6
У Людмилы нет кабинета, у нее просто есть стол на складе с мукой. Мешки муки громоздятся под самый потолок, уложенные на деревянные паллеты, пол чисто выметен, но мучная пыль все равно повсюду — на подоконнике, на столе, поверх бумаг… Но боже мой, как прекрасно пахнет на этом складе! Запах муки можно ощутить только там, где она хранится, — это запах лета, горячего поля, теплого ветра и счастья.
— Вызывали?
Людмила смерила меня взглядом и вздохнула.
— Садись.
Я скромно присела на краешек стула. Что нужно от меня Людмиле, я без понятия — хотя, возможно, она просто лесбиянка, и тогда плохи ваши дела, товарищ призывник.
— Тут такое дело…
Людмила явно не в своей тарелке, и я окончательно перестаю понимать происходящее.
— Валентина рассказала мне, как ты помогла ей.
У Вальки язык как у собаки хвост, ей-богу.
— Она преувеличивает.
— Я так не думаю. — Людмила цепко смотрит на меня. — Послушай, я понимаю: ты не рада тому, что информация всплыла. Но ты должна меня понять: я наводила о тебе справки. Документов у тебя нет, бледная ксерокопия паспорта, которую ты предоставила, меня не впечатлила, хотя я просила кадровичку закрыть глаза на это, но сама я была вынуждена навести о тебе справки — у нас тут товар, наличка, транспорт, документы, а поскольку никто, кроме Валентины, тебя не знает, то я спросила у нее. Надо сказать, защищала она тебя, как медведица любимого медвежонка, и тут я ее целиком и полностью понимаю, я была в курсе ее проблемы. Я должна была спросить, мало ли, вдруг ты наводчица, например. Или работаешь на налоговую полицию, вынюхиваешь для них.
— Но я не…
— Я поняла уже, что ты «не». — Людмила усмехнулась. — Ты в какой-то беде, но ты не воровка и не агент наших силовых структур. Но еще я знаю, что ты избавила Валентину от ее жуткой проблемы.
— У нее просто был стресс, вот и…
— Я сама знаю, что это было. — Людмила нахмурилась. — Есть вещи, которые не объяснить вот так, простыми словами. И наука их не объясняет — даже и сложными словами тоже. Было время, когда Валька на складе ночевала, до того боялась домой идти, и то, что она видела призрака, для меня лично очевидно. А ты его изгнала, и…
— Это просто внушение, вы не понимаете…
— Я понимаю одно: у человека была огромная проблема, которую никто не мог решить и которая едва не довела ее до психушки. И в одночасье проблема была решена, раз и навсегда. И у меня есть к тебе предложение.
— Какое?
— Я помогу тебе с документами, тебе восстановят паспорт и все остальное, причем если пожелаешь — то на любую фамилию, весь пакет. А ты поможешь одному очень близкому моему человеку. У него похожая проблема, и если у тебя получилось с Валентиной, то получится и с ним.
— Да вообще не факт, с Валькой это случайно вышло.
Я должна ей объяснить, потому что иначе можно наломать дров. Я должна рассказать ей, что с толстухой это было спонтанное решение, практически аутотренинг, и то, что он сработал, для меня самой оказалось чем-то из разряда чудес.
— И тем не менее сработало. — Людмила покачала головой. — Люди иногда живут и не знают о своих способностях, пока не проявятся в какой-то невероятной ситуации. Попробовать стоит. Слушай, давай так: я помогу тебе с документами в любом случае, неважно, получится у тебя или нет, идет?
— То есть даже если у меня ничего не выйдет…
— Я все равно помогу тебе. — Людмила кивнула. — Тебе нужны какие-то инструменты? Ну, что-то специфическое?
Нам с Валькой хватило ложки и кастрюли из нержавейки, но я знаю, что у Оксанки есть поющие чаши и разные гонги, колокольчики и прочее.
