Книга: Кто на свете всех темнее
Назад: 18
Дальше: 20

19

Мне иногда кажется, что это проклятие — все видеть и понимать так, как оно есть. И в этом плане я только за матрицу, которая выдает каждому его особую индивидуальную реальность, а настоящей никто никогда не видит, и это к лучшему.
Но потом, конечно, может нехорошо получиться, когда программа даст сбой и перед изумленным взором очнувшегося от спячки гражданина вместо изумрудных лугов вдруг окажется какая-то жуткая фигня, которая с лугами и рядом не стояла. И он поймет: все, сказка закончилась, и вот она, реальность, можешь себя поздравить, получай в виде бонуса подарочный набор, в котором нож для резки вен полностью стерильный, патроны в пистолете с запахом розмарина, мыло земляничное, веревка из экологически чистой пеньки, и все это не содержит ни грамма ГМО, боже упаси. Выбирай и развлекайся без вреда для здоровья, скажи наркотикам «нет!».
В этом парне была нестыковка с самого начала, но дело совсем не в этом.
— Когда ты поняла?
Пуля, конечно, ничего хорошего ему не сделала, но и не убила — маленький калибр, и выстрелила я ему не в голову. И я, безусловно, не хотела его убивать. Просто замедлить, чтобы он не сломал мне шею, например, как собирался, нащупывая пальцами позвонки.
— Да практически сразу.
— А говорила, что не рассмотрела меня.
— Так я и не рассмотрела. — Он не понимает, и вряд ли я позволю ему прожить столько, чтобы он понял. — Там темно было, я только и видела, что тень, и нож блеснул потом.
— Так как же…
— Запах. — Это смешно, конечно, и тем не менее это правда. Для суда это никакая не улика и не доказательство, но я-то не суд. — У каждого человека свой неповторимый запах, если у тебя развито обоняние, то ты ощутишь этот запах сквозь посторонние, привнесенные извне запахи. Я не рассмотрела тебя тогда, но ты был очень близко, а я была напугана, и от этого обострились все чувства, и я запомнила запах.
Он кивнул. Конечно, убийца всегда поймет, где прокололся, особенно если это профессиональный убийца. Не знаю, зачем заказчику понадобилось убивать Валерию таким зверским способом, но дело в том, что это теперь не важно. Мне интересно знать, кто заказчик, потому что Городницкий не мог так протупить, и совсем не в его характере — затаиться и ожидать, потирая руки в предвкушении.
Нет, все это организовал кто-то более сложно устроенный.
— Кто заказчик?
— Не знаю. — Влад поморщился, рана все-таки болит значительно. — У нас есть Диспетчер, вот он и знает заказчика, да и то не факт. Заказчик рискует не меньше исполнителя, так что мы придумали систему, при которой и заказчик, и непосредственно исполнитель между собой не контактируют.
Ага, все для удобства клиента, ну надо же.
— Ладно, проехали. — Я прячу револьвер в сумочку. — Я знаю, что ты здесь не один.
— Я работаю один. — Он внимательно смотрит на меня, и мне это не нравится. — Но думаю, что — да, в доме есть кто-то еще. И этот «кто-то» вступил в сговор с сумасшедшей девчонкой, а потом убил ее.
Я тоже так думаю, но кто бы это мог быть?
У меня несколько теорий, и все они более-менее имеют право на жизнь.
— Зачем ты меня подстрелила?
— Но ты первый начал, скажи еще, что не собирался сломать мне шею.
Я же ощущала его пальцы на своем затылке.
— Я думал об этом, но вообще-то уже почти решил тебя не убивать. — Он ухмыльнулся. — Когда я понял, что ты меня не разглядела, то вопрос отпал сам собой, а без причин я не убиваю.
— Рада слышать, что у тебя есть моральные принципы. Но теперь-то у тебя появилась причина.
Оставить его в живых я не могу, но мысль о том, что мне придется его добить, меня угнетает. Ведь когда-то он был ребенком, кто-то любил его, и что его сломало? А что-то сломало. Но что-то же осталось в нем от человека, того самого малыша, который доверчиво улыбался миру? И мысль о том, что этого малыша я убью вместе с ним, меня останавливает.
