20
София
Первое, что я услышала при пробуждении, был равномерный пульсирующий звук у меня над головой. Подняв глаза, я увидела внушительного размера прибор, отображавший биение моего сердца. Не отрывая глаз от дисплея, я смотрела, как с безупречной ритмичностью вздымаются и опускаются вниз зубцы кривых линий. Я была жива и находилась в больничной палате, погруженной в темноту, – за окном чернела ночь. Мне сразу же захотелось отделаться от прозрачной пластиковой трубки, соединявшей мою правую руку с капельницей.
Но другая, незнакомая рука помешала мне это сделать. У меня не было сил сопротивляться ей, и я погрузилась в сон.
Когда я снова открыла глаза, уже наступил день.
Рядом со мной сидела женщина, чьи темные длинные волосы были стянуты в хвост. Мне она показалась красивой, даже очень красивой. Но выглядела женщина уставшей: лицо ее осунулось, глаза покраснели. Взгляд незнакомки светился добротой и сочувствием. Кто она? Где я нахожусь? Я не могла найти для себя ни одной зацепки в этом нереальном мире.
Темноволосая женщина, очевидно, прочла вопрос в моих глазах.
– Дорогая, это же я, Изабелла!
Голос я узнала сразу, мы по нескольку раз в неделю перезванивались, но с тех пор, как она переселилась в провинцию с больным мужем, она ни разу не приезжала в Париж. Я не видела ее уже много лет. «Она все так же хороша», – мелькнуло у меня в голове. Изабелла с нежностью погладила меня по руке.
И сразу мне все вспомнилось. Мое отчаяние, с трудом проглоченные таблетки, треск выломанной соседями двери, склонившиеся надо мной пожарные, озабоченные жильцы, наблюдавшие, как меня на носилках спускали вниз по крутой извилистой лестнице. Давящие ремни, сжимавшие мое тело и не дававшие ему соскользнуть. Вспомнилось, как я пыталась одернуть подол ночной рубашки, чтобы прикрыть мои костлявые ноги, потом вой сирены скорой, от которого у меня чуть не полопались барабанные перепонки. И как я сказала сидевшему передо мной мужчине:
– Дайте мне умереть, я это заслужила.
И его ответ:
– Никто не заслуживает смерти, мадам. Сейчас мы вами займемся.
Я видела его ободряющую улыбку, и потом все – провал, черная дыра. До того момента, как я проснулась в этой неизвестной палате и увидела подругу возле своей кровати.
Позже я узнала, что именно Изабелла спасла мне жизнь.
Мое молчание ее обеспокоило, и она позвонила моему соседу (вдовцу с шестого этажа, с которым я ни разу и словом не обмолвилась), найдя его номер в телефонной книге. Был уже час ночи, и ей не без труда удалось его убедить спуститься ко мне и позвонить в дверь.
– Никто не открыл, – отчитался он Изабелле по телефону, – но из-под двери пробивается свет.
– Вы уверены?
– Уверен.
Когда я узнала, что вдовец с шестого – бывший военный, помню, как мы смеялись с Изабеллой над его надраенными башмаками.
– Наверное, у него и дома полный порядок, отличная партия для тебя, он займется и твоим хозяйством, дорогая! – шутила подруга.
Изабелла попросила его спуститься вновь и попытаться войти.
– Закрыто на ключ, – отрапортовал старый вояка.
Через четверть часа приехавшая команда спасателей взломала дверь.
Ну что можно сказать о преданности и самоотверженности моей подруги, которая в понедельник утром примчалась в Париж, оставив несчастного Андре на соседку?
– Спасибо, спасибо… Если бы не ты, меня бы уже не было на свете.
Я крепко ее обняла, и мы обе заплакали. Изабелла не задала мне ни одного вопроса, да в этом и не было нужды. Поступок мой был продиктован отчаянием, безысходностью. Она мне поверила, когда я поклялась, что больше этого не повторится.
