– Норин… – выдавила Эвелин, скосив глаза на пистолет.

Это был «глок» – солидная пушка, состоящая на вооружении у сил охраны правопорядка. В такой модели нет курка, предохранитель автоматический. Для того чтобы сделать выстрел, достаточно с силой надавить на спусковой крючок.

Эвелин знала, во что может превратить голову человека пуля, выпущенная с такого расстояния, – видела это на местах преступлений. В кашу. Ей снесет пол-черепа. Брызги крови, осколки костей и ошметки мозгов упадут на землю у нее за спиной, а на лбу вокруг пулевого отверстия будет черный пороховой след, который поведает экспертам, насколько близко она подпустила к себе убийцу.

Какого черта она позволила Норин подкрасться незаметно?

Ошибка, достойная новобранца. Смертельная ошибка.

Эвелин медленно подняла руки, показывая, что больше не собирается хвататься за кобуру.

Взгляд Норин блуждал по сторонам, лицо казалось ненормально бледным, длинные волосы, сразу промокшие под дождем, повисли черными плетями, которые раскачивал ветер. Пистолет в ее руке слегка дрожал, тыкаясь в лоб Эвелин.

Норин выглядела испуганной, как человек, впервые взявший кого-то на мушку. И это делало ее еще опаснее: палец плясал на спусковом крючке, она могла случайно выстрелить в любую секунду. А крепко сжатые челюсти и злобный взгляд подсказывали, что она намеренно выпустит пулю при малейшем поводе.

– Норин, это я, Эвелин Бейн.

Разумеется, Норин была в курсе, кто стоит перед ней, но Эвелин надеялась убедить ее, что она пришла поговорить о Джеке и ее совсем не интересует Фрэнк Эббот. Если разыграть дурочку и заставить Норин поверить, будто она, Эвелин, подумала, что Норин прицелилась в нее, приняв за кого-то другого, это успокоит девушку и вынудит опустить оружие.

– Я знаю, кто ты такая, Эвелин, – проговорила Норин голосом, дрожавшим под стать пистолету. – И знаю, зачем ты здесь.

– Я хочу поговорить о Джеке.

– Так я тебе и поверила.

Сердце в груди у Эвелин заколотилось так, что, казалось, сейчас затрещат ребра. Она подняла руки всего минуту назад, но они уже онемели, как будто от них отхлынула кровь.

– В кармане Мэнди Толанд мы нашли значок. Не знаю, слышала ли ты уже… Значок Джека. Я приехала, чтобы рассказать тебе об этом и попросить о помощи.

Норин склонила голову набок:

– Не пытайся меня обмануть. – На этот раз ее голос прозвучал ровно и твердо.

Эвелин с ужасом подумала, что сделала большую глупость, не разузнав об этой девушке побольше, когда была возможность. Что ей известно? Норин совсем молоденькая. Если бы она не бросила колледж, закончила бы учебу всего несколько лет назад. Стеснительна, социально неадаптирована, из неполной семьи. Выросла фактически в изоляции, лишена детства из-за тяжелой болезни отца и рано обрушившейся на нее ответственности. А с некоторых пор ее жизнь подчинена одной-единственной цели – службе в полиции, и у нее нет ничего, кроме работы.

Многое из этого Эвелин могла бы сказать и о себе. Она отчасти понимала самоощущение Норин и ее отношения с окружающим миром. Но как заговорить с ней о Фрэнке?

Может, нужно найти другой подход, показать, что они с Эвелин похожи, и постараться пока не упоминать о ее дяде?

Тяжелый ствол опять качнулся, дуло уперлось ей в лоб. Дождь лил не переставая, становилось все холоднее. Эвелин чувствовала нараставшую дрожь, но постаралась расслабить мышцы: любое движение могло спровоцировать Норин на выстрел.

– Норин, я знаю, сколько пользы ты принесла на службе в полиции Роуз-Бей.

Эти слова дались легко и прозвучали искренне, потому что она говорила правду, а страх как-то удалось скрыть.

Оружие на секунду отделилось от ее лба и снова ткнулось в кожу.

