16. Купалинка

В том году празднование Купалы перенесли на большую поляну на задворках костела, стоявшего на выезде из города. Раньше отмечали в Урликах, но теперь отдыхающие устраивали праздник отдельно от местных жителей. Городские оставались на берегу, аборигены перемещались в глубь материка. На нарочанском жаргоне место называлось «у Теляка».

Неподалеку находилась усадьба Федора Теляка, предпринимателя, одного из самых преуспевающих жителей города. Когда мне дали таинственный адрес, переспросил: Голяка? Поляка? На подъезде со стороны Мяделя попадался указатель на поселок Теляки: возможно, в здешних краях это распространенная фамилия.

На гулянку приехали всем семейством, припарковали машину около гражданского «газика» с двумя ментами, наблюдавшими за торжеством. Народ подъезжал на велосипедах, подходил пешком, было много женщин с колясками. Справа от дороги возвышался большой костер, благоразумно расположенный около водоема. На импровизированной сцене шли приготовления. Женщина в длинном пиджаке и с ярко-рыжими курчавыми волосами проверяла микрофон. Другие работники сцены были в народной одежде: в красочных льняных сарафанах, цветочных венках. Гармонист в косоворотке и красном жилете разминал пальцы на баяне, подобранном под цвет жилета. За спиной артистов развевались узкие ядовито-зеленые флаги.

Началось.

Ведьма оставила развратные действия с метлой, подошла к микрофону и зычно вопросила:

– Назовите прозвище нашего поэта и земляка, имя которого носить педагогичный институт у Минску?

Народ весело зашумел, предоставляя право ответить на такой легкий вопрос детям.

– Максим Танк, – раздался ломкий девичий голосок.

– Правильно, Яночка, – обрадовалась ведьма. – Объявляю праздник Купальницы открытым! Мне нужно десять человек, которых я прошу разделиться на две команды! Аплодисменты для наших удельников!

Я обратил внимание на крепостную ограду большого шале в самом начале улицы за поляной. В мощную булыжную кладку был вмурован мотоцикл. По всем законам поп-арта. Мы с сыном заинтересовались явлением архитектуры, пошли посмотреть. Наши женщины встали в очередь за мороженым к передвижному продовольственному киоску.

Дом господина Теляка действительно был уникальным, и не только по меркам Нарочанского края. Разноуровневый забор состоял из булыжных секций, в которые то здесь, то там были вмурованы различные артефакты. Колеса телег, зеркала из комнаты смеха, заднее крыло от автомобиля «Победа», выкрашенное в розовый цвет. Мотоцикл «Иж», долгое время бывший в употреблении, но готовый, казалось, в любой момент сорваться с места. Приземистый, напряженный, полный сельского достоинства, он выглядел памятником скромным советским временам, когда люди предпочитали родную горилку заморскому «Джеку Дэниэлсу».

Гриша деловито потрогал колеса мотоцикла, провел пальцем по окрашенным спицам.

– Накачанные, – сказал он. – Как думаешь, если его включить, поедет?

– Если бензин есть, поедет. Только трудно на него сесть, пока он в стене. И потом, у нас нет ключа зажигания…

По улице гнали коров, и нам пришлось посторониться. Гришка встал на подножку мотоцикла, покрутил ручку газа, обмотанную изолентой, проверил тормоза.

– Папа, а корову тоже можно вмуровать в стену?

Я осматривал здание: целая крепость. В одном из углов забора строилась сторожевая вышка наподобие концлагерных. Я не удивился бы, если бы дом Теляка ощерился дулами пулеметов и зенитных комплексов.

Праздник тем временем разгорался. Люди растеклись по поляне, занявшись разговорами и угощением из передвижного ларька. Чипсы, сникерсы, вобла. Квас, несколько сортов сока. Дети налегали на мороженое. Появился отряд девочек-подростков в национальной одежде; девочки были при исполнении и мороженого не ели. Они держались поближе к сцене, у некоторых через руку были перекинуты красивые вышитые рушники. Отряд пришел сюда петь и читать стихи.

Культурная программа продолжилась очередным вопросом ведьмы:

– Имя какого беларуского письменника носит прозвище нашего света?

– Купала, Янка Купала, – закричали стар и млад. Это был совсем простой вопрос.

Запели «рушниковые» девочки.

На месте, где дочка Купалинки колет белые ручки, пропалывая розу, мне, как и многим в толпе, захотелось плакать. Девочки пели протяжно и жалобно.

С сумерками на поляне начала собираться молодежь. Некоторые девушки в пышных венках, стягивающих распущенные по плечам волосы, были не по-здешнему красивы. Ромашки и васильки венков напоминали не только о таинственном наследии предков, но и о хипповом братстве шестидесятых. Дети водили разрозненные хороводы или бегали на свободных участках стойбища поодиночке. Мы с горем пополам поймали наших: им было пора отходить ко сну. Илана повезла детей на «бусике», я решил остаться и потом вернуться пешком. Я любил ходить по этой дороге вечером, прислушиваясь к разговорам юношей и девушек, возвращающихся с танцев в Курортном поселке.

Крестьяне обступили костер со стороны поля, а из леса к огню должны были выйти духи предков. Было безветренно, и огонь поднимался вертикально, пробиваясь сквозь остроугольный шалаш костра, собранный из березового и соснового сушняка. Костер напоминал извергающийся вулкан, пламя рассыпалось на искры. Люди продолжали шутить и разговаривать, ведьмы запевали куплеты, девушки в отдалении менялись венками и поправляли прически, но магнетизм огня мало-помалу заставлял всех всмотреться в его первозданную суть. Разговоры стихали, люди переходили на шепот, замолкал детский хохот, баянист рассеянно перебирал клавиши, оглядываясь по сторонам. Я не любил глядеть на огонь: в этом мне чудилась какая-то коровья доверчивость, покорность, готовность к поражению. Пока люди уносились по волнам памяти и беспамятства вместе со всполохами костра, я обратил внимание на молодую совсем девушку, длинноволосую ухоженную брюнетку. Не похоже, чтобы она была местной жительницей.

Девушка стояла с подругой, по виду ровесницей, немного невзрачной и лишенной романтического флера, к которому так располагала сегодняшняя ночь. На головах у обеих были одинаковые венки из синих и желтых полевых цветов – наверное, собирали и плели вместе. Девушки были юны, слишком юны, и мой интерес к ним носил характер праздного любопытства. К темноволосой приставал какой-то парень в рабочей одежде.

– Прогуляемся к воде, – услышал я обрывок его развязной речи. – Купала – праздник воды! Всем надо купаться! – хохотал хлопец. – Вы знаете, что жизнь зародилась в воде?

Я с раздражением заметил, что он берет девушку за руку и даже пытается предсказать ей судьбу по линиям ладони.

– Вы не замужем, – говорил он. – Я вижу линию брака и детей.

Парень проявлял неожиданную для чернорабочего осведомленность и начитанность. Девушка молчала, но улыбалась в ответ приветливо. Вторая осмелилась вклиниться в его монолог.

– Тоже мне гадалка, – строго сказала она. – Обручального кольца нет – вот и вся наука. Много вас тут, болтунов.

Парень не обиделся.

– Я оказываю вам знаки внимания! – воскликнул он. – Ради вас я готов изучить не только хиромантию, но и астрологию. Кто вы по знаку зодиака? Скажите мне правду. Близнецы?

– Не догадались. Мы Львицы.

– Светские львицы? Настоящие? Я в восторге! Хотите участвовать в праздничном фейерверке на берегу реки? Я не шучу. У нас с другом – целый ящик китайских боеприпасов. Ракеты, минометы! Петарды и шутихи! Шампанское! Шоколад! Все для светских львиц. Приходите. Не пожалеете… Вы будете сегодня прыгать через костер? Лично я буду. Обязательная программа. Я, кстати, мастер спорта по прыжкам с шестом…

– Мы прыгаем с парашютом, – отшучивались девушки.

Наконец парень повернулся ко мне. Танцующее пламя осветило его веселое лицо, до сих пор не утратившее ни прежнего нахальства, ни высокомерия.

В нескольких метрах от меня стоял мой друг Гарри. Альгирдас Буткус, согласно милицейским сводкам города Поставы.