозволь спросить, Евпатий Львович, а откуда тебе их маневр ведом? Неужто встречаться доводилось?

В этот момент перед глазами Евпатия вдруг очень ярко, будто это было вчера, всплыла из прошлой жизни картина убийства его семьи: плавающие в крови тела матери и сестер, над которыми надругались, обрубленные руки брата и обгорелый труп отца с иссеченным лицом. А также шашка, торчавшая из вспоротого живота в назидание.

– Приходилось, – туманно ответил боярин, моргнув, – очень давно.

Ратиша смерил странным взглядом своего хозяина и кивнул, будто понял, о чем тот говорил. И больше вопросов не задавал.

Евпатий, насмотревшись на конную сшибку вдоволь, спустился вниз, где отдал несколько кратких приказаний Лютобору, потиравшему ушибленное в учебном бою плечо. А покончив с этим, вновь кликнул Ратишу, поманив его пальцем:

– Поехали домой, на сегодня здесь дела кончили.

Взобравшись на коней, некоторое время они молча ехали шагом. Боярин размышляя о чем-то своем, а Ратиша из уважения не нарушая покой хозяина, который обдумывал государственные дела. Остальные охранники поотстали шагов на десять от них. Затем, уже за городской стеной, поравнявшись с Борисоглебским собором, Коловрат неожиданно вдруг спросил:

– Ты уже отправил нужного человека в свой замшелый и бескрайний бор, что вниз по Оке?

– Как и приказывал, Евпатий Львович, – кивнул бывалый ратник. – Большак и Бушуй уж на рассвете туда ускакали.

– Предупредил, чтоб все было тайно? – уточнил, переходя на шепот боярин. – Чтоб ни одна собака раньше времени не прознала про мой замысел.

– Большак не из болтливых будет, – успокоил его Ратиша, – все сделает как надо. Не беспокойся, боярин.

– Наберет, думаешь, несколько сотен? – не унимался Коловрат, которого это предприятие, похоже, действительно беспокоило. – Может, и нам туда с утреца съездить, проверить, как дела идут. Ты ведь дорогу ведаешь?

– Ведаю, Евпатий Львович, только рановато завтра ехать, – ответил Ратиша и напомнил: – Ты на все седмицу давал, вот дней через пять и стоит ждать гонца. Я Большака предупредил на сей счет, он тянуть не будет. А у тебя, я полагаю, и другие дела покамест найдутся. Рязань большая.

– Ладно, – нехотя кивнул Коловрат, которому не терпелось побыстрее увидеть своих рекрутов, из которых предстояло сделать отдельный отряд арбалетчиков, коих на Руси еще не видывали, – обождем.

Ратиша оказался прав. К вечеру пятого дня, как опустились сумерки, в терем к боярину прискакал незаметный гонец. Простой мужик, даже не воин с виду, одетый в какие-то лохмотья, словно подмастерье. Но на коне. «Молодец, Большак, – похвалил Ратиша про себя подчиненного, – никому и в голову не придет, что это боярский гонец».

Прибывший передал Ратише берестяной сверток, на котором были нацарапаны какие-то символы, понятные лишь ему одному. Ратиша едва взглянул на свиток, а потом бросил в печку.

– Евпатий Львович, – постучал он в горницу к боярину, – хорошие вести. Можем завтра поутру выступать.