– Теперь это уже не имеет значения, – сказала Норин.

Эвелин охватила паника. Если Норин думает, что ей больше нечего терять, и винит себя в том, что не смогла предотвратить гибель Бриттани, для нее не будет иметь значения еще одна смерть – она не задумываясь отберет жизнь у нее, у Эвелин. Особенно если видит в этом последний шанс защитить дядю Фрэнка. Его отпустили из участка, полицейские сейчас разыскивают Джека Баллока, а сюда Эвелин заявилась в полном одиночестве. Норин может прийти к выводу, что, устранив ее, она избавит дядю от опасности: все продолжат гоняться за Джеком.

Эвелин мысленно выругала себя за глупость. Она думала, что, явившись сюда и расспрашивая Норин о Джеке, будет в безопасности, но это, наоборот, поставило ее жизнь под угрозу.

– Норин, пожалуйста, опусти пистолет. Давай поговорим, хорошо?

Девушка нахмурилась, и дуло оружия опять на несколько миллиметров отделилось от мокрого лба Эвелин. Взявшись за рукоятку двумя руками, Норин приказала:

– Иди.

– Норин, не надо. Сейчас самое время остановиться. В том, что происходило до этого момента, нет твоей вины. Никто тебя не осудит.

Эвелин была не совсем честна. Норин все-таки помогла похоронить Бриттани, не предотвратила похищение Лорен и Мэнди, скрыла преступления дяди. Но сама она в этих преступлениях не участвовала и неповинна в убийстве.

– Ты правда так думаешь? – спросила Норин, но в ее голосе не было надежды – только презрение и неожиданный намек на самодовольство.

– Да, правда, – заверила Эвелин.

Губы Норин скривились.

– Ну и дура. А теперь отойди.

Пистолет в ее руках дернулся, и, отступив на шаг, Эвелин ясно увидела, что палец Норин лежит на спусковом крючке.

– Ладно. Только убери, пожалуйста, палец со спуска. А то я нервничаю. – Она подняла руки выше, спускаясь по ступенькам и отходя от крыльца. Даже попыталась улыбнуться, как будто две подруги вели светскую беседу и между ними возникло некоторое недопонимание.

– Нервничаешь? И правильно. – Норин, покачав головой, печально продолжила: – Не надо было тебе сюда приезжать, Эвелин. Медленно достань оружие и брось его на землю. Я работаю в полиции шесть лет, с тех пор, как мне исполнилось восемнадцать, и знаю, как это делается. Если попытаешься в меня прицелиться… – Она хихикнула. – Как ты верно заметила, мой палец на спусковом крючке.

Эвелин кивнула:

– Хорошо, сделаю, как ты говоришь.

Похоже, она недооценила решимость Норин защищать дядю Фрэнка. И единственный способ заставить эту девушку сдаться – воззвать к чувству долга, напомнив о деле всей ее жизни, о службе в полиции. Подавив инстинкт самосохранения и нарушив все инструкции ФБР, Эвелин очень медленно двумя пальцами достала из кобуры «ЗИГ Зауэр» и бросила его в сторону Норин, рассчитывая, что у нее будет время разоружить девушку, когда та наклонится, чтобы его поднять. Но Норин не предоставила ей такой возможности – не стала подбирать «ЗИГ Зауэр», а вместо этого указала «глоком» на дорожку:

– Иди.

Эвелин повернулась к ней спиной с поднятыми руками, затылком ощущая нацеленный на себя ствол. Сделала шаг, другой. Дождь не прекращался, заливал глаза, хотелось их вытереть, но она боялась и просто смаргивала капли.

– Куда мы идем?

– На поле.

Норин включила электрический фонарик, и у Эвелин от страха перехватило дыхание.

Она не спорила – шла вперед за лучом света, которым Норин указывала ей путь сначала по дорожке, затем по мокрой траве. Вокруг сгущалась тьма. С каждым шагом дикие травы становились выше, уже достигли середины бедер. Эвелин не оглядывалась.