— Мне бы тибетскую чашу и…
— Едем в магазин, я знаю такой, купим все, что нужно. — Людмила поднялась и сняла покрытый белой пылью пиджак спецовки, под ним оказалась майка с черепом и готическими буквами, увитыми розами. — Сними спецовку, и пошли в машину, нечего тянуть. Смену тебе засчитают как обычно.
У меня ощущение, что я попала в какой-то смешной нелепый фильм — знаете, из этих, где некто покупает старую вещь, оказавшуюся зараженной каким-то демоном, и демон начинает втравливать нового хозяина в разные страшные ситуации, пока вовсе не убивает и его, и еще кучу народу в придачу.
— Для изгнания сущностей нужна серебряная чаша. — Тощая сморщенная продавщица внимательно смотрит на меня. — И сухую полынь возьмите, и жаровню. Браслеты на ноги и на руки с колокольчиками, и ритуальное облачение из натуральной ткани, по подолу и рукавам руническая вышивка-оберег, и…
— Вы реально путаете, руны — это из скандинавских штучек, а мантры — индуизм.
— Все это — части одного древнего знания, раздробленного, распыленного среди людей и культур, потому что люди не способны постигнуть Знание в целом. — Продавщица вздохнула, с сомнением глядя на нас с Людмилой. — Я охотно соберу вам все необходимое, но дело в том, что стоимость…
— Много текста. — Людмила выудила из кармана золотую кредитку, точно такую же, как выдала мне покойная Валерия. — Хватит болтать попусту, давай, собирай нам все нужное, и мы пойдем, время — деньги.
— Конечно!
У продавщицы словно крылья выросли, она засновала между полками, бормоча под нос что-то невразумительное.
— Жнецы иногда пропускают мимо блуждающие души, а они потом людей баламутят, и главное — управы на них никакой, но теперь-то есть управа, и пусть Хель меня заберет, если я не помогу собрать все нужное, такого товара, как у нас, нигде нет… Где же она?.. Ага, вот, всего одна и была, я уж думала, что зря заказала, нет на нее покупателя, но ведь заказала, словно знала, что понадобится… И браслеты еще. Такой красотке нужны красивые браслеты… Лодыжки тонкие, вот эти в самый раз будут, и…
Людмила с опаской смотрит на продавщицу, а я думаю, что ввязываюсь в авантюру, но правда в том, что выхода у меня нет. Документы из дома Бурковского я забрать не могу, так что остается их только заново получить, во что бы то ни стало, а как это сделать, не обращаясь к прежним знакомым, я не знаю. Я ведь больше не падчерица Бурковского, а просто фасовщица круп, живущая на чужом диване.
У меня по чистой случайности в собственности оказался отличный гараж на две машины, да только пользы мне с него, если без своих документов я не могу обратить его в деньги?
А потому я должна буду сегодня снова повалять дурака, чтобы документы у меня появились.
— Готово.
Пакет оказался увесистым, но Людмила, отпихнув меня, подхватила его, пряча в карман золотую карточку.
— Весь этот хлам тоже будет твой — после всего, независимо от результатов. — Людмила подтолкнула меня к выходу. — Едем, что ли.
Да мне-то что, хоть и едем. Машина у нее такая же тяжеловесная и неэлегантная, как и она сама, и мне любопытно, зачем она довела себя до такого состояния. Ведь реально я достаточно долго решала, мужчина она или женщина, пока кто-то не позвал ее по имени. Ну, не родилась же она мужеподобной квадратной бабой с оплывшим грубым лицом!
Машина исправно везет нас по городу, вот только едем мы совершенно в другую сторону, если нужной стороной считать склады.
— Идем, купим тебе шмоток, потому что придется заночевать там. — Машина останавливается у входа в магазин. — Давай выбирай, да только живо.
Сама Людмила заинтересовалась отделом с рыбацкими принадлежностями. Ну, это как раз неудивительно, я бы удивилась, если бы ей вдруг захотелось поглазеть на белье или сумочки.