— Черт, как больно.
Пуля попала ему в живот, и я очень надеюсь, что ему чертовски больно. Я не стреляла ни в печень, ни в солнечное сплетение и уж тем более — в голову, но пуля застряла у него в животе, и кровь, конечно, идет. Он смотрит на меня так, словно прикидывает, с какой части станет меня свежевать, когда дотянется до оружия и до меня одновременно, да только я-то не собираюсь предоставлять ему такой шанс.
Он использовал все свои шансы.
— Ты сразу стала меня подозревать?
— Не сразу, но в какой-то момент мозаика сложилась в этой части. — Я присела неподалеку. — А ведь я думала, что револьвер может оказаться нерабочим, пришлось рискнуть.
— Я только нож заметил.
— Ага, револьвер маленький совсем, я его в шляпной коробке нашла.
— Да, это я просмотрел. Но мне тогда было на что посмотреть, так что я не в обиде.
Со стороны может показаться, что мы просто беседуем, даже слегка флиртуем — если бы не дырка у него в животе. И тем не менее у меня нет к нему враждебности, даром что он убийца, я вообще не спешу бросаться камнями. Просто в какой-то момент я решила, что Влад собирается меня убить, и если это не так, то я готова извиниться, если ему от моих извинений станет легче.
Но от извинений никогда никому не легче.
— Ты остался, даже когда выкатился мячик. — Я думаю о том, что надо бы как-то почистить револьвер. — Никто бы не остался без веской причины, и перспектива случайного секса — не одна из таких причин. Но мячик выкатился, играл рояль, и вообще атмосфера была напряженная, а ты остался. Значит, тебе что-то было нужно, и это не секс. Сначала я решила, что ты просто вор, который прикинулся монтером, но шкатулка с цацками тебя не заинтересовала, а ведь она просто набита разными дорогостоящими штуками, очень компактными в переноске. Значит, у тебя тут был другой интерес. А ты просто решал, убивать меня или нет. Ты колебался, что характеризует тебя с положительной стороны.
— Зато ты не колебалась. — Он улыбнулся сквозь боль. — Выстрелила мне в бочину, даже не вздрогнула. А ведь я насчет тебя уже построил далекоидущие планы.
— Ага, и так далеко эти планы распространились, что ты собирался мне шею сломать.
— Я колебался. — Он вздохнул. — Я неравнодушен к красоте, и я тебя еще тогда, на карусели, срисовал… Стоял и думал — боже мой, где же ты была всю мою жизнь!
— Я сейчас зарыдаю от умиления и упаду тебе на грудь.
— Ох, нет, сейчас это плохая идея. Надо было мне тогда в спальне ловить момент.
— Надо было.
Я прислушиваюсь к разговору за стенкой, но дело в том, что если находишься далеко от смотрового отверстия, то извне звуки слышны плохо, и о чем там общаются Янек с компанией, я не слышу.
Но мне сейчас важнее этот разговор.
— Как ты узнал, что я буду тут?
— Сказал наш Диспетчер. — Он ухмыльнулся. — Когда ты так резво спетляла с места нашей первой встречи, встал вопрос о свидетеле. Я описал тебя Диспетчеру…
— Зачем ты вообще убил Валерию там? Мог бы подождать, пока она останется одна.
— Она везде ходила с охранником. — Убийца вздохнул. — А в тот вечер сообщили, где она будет и что она будет одна. Вот я и шел за вами, зрелище было то еще.
Значит, заказал Валерию Городницкий. Кто еще мог знать, что она будет без охранника, если Кинг-Конгом распоряжался только он?
— То есть Людмилу ты не знал?
— Нет.
Зато она меня узнала сразу, как только увидела. Глупо было думать, что она могла не знать меня в лицо. Конечно, она меня узнала, сказала Городницкому, а тот перезвонил этому… Диспетчеру, и они договорились зазвать меня сюда под благовидным предлогом, и Людмила мне втерла то, на что я клюнула. Рассказала мне о призраках, накупила кучу разных вещей, но зачем такие сложности?
— Зачем было тащить меня сюда?