Арендованная машина осталась на подъезде к дому Фрэнка. Быть может, кто-нибудь ее увидит и сообщит в полицию. Но по мере того, как Норин вела Эвелин все дальше и дальше, надежда, что это поможет, слабела. Поле оказалось таким же огромным, как и то, где держали похищенных девочек. Вокруг была только трава, ничего, кроме травы, хотя кто знает, что под ней могло скрываться. И что самое ужасное, Фрэнк уже запускал сюда людей, искавших Лорен и Бриттани, значит, за ней на это поле уже никто не вернется. Грэгу она сказала, что собирается еще раз взглянуть на место преступления, подозрениями насчет Норин и Фрэнка делиться не стала. Грэг не догадается, что она приехала сюда.

Ужасно хотелось оглянуться, но в этом не было необходимости: Эвелин затылком чувствовала нацеленный в нее ствол и слышала, как Норин шлепает по грязи в нескольких шагах позади. Ливень уже начал уставать, превращаться в морось.

– Стоп, – наконец сказала Норин, и дождь прекратился, будто принял это на свой счет.

Эвелин остановилась, развернулась к ней лицом, по-прежнему держа руки на весу, и огляделась, холодея от страха. В высокой траве легко спрятать труп. Никто не увидит, пока не налетят грифы. Норин и Фрэнку хватит времени покинуть город.

Неужели Норин пристрелит ее прямо здесь?

– Как идут дела? Нашли что-нибудь? – спросил Кайл, входя в штаб КБРПД.

За ним следовал Ти-Джей.

Грэг и Томас сидели там же, где он их оставил, а папок с документами как будто прибавилось. Еще успели вернуться Карли и несколько ее агентов; все они листали старые полицейские отчеты или искали информацию с помощью своих ноутбуков.

– Дела идут медленно. – Грэг часто заморгал и потер глаза. – Есть пара случаев, но на серьезный мотив для Массовика-затейника они не тянут, так что ищем дальше.

– Офицеров, у которых закончилась смена, я разослал по домам, – сказал Томас. – Остальные продолжают разыскивать Джека. Никто его не видел.

– Это не значит, что он преступник, – заявил Ти-Джей, но уже без особого энтузиазма.

– Вертолет-то пригодился? – спросил Грэг.

– Мы с воздуха нашли еще три места, где отец Джека вел строительство. – Кайл сделал знак Ти-Джею, и тот развернул на столе карту, на которой они сделали пометки. – Рекомендую утром послать туда людей и все осмотреть. Может, старый Баллок успел и там тоже выкопать погреба.

– Или Джек выкопал подземные камеры, – добавил Грэг.

– Точно. А где Эвелин?

Грэг посмотрел на часы.

– Она уехала почти сразу после того, как вы с Ти-Джеем ушли, это было около восьми. – Он взглянул на Томаса. – В котором часу она звонила?

Томас, не отрываясь от документов, пожал плечами:

– В половине десятого, кажется.

– То есть час назад. – Грэг озабоченно нахмурился. – Обещала скоро вернуться. Черт возьми…

– Что? – забеспокоился Кайл.

– Она собиралась еще раз взглянуть на место преступления, а когда звонила, сказала, что была у Джека, говорила с его женой, но та ей не обрадовалась. – Грэг печально улыбнулся. – Боюсь, миссис Баллок не удалось так просто отделаться от Эвелин.

– Думаете, она сейчас у Джека в доме? – спросил Ти-Джей.

– Эвелин – девушка настойчивая. Может, конечно, она опять помчалась на поле, но я сомневаюсь. Оттуда все полицейские уже разъехались, теперь там слишком темно, да и дождь идет. А когда мы с Эвелин разговаривали по телефону, она спросила, кто сейчас в участке изучает старые дела. Я сказал, Карли вернулась, так что Эвелин теперь никуда не торопится – знает, что нам не нужна ее помощь. – Грэг посмотрел на Ти-Джея: – Зачем вы сказали жене Джека, что мы нашли его значок у Мэнди?

– Что?! – вскинулся Томас. – Ты спятил, Ти-Джей?!

Полицейский смущенно поскреб в затылке.