А мне вот хочется.
Я выбираю себе платье, белье, туфли, и сумочку, и пижаму с халатом, и кое-что из косметики, и — была не была! — новые джинсы, шелковую тунику для дома, и такую же пижаму, босоножки и мокасины, и отличную джинсовую куртку, потому что вечерами еще бывает прохладно. Я соскучилась по новым вещам, пахнущим именно магазином. Нет, я ничего плохого не хочу сказать о «Бункере», там я провела много счастливых часов, находя среди куч шмоток брендовые вещи, совершенно новые, но пахли они по-другому.
Я ожидала, что Людмила примется голосить насчет количества вещей и размера счета, но она не моргнув глазом просто оплатила покупки, карточка весело заблестела на солнце, а Людмила даже не взглянула на итоговую сумму и чек брать не стала. Пакеты с вещами она и на этот раз мне не доверила, а молча потопала к машине. Либо карточка ее и она богата — тогда она зачем-то маскируется на складе, либо карточка не ее, но ей дано указание не перегреваться из-за суммы, стоящей в чеке.
Я голосую за второй вариант.
Есть и третий, и о нем я думать не хочу.
Возможно, все это ловушка, и я еду аккурат в самый центр неприятностей, но тогда не было смысла покупать мне все эти штуки… Нет, не хочу об этом думать! Иногда импровизация — наше все, особенно когда для окончательных выводов мало вводной информации.
Я вообще редко тороплюсь с выводами в неоднозначных ситуациях.
Машина бежит по шоссе, и я думаю, мы едем за город. Судя по карточке, либо в Научный Городок, либо в Озерное. Оба места населяют какие-то несметные богатеи. У Бурковского там недвижимости нет, но не потому, что он нищеброд, а просто он не любитель загородных домов. Но Бурковский и вообще странный тип, а у большинства тех, кого я знала в той жизни, были дома как раз в этих двух точках, что было предметом особой гордости.
Мы проехали Научный Городок, но свернули на дорогу, ведущую в сторону от шоссе. Я иногда видела эту дорогу, но не удосужилась узнать, куда же она ведет. В километре от своего начала дорога оказалась перегорожена шлагбаумом, и стерегут его вполне себе профессиональные охранники. Никакого знака нет, и со стороны шоссе дорога не выглядит интересной, шлагбаум-то не виден. Зато теперь я вижу, что дорога очень хорошая, и вдали виднеется небольшое озеро, на берегу которого стоит беседка со ступеньками, а дальше виднеется большой дом с колоннами.
Никогда бы не подумала, что здесь есть такое.
Дом у озера, оказывается, не один, их тут целая улица, просто остальные не видны за холмами. Картинка живописная, как Шир во «Властелине колец», а лес вдоль дороги очень ухоженный.
— Что это за место?
— Посольские дачи. — Людмила покачала головой. — Охраняемый поселок, в сороковых годах здесь строили дома для отдыха иностранных специалистов. Земля была выделена посольствам.
— Не далеко ли посольским сотрудникам сюда мотаться? Близкий свет — от столицы сюда.
— А чего им далеко? — Людмила пожала плечами. — Не пешком ведь, а на хорошей машине три часа, и на месте. Тут тихо, озеро хорошее, глубокое, рыбалка отличная и места красивые. Построено это было сразу после войны, когда требовалось восстановление промышленности и нужны были специалисты, приходилось привлекать иностранцев. Потом, правда, дома использовались как дачи всеми сотрудниками посольств, отсюда и название, но сейчас большинство этих домов проданы частным лицам, в собственности посольств только два участка, там своя прислуга и своя охрана, причем постоянная. Некоторые дома стояли законсервированными, и только спустя долгое время их продали.
У самого въезда в поселок вторая линия обороны — еще один шлагбаум, возле которого нас тоже встретили суровые охранники, но, увидев Людмилу, молча открыли проезд.