— Ну, ты же не рядовая Клава какая-то. — Влад болезненно поморщился. — Дай что-нибудь, кровь унять надо. Ты падчерица самого Бурковского, и как бы ты к нему ни относилась, он к твоему исчезновению отнесся очень серьезно, так что просто убить тебя и где-то бросить было бы неправильно и опасно, по твоим следам пущены лучшие ищейки города, и твой сотовый запеленговали.
А этот дом на отшибе и принадлежит Городницкому. Ну да, удобно, и кладбище рядом.
— Типа, тут бы мой телефон не запеленговали.
— А тут я поставил глушилку. — Влад ухмыльнулся. — На улице такого не сделаешь, а в доме — запросто.
— Что значит — глушилку?
— Это значит, что ни одна вышка не запеленговала здесь ни одно электронное устройство. Сигнал автоматически перенаправляется на другие вышки, и все, кто сейчас здесь, согласно сигналу, находятся в разных частях города.
А вот это отличная новость, достойная быть Новостью Дня. Это значит, что я могу уйти отсюда и никто не докажет, что я вообще здесь была. Кроме четверых свидетелей.
Плохо быть свидетелем, он всегда мешает, даже на свадьбе.
— Так почему ты остался?
— Когда убили толстуху, я остался, чтобы понять, кто меня так подставил.
— Что ты имеешь в виду?!
— Пораскинь мозгами, красотка. — Влад попытался подняться, и мне это не нравится. — Здесь были я и ты, и больше не планировались участники веселья, но: сначала завалилась компания, потом убили толстуху, исчезло тело, потом зачем-то убили полоумную девчонку. Все это время я был рядом с тобой, то есть не имел отношения к вышеупомянутым смертям. А значит, кто-то еще ведет здесь свою игру, и не факт, что ты выберешься из нее живой, поняла? А ты взяла и подстрелила меня.
— Ты первый начал.
— Детский сад. — Убийца снова сделал попытку встать. — Помоги мне, нужно переместиться в спальню и что-то сделать с раной.
Ага, нашел дуру! Я к нему подойду, а он мне шею сломает или придушит. Физически он пока сильнее, чем я, даже раненный.
Блин, надо было его убить.
Глушилка — вещь хорошая, но где гарантия, что парень сейчас не наврал мне? И почему оказались запертыми все двери и отключились телефоны? Кто и зачем устроил здесь этот балаган? Вряд ли это из-за меня, но вот что любопытно, и мне это лишь сейчас пришло в голову…
— Так ты поможешь мне?
— Я похожа на идиотку? — Мне хочется ему помочь, но тьма говорит — не подходи к нему, и она права. — Чтоб ты мне шею свернул? Нет уж.
— Я не стану тебя убивать.
Ну да, Валерии это расскажешь, парень.
— Значит, вполне возможно, что Людмила все знала об убийстве Валерии, Алекс говорил, что она была доверенным лицом Городницкого. И она знала, зачем меня сюда везет.
Она ехала со мной, мы о чем-то говорили, и при этом она знала, что в доме ждет человек, которому нужно меня убить. Они же не знали, что я этого человека тогда вообще не разглядела.
— Не могу сказать. Когда я увидел тебя и толстуху входящими в дом, то тоже подумал, что она знает, зачем привезла тебя сюда. — Влад медленно поднимается. — Когда я описал Диспетчеру свидетельницу, то заказчик тут же назвал твое имя. Проблема была лишь в том, что ты куда-то пропала, но надо же такому случиться — неожиданно обнаружилась, а потом позвонили и сказали, где ты будешь.
— Людмила узнала меня на складе.
— На каком складе?!
— Я устроилась на склад фасовать крупы, и так уж вышло, что она работала там.
Влад смеется и не может остановиться, а в его положении это не так чтоб очень полезно. Смех, конечно, здоровье — но не тогда, когда у тебя дырка в брюхе.
— Господи, зачем тебе понадобилось устраиваться на склад?
— Там бы меня никто не стал искать. Ну, сам посуди, кому бы это пришло в голову?
— Это да. И надо же такому случиться, что именно там была Людмила.
— Ага, и я думаю, она тут же донесла Городницкому, а тот позвонил в вашу убийственную контору. А Людмила привезла меня сюда, чтоб тебе никто не помешал.