– Простите, шеф. Мы с Джеком десять лет были напарниками, я просто не мог поверить, что он…

Ти-Джей замолчал, и Кайл перевел разговор на тему, которую считал более важной, чем подозрения насчет Джека.

– На обратном пути мы видели с воздуха машину Эвелин на земляной дороге, ведущей к полю с подземной камерой. Зачем ей вообще понадобилось туда ехать?

«И почему ты, Грэг, ее не остановил?» – мысленно добавил Кайл. На этом поле они нашли тело Бриттани и три старые могилы, в одной из которых, вероятно, лежала подруга ее детства. Тогда Кайл был рядом с Эвелин, и ему очень не нравилось, что теперь она отправилась туда в одиночку. Он достаточно хорошо знал ее, чтобы понимать: на поле ее потащило чувство вины. Восемнадцать лет назад Массовик-затейник собирался забрать ее и Касси, но погибла только Касси, и Эвелин до сих пор страдает от того, что в психологии известно как «вина выжившего». Возвращение на место гибели подруги не принесет ей облегчения – скорее всего, станет только хуже.

Кайл достал мобильный.

– Я узнаю, где Эвелин, и съезжу за ней.

– Она забыла взять телефон. Вон он, на столе, – сказал Грэг.

Кайл, мрачно покачав головой, сунул свой мобильный обратно в карман и взял телефон Эвелин.

– Ладно, тогда просто прокачусь. Может, найду ее.

Грэг поднялся из-за стола:

– У тебя есть основания для беспокойства, Кайл?

– Нет, просто сердце не на месте.

– Черт. – Грэг потер переносицу. – Ей казалось, она что-то упустила на месте преступления, какую-то важную деталь, и хотела еще раз там все осмотреть. Я ничего такого не подумал… Хочешь, поеду с тобой?

– Нет, оставайся здесь. Я позвоню, когда найду ее.

– Норин, пожалуйста, не делай этого, – попросила Эвелин.

В ночной темноте она едва различала лицо девушки, сжимавшей двумя руками пистолет, нацеленный на нее. Но руки Норин больше не дрожали. Она уже не выглядела напуганной – в позе читалась решимость.

Норин снова зажгла фонарик. Луч света шел параллельно стволу и упирался в лицо Эвелин, прямо между глаз, туда, куда попадет пуля, если Норин нажмет на спуск.

– С кем ты говорила обо мне? – спросила она.

– С партнером, – быстро ответила Эвелин, стараясь придать голосу убедительности. Поверив, что о ее связи с Массовиком-затейником знает не только Эвелин, Норин поймет, что нет смысла ее убивать, и передумает.

– То есть со своим бойфрендом? Или с другим профайлером?

– С бойфрендом?..

Ее бойфрендом Кайла назвал Фрэнк и сказал, что слышал об этом от Дарнела. Так, может быть, Фрэнк сам за ней следил все это время?

Темнота вокруг сгущалась. Быть может, Фрэнк наблюдает сейчас за ними из окна дома и даже видит ее лицо в слабом свете фонарика?

Он мог намеренно послать Норин пристрелить ее, чтобы сделать племянницу настоящей соучастницей и тем самым еще крепче привязать к себе, обеспечив ее молчание.

Восемнадцать лет назад он сам хотел убить Эвелин, а теперь желает посмотреть, как это сделает Норин.

Кровь вдруг вскипела от ярости, даже сделалось теплее, хотя Эвелин промерзла до костей. Она вгляделась в темноту, стараясь различить лицо Норин, чтобы прочитать ее реакцию на то, что она собиралась сказать.

– Норин, ты действительно позволишь дяде отнять твою жизнь так же, как он отнял жизнь у тех девочек?

Бесстрастное выражение на миг сменилось растерянностью, «глок» дрогнул, и луч фонарика описал кривой круг на лице Эвелин. Решив, что нащупала наконец верный путь, та сделала следующий шаг:

– Ты не можешь и дальше его покрывать. Все кончено. Единственное, что тебе остается, – это принять правильную сторону. У тебя только один путь. Ты знаешь какой.

Губы Норин скривились, и Эвелин поспешила добавить:

– В полицейском участке Роуз-Бей все считают тебя своей. Для них ты как член семьи. К тебе относятся с заботой и уважением.

