5

— Светк, тебя там Людмила искала.

Это вездесущая Валька орет, и все глаза обратились на меня. Женский коллектив, жадный до сплетен, — это бывает неприятно. И хуже всего то, что они уверены в своей разумности, в то время как это не мышление, а просто потребление. Каким-то непостижимым образом в последние годы мышление гражданам заменили потреблением — они потребляют готовую новостную жвачку, не думая о качественных характеристиках потребляемого продукта.

Хотя на примере рекламы я когда-то узнала, что можно считать нормой для семейной жизни.

Но граждане привыкли жадно глотать новости — любые, и сплетни тоже, а я вызываю у своих подруг по несчастью жгучий интерес, особенно после того, как поселилась у Вальки. И вот теперь меня разыскивает Людмила — хотя она отлично знает, где я нахожусь эти последние две недели.

Я исправно хожу на работу и фасую всякую сыпучую фигню. У меня в руке словно поселились весы, так что я все время выдаю полторы, а то и две нормы, просто не отвлекаюсь на болтовню и курение. Что за моей спиной говорят остальные, мне потом передает Валька, но дело в том, что меня не волнуют сплетни, пока они далеки от истины.

Пусть болтают, это заменяет им мышление.

— Светк, так ты пойдешь?

— А она что, просила прийти?

Неточность формулировок меня просто убивает, «искала» и «просила прийти» — это как бы совсем не одно и то же.

— Ну, да. — Валька энергично кивнула. — Так и сказала: пусть ко мне в кабинет придет. Ты иди, Светка, Людмила ждать не любит.

Бросив в ящик очередной пакет с крупой-арнауткой, я поднимаюсь, отряхивая спецовку. Если бы меня сейчас видели мои знакомые, то-то было бы злорадства и смеха! Это стало бы главной новостью, но дело в том, что никто не знает, что я здесь. Затеряться на самом деле очень просто, достаточно лишь сойти с привычной орбиты.

Причем сойти радикально.

На самом деле все люди снобы. Они общаются между собой только в пределах своих социальных групп, выше каждый из них готов идти, но ниже… В Индии этот снобизм когда-то довели до абсурда, поделив общество на касты и прописав для каждой касты отдельное законодательство, правила поведения, особенности одежды… В общем, о «все люди созданы равными» индийцы не слышали. И хотя прогрессивное человечество осудило несознательных индийцев за такую злостную дискриминацию, лично я осуждаю лишь абсурд, который всегда проистекает из любого абсолюта.

Так я о чем, собственно, толкую. Очень легко потеряться, если просто оборвать связи с социальным слоем, к которому принадлежишь. Покинуть свою социальную группу и примкнуть к той, которая ниже по статусу. Никому и в голову не придет искать вас среди тех, кого как бы и нет. Но дело в том, что я никогда не считала социальную группу, в которую впихнули меня Бурковский с матерью, своей. Конечно, я в ней ассимилировалась — это было необходимо для выживания, но я всегда знала, кто я и откуда. И когда я ту социальную группу покинула, то особой трагедии в этом не увидела, наибольшее неудобство мне доставило только отсутствие душа и чистой одежды.

Потому что любая социальная группа — это условность.

Впрочем, у меня не было тогда вообще никакой одежды, и когда я поняла, что деньги с золотой карты мне недоступны, то продала еще одно колечко и цепочку, чтобы раздобыть рюкзачок, смену белья и пару маек, а также на что-то питаться. А остальное я просто украла в разных магазинах и бутиках — благо, я отлично знала все способы краж из магазина, в свое время нагляделась, когда охранники просматривали записи с камер наблюдения. Во всех окрестных бутиках я когда-то была своим человеком — и продавцы, и охрана знали, что я надежная и аккуратная и никогда ничего не украду. Когда я стала жить в доме Бурковского, то продолжала иногда навещать старых знакомых, и хотя со временем это общение сошло на нет, знания остались.

Никогда не надо лениться учиться чему угодно — то, что знаешь или умеешь, рано или поздно пригодится, я вот заметила: если жизнь складывается так, что мы чему-то учимся, значит, так нужно, и неважно, что это за умение, для перехода на новый лэвел оно сгодится. И тут главное — помнить, что мыслительная функция должна работать всегда, иначе можно превратиться в безмозглую закуску для всякого, кому взбредет в голову тобой закусить.

Сегодня я собиралась исчезнуть.