— Считай, уже приехали. — Людмила свернула с основной дороги направо и поехала по аллее. — Тут очень красивое место, сама увидишь.
Машина притормозила у каменного забора с пафосными коваными воротами — кто бы ни построил это варварское великолепие, он явно хотел воссоздать некое подобие классического Баскервиль-холла, но дело в том, что за пределами Англии это невозможно, да и нелепо.
Климат и ментальность диктуют архитектуре, а не наоборот.
— Приехали. — Людмила подхватила пакеты с вещами и кивнула в сторону дома. — Ступай.
Дом и правда оказался красивым. Я отчего-то сразу была предубеждена и против дома, и против хозяина — ужасно не люблю, когда меня нагибают, а в данном случае меня именно нагнули, и хотя посулили разные плюшки, это не меняет дела, но дом все равно красивый, я за справедливость. Может быть, хозяин и сукин сын, дом тут ни при чем.
Дом выглядит старым, но не ветхим.
Что-то меня тревожит во всей ситуации — и неожиданная доброта Людмилы, посулившей мне документы в любом случае, и все эти дорогие шмотки, инструменты, серебряная, блин, чаша… Что-то здесь не так. Слишком гладко, слишком все хорошо и просто, чтобы оказаться правдой. Ну, ладно, ребята, кто не спрятался — я не виновата. Мой папаша был чокнутый убийца-социопат, и если вы решили, что я лучше его, то я на вас улыбаюсь, ей-богу.
Я просто не пью, и оснастка корпуса у меня другая, естественно, да только в этом и вся разница.
Дом каменный, с двускатной крышей и колоннами, высокие окна, забранные фигурными решетками, увиты плющом, как и весь фасад.
— Решетки поставили, когда консервировали дом, новый хозяин их снять не успел. — Людмила открыла дверь своим ключом и кивнула мне. — Входи.
Я шагнула за ней в гулкую тишину, звякнула связка ключей, которую Людмила бросила на стол, расположенный посредине холла. Но все равно ясно, что дом совершенно пуст.
— Никого нет…
Холл, из которого наверх ведет широкая лестница, раздваивающаяся в районе второго этажа налево и направо, пуст — а ведь должен быть, например, дворецкий. В таком доме без дворецкого никак — слишком уж все торжественно и напоказ. Бурковский в этом вопросе более демократичный, прислуга у него в доме есть, конечно, но это не выглядит нарочито, а тут все как на картинке в журнале о богатеях: круглый стол посреди холла, на столе ваза с красивенным букетом, состоящим из лилий, круглый ковер и блестящий пол, лепнина под потолком и прочие пафосные штуки, кричащие об успехе и деньгах.
И никакого, даже самого завалящего дворецкого.
Вообще никого.
Людмила кивает мне в сторону ступенек, и я плетусь за ней. Если они думали ошеломить меня красотой обстановки, то должна сообщить, граждане, что я не ошеломлена. Видала я и дома побольше, и обстановку покруче, так что впадать в экстаз и таращиться в сакральном восторге я не стану.
Чтобы меня впечатлить, нужно что-то гораздо более экзотическое, чем старый дом.
Тем более что дом пуст и похож на декорацию из фильма ужасов — ну, знаете, когда кто-то покупает дом, даже совсем не мрачный, а вполне хороший, но по смешной цене, и радуется своей удаче. А потом ночью — хрясь! — и в подвале зомби, или вампиры, или просто призраки из-за спрятанных в стенах трупов, и вообще в этом доме когда-то произошло убийство, или размещалось похоронное бюро, или пропали бесследно сироты, а потом вдруг появляется призрак кошмарной девочки в старомодном окровавленном платье и мишку за лапу держит, для пущего когнитивного диссонанса… Этот дом похож на такой, и если тут под половицами труп или в подвале зарыты несчастные сиротки, я вообще ни разу не удивлюсь. Посольство тут было или что, старые дома много чего помнят. Убийство может произойти когда и где угодно, даже в посольском особняке.