Норин нахмурилась и открыла рот, чтобы возразить, но Эвелин ей не позволила.

– Я знаю, что такое расти в неполной семье, и знаю, как важно обрести новую семью, Норин. Для меня семьей стали коллеги по работе. Как и для тебя. Твоя семья – полиция Роуз-Бей, ты сама служительница закона. Ты одна из них.

– Уже нет, – прошептала Норин тихо и робко, совсем по-детски.

– Ты все еще одна из них, – настойчиво повторила Эвелин. – И тебе нужно сделать выбор.

– Нет! – выкрикнула Норин. – Я знаю, у тебя есть наручники. Достань их и надень на себя.

Эвелин нервно переступила с ноги на ногу. Однажды она уже слышала такой же приказ от человека, который чуть не убил ее, и не могла допустить, чтобы это случилось снова. Но если Норин требует надеть наручники, значит, не собирается ее убивать?

– А ну, надевай! – Норин шагнула к ней, нацелив пистолет прямо в лоб. – Не заставляй меня просить тебя еще раз! – Она произнесла это как-то странно – угрожающе и вместе с тем неуверенно, как будто сама слышала от кого-то такие слова и теперь просто повторяла их.

Возможно, Норин так упорствует в своем намерении защитить дядю Фрэнка потому, что он с детства оказывал на нее физическое или психологическое давление? Ее отец тяжело заболел примерно в то время, когда пропала Касси. Норин тогда было шесть, и Фрэнк жил в доме брата, пока ей не исполнилось восемнадцать. Двенадцать лет – достаточный срок, чтобы подчинить себе племянницу, полностью подавив ее волю с помощью любви или страха.

Эвелин достала наручники. Она мысленно убеждала себя, что нельзя их надевать. Норин наверняка хочет лишить ее возможности сопротивляться и затем позвать Фрэнка, чтобы он докончил то, что ему не удалось сделать восемнадцать лет назад. Но если есть только два варианта – быть застреленной прямо сейчас или надеть наручники и прожить еще какое-то время, чтобы попытаться найти выход, – выбор очевиден.

Она защелкнула один браслет на левом запястье, второй на правом.

– Молодец, – кивнула Норин, слегка расслабившись и немного опустив пистолет. – А теперь открывай. – Она указала на землю слева от пленницы.

Эвелин снова охватила паника. В земле была новенькая панель из досок с засовом. Еще одна подземная камера.

Наверное, здесь держали Мэнди. А может, и других девочек? Они все побывали в этой яме? И Касси?

В груди вдруг полыхнула боль. Касси была заперта под землей, в одной из этих камер. Как долго? Несколько дней в смертельном страхе, как Бриттани, перед тем как у нее жестоко и несправедливо отобрали жизнь? Или годы, с мыслью о том, вызволят ли ее отсюда когда-нибудь?

А Фрэнк? Он приходил к ней каждый день? Издевался над ней? Или оставлял одну на целые недели, запертую в темноте, и каждый раз она не знала, что будет дальше – смерть от голода или новый визит, который продлит ее жизнь ненадолго?

Господи, что из этого хуже? Быстрое избавление от страданий или годы тщетной надежды?

Эвелин и сама не заметила, что горько плачет, пока слезы не закапали на скованные браслетами руки.

– Ты думала о Касси, – печально сказала Норин.

Эвелин подняла голову и вытерла слезы двумя ладонями.

– Твой дядя убил ее! Он убил мою лучшую подругу! – Она скованными руками указала на закрытую деревянной панелью яму, и «глок» резко дернулся в ответ на это движение. – Бросил ее под землю, запер там, в темноте! Как ты можешь его защищать? Как ты можешь?!

Норин покачала головой:

– Все было не так. Она должна была обрести счастье. Они все должны были стать счастливыми.