Нынешнее мое прикрытие показалось мне вдруг ненадежным, и у меня созрел план, каким образом я достану из дома Бурковских свои документы и деньги. В мои планы не входило общение с Людмилой, я составляла план побега из Валькиной квартиры, но пока ничего удобоваримого мне в голову не приходило, только прийти домой раньше Вальки, собраться и свалить, а Вальке я по понятным причинам ничего не сказала.

Она взрослая, справится.

Оно, конечно, все было бы ничего, но если ищейки Бурковского и полиция меня не нашли, то Кинг-Конг накануне нашел. Возможно, он мыслил так же, как и я, а возможно, случайно увидел меня на улице, и его ошибкой было лишь то, что он схватил меня за руку на людной улице.

— Идем-ка потолкуем.

Я много раз видела его, но голоса никогда не слышала. И голос оказался под стать внешности — низкий, рычащий, он должен был, наверное, наводить страх. Но дело в том, что мой самый худший страх умер вместе с моей сестрой, а те, кто живет во тьме, страха не знают. Чего ж еще бояться, если уже живешь там, где большинство людей оказаться не хочет?

А потому я просто посмотрела на него, и он почти отпустил мою руку, но вовремя вспомнил, что страшный здесь именно он.

— Будешь дергаться — сломаю руку. Идем.

— Ломай. — Это смешно, граждане. На дворе светло, вокруг полно людей — руку он мне сломает, видали такое? — Я буду орать, отбиваться, упаду на землю, и в итоге приедет полиция.

Для меня не составит труда устроить безобразную сцену, мне абсолютно безразлично, что подумают обо мне окружающие.

— Но ты же не хочешь объясняться с полицией?

В этом, безусловно, есть свой резон, но Кинг-Конгу знать об этом не надо.

— С чего ты взял? — Я подняла на него взгляд — боже ж мой, что Валерия в нем нашла! — Мне скрывать нечего, чтоб ты понимал.

— Ну, то-то ты бегаешь по городу.

Я освободилась пораньше и шла в «Бункер» за шмотками, а потом собиралась на маникюр. Валька на прицепе за время нашего совместного житья надоела мне до чертиков, она все дни таскалась за мной как пришитая, до того боялась, что, как только она потеряет меня из виду, ужас снова вернется. И вот мне удалось уйти раньше ее, и я радовалась новообретенной свободе, но недолго.

Да кто же знал, что так будет?

И ведь это хорошо, если наша встреча — просто несчастная случайность, но что-то мало верится в это. А значит, он каким-то образом меня выследил, а раз выследил он, то выследит и еще кто-то.

Похоже, моя передышка закончилась.

— Мое дело, бегаю — и бегаю. Тебе-то что?

— Да ничего. — Он сверлил меня взглядом. — Но потолковать тебе со мной придется.

— Ага, вот прямо сейчас.

Я ударила его в солнечное сплетение — и это было все равно, что врезаться в стену, но замысел состоял не в этом. Удар — просто отвлекающий маневр, Кинг-Конг удивленно отстранился, насмешливо прищурившись, — и тут же получил ощутимый удар по яйцам. Вот уж что другое, так нет, но этот удар у меня отточен до мастерства уровня черного пояса, и смеяться тут может лишь тот, у кого нет яиц, а у этого парня они таки были.

Правда, что с ними теперь, я не знаю, но точно ничего хорошего.

Главное в этом ударе — нанести его неожиданно, когда оппонент ничего плохого не ждет, вот тогда достигается наилучший эффект. Парень ухнул, согнулся пополам и выблевал мне под ноги. Его дыхание остановилось, а потому я добавила ему ногой в затылок, и он рухнул на тротуар, прохожие пуще прежнего заторопились по своим делам, а я нырнула в арку и побежала через дворы.

Никогда не надо недооценивать противника, даже если он меньше вас.

В драке часто побеждает не более сильный, а тот, у кого сильнее мотивация. Вот Кинг-Конг понадеялся на грубую силу, а это была ошибка. Но дело в том, что когда этот парень обнаружит меня в следующий раз, то церемониться уже не станет, а переломает мне все, что сможет, и такая перспектива мне нравится примерно как гвоздь в пятке, но делать нечего, есть то, что есть, я выиграла сражение, но выиграю ли я войну? Хотя можно было бы воткнуть отвертку ему в шею, но не могла же я грохнуть его на глазах у изумленной публики? А только это стало бы эффективным средством от переломов.

Тем не менее проигрывать я не собираюсь просто из принципа.