— Вот твоя комната. — Людмила открывает тяжелую дверь. — Здесь ты можешь остаться, еда и напитки внизу на кухне.
— А хозяева?
— Хозяева здесь не живут. — Людмила покачала головой. — Вот в этом-то все и дело.
Комната полукруглая, ситцевые обои, белая мебель, кровать с пологом, и разрази меня гром, если все предметы здесь не настоящий антиквариат, привезенный издалека.
— Дом был построен по чертежам аналогичного дома в Лос-Анджелесе. — Людмила укладывает пакеты в кресло. — Построен в сорок шестом году прошлого века, земля была выделена для американского посольства. Когда дом перестали использовать, охрана оставалась, но сам дом был законсервирован вместе со всем содержимым вплоть до прошлого года. Составлена опись содержимого, дом заперли, а в прошлом году продали с торгов.
— Прямо так, со всей начинкой?
— Конечно. — Людмила хмыкнула. — Существует некая мода — покупка дома как есть. То есть покупателю дают план участка, фотографию фасада и опись содержимого, хочешь — покупай.
— Не глядя?
— В этом и смысл. Когда дом был куплен, стало ясно, что жить в нем пока нельзя… по определенным причинам.
Лично мне было бы противно и стремно жить в чужом доме, спать на кровати, на которой до этого сто пудов спали покойники, ходить по коридорам, по которым прошли сотни чужих ног, и все они давно истлели и обратились в прах. Зачем люди делают подобное, я представить не могу, но, судя по всему, новые хозяева дома не знали, на что подписываются.
— Этот особняк был построен когда-то как копия особняка Линды Ньюпорт, голливудской актрисы тридцатых-сороковых годов. Не слишком знаменитой как актриса, но очень знаменитой в другом смысле — среди ее любовников были самые знаменитые и богатые мужчины того времени. Она иногда жила здесь, когда приезжала в нашу страну якобы для концертной деятельности или съемок, но ни в каких съемках не участвовала, а все концерты были прямо тут, и заключались они в вечеринках и приемах, которые Линда устраивала каждый день, ну и, наверное, крутила романы — точно известно, что ее любовником был тогдашний глава службы безопасности при посольстве Соединенных Штатов. Я в Интернете много чего о ней прочитала, когда увидела этот дом. Линду также подозревали в шпионаже, но тогда всех иностранцев подозревали. Впрочем, я считаю, что подозрения относительно Линды были не беспочвенны: известно, что у нее было здесь несколько очень высокопоставленных поклонников, в том числе и среди высших чиновников, а также и среди высокопоставленных посольских сотрудников других стран. Они покупали ей недвижимость и драгоценности, меха и роли в европейских фильмах, но актриса она была весьма посредственная, играла маленькие роли, чего не скажешь об остальном. На мелочи эта дама явно не разменивалась. Умерла она в пятьдесят четвертом году прошлого столетия, в возрасте тридцати четырех лет, вот в этом самом доме. Ходили слухи, что ее отравили, но тогда в США о ней мало знали, а у нас ее вообще никто не знал, и смерть актрисы никто не расследовал, потому что случилась она фактически на территории другого государства — любое здание, принадлежащее посольству, считается территорией той страны, чье посольство. Ну а что они там расследовали, я не знаю, тем более что дом юридически ей не принадлежал, а ее заокеанская недвижимость, я думаю, отошла государству. Именно после смерти Линды дом был законсервирован и более не использовался, хотя я подозреваю, что дом пытались использовать, но не смогли. Так он и стоял все эти годы, но в свете последних событий было принято решение выставить на торги, никому не нужен мертвый актив. Так что полтора месяца назад дом был куплен как есть, со всеми потрохами, ничего с тех пор не трогали, просто уборку сделали и модернизировали водопровод, ванные комнаты и кухню.
— Мило.
Могла бы просто сказать, что дом принадлежал богатой шлюхе. И раз ей дарили дома и бриллианты, между ног у нее, ей-богу, было что-то выдающееся.
— Это все, что ты можешь сказать? — Людмила хмыкнула. — Негусто… Что ж, может, оно и к лучшему, что ты не слишком эмоциональна. Как бы там ни было, спустя почти сто лет особняк приобрел один мой хороший друг, но дело в том, что жить здесь нельзя.
У этого друга, должно быть, полно наличных, если он вслепую купил такой дом и не почесался.
— А почему просто не выбросить весь хлам, принадлежащий прежней хозяйке?
— Вся мебель, ковры, занавески, посуда — да что там, все вещи в шкафах и комодах — все было куплено вместе с домом. — Людмила вздохнула. — Это представляло интерес для человека, которому дом предназначался в подарок. Но когда в доме решили немного пожить, то внезапно оказалось, что это невозможно. Что-то здесь есть, понимаешь? Что-то такое… Короче, никто так и не смог находиться здесь достаточно долгое время, чтобы… Ну, чтобы что-то предпринять. А теперь обстоятельства изменились полностью, но все равно нужно выяснить, что здесь происходит. А здесь… неспокойно.
— Не понимаю, что значит — неспокойно.
— Побудешь здесь — поймешь. — Людмила нервно оглянулась. — Я надеюсь, у тебя получится разобраться. Возможно, вся здешняя кутерьма — просто чья-то глупая шутка.
Как же, шутка. Думаю, толстосум, купивший дом, нанял дивизию спецов, чтоб выяснить, кто же над ним шутит, да только никого они не нашли.
Вы спросите, верю ли я в призраков, и я скажу вам: что-то в этом есть.
— Зачем все это могло кому-то понадобиться — ну, шутить над вами? И в чем заключается беспокойство и кутерьма? Если в доме нельзя жить, почему бы его просто не продать? Он ведь стоит кучу денег, даже в том виде, что сейчас.
— Дом, скорее всего, действительно в ближайшее время будет продан, обстоятельства изменились, но мой друг — честный человек, и он при продаже не сможет умолчать о том, что в доме… происходят некоторые необъяснимые вещи. На карту поставлена его репутация, понимаешь? И если ты сможешь…
— Да я ничего не смыслю в этом, вам надо нанять специалиста. Ведь есть же специалисты? Все эти битвы экстрасенсов, например… Почему я?
— У богатых свои причуды, и мой друг предпочитает нанять тебя. Учитывая, что телешоу — это просто телешоу, постановка для планктона. — Людмила взглянула на настенные часы. — Как я уже говорила, тут успели произвести кое-какие переделки — водопровод заменили полностью, как и систему отопления, на кухне поставили технику, в нескольких ванных установили стиральные машины. Также полностью поменяли проводку во всем доме, очень осторожно, конечно, чтобы сохранить колорит и аутентичные материалы, а потом… В общем, сама все увидишь. Твоя задача заключается в том, чтобы проверить, что с домом не в порядке. Ты можешь открывать все сундуки, шкафы и комоды, брать любые вещи, но главное — проблема в том, что в этом доме есть… Ну, что-то есть. Не могу объяснить. Это нужно видеть, чтобы описать, дело в том, что каждый видит что-то свое.
— Вы что, собираетесь меня здесь оставить?!
— Идея была именно такая. — Людмила усмехнулась. — Послушай меня, девочка. Просто сделай то, что сделала в квартире у Валентины, получится — отлично, не получится — ну, значит, так тому и быть.
— Тогда мне нужен план дома.
— К сожалению, его нет. — Людмила развела руками. — Не сохранился, и мой друг только собирался его заказать, но не успел. Да зачем тебе план? Ты сама все рассмотришь. Надеюсь, у тебя получится сделать то, что хочет мой друг.
— Да что здесь такое происходит?
— Ты это либо увидишь, либо нет. — Людмила снова взглянула на часы и заторопилась. — Я не хочу, чтобы ты была предвзятой, так что сама поймешь… Или нет. В общем, попробуй, и если выйдет — благодарность хозяина дома будет весьма существенной, и это помимо восстановленных документов.
Мне больше нечего сказать. Да и стоит ли что-то говорить? Говорят, кальмары весьма любопытны — тут у нас есть нечто общее, я тоже любопытна. Но дело в том, что я, в отличие от кальмаров, осторожна, да и сама затея кажется мне весьма сомнительной.
Зачем я им понадобилась, если до этого они меня знать не знали?
На лестнице затихли шаги Людмилы, хлопнула входная дверь.
Я взяла пакет с одеждой, срезала бирки со всех вещей и отправилась искать ванную. Людмила сказала, что установлены стиральные машины, а я все новые вещи обязательно стираю, надеть что-то, предварительно не постирав, для меня немыслимо. Это пошло еще с тех времен, как я ошивалась в подсобках магазинов — видела, как хранятся вещи, сколько раз их примеряют самые разные люди. А ведь до этого ткань везли, фасовали, перефасовывали и разгружали, что-то шили, паковали, везли на склады, снова паковали и снова везли… Пока джинсы дойдут до конечного потребителя, их коснутся сотни рук, оставив на них свои эпителиальные клетки и ДНК.
В ванной, несмотря на то что сохранили всю старую обстановку, действительно установлена современная стиральная машина, и я запихнула в нее вещи, всыпала порошок и запустила программу с сушкой. С некоторых пор превыше всего я ценю возможность помыться и постирать одежду.
Блага цивилизации начинаешь ценить тогда, когда их теряешь.
Большая ванна, стоящая на золоченых ножках, словно сошла с фотографий столетней давности. Я нашла в шкафу полотенца и решила принять душ. Вода зашумела, и в ее шуме я услышала смех, голоса, звуки джаза — ощущение, словно где-то работает телевизор. Но это для меня не новость, я и раньше в шуме воды всегда слышала голоса и смех.
Вернувшись в комнату, я прислушалась к дому — тишина запредельная.
В ванной мерно гудит машина, а я, завернувшись в полотенце, пытаюсь решить, что же я надену, ведь все обновки пока в стирке, а надевать на чистое тело одежду, в которой полдня фасовала арнаутку на пыльном складе, неохота.
Я открыла шкаф, стоящий вдоль стены. Людмила сказала, что я могу это сделать — так почему бы и нет.
Шкаф набит одеждой, пахнущей какими-то сладковатыми духами. Вечерние платья из шелка и бархата, расшитые стеклярусом или украшенные мехом, — я вспомнила свои вечерние платья и сняла с вешалки синее длинное платье. Оно выполнено из тонкого бархата, украшено кружевами, на корсаже блестит брошь. Ощущение, что его только что сняли и повесили в шкаф — запах до сих пор ощутим, едва уловимый.
Следующее платье зеленое, как эльфийский луг, — тоже бархатное, украшенное золотистой вышивкой, рукава из тонкого крепдешина точно в тон, тоже затканы золотистыми цветами… Мне очень хочется примерить его, и оно, в отличие от предыдущего платья, не сохранило запаха прежней хозяйки.
Я сбросила полотенце и надела платье.
Оно подошло, словно было сшито на меня — отчего-то меня это не удивило, а ведь должно было удивить.
В шкатулке на туалетном столике обнаружились драгоценности, и я выбрала набор из янтаря — изумруды слишком тривиальны и ожидаемы, а бриллианты тяжеловесны.
Наверное, комично я выгляжу — в элегантном бархатном платье, в шикарном янтарном ожерелье и босиком.
Где-то в доме зазвучал рояль.
Ей-богу, как в дурацком фильме ужасов.