Девушка говорила с такой непоколебимой уверенностью, что Эвелин ужаснулась. Сколько лет Фрэнк внушал племяннице эту мысль? Как ему удалось полностью подчинить ее своей воле? Она думала, Норин узнала о том, кто он такой, лишь после смерти Бриттани и похищения Лорен. Но получается, это произошло гораздо раньше. Нет, невозможно: восемнадцать лет назад Норин ходила в детский сад, она не могла знать о первых похищениях. Значит, Фрэнк рассказал ей обо всем позже? Наверное, через несколько лет после того, как переехал в дом брата. Норин к тому времени поняла, что без дяди Фрэнка им не обойтись, она не сможет жить одна с больным отцом. Что будет, если дядя их бросит? Мать была неизвестно где и не думала возвращаться. Фрэнк стал единственной опорой и единственным наставником для девочки в том возрасте, когда дети проще всего поддаются влиянию.

Если так, будет невероятно сложно разорвать эту связь.

Норин покачала головой, как будто прочла ее мысли:

– Ты мне не веришь. Но все это и правда было ради… Нет, ты не поймешь. – Она снова указала стволом на доски, и почти детский, жалобный голосок превратился в суровый окрик: – Открывай!

Дуло опять уставилось Эвелин в лоб, а Норин стояла слишком далеко, чтобы можно было на нее наброситься и разоружить.

– Живо!

Эвелин присела, чувствуя, как мокрая насквозь одежда противно липнет к телу. На этой крышке тоже был металлический засов, но конструкция выглядела не такой прочной, как у подземной камеры на другом поле, даже небрежной. Тем не менее, чтобы откинуть крышку, потребовалось приложить усилия.

В темноте невозможно было рассмотреть, что там внутри, но Эвелин вдруг стало еще тревожнее. Кажется, в яме кто-то был. Она могла в этом поклясться удостоверением агента ФБР.

Фрэнк? Или новая жертва?

– Спускайся, – велела Норин, а когда пленница снова выпрямилась и попыталась возразить, оглушительно взвизгнула: – Давай! Сейчас же!

Если бы земельные владения Фрэнка не были такими обширными, ее бы непременно услышали соседи. Но в округе стояли всего два дома. До одного было слишком далеко, а второй пустовал.

– Норин… – снова попыталась Эвелин образумить девушку.

Ствол «глока» тотчас переместился чуть ниже, нацелившись в ее сердце. Глаза Норин над мушкой остекленели, на бледном лице отразилась решимость.

С силой втянув в легкие воздух и молясь о том, чтобы это не был ее последний вдох над землей, Эвелин свесила ноги в яму, встала на ступеньку и взялась скованными руками за верхнюю перекладину. Спускаться было неудобно, но яма оказалась меньше, чем та, на другом поле, а потолок ниже. Сделав пару шагов от лестницы к дальней стене, Эвелин почти коснулась его головой.

Стоя на мокрой земле, она поморгала, пытаясь привыкнуть к еще больше сгустившейся темноте. И на поверхности-то почти ничего не было видно, здесь же царил непроглядный мрак. Наконец зрение адаптировалось, и на полу проступил черный силуэт – там лежал человек. Эвелин прищурилась, опасаясь подходить слишком близко, а когда поняла, кто перед ней, чуть не вскрикнула.

Это был Джек.

Он неподвижно застыл на боку у стены, неестественно вытянув руки перед собой – вероятно, тоже был в наручниках. Голова залита черным – кровью. Оставалось надеяться, что он без сознания, а не мертв.

Эвелин хотела наклониться к нему, чтобы проверить пульс, но в этот момент по ней скользнул луч света, и она повернулась к лестнице. Норин стояла на краю ямы, опустив оружие и направив фонарик на пленницу. В следующую секунду свет пропал. Крышка начала опускаться, и Эвелин задохнулась от приступа паники.

– Норин! Не уходи! Норин! Я могу тебе помочь! Пожалуйста, не делай этого!

Крышка остановилась, и на секунду Эвелин почувствовала облегчение. Но в этот миг в свете фонарика появилось лицо Норин – на нем ясно читались решимость и уверенность в том, что она исполняет свой долг. И еще был намек на печаль.

Затем ее губы тронула легкая улыбка, крышка захлопнулась, а Эвелин осталась в непроглядной тьме.