И я просидела дома весь вечер, бессмысленно пялясь в телевизор и прикидывая, как Кинг-Конг меня вычислил, и скорее всего, случилось это, когда я сдуру зашла на свою страницу в Фейсбуке — ответить клиенту, попросила девчонку в офисе одолжить на минутку свой комп, а там, видимо, оказался статичный айпи, вот он и выяснил, в каком районе я обретаюсь.

И хорошо, если выяснил только он.

Блин, в наше время не нужна армия сыщиков, за нами следят наши электронные игрушки.

Но уйти сразу я не могла, мне нужны были хоть какие-то деньги, а зарплата положена в пятницу, а пятница послезавтра. И я решила остаться, чтобы получить деньги, а теперь вот не пожалеть бы мне об этом.

— Ты от кого-то прячешься.

Валька любит поговорить, а вот мне не до разговоров. И когда я вбежала в квартиру, она встретила меня этими словами. Долго думала над ними, ага.

— С чего ты взяла?

— Ты никуда не выходишь, ни с кем не говоришь по телефону, не выходишь в Интернет. — Валька вздохнула. — Если тебе нужна помощь, я помогу.

— В данном случае ты ничем не поможешь.

— Не хочешь поделиться?

— Нет. Но если хочешь мне помочь, сходи в круглосуточный ларек — только не в тот, что рядом с домом, а тот, что на Сталеваров, и купи мне одноразовый телефон и сим-карту, я хочу позвонить. Только сама не покупай, дай денег какому-нибудь алкашу или бомжу.

Нет смысла скрывать очевидное — Валька поняла, что я в бегах, что ж, из этого тоже можно извлечь пользу. Из всего можно ее извлечь. Ну, почти из всего.

— Ладно, сейчас схожу. — Валька снова вздохнула и поднялась с дивана, колыхнувшись боками. — Светк… Ты сделала что-то плохое? Ты не подумай, даже если сделала, для меня это ничего не меняет, но я просто хочу знать. Ты что-то сделала такое, что приходится прятаться? Ты только скажи, и я во всем помогу тебе, вот чем только смогу.

— Нет. — Хотя бы в этом я могу сказать ей правду, и это радует, не люблю лгать. — Ничего плохого я не сделала, но сделал кто-то другой, и он думает, что я свидетель, а я ничего не видела на самом деле, просто мне никто не поверит.

— Понятно. А кто — он?

— Я не знаю. Я его не рассмотрела даже, но видела, что он сделал. И вся помощь, которая мне сейчас нужна, — крыша над головой и одноразовый телефон с незасвеченной сим-картой.

— Я сейчас принесу, Светк, ты подожди только, я мигом обернусь. Заодно ягод куплю около перехода, киселя наварим. Самое то — киселька на ночь похлебать…

Ничего ей, конечно, не понятно, да только впутывать Вальку в неприятности, отягощая ненужными знаниями, тоже несправедливо. Достаточно того, что она притащит мне чистый телефон и я наконец смогу позвонить Оксанке.

Валька обернулась быстро, притащив пакет ранней клубники и коробку с телефоном.

— Ты как, отсюда будешь звонить, мне уйти?

— Нет, не отсюда.

Выяснить местоположение трубы можно запросто, но одноразовый телефон я просто выброшу, тут главное — добраться невредимой до того места, откуда я стану звонить, и вернуться обратно. Потому что за меня, похоже, принялись всерьез, и, возможно, разъяренный Кинг-Конг с горячим омлетом в штанах — наименьшая из моих проблем.

— Так ты недолго? Я киселя наварю пока.

Схватив трубу, я выскочила из квартиры. Терпеть не могу, когда меня жалеют, а Валька, похоже, собирается меня пожалеть.

Это она-то!

Знаете, я обожаю цветущую катальпу. Эти цветы не пахнут так прекрасно, как цветы клена или абрикоса, они не выглядят тончайшим кружевом, как цветущая вишня, но сама катальпа, с ее невероятно зелеными широкими листьями, плотными и идеальными, с ее округлой ступенчатой кроной — и эти огромные соцветия розоватого, желтоватого и белого с бордовыми прожилками цвета… Это красиво, необычно и элегантно. И когда я смотрю на цветущую катальпу, то чувствую присутствие Бога в том смысле, который вкладывают в него граждане, поклоняющиеся Творцу всего сущего.

Хотя, возможно, это лишь моя собственная реальность.

Но сейчас темно, и я бегу мимо цветущих деревьев, лихорадочно соображая, откуда я могу поговорить и потом сбежать настолько быстро, насколько это будет возможно. Нужно несколько путей отхода, если предположить, что меня ищут очень плотно.

Вот здание крытого рынка, который сейчас закрыт, а за ним трамвайное полотно и дальше какие-то гаражи.

Идеально.

Я взбираюсь на дерево, растущее у стены гаража, и сажусь на теплую крышу, пахнущую смолой. Тут этих гаражей гектар, я по крышам сбегу в любую точку, прыгну вниз — и давай, ищи-свищи меня в душной июньской темноте.

— Ксюнька, это я.

Мне нужен ее совет. Мне нужно ее услышать. Мне нужен кто-то, кто… Ну, кто-то близкий, а кроме Оксанки, никого нет. Я не мастерица заводить друзей.

— Вопрос только один: ты в беде?

— И да, и нет.

— Ясно.

За что я люблю Оксанку особо — так это за то, что ей ничего не надо объяснять. Каким-то образом она все понимает как надо, она ощущает меня, и мысль о том, что я могла навлечь на нее большую беду, просто явившись в ее маленькую квартирку, наполняет меня ужасом.

Я уже потеряла Маринку, больше я никого не потеряю.

Когда-то я сама себе поклялась, что больше никогда не привяжусь к кому-то настолько, чтоб его уход вверг меня на самое дно тьмы, и так оно и было, пока не появилась Оксанка с ее смешными колокольчиками на запястьях.

— Помолчи.

Да я и так молчу. Просто ощущение, что вот она, Оксанка, совсем рядом, наполняет меня радостью. Я старалась даже не вспоминать о ней, до того мне было хреново, не думать о том, что могу попросить помощи у нее, потому что не могла, а соблазн иногда был размером с Юпитер.

Но сейчас мне нужно поговорить с ней.

Об Оксанке не знает ни Бурковский, ни Янек, и уж точно не знает мать. Я никогда не приводила ее в их дом — мне нужно было мое собственное пространство, да и не хотела я, чтобы это семейство поджимало губы при виде Оксанкиных нарядов и самодельной сумки.

Они бы ничего не поняли.

И никто из того круга, где я обтяпывала свои дела, не знаком с Оксанкой. Но дело в том, что иногда я с ней созванивалась, и перешерстить мои звонки, чтобы выяснить круг общения, — проще простого, я же не знала, что стрясется такое и мне придется прятаться, звонила ей со своего обычного номера, который у меня уже десять лет.

Я не люблю перемены.

— Башня. — Оксанкин голос звучит озабоченно. — В перевернутом положении, но все равно расклад так себе. Во что же ты вляпалась?.. Смерть не как перемены, хотя и как перемены — тоже, но и как Смерть… Как начало чего-то. О господи!

Конечно, она знала обо всех моих знакомых. Я рассказывала ей и об Алексе, и о Валерии, и, конечно же, она знает, что Валерия убита и что полиция ищет свидетельницу.

— Я ничего не видела.

— Да кто же поверит?.. Погоди, вот еще смерть, и старая смерть как Врата… Ничего не понимаю. — Оксанка вздохнула. — В общем, это самый странный расклад из всех, но по итогу ты победишь. Совет: просто будь собой.

Быть собой — это как? Где она — я? Кто я? Столько масок у меня в запасе, что я и не знаю уже, где мое настоящее лицо. Значит, это мое задание в этой игре? Что ж, если это так, то сдается мне, картина будет неприглядная.

— Ты вернешься. — Голос у Оксанки расстроенный. — Но ты должна быть очень осторожна. И тот, кто тебе враг, — на самом деле не враг.

— Это как?

— Возможно, что там, где ты всегда ставила минус, нужно ставить плюс.

— Ладно, разберусь. Ксюнь, я больше не буду звонить, появлюсь, когда все утрясется.

— Лучше бы ты к нам пришла.

— Ты сама знаешь, что это ни фига не лучше.

Я разбираю телефон и разбрасываю его части в стороны, предварительно вытерев. Сим-карта тоже отправляется куда-то во тьму. Давайте, ребята, поищите меня теперь. Я даже слезу с этих крыш не там, где залезала, я этот район отлично знаю, и вряд ли кто-то знает его лучше, чем я, — из тех, кто явится, чтобы добыть мой скальп, а кто-то непременно явится.

Но я исхожу из того, что я не одна такая умная, где-то еще есть Другие Кальмары, это уж точно.

Перебежав на противоположный конец ряда крыш, я слезаю по дереву в пространство между гаражами, где расположены ворота, и взбираюсь на следующий ряд крыш. Главное, чтоб меня не выдали собаки, а они здесь точно есть.

Но все тихо.

Смерть как начало. Забавно.