Конфликт России и Украины был абсолютно неизбежен. Не было ни одного президента Украины, с которым у российского руководства не было бы конфликта. У всех был конфликт. Владимир Владимирович Путин постоянно повторяет, что русские и украинцы – это один народ, который искусственно поссорили американцы. Он, похоже, искренне в это верит. Он так и не понял – и, вероятно, не поймет никогда – что никакого одного народа не было и, главное, не будет впредь. И в этом вся идеологическая подоплека столкновения: все российские президенты – Ельцин, Медведев, Путин – считали, что это один народ, а соответственно все украинские президенты считали, что это два разных народа. Конфликт был абсолютно неизбежен, даже не пограничный, а вообще конфликт. А вот за переход его в такую острую фазу основную ответственность несет, конечно, моя страна. Безусловно, к этому и Янукович, и нынешние власти украинские руку приложили, но в первую очередь это ответственность моей страны. Надо уметь признавать эту ответственность.

Я бы выделил четыре главных аспекта этого конфликта. Первый и, на мой взгляд, самый главный заключается в том, что, как я уже сказал, нынешнее поколение людей, управляющих нашей страной, считает, что Россия и Украина – это единый народ и единое государство. То есть существование государства Украина они как юристы признают, но считают это историческим недоразумением и несправедливостью. Крым в данном контексте – всего лишь небольшой кусочек общей проблемы. Русские и украинцы должны быть вместе, в одном государстве. Отсюда пошли таможенные союзы, славянское братство, три государства и так далее. Так считал Борис Николаевич, он неоднократно говорил эти вещи непублично, а несколько раз и публично. Так считало его окружение. И так с самого начала своего президентства считал Владимир Владимирович Путин. История с Крымом возникла только после 2008 года, когда Россия поддержала Абхазию и Осетию, и стало понятно, что возможен и подобный способ объединения – как бы «по кускам». Этот способ не везде можно (и нужно) реализовывать – на бывших территориях СССР есть Карабах, другие замороженные конфликты, но это все-таки немного другое. А вот Украина – это наш народ. Таково их искреннее видение и такова в их понимании борьба за историческую справедливость.

Второй аспект так называемой «новоросской кампании» – это абсолютное убеждение, поддержанное некими действиями радикальных украинских политиков, в том, что там притесняется не русский народ, не русский язык, а русское меньшинство. И это правда в нашем понимании, потому что политика каждого президента Украины – Кравчук, Кучма, Ющенко, Янукович – была в разной степени политикой украинизации. Даже «прорусский» Янукович так и не смог принять решения о втором государственном языке. И российской властью это воспринималось плохо. Януковичу говорили: какая тебе разница? У тебя треть населения на юге считают себя русскими. А он все равно не принимал закон о втором государственном языке. Уже это одно воспринималось как украинизация. Объединение школ украинских и русских воспринималось как украинизация. Перевод делопроизводства на украинский язык – тоже, тем более что люди реально этим были недовольны.

При Януковиче украинизация шла медленно, но тем не менее она была. Молодое государство на чем-то надо строить, иначе Янукович становился наместником Москвы на малоросской территории. Эта неуклонно продолжающаяся украинизация в Кремле воспринималась плохо. Я это очень хорошо знаю, потому что дружу с Андреем Фурсенко, который был министром образования, и часто ездил на Украину и пробивал интересы российских школ, включая финансирование издания русских учебников. В разных регионах было по-разному, но эти трудности тоже воспринимались как несправедливость. Так формировался еще один пласт, базово-идеологический, который формировал мнение наших нынешних руководителей о том, что на Украине притесняется русскоязычное меньшинство путем ущемления базовых для любого человека вещей – языка и образования.

При Ющенко процесс украинизации ускорился. Есть смешная история, чтобы вы поняли, кто такой бывший президент Украины Виктор Ющенко. В 2008 году он встречался с Путиным (тот еще президент, накануне выборов Медведева), полтора часа провел с ним в закрытом режиме, а потом пришел на встречу с главными редакторами. Мы его спросили – о чем вы говорили? Свежеиспеченный президент ответил: «Вы не поверите – о Полтавской битве!» Мы обалдели: «А почему о Полтавской битве?!» Ющенко говорит: «Я ему объяснял, что Мазепа – совсем не плохой». Я себе представил этот разговор, зная, что и как мы с Владимиром Владимировичем, примерно одногодки, читали про Мазепу. Что мы знаем про него? Один параграф в учебнике истории и «Полтаву» Пушкина: «Мазепы лик терзает кат…» Все. Я ясно представил себе, что Владимир Владимирович смотрит на него и говорит: «Ты еще мне про Власова что-нибудь расскажи!» Но в пересказе Ющенко он сказал другую фразу. Украинский президент позвал Путина на празднование 300-летия Полтавской битвы в 2009 году, на что, по его словам, тот сказал: «Вы бы еще шведского короля позвали!» Ответ Ющенко изумителен: «Так, а мы и позвали!» Понимаете разницу в менталитете? Это и есть украинское самосознание? Вот как они могли договориться между собой? И никто не приехал – ни Путин, ни король Швеции. Был, правда, кто-то из царствующего шведского дома Бернадотов, какая-то принцесса.

Третий аспект – «майданный». Во время Майдана, который был нелегитимным переворотом – опять-таки с точки зрения нашего руководства, – к власти пришли политики еще более радикальные в смысле украинизации, чем Ющенко. При этом украинское государство резко ослабело, так называемая «киевская хунта» не контролировала власть, так что – с точки зрения российского руководства – сложился исторически удобный момент для восстановления справедливости, для избавления русскоязычного населения Крыма от насильственной украинизации. И не воспользоваться этим моментом просто не могли. Причем все сделали технично, бескровно практически – конечно, там были и погибшие, и раненые, для операции такого масштаба этим ничтожным количеством, цинично скажем, можно просто пренебречь.

Донецк, Луганск, Запорожье, Одесса, Харьков – совсем другая история. Трагедия в Одессе, насколько я знаю, привела Владимира Владимировича просто в неистовство. Ему принесли огромные фотографии сожженных людей формата А3 – смотреть на эти чудовищные кадры было невозможно, я видел из них два. Был бы я вместо Путина президентом, я бы тут же ввел войска. Кто это сделал и зачем – другой вопрос, но была сформирована мысль, что одесская угроза реплицируется в угрозу всему русскоязычному населению.

Говорил я как-то с одним значимым товарищем про Грузию. Тоже больная тема, потому что уж более пророссийской нации, чем грузины, надо еще поискать. Украина и рядом не стояла. Я говорю: «Посмотри, вот каждый новый грузинский президент, начиная от Гамсахурдиа – его поддерживал одно время Борис Николаевич, Шеварднадзе поддерживал – каждый (!) занимает с вашей точки зрения антироссийскую позицию. Но это означает, что Грузии просто хочет быть самостоятельным государством, а не российской провинцией. Ну, подумайте сами! Вы ставите на Иванишвили, вы его подкармливаете, бизнес даете, даете возможность торговать, а он приходит и принимает одно дурное решение за другим. Вы ставите на Януковича – то же самое! Это означает, что есть интересы этих территорий, которые не совпадают с нашими интересами. Либо надо завоевывать, – сказал я цинично, – присоединять, либо примириться». На что мне было сказано: «Значит, присоединим». В результате – сначала грузинская война, потом – украинская…

И, наконец, четвертый, и самый прагматичный аспект – это вопрос снабжения Крыма. Его нельзя нормально снабжать только с помощью парома или Керченского моста. Нужно «пробить» коридор. Плюс к этому существует Приднестровье, где наши войска, наше оружие, наши люди. С одной стороны там враждебные Румыния и Молдова, а с другой – ставшая враждебной Украина. Образовался анклав – надо пробить коридор. Это способ защиты. Опять же, появляется инструмент давления на Украину, не дающий ей войти в НАТО, что предотвращает появление баз альянса у российских границ, и так далее. Те, кто этот материал собирал и анализировал, и я в том числе, понимали, что объединение идеалистических взглядов руководства с прагматическими интересами делает конфликт неизбежным, но не могли предполагать, насколько он окажется кровавым и долгим.

При этом настроения людей в Луганске и Донбассе серьезно отличались от настроений крымчан. До начала военных действий в Луганской области за вхождение в Россию в самом городе Луганске было 65 %, а по области – 34 % суммарно. В Донецке – 50 %, а по всей Донецкой области – где-то 25–27 %. Поэтому «завязли». Трагедия так называемой «Новороссии», или юго-востока Украины, будет продолжаться, она не закончится никакими минскими протоколами. Там началась гражданская война, там начались партизанские действия с обеих сторон. Частные батальоны с одной стороны, подразделения самообороны – с другой. Ну чисто Махно. Или Хамас в Палестине. «Белые пришли – грабят, красные пришли – грабят, зеленые – опять грабят». Эти отряды друг другу не подчинялись, центральному правительству – тоже. Они подчинялись только своим полевым командирам. Они были вполне самостоятельны, финансировались из разных источников, в том числе и от нас – не столько от государства, сколько от наших олигархов. Это трагедия.

Есть и еще один аспект: в конфликт на Украине вмешалась третья сила, и никто не знает, что с ней делать. Это наркобароны. Получилась огромная территория, никому не подконтрольная. Причем с куском побережья до Мариуполя, что называется, «метр государственной границы». Это побережье не охраняется, о чем говорят и американцы, и наши, ни российскими пограничниками, ни украинскими. Завози – не хочу.

Направо – дырявая граница в Российскую Федерацию, налево – вообще никакой границы на Украину. И этим людям нужно сохранение там «серой зоны», чего не получилось в Приднестровье, потому что там нет побережья. И эта третья сила, о которой никто не думал, когда начиналась эта война, не подозревали, что так быстро наркотики найдут себе дорогу на огромный украинско-российский рынок, эта сила стала огромной проблемой. Это знает наша ФСКН, это знает американская DEA, и я это знаю и от тех и от других. И там все гораздо сложнее.

Поэтому мой прогноз негативный. С учетом того, что мы еще не знаем, кто чего хочет, чего хочет Российская Федерация в лице ее президента, какую цель хочет достичь. Этого никто не знает, я думаю, что цель меняется, потому что Владимир Путин – человек, во многом зависимый от обстоятельств. Он все время агрегирует в себя новые вызовы и новые обстоятельства, меняет параметры решений. Неизвестно, как эти обстоятельства поменяются вскоре.

Так что считать, что вся эта украинская трагедия случилась лишь потому, что Владимиру Владимировичу что-то в голову ударило и он решил присоединить к себе юго-восток, – это примитивное упрощение. Все гораздо сложнее. Возможно, наши внуки прочтут стенограммы заседаний, на которых принимались эти решения, в «Дилетанте» – если он будет существовать, он будет их публиковать – стенограммы заседаний СБ РФ или СНБО Украины… Это будет эдакая «Свадьба в Малиновке», но в трагических тонах. Это история, надо ожидать, очень надолго.

Украина за последние годы стала фактором внутренней политики России. Наши российские граждане перестают друг с другом разговаривать, теряют друзей, разводятся из-за разных позиций по Украине. К нам на радиостанцию приходят такие письма: «Я прокляла свою дочь за ее позицию по Донецку…» Прокляла – это в XXI веке. Средняя температура по больнице уже не 36 градусов, а все 40. Я прихожу к некоторым журналистам на передачи федеральных каналов и чувствую себя украинским гражданином. Любой вопрос – про Украину. Побойтесь бога, давайте уже о нас поговорим. Нет, мы будем обсуждать рекламный ролик к 9 мая на одном из украинских телеканалов. Российский федеральный канал это обсуждает в прайм-тайм.

Присоединение Крыма и возможное объединение с Южной Осетией – это реванш за то унижение, которое россияне испытали при развале «советской империи». Большинство граждан России до сих пор ностальгируют по Советскому Союзу. Россия больна постимперским синдромом. Такое уже проходила Великобритания. Brexit – это тоже некая «болезненная история» от развала империи. Россия и российские люди этим больны. Возвращение Крыма и возможное объединение с Южной Осетией – это некое возвращение того унижения, которое испытывали российские граждане, будучи «имперцами». Ностальгия, которую переживают россияне, существует в ряде колониальных стран среди некоторых групп жителей. В РФ же, по моему мнению, от этого страдает большинство…

Я всегда слежу за Владимиром Владимировичем, а он за мной. 27 февраля 2014 года я написал блог, который назывался «Историческое проклятие Путина». Это было 27 февраля, еще никакого Крыма в помине не было. Точно понимая Путина в то время, я понимал, как он мыслит и какая перед ним дилемма. У него был цугцванг – такое положение в шахматной партии, когда каждый возможный ход только ухудшает ситуацию.

ИСТОРИЧЕСКОЕ ПРОКЛЯТИЕ ПУТИНА

Выбор Путина был историческим – во всех смыслах этого слова. Зная, что читает последний год Владимир Путин, естественно, из рассказов окружающих людей… Книги по истории России. Уже не романы, а исторические книги, тома. Я представлял себе, что на его выбор два фактора повлияют. Когда он уходил в 2008 году в первый раз, я говорил о том, что он все время думает, какое место он оставил в истории, даже в школьном учебнике истории. Наверное, он думал, что Олимпиада. Но Олимпиада прошла и забылась, как светлый сон или – как теперь – страшный сон для кого-то.

И то, что он в истории для России до этого времени ничего не сделал… Ну поднял Россию с колен – но эту фразу в учебниках не напишут. Ну ВВП вырос в семь раз. Тоже вряд ли. Мы когда-то с ним про это говорили. А вот Хрущев Крым отдал, а я присоединил, вернул – это напишут. И я ставил семь против трех, что он выберет историческую справедливость. Тем более что это действительно была историческая несправедливость, на мой взгляд.

Моя позиция такая: действительно, земли, территории, границы – они меняются кровью, за них люди отдают жизни. Они присоединяют территории, в результате войн и революций перерисовывают границы. В истории так… Об этом, кстати, очень хорошо написал блог Александр Волошин, бывший глава администрации Путина, у нас на сайте. Впервые Александр Стальевич написал нам блог, я его сто раз просил. Видимо, не вынесла душа поэта. У Хрущева было если не самодурство, то несправедливость – взял и отдал. Так же, как Сталин проводил границы между областями, между республиками. Эти границы не были выстраданы, они были нарисованы по прихоти тирана или по прихоти самодура. Это не требовалось для спасения народа, я имею в виду, передача Крыма туда.

Иными словами, это была историческая несправедливость – просто взять и передать. Путин правильно сказал – как мешок картошки. Но это было сделано, и было сделано законно. Давайте не будем здесь лукавить, что были какие-то нарушения. Какие нарушения? Какая конституция в Советском Союзе? Какой «подарок»? Советский Союз был бюрократической организацией, где нужно было все оформлять бюрократически. Забыли об этом уже. Но тем не менее в этом смысле это была историческая несправедливость. И это восстановление справедливости, с точки зрения Путина и большинства российского населения. Я не знаю, откуда Путин взял свои цифры, я беру цифры, которые сделал Фонд борьбы с коррупцией Навального. Он подготовил очень хороший, полный социологический опрос. Он у нас на сайте, можете посмотреть. 72 % абсолютно согласны с присоединением. И еще 11 % скорее согласны. То есть 83 % считают Крым частью России. С точки зрения ХХ века, это правильно, это такой заход. Другой заход.

Я бы позволил себе тут такое лично-историческое отступление. В школьные годы я понял, что граница между Крымской Ордой и Великим княжеством Литовским проходила в сорока километрах вот Москвы – вот Орда, вот Великое княжество Литовское, а вот мы! И это позволяет взглянуть на то, что происходит сейчас, другими глазами. Вот это все было неоднократно поделено, разделено, переделено, растащено, и вообще все было другое. К величайшему сожалению, наша необразованность – и необразованность общая, за это я себя тоже корю, и необразованность людей, принимавших решения, которые стали частью нас, во всяком случае, советской (ведь сейчас у власти люди 50–60 лет, получившие образование в СССР, где Украины не существовало, а была Украинская ССР) – не дает возможности полностью оценить происходящее, во всех деталях…

Собственно говоря, первая история о «передаче» Крыма была в том, что в 1949 году Госплан РСФСР – при Сталине – обратился к Маленкову с тем, чтобы передать Крым Украинской ССР, потому что очень сложно вести расчеты по обводнению Крыма с территории РСФСР. Я очень хочу эти документы вытащить из архива, но пока не дают. До украинских событий я еще бы мог их «выхватить».

Госплану РСФСР было невыгодно обводнять Крым, считать, поэтому решили, что пусть это делает Госплан УССР. И смысл всего документа, и вся переписка, и при Сталине, и при Хрущеве, были вокруг обводнения. И когда принималось решение, шла дискуссия, основным аргументом было обводнение. Кто-то, наверное, помнит материалы съезда 1956 года, где говорилось, что у нас крах с сельским хозяйством. Если бы эти документы как-то опубликовать… Мы попробуем это сделать, но боюсь, что сейчас все, что касается этой истории, получило гриф «совершенно секретно».

А чем больше секретов, тем больше мифов. Огромное число мифов, огромное. Последняя история совершенно фантастическая. Из базового школьного учебника по истории 7-м класса исчез параграф «Киевская Русь». Исчезло слово «Киевская». Исчезло слово, нету. Русь – есть. Просто Русь. Мои собеседники как-то были удивлены, что в историческую Новороссию входил Краснодарский край, поэтому, видимо, Новороссия исчезла из официальной риторики – иначе надо отдавать Краснодар.

Но если возвращение Крыма – восстановление исторической справедливости, то каким образом это было сделано – ошибка, я считаю. Во-первых, мне кажется, что здесь вообще подмена понятий. Дело не в приросте территории. Для меня всегда есть пример такой замечательной провинции, как Эльзас и Лотарингия, которая располагается или располагалась на границе Франции и Германии. Эта страна так полита кровью, как мало какая местность в Европе. Сначала Франко-прусская война. Я уж не говорю о Тридцатилетней войне, когда еще Франция и Германия не сложились как национальные государства. Итак, Франко-прусская война – присоединили к Германии. Первая мировая – присоединили к Франции. Начало Второй мировой войны – вернули в Германию. Конец Второй мировой – вернули во Францию. И все это через ожесточенные бои. Я часто туда ездил, потому что столица там – Страсбург.

Но там нет территориального диспута вообще. Нет там никакой ни немецкой, ни французской стороны. Это Эльзас. Говорят на трех языках: французском, немецком, эльзасском. За сигаретами отправляются в Германию, просто через мост переходят. Границы нет. Деньги одинаковые. Если бы мы ездили не только без виз в Крым или на Украину (или в Украину), но не было бы еще этих пограничных столбов, как сейчас в Шенгенской зоне, то какая разница? Ну какая разница? Если нет наезда на язык и на образ жизни. Мне кажется, что в XXI веке эти вопросы решаются не переносом границ.

Вот история, о которой так часто говорил президент, – Косово и Сербия. Да, Сербия не признает отделение Косово. Но они оба войдут в Европейский союз через какое-то время и в Шенгенскую зону. И не будет границ, и не будет разных валют, и будут языки смешанные, и так далее. Вот были выборы в парламент Сербии, и 34 % сербов, которые живут в Косово, проголосовали, им дали такое право. Они живут в другой стране, под другим управлением – в самопровозглашенном Косово, но они голосовали за парламент Сербии. И чего? И на здоровье. Это гораздо более тонкая материя, чем перенос границ. Потому что переносом границ ничего не решается.

Тем более она не решается воздвижением границ. В Крыму большинство составляло русское население. В Верховном Совете Крыма 92 депутата из 100 идентифицировали себя как русские. Власть была в руках у русских – губернатор и премьер-министр этнические русские. Хотя я и не люблю считать по «пятому пункту». «Папа украинец, мама русская, а ты кто? – А я крымский татарин!» – такая шутка ходит иногда в Крыму. Так что не было никакого резона двигать границы. Нужно было не воздвигать таможенные барьеры с Украиной, а снимать их. И вот когда Путин это делал, это был правильно выбранный метод.

Почему Украина стала смотреть в сторону Европейского союза? Потому что мы начали давить, играть в высокую империю. Я еще раз повторяю, это ошибка. Меня часто спрашивают – разве это не Европа давила на Украину, чтобы отторгнуть ее от России? Это глупость, потому что у Европы свои интересы, а у России – свои. Кроме того, мы все время пытались разговаривать с Украиной командным голосом. Это было при Ющенко, это было в начале президентства Януковича. Пытались командовать – это у нас имперский синдром.

Я знаю, что делая свой выбор, Владимир Путин размышлял, сопоставлял риски. Он выбирал между восстановлением исторической справедливости и политической целесообразностью, перспективой разменять более широкую автономию Крыма на дальнейшее усиление присутствия России на всей территории Украины, включая Киев, и не рисковать выходом из «Восьмерки». Все эти риски были ему доложены, это я знаю. Но перевесила все – и Путин это говорил своему окружению (это я тоже знаю, я же встречался с людьми, которые обсуждали с ним этот вопрос) – историческая справедливость. А весь вопрос теперь в том, что от этого получит Россия, и не только материально, и что от этого получат крымчане. Хотя ведь нет такого народа – крымчане. Есть русские, татары, украинцы, живущие в Крыму. Кстати, право на самоопределение есть у наций, а не у народов.

Нет нации «крымчане». Но я считаю, что Крым – российский по справедливости. И здесь я согласен с 84 % россиян. Но при этом я уверен, что в XXI веке технологии восстановления исторической справедливости должны быть другими. А как получилось в этом случае? Пало правительство Украины, и мы подобрали то, что плохо лежит. Свистнули. Когда-то это было у забрано у нас, а теперь мы свистнули с людьми в масках. Президент выбрал такую историческую справедливость. Я еще раз повторю, что я его понимаю. Но я с ним не согласен. Вот такая у меня сложная позиция. А простой она быть и не может хотя бы потому, что само понятие исторической справедливости – очень сложная и неоднозначная штука.

Историческая справедливость – это то, что нам кажется, каждому отдельно и каждому по-своему. Некоторым кажется, что все мы далекие провинции Золотой Орды и наша колыбель – столица Монгольской империи Каракорум. Справедливость вообще и историческая справедливость в частности – категория эмоциональная. Что одному кажется справедливым, другому кажется несправедливым. Историческая справедливость во многом зависит от образования. Когда я смотрел выступление Путина про Крещение Руси, меня рассмешил в нем момент, когда президент сказал: «Херсон – это российская земля, и великий князь Владимир там крестился». Я на автомате, как школьный учитель, поправил президента – киевский. Великий князь киевский Владимир. Не московский, не петербургский, не русский, а киевский.

Фраза «Киев – мать городов русских» – из советских учебников истории. Все гораздо более тонко. Сейчас и турки могут потребовать, между прочим, тот же Крым. Потому что, извините, до того, как он стал русской землей или частью Российской империи, все-таки гораздо более длинный исторический срок это был сателлит Турции. Так что разговор об исторической принадлежности, земельной особенно, он бессмысленный. Проливать реки крови за то, чтобы передвинуть границу на метр, – не стоит оно того. Надо стирать границы ластиком. Между прочим, некоторые страны Латинской Америки уже нам показывают, как ластиком можно стирать границы, чтобы граждане могли спокойно перемещаться.

В рамках разговора об исторической справедливости некоторые пытаются сопоставлять политику Третьего рейха и современной России в отношении территорий. Некая похожесть с той Германией есть, но русский мир – не германский мир, и вопрос о lebensraum, о «жизненном пространстве» не стоит вообще. И сравнение Крыма с Судетами некорректно. В России стоит вопрос не крови, а имперской территории. В отличие от вождей гитлеровского рейха, с которыми Путина все время сравнивают, он не националист, а империалист. Как для любого советского человека, для него национализм – враг. Мало того, он подчеркивает, что главная опасность многонациональной и многоконфессиональной России – это национализм. Национализм абсолютно любой: русский, татарский, чеченский…

Еще одно важное отличие: Третий рейх пал под ударами внешних сил и был силовым образом переформатирован. Советский Союз распался сам собой. И угроза распада России до сих пор сохранилась. Путин об этом говорил, считая главным фактором риска национализм. И тут я с ним солидарен в том, что главная угроза внутри. А когда генералы кричат, что главная угроза – НАТО, которое придет и переформатирует Россию, то мне смешно.

Гораздо более важный аспект исторической справедливости – это этническая культура, национальные языки. Путин внес правильное предложение, чтобы государственными языками в Крыму одновременно были русский, украинский и крымско-татарский. Но вот в Татарстане у нас два государственных языка, и мы знаем, какие там проблемы. ЕГЭ сдают на русском, а количество татарского языка в школах Татарстана растет. Там много этнически русских семей, больше, чем в Крыму. И надо искать решение, как эту проблему регулировать. А грань здесь очень тонкая, надо уметь этим рулить. А поставить границы, натянуть проволоку – большого ума не надо.

Почему никто не беспокоится, что Германия может заявить свои права на наш Калининград – бывшую столицу Восточной Пруссии, носившую название Кёнигсберг? Потому что немцы уже поняли, что им это не нужно. Они в понимании XXI века продвинулись дальше. Мы все больше по территориям, они – по смыслам. Вот этому я завидую и хочу для своей страны того же. Хочу, чтобы были стерты границы между Россией и Украиной. Сколько раз я пересекал эти границы, я все равно еду по заграничному паспорту. Я хочу, чтобы через какое-то время у нас была единая валюта, так же как в Европе. Я не хочу, когда еду на машине, стоять в этом бесконечном хвосте, чтобы меня трясли таможенники с двух сторон. Я хочу пересекать российско-украинскую границу свободно – так же как я пересекаю границу Германии и Франции, где нет вообще никого погранконтроля.

Европа начала объединяться аж в 1957 году, когда образовался первый союз угля и стали, – и они вот уже шестьдесят лет движутся к этому объединению, снимают барьеры. А мы – нет. Когда развалился Советский Союз, мы начали строить столбы и надолбы. Значит, надо догонять. Но для этого надо поменять мозги, а это очень тяжело. Может, новое поколение сможет?..

Очень важно рассматривать события не как фотографию, а как кино, причем как кино еще не доснятое. Ликующие толпы, я абсолютно в этом уверен, искренне радовались и в Москве, и в Крыму, и по всей России. Кого-то, может, и сгоняли на площади. Но я видел лица некоторых людей на площади, смотрел по телевизору – они искренне радовались. Это фотография. Это свадьба. А дальше – в халате и шлепанцах вари борщ.

Какой еще реакции можно было ожидать от населения, желающего говорить только на русском, на закон о том, что преподавание в школах должно вестись исключительно на украинском? Это – ошибочная языковая политика Киева не учить в средней школе ничего на русском языке. Притом что в самом Киеве 30 % населения точно считает русский родным. Двуязычие – это всегда хорошо, всегда. Безусловно, гражданин должен знать государственный язык: в случае Украины – украинский, в случае Латвии – латышский, в случае России – русский. Но ведь есть же еще и национальные меньшинства, национальное образование. Европа это, кстати, прекрасно понимает. И по поводу этого закона сразу же заявила протест Венгрия – ведь и венгерское меньшинство лишается права изучать венгерский язык. Потом Словакия заявила протест, потом кто-то еще. Мы еще не осудили этот закон – и понятно почему, у нас с Татарстаном та же самая история. А они уже осудили. Европейские страны, члены Евросоюза уже возмущаются: это абсолютное нарушение конвенции о языках. Потому что существуют национальные меньшинства, которые хотят, чтобы их дети в школах учили предметы на своем языке. Пусть учат и украинский в обязательном порядке. Никто не против, но и свой пусть учат тоже.

Великобритания была страной-агрессором по отношению к своим колониям, Соединенным Штатам Америки. Но что-то я не слышал, чтобы они запрещали английский и вводили какой-нибудь гуронский диалект или семинольский. Язык-то здесь при чем? После того как Порошенко подписал закон о языке, про Донбасс можно забыть. Люди будут говорить: «Как это наши дети не будут обучаться на родном языке?! Да хоть в Украине будем жить, хоть в Канаде, но это наш родной язык». Это то, что сейчас происходит в российских республиках, один к одному. Кто у кого позаимствовал эту идею – Путин у Порошенко или Порошенко у Путина – другой вопрос.

Трагедия 1917 года, на мой взгляд, сдетонировала не в последнюю очередь из-за национальной языковой политики даже не Николая II, а еще его отца – Александра III Миротворца. Так, на Украине, в Малороссии при Александре Александровиче запретили говорить в публичных местах на украинском языке. Вот, допустим, идет поезд из русской части Польши, из царства Польского, в Россию. В поезде, находясь на территории царства Польского, вы могли говорить на украинском языке. Вы пересекали эту условную границу, въезжая в Малороссию (Украину), и уже попадали в зону, где было запрещено говорить по-украински. И въезжая из Малороссии в Великороссию (Россию), не выходя из поезда, в том же вагоне вы снова могли говорить на украинском языке.

Все национальные окраины, затем ставшие республиками, когда пала монархия, поддержали революцию. Что дал им Ленин? Право наций на самоопределение. Кто дал им право говорить на родном языке и право суверенитета? Большевистское правительство. И национальные республики поддерживали его двумя руками. Почему так много было представителей национальных меньшинств, как говорили – нацменов, среди революционеров? А вот именно поэтому.

Но почему тогда так быстро развалился Советский Союз в 1991 году? Почему из всех наших национальных республик ни одна не выступила против распада Союза? Где массовые митинги киргизов за сохранение СССР? Где массовые митинги украинцев? Я уже не говорю про латышей, литовцев, эстонцев, молдаван, грузин. Где они? Почему они все побежали из Союза? А потому что именно язык и культура на самом деле главное для простого человека, а не экономика и политика. И вот в этом вопросе возникло напряжение и при Александре III в Российской империи, и при образовательной политике Брежнева. Но об этом уже почти все забыли. А это опасно забывать.

На «Дилетантских чтениях» осенью 2014 года мне прислали из зала записку: «Согласны ли вы с мнением, что новое украинское государство с 91-го года возникло как альтернатива России, как антироссийское государство?» Нет, не согласен. Если мы внимательно будем изучать факты и документы, особенно первых президентов – Кучмы и Кравчука, «красных директоров», то задача была в самоидентификации. Это в нашей стране воспринимается как антироссийский процесс – они же русские, только с другим «гховором»! Наш любимый Леонид Ильич Брежнев из Днепропетровска! Воспринималось так, что они решили от нас обособиться. С чего это они решили обособиться? На самом деле они про нас не думали. Совсем. Я знаю, как шли переговоры Бориса Николаевича и Кравчука, как они там ядерное оружие перевозили. Как Кравчук говорил: «Хорошо, мы готовы. Нас американцы давят, чтобы мы отдали вам в Россию ядерное оружие. А что мы с этого будем иметь?» Где антироссийская позиция? Чисто-конкретно – я хочу быть главой своего государства, мне выпало такое счастье. У Кравчука было так, у Кучмы уже чуть по-другому. Но если говорить про сегодняшнюю ситуацию, то в ходе войны любое правительство будет отражать взгляды, мнения, настроения населения. А от населения что вы хотите? Война.

Украина, на мой взгляд, конечно же еще не состоялась как государство. И доказательством тому служит бесконечное изменение конституции. Они находятся в поисках формулы. Я, например, считаю, что идея федерации для Украины – это правильная идея. В данном случае я согласен с Путиным, потому что действительно Украина соткалась в 1918 году из кусков разных империй. И это были именно разные цивилизации. Это разные народы, но этнос – украинцы. Как в США, у одних герои – северяне, у других – южане.

Но «украинизация» в этой формуле – константа. У нее может быть либо усиливающий, либо ослабляющий коэффициент, который определяет личность, находящаяся у власти в тот или иной момент. Сейчас центральной фигурой в деле украинизации является режим Ющенко. И то, что он делал, продвигая гимн, герб и язык, он делал радикально, жестко, вызывая сопротивление юго-востока в том числе. Но для основной части жителей Украины больше всего, на мой взгляд, сделал Владимир Владимирович. Такое отношение к «жовто-блакитному» флагу сейчас – это можно просто обзавидоваться. То, что мы знаем про отношение американцев к американскому флагу, не идет сейчас ни в какое сравнение. Украинские флаги повсюду, их рисуют на щеках, причем это не поза, это – самоидентификация. Поэтому я не удивлюсь, если кто-нибудь начнет и получит некую поддержку для переименования. Этого, конечно, не произойдет, потому что написаны песни – Украина, гимн – Украины, это никто не будет менять. Но вот движение в сторону радикализации и абсолютизации нации – оно происходит, в том числе и под давлением крымских событий и событий на юго-востоке Украины.

И я боюсь, что аннексия Крыма привела к тому, что сторонники федерации теперь на Украине победить не смогут. Теперь идея федерации может только пугать: а-а, федерация – а потом регионы выскочат и начнут уходить – одни в Польшу, а эти еще куда-то… Нет, тогда унитарное государство – и всем стоять под штыком. В России подобные «федерализаторские» идеи, кстати, запрещены уголовным кодексом. Пойди проведи референдум по отделению. Ты не можешь даже подписи начать собирать за референдум по отделению в РФ, это уголовное преступление, пять лет только за интенцию. То же самое было на Украине. Там не было права на референдум одной из областей…

Часто спрашивают – была ли возможна гражданская война в Украине без поддержки российскими властями сепаратистов в 2014 году? На мой взгляд, надо разделять 14-й год, когда еще существовал проект «Новороссии» и когда Россия действительно всей своей мощью и силой в середине февраля поддерживала сепаратистов с целью оторвать часть территории Украины, включая, кстати, Мариуполь. Тогда там действительно было и тяжелое вооружение, которое пришло из России, я имею в виду в том числе танки «Т-90А» (расследование по этому поводу вели замечательные ребята из Bellingcat). Все наблюдательные люди прекрасно понимают, что на востоке Украины находятся профессиональные российские офицеры, генералы – отставники – не отставники, отпускники – не отпускники. Очевидно, что объем боевых действий 2014–2015 годов был огромный, войсковой. Очевидно, что такой высокий уровень боевой координации был осуществлен российскими офицерами. Отпускниками, отставниками – это неважно.

Но после Минских соглашений февраля 2015 года мы видим, что различие между тем, что происходило в 14-м году и после февраля 15-го, заключается в том, что сейчас основную вооруженную ударную силу на этих территориях составляют сепаратисты. Тому есть как объективные цифры, так и свидетельства. Я же общаюсь не только с российскими чиновниками, которые следят за ситуацией на Украине. Я общаюсь с чиновниками, представляющими группы по минским договоренностям, я имею в виду дипломатов, в первую очередь – французских, немецких, американских. И не только дипломатов. Я могу сравнивать, что они говорят как публично, так и не публично.

Что на конец 2017 года представляют из себя сепаратистские силы? Основная ударная сила сепаратистов – это приблизительно 38 тысяч человек, которые включают в себя два корпуса. Главный вопрос: сколько из этих 38 тысяч составляют граждане Украины? И сколько там российских граждан – неважно: наемников, военнослужащих, служащих ЧВК? По оценкам американских, назовем их так, наблюдателей, граждане России во второй половине 17-го года составляли всего от нескольких десятков до несколько сотен человек из этих 38 тысяч.

Поддерживает ли силы сепаратистов Россия? Поддерживает. Помогает ли им финансово? Скорее, да. Помогает ли им стрелковым оружием? Скорее, да. Помогает ли им иным вооружением? Скорее, да. Инструкторами? Скорее, да. Частные военные компании? Скорее, да. Но очень легко и просто говорить о том, что надо вывести иностранные военные вооруженные формирования, разоружить незаконные вооруженные формирования, вывести российскую технику, если она есть… Кстати, это записано в минских протоколах и подписано представителем России. Всё абсолютно правильно. Но это одна часть проблемы. А другая ее часть – надо обеспечить безопасность двух с половиной миллионов человек, которые сейчас находятся на этой территории, где идет конфликт. Поэтому нет простых решений. Просто было зайти – поджечь. И Россия это сделала. Еще раз повторю: в 2014 году, безусловно, Россия инициировала эти события и участвовала в них.

Помните известный лозунг Ленина – «Превратим империалистическую войну в войну гражданскую!» Любой военный конфликт рано или поздно меняет свой характер и направление. Если в 2014 году главной задачей руководства России было создание «Новороссии», то мы видим, что сейчас этого проекта уже не существует, что Путин торгуется с западными партнерами – с немецким канцлером, французским президентом, с одной стороны, с американской администрацией, с другой. Петра Порошенко он своим партнером не считает. Путин торгуется из-за территорий на востоке Украины. И сепаратисты ему постоянно говорят: «Вы нас бросили, вы нас бросите…» А он отвечает: «Я вас не брошу…» Очень непростая история.

Жизнь Януковича во время Майдана, безусловно, была в опасности. Майдан – это революция. Ночь, столкновение между отрядами «Беркута» или президентской охраны и отрядами «Правого сектора», на улице возня. В конечном итоге, кстати, боевики «Правого сектора» в президентский дворец так и не ворвались.

Но я думаю, что он испугался – и правильно сделал. В Межигорье, может быть, ему ничего не угрожало. А вот в здании администрации, где толпа с факелами, – там все что угодно могло произойти. Его вывела собственная охрана. И опять-таки Путин прав, говоря, что люди на Майдан вышли против режима.

Примечательно, что Путин говорил именно о коррупционной составляющей режима Януковича и о недовольстве людей этой коррупцией и этим режимом. Он это говорил в первый год и во второй. При этом для него одно (недовольство) не противоречит другому (незаконности бунта и свержения Януковича). Он считает, что недовольством – законным недовольством – людей воспользовались «западные партнеры», которые инструментализировали вооруженное выступление, то есть переворот. Недовольство было законное, а переворот – незаконный. Путин это говорил публично.

Люди, толпа, бо́льшая ее часть, абсолютное большинство вышли с протестом против режима: сначала коррумпированного режима, потом режима, который отдал приказ на избиение студентов в ноябре, потом режима, который отдал приказ стрелять. И пусть нам тут про снайперов не рассказывают. Поезжайте в Киев, посмотрите точки и узнайте, кто имел доступ на эти крыши, на эти 5 точек, как они охранялись. Поузнавайте. Там идет расследование.

Я говорил с людьми, которые ведут расследование, в том числе с европейцами. Все знали, там же толпа: это здание кем-то охранялось. Туда никто не мог попасть, помимо того-то. Вот этот этаж охранялся тем-то. Все это зафайлено, записано. Просто это должно быть документировано и выложено. Там могли быть бывшие спецназовцы или кто-то еще, но никаких кадровых российских там не было, никаких доказательств этому нет. А предъявленные шевроны и нашивки – от старой формы. Поэтому, конечно, это внутриукраинская история. И очевидно, что будут предъявлены приказы по расстановке снайперов, и эти приказы, эти документы (они были оставлены в МВД) будут сравнены с теми точками, откуда велась стрельба, и вы увидите. Вот приказ командира: такому-то занять такую-то позицию и держать ее. И потом мы видим, что с этой точки стреляли.

Россия совершенно правильно требует гласного расследования. Оно делается, оно будет сделано. Кстати, американский посол сказал, что, «если к нам обратятся, наши агенты ФБР тоже поучаствуют». А я на месте Яценюка еще бы к российским спецслужбам обратился. Как по химическому оружию. Мне недавно напомнили. 28 января 2014 года в Брюсселе я задал Путину вопрос: «А не пора ли нам созывать Женеву-3 по Украине?» Все – ха-ха-ха. Международная конференция – ха-ха-ха. Вот вам и ха-ха-ха. Сейчас будете созывать. Седых людей слушать надо.

И гражданскую войну на Украине целиком на российскую агрессию списать тоже не получится. Что же это за агрессия, когда в страну-агрессор бежит огромное количество людей из страны, которая этой агрессии якобы подвергается? Из Украины в Россию бежало 800 тысяч человек примерно. И 1 миллион 200 бежало из зоны боев (в основном) во внутреннюю часть Украины. Что это, как не гражданская война? Это в результате агрессии в Крыму больше 90 % было за то, чтобы он вошел в состав России? Дело не в том, что я считаю референдум незаконным – они-то, крымчане, считают его законным? Это что, не внутриукраинская история?

Огромная проблема связана со случайностями, которые могут привести к эскалации, accidents, как говорят на Западе. Там считают, что «Боинг» – это accident, который все сильно накалил. Поэтому, если совершенно случайно на Украине расстреляют колонну, в которой будут офицеры российского Генштаба, находящиеся там по приглашению украинской стороны (их около двадцати человек), то для Владимира Путина это будет casus belli. Представим обратную историю: какое-нибудь покушение на Порошенко. Никто никогда не узнает, что было на самом деле, но это станет casus belli. Или, например, гибель американских инструкторов на подорванной машине.

Я считаю – и об этом я говорил публично – что малайзийский «Боинг» был сбит ополченцами по ошибке. End of story. Это мое мнение на основании открытой и экспертной информации, и я объясняю, почему оно такое. Я для составления мнения о «Боинге» встречался с военными экспертами, они мне чертили планы. Никто не запрещает мнение, но важны мотивировка и аргументированность этого мнения. После «Боинга» мне сказали, что я не имел права высказывать этого мнения. Со мной так давно никто не разговаривал, если честно. Разговор был длинный, серьезный, с криками, с воплями. Я почувствовал, что «Боинг» – это центральная точка перелома.

В феврале 2014 года еще до Крыма на киевском «Громадянском телевидении» я сказал, и сейчас готов это повторить, что если вы – украинцы не поймете, что полковник «Беркута» является вашим соседом по лестничной клетке, что ваша жена одалживает его жене соль, вы получите гражданскую войну. У нас тоже в советское время в школьных учебниках писали, что не было никакой Гражданской войны, а была иностранная интервенция. Это проклятые американские, британские во главе с Черчиллем, японские, французские интервенты, и немцы подкармливали белые армии и т. д. А это была настоящая Гражданская война. И казаки из одного и того же села резали друг друга. Тогда на меня заорали, не поверили. Потом получили.

Безусловно, в событиях на Украине есть значительный элемент российского вмешательства – поставки, инструкторы. Но основная масса воюющих, как я уже отмечал, это не российские граждане. Кстати, когда 2 мая 2014 года произошло противостояние в Одессе, многие медиа, в том числе и в Киеве, писали, что эту трагедию устроили русские, а из почти полусотни погибших не было ни одного гражданина России, только приднестровец и молдаванин. Остальные – граждане Украины. И это не гражданская война?

Это внутренняя проблема Украины. Хотите окончить войну – сначала сделайте так, чтобы ваши граждане не поддерживали Россию в Донбассе… Подумайте, почему они поддерживают Россию? От кого они защищаются? Сколько человек пришло на похороны Моторолы? Мы видели фотографии. Сколько человек? Вы видели эту площадь, заполненную людьми? Это что, из России приехали, что ли? Ростовские бабушки и дедушки?

Конечно, Россия вносит вклад в разжигание ситуации, потому что нынешняя наша власть считает, что это выгодно России, выгодно Российскому государству, чтобы Украина не была в сфере Евросоюза, в сфере НАТО. И Владимир Владимирович Путин считает – с моей точки зрения, ошибочно, но считает, – что это так.

При этом Россия для Донбасса – это защита. За Порошенко сейчас стоит весь мир: США, Евросоюз – основные игроки. Совершенно очевидно, что Порошенко должен использовать эти страны как рычаг давления на Россию, которая заинтересована в сотрудничестве с этими странами. А дальше – это уже тонкости переговоров, это, знаете ли, такой вальс: две шаги налево, две шаги направо, шаг вперед и два назад… Потому что ничего быстро не решится.

Ангела Меркель, насколько мне известно, еще в мае 2017-го дала понять: уйдите из Донбасса, и мы сделаем все, чтобы снять санкции. Путин ответил: как только мы уйдем из Донбасса, там начнется резня. И есть основания полагать, что он прав: никакого партизанского движения в поддержку Украины в Донбассе нет, больше миллиона человек оттуда уже уехали, остальные за сепаратистов. Нет, Донбасс не удастся впихнуть в Украину, это Карабах – ровно такая же многолетняя и неразрешимая проблема. Одинаково нужная и России – чтобы пугать, – и Украине, чтобы все на нее списывать.

Сегодня в мире есть угрозы, гораздо более страшные для Запада и для России, нежели то, что сейчас происходит вокруг Украины. Я имею в виду такую экономическую угрозу, как Китай, который находится совсем рядом с нами, я имею в виду радикальный исламский терроризм, который угрожает как Западу, так и нам, я имею в виду распространение оружия массового поражения среди стран с неустойчивой политической системой. Это гораздо более серьезные угрозы. Поэтому противостояние с Западом мне кажется неконструктивным. Путин, Обама, Трамп и Меркель уйдут когда-нибудь – с постов хотя бы, а Россия, США, Европа останутся. Мы с вами останемся. Поэтому я за то, чтобы они договорились.

Я часто езжу с Лавровым и смотрю на попытки всех договориться. В начале конфликта, в 2014 году украинское правительство и западные партнеры вели себя очень сдержанно. Они угрожали санкциями, но не вводили их. Но я был почти уверен, что это перерастет в санкции. Я считаю, что в таких ситуациях думать надо не о Западе, а о России. Думать о дополнительных угрозах и рисках, которые возникают для нашей страны. Почему нас все время так волнуют США, Брюссель, Киев, наконец? Я говорю об угрозах для моей страны, а вы мне говорите про Запад. Путь они там свое правительство критикуют, а я свое правительство буду здесь критиковать.

В итоге американцы четко озвучили свою позицию по санкциям. Очень четко и явно, и я довел это до тех в Москве, кому это было сказано. Позиция американцев по санкциями имеет три аспекта. «Мы понимаем, что сейчас при этом президенте вы Крым возвращать не будете. Поэтому персональные санкции, которые были введены «по Крыму», сохранятся. Но вас это не должно волновать, поскольку они персональны. Если вы уходите с юго-востока Украины (так они называют Новороссию), то секторальные санкции снимаются. Просто снимаются, и все. Если вы остаетесь на юго-востоке, санкции остаются. Если вы продвигаетесь еще на метр вперед от существующих ныне границ, санкции математически расширяются». Вот, собственно говоря, какой посыл был сюда, в Москву. Я его донес, а дальше пусть те, кому он предназначался, решают, что с ним делать.

А вот история с провозглашением Малороссии в июле 2017 года, несмотря на все усмешки в Твиттере, не такая уж и дурная. Сурков, исчезнувший не только из информационного, но и властного поля, предложил забавную концепцию – объявить всю Украину несостоявшимся государством и перезапустить проект вассального образования как будущей части России. Малороссия ведь была частью Российской империи. То есть идти не по крымскому или абхазскому, а по южноосетинскому сценарию с последующим объединением. Сейчас создать что-то по типу ГДР/ФРГ, а Минские соглашения – побоку. Действительно, какие-то соглашения… Очевидно, что Кремль эту идею одобрил.

И эпопея с миротворцами ООН на Донбассе не такая простая, как кажется. Еще в августе 2017-го, несмотря на предложения Германии и США, Путин категорически отвергал такую возможность. Однако Лавров, понимая, что с этой позиции западные страны не слезут, предложил иезуитский маневр – перехватить инициативу по миротворцам и внести проект резолюции в Совет безопасности ООН, но вывернуть их предложение наизнанку с тