17. Мишаня
Я встретился с Сашкой Воропаевым, перекинулся парой фраз, заторопился в сторону девушек. Однако на прежнем месте ни их, ни Гарри уже не было. Навыки быстрых знакомств и случайных связей остаются даже после смерти. Я был уверен, что Гарри повел девушек к воде. От костела нас отделял небольшой ручей, проходящий под мостом автострады. Я обошел костер слева и по скользкой тропинке спустился к ручью. Вид оттуда открывался прекрасный.
Ручей шел под мостом, ровный как стрела, и терялся в темноте. Лунная дорожка тянулась как раз посередине водяной глади. На берегу сидели несколько мужиков с бутылкой водки, завернутой в обложку женского иллюстрированного журнала. Пластиковые стаканчики белели в темноте. Лунные блики отсвечивали на золоте зубных коронок.
– Не видели парня с двумя девчонками? Только что здесь были.
– Сигареткой угости…
– Видели?
– Нет, не видели…
Было понятно, что они говорят правду. Белорусы – на удивление правдивый народ. Я сел рядом с ними, протянул пачку синего «Голуаза».
– Из города? – со значением спросил один из них.
– Из Купы, в универсаме купил. Вы действительно никого не встречали? Мужик моего возраста и две дамочки с цветами на голове…
– Не было здесь никого…
Гарри собирался пускать фейерверки: значит, его местоположение я скоро вычислю. Я, не попрощавшись с мужиками, пошел вдоль ручья за каким-то человеком. Шел все быстрее, стремительно сокращая расстояние между собой и ним. Окликнуть незнакомца не решался. Почти поравнявшись с ним, я неожиданно споткнулся обо что-то мягкое, лежавшее ровно поперек дороги. Упал. На берегу какой-то чудак устроился на ночлег. Я чуть не наступил ему на голову. Мы оба сидели на глинистой прогалине у воды, парень проснулся, недовольно осматривался по сторонам. Чернявый, длинноволосый, неопрятный, он заворчал, начиная просыпаться и раздражаться.
– Ну что опять? – спросил он со злостью. – Принес?
Очевидно, он принял меня за кого-то другого.
– Извините, – ответил я вежливо. – Не заметил вас. Здесь темно. С праздником.
– Купи прибор ночного видения, – сказал длинноволосый. – Который час, а? Ну, че молчишь? Контуженый? Лай-ла-лай, веселый карапуз.
Это была Мишкина присказка: бессмысленная, но смешная. Мишка, Мишаня, Муля… Михаил Гройс, профессорский сынок из соседнего дома в Москве, представитель золотой молодежи советских лет. Он часто повторял присказку про карапуза, по поводу и без повода. Фраза стала еще более уместной, когда лет в тридцать он отрастил себе внушительное пузо, по которому постукивал ладонью, произнося эти слова. Еще один персонаж моей буйной молодости. Он умер лет пять назад в поселке под Петербургом. Я видел некролог: международное содружество адвокатов выражает соболезнования семье безвременно ушедшего из жизни…
– Муля, это ты? Живой, что ли?
– Живее всех живых, – ответил он самодовольно. – В тюремное очко играешь? Давай партию на раздевание. Нравится твоя куртка. А то холодно, бля…
– Нет, не играю, – отмахнулся я. – Что ты здесь делаешь?
– Считаю слоников. Кто ты такой? Дай куртку. Который час? Трудно ответить, что ли?
Он схватил меня за левую руку, задрал рукав, наклонился над часами. Ругнулся, чиркнул зажигалкой.
– Время детское, – сказал он радостно. – Хорошие котлы. Английские?
Я разглядывал его одутловатую от пьянства физиономию, смутно начиная догадываться, что мне предстоит такое же нелепейшее общение, как и с другом Гарри. В жизни два этих чувака никогда не встречались, жили в разных городах, друг другу представлены не были. Они были действующими лицами моей давней судьбы, и их появление в курортном поселке Нарочь на северо-западе Беларуси не лезло ни в какие ворота.
Человек, похожий на Мишаню, поднялся с земли, отряхнулся.
– Можешь подбросить меня до автобусной остановки?
– Какой?
– Здесь недалеко. По дороге в Мядель.
– У меня были другие планы…
– Это быстро. Одна нога здесь, другая там.
Он протянул мне руку, помогая подняться. Я поблагодарил его – и по ходу движения еще раз взглянул в его улыбающееся лицо. Передние зубы у парня были ровны и белы, а у Гройса одна из лопаток была по диагонали отбита. И хотя современная стоматология творит чудеса, меня это немного успокоило.
– Ты не юрист по образованию? – спросил я, все еще не веря в спасительную разгадку.
– Мама – русская, папа – юрист, – ответил он незамедлительно. – А что, нужна помощь?
– Ты похож на одного человека…
– Ты тоже похож, – кивнул он.
Мы вернулись на Купальную поляну, где народу стало еще больше. Люди смеялись, пели, не слушая баяниста. То тут, то там возбужденно взвизгивали женщины, басили мужчины. Брехали собаки в поселке. По дороге мы встретили милиционера в фуражке, надетой задом наперед. «Мишка» козырнул ему, приставив руку к непокрытой голове, но милиционер лишь мутно посмотрел на него и, не проронив ни слова, скрылся в ночи.
– Откуда ты?
– Все мы оттуда, – ответил он. Его загадки и прибаутки меня раздражали. – Строим с товарищем атомный реактор в Островце. Хотим избавиться от энергетической зависимости. От вас, кацапов, хотим избавиться… Ха-ха-ха…
– От кацапов? А ты-то кто?
– Я немец, – ответил он неожиданно. – Самый настоящий нордический немец. Немец, воспитанный на французской классической литературе…
Ошибки быть не могло. Такую чушь мог сказать только Мишка. Михаил Владимирович Гройс. Во плоти.