— Вы совершенно правы, ваша светлость. Пока все сходится.
Ну, не все — но примем как рабочую версию.
— Ваше сиятельство, неуч. — Я наблюдаю за его усилиями. — Светлость — это герцог если или князь, а графы и маркизы — сиятельства. Вот смотришь на меня, думаешь об атомном взрыве, как он сияет…
— Буду знать. — Влада качнуло, и он ухватился за стенку. — Да помоги же мне, мать твою за ногу, пока я по твоей милости кровью не истек!
— Ага, чтоб ты меня убил.
— Я — твой единственный шанс остаться в живых. — Он смотрит на меня с непроницаемой миной. — Кто-то резвится здесь, и у тебя осталось всего пять патронов, они малого калибра, притом неизвестно, с какого выстрела твое оружие все-таки заклинит.
— Я сейчас просто уйду отсюда, и все.
— И всю жизнь будешь оглядываться. — Он ухмыльнулся. — Нет, ваше вредоносное сиятельство, без меня тебе эту ситуацию не разрулить. А потом я придумаю, какую плату взять с тебя за то, что ты на меня так вероломно, без объявления войны, напала.
Он оперся о мое плечо, и я отодвинула панель. Нет смысла упираться, в его словах есть здравое зерно.
— Пулю нужно достать. — Влад поискал глазами свой чемоданчик. — Дай-ка мне инструменты.
— Отверткой будешь вынимать?
— Ну, почти.
Он открыл чемоданчик, в котором оказались какие-то коробки. В одной из них обнаружились блестящие инструменты.
— Нужен свет и зеркало, чтоб я все видел.
— Я не могу ее вытащить, ты что!
— Ты просто зеркало подержишь. Давай, тащи из ванной и лампу придвинь.
— Ты сумасшедший!
— Думаю, да. — Влад поморщился, отрывая от раны футболку. — Все, вот так и держи, и ни звука, поняла? И не вздумай хлопнуться в обморок или выблевать.
— Вот еще!
Но, конечно, зрелище было еще то. И хотя пуля застряла неглубоко — все-таки маленький калибр, стенки сумочки тоже замедлили ее, а все же крови он потерял изрядно.
— Дай мне попить.
Я принесла стакан с водой, стараясь не смотреть, как он делает себе укол.
— Антибиотик и обезболивающее. — Он взял стакан у меня из рук. — Выдыхай и приберись тут, пока я найду, во что переодеться.
Я молча сворачиваю окровавленные простыни и запихиваю их в мусорный пакет. Надо не забыть забрать его с собой, уходя.
— Я вот о чем думаю. — Влад у меня за спиной, и я подавляю в себе желание обернуться. — Если приедет полиция, мне бы не хотелось светиться.
— Ну, это понятно. Я о другом думаю: зачем Городницкому было убивать Валерию?
— Да мало ли. Узнал, что она ему изменила, это причина не хуже остальных. — Влад собрал свои инструменты. — Причины иногда бывают смешными, а людям кажутся очень уважительными. Ты не хочешь спросить, как я дошел до жизни такой?
— Нет. Мне любопытно только, зачем нужно было убивать ее таким зверским способом.
— Таково было желание заказчика.
Вот это я и хотела узнать, а вот почему он стал убийцей, мне неинтересно. Какая разница? У каждого из нас свой путь во тьму. Просто для кого-то обратной дороги нет.
— С заказом кто обратился, сам Городницкий?
— Не знаю, и у Диспетчера спрашивать опасно. Я хотел бы разрулить ситуацию без привлечения третьих лиц. — Влад резво сделал себе перевязку, закрепив ее пластырем. — Но когда тот парень принялся обвинять своего папашу, меня это насторожило.
— Может, Городницкий и не убивал Валерию. Может, она почему-то мешала Людмиле.
— Да, и это может быть. — Влад натянул на себя темную футболку с какими-то готическими буквами. — Всегда имей при себе запасные шмотки — вот мой девиз. Причина у него слишком уж очевидная, но если он заказал женушку, тогда с чего ему впадать в тоску и меланхолию? А судя по рассказам парня, папаша его ни сдержанностью, ни долготерпением, ни христианским смирением не отличается.