– Честное слово, Изабелла, я сама не поняла, как это случилось, страшная глупость.
И только потом мы заговорили о Гортензии.
У нее была для меня чудесная новость. В понедельник вечером того же дня, как Изабелла приехала в столицу, она отправилась ужинать в отель-ресторан «Моя любовь» с целью, как она сказала, разведать что-нибудь об исчезновении Гортензии. Оказалось, что моя дочь вышла на работу и никуда не делась, чего я опасалась больше всего. Изабелла слегка поддразнила меня, сообщив, что даже перекинулась с ней несколькими словами.
– Да не бойся ты так! Я ничего ей не сказала.
«Только этого не хватало», – подумала я, не выразив своей мысли вслух.
– Она просто восхитительна, София! И на тебя похожа – те же белокурые волосы. Представляю, как ты была счастлива увидеть ее снова…
Я кивнула, старательно делая хорошую мину, но где-то внутри меня упорно сверлил тревожный вопрос: все-таки почему Гортензия не пришла в субботу, когда я так ее ждала? Изабелла пожала плечами:
– Ну что ты вбила себе в голову, милая? Наверное, она просто забыла. Ведь это свидание не было для нее настолько важным, как для тебя. Она еще молодая, ты же знаешь молодежь…
Изабелла посоветовала мне продолжать мои усилия, увидеться с Гортензией и открыть ей правду, больше с этим не затягивая.
– После произошедшего, – сказала она, намекая на мою попытку самоубийства, – ты не должна оставаться один на один со своей тайной. Как только поправишься, пойдешь и поговоришь с ней. Уверена, если поначалу это и станет для Гортензии неожиданностью, она будет счастлива вновь обрести свою мать.
В больнице я оставалась пятеро суток. Когда меня выписали, Изабелла настояла на том, чтобы несколько дней провести со мной и убедиться, что я в порядке. Муж ее находился в надежных руках, а я сейчас в ней особенно нуждалась. «Не будем спорить!» Изабелла отказалась от моей постели, которую я ей предложила, и спала на диване в гостиной. Однажды она спросила, почему дверь в комнату Гортензии была заперта на ключ? Я сухо ответила, что там нечего смотреть, неприятно удивленная ее любопытством. Явно разочарованная, Изабелла, однако, не настаивала и продолжала со рвением заниматься всем на свете: хозяйством, покупками, едой и даже несколько раз за ночь приходила ко мне в комнату проверить, все ли у меня хорошо. Но необходимости в этом не было: я прекрасно себя чувствовала и больше не имела намерения расстаться с жизнью. У меня были совсем другие планы.
Двумя днями позже, ближе к вечеру, мы пошли прогуляться до Наваринской улицы. И вдруг издалека я заметила Гортензию.
– Ну и везет же тебе! – воскликнула Изабелла.
Я не поняла, что она подразумевала под везением, но кивнула головой, соглашаясь.
– А не поужинать ли нам сегодня в ресторане? – предложила она.
Но я отказалась – я не собиралась ни с кем делить мою Гортензию.
В пятницу Изабелла решила вернуться домой.
– Уезжай со спокойной душой, я – в норме, уверяю тебя.
– Будешь звонить мне каждый день, согласна?
Пришлось пообещать. Я бы и не то пообещала, лишь бы она поскорее уехала. И не потому, что Изабелла на меня давила, напротив, она мне помогала всегда с большой деликатностью, была неизменно деятельной и внимательной. Просто я уже давно жила одна и привыкла делать что хочу. Ей действительно лучше было уехать.
После выписки из больницы мое сознание прояснилось, теперь я мыслила более здраво. Попытка самоубийства, бесспорно, была глупостью, но она имела и положительную сторону – открыла мне глаза на многие вещи. Теперь я точно знала, что нужно делать.
Отомстить, сказал бы кто-то. Я же предпочла другую формулировку: свершить акт правосудия.