— Ну, мягко говоря.
— Вот! А теперь смекай: ты здесь, я здесь, и эта милая компания тоже здесь. А убиты Людмила и сумасшедшая девчонка. Почему?
— А хрен их знает почему. — Я иду в ванную мыть руки. — Кто-то заметает следы.
Вода течет тугой горячей струей, и я слышу смех, звуки ссоры, плачет ребенок, какая-то женщина что-то возмущенно говорит — я почти разобрала что, хотя голос у нее старческий, но слова я расслышу, если прислушаюсь, по-английски я говорю отлично, и…
— Ты что?..
Влад держит меня за плечи, а я словно вынырнула из потока, уносящего меня куда-то совсем далеко.
— Они ссорились здесь, Линда и какой-то мужчина, ссорились… Кричала старуха… Я не расслышала, что именно, далеко… Но я бы услышала, если бы ты…
Зачем я ему это рассказала, он решит, что я спятила. Как объяснить, что вода все помнит?
— Э-э-э, твое сиятельство, да ведь ты тоже с приветом! — Он сжимает мое плечо. — Теперь у меня и сомнений нет — ты точно наследница Линды. А если ты здесь — значит, Лулу Белл оставалась жива, по крайней мере, до момента рождения твоего папаши. И куда она после этого подевалась, мы потом обязательно попробуем выяснить. Ты, главное, не увлекайся этими играми с голосами, иначе закончится все это психушкой.
Я и без него знаю, но не будешь же постоянно засовывать в уши затычки, когда надо просто вымыть руки.
— Что ж, давай навестим нашу компанию. Что-то они там притихли.
— Через ход пойдем?
— Нет, давай не будем оглашать все, что мы знаем об этом доме.
Ну, тоже верно. Тогда-то они сгоряча не поняли, откуда мы вышли, но теперь сообразят, а я совсем не хочу, чтоб кто-то из них шастал в стенах. Пусть будут у меня на глазах.
Я запираю комнату, и мы выходим на лестницу. Внизу все еще лежит тело Августы, и я не хочу видеть ее лицо. Думаю, хоронить ее будут в закрытом гробу.
— Ты как?
— Ну, вроде бы терпимо. — Он сжал мою руку. — Завтра будет хуже, обычно самый цимес — на второй и третий день, потом отпускает, а сейчас я наколол себя обезболивающим. Имей в виду, я все равно зол на тебя пока изрядно. Это же надо было обычный дружеский жест воспринять как желание сломать тебе шею!
— Только не говори, что ты ничего такого не собирался сделать!
— Я сейчас это сделаю, если не заткнешься.
— Ты первый начал!
Я отодвигаюсь от него и ступаю вниз, старательно глядя под ноги. Ему сейчас ничего не стоит толкнуть меня вниз или придушить — сил у него на это хватит, но я почему-то думаю, что он этого не сделает. Потому что сейчас я единственная, кому он может доверять.
Мы старательно обходим труп и направляемся в зал для приемов. Вслед за нами по лестнице, звеня, катится монета.
— Десять центов. — Влад прячет монету в карман. — Чертовщина.
— Потом разберемся.
Призраки сейчас — наименьшая из наших проблем.
— Как скажешь, но жутко это, если вдуматься. И вот еще что… Нашим друзьям совсем не нужно знать, что мы между собой выяснили отношения.
А, так выстрел в живот теперь так называется? Ну, ладно.
— Согласна.
В зале тихо, и я удивлена — я-то думала, что вся компания уже налакалась до положения риз, чтобы успокоить нервы, а тут тишина, как ночью в церкви.
— Эй, вы что тут?..
Они сидят на диване, прижавшись друг к другу, и смотрят в угол. А около барной стойки стоит Кинг-Конг, направив пистолет в сторону выхода. Он так удачно расположился, что может достать любого, кто находится в зале.
И нас тоже.
— Тебя-то я и ждал. — Кинг-Конг противно ухмыльнулся. — И теперь, когда вся семья в сборе, мы можем начать вечеринку.
Это вообще-то моя вечеринка!
Назад: 18
Дальше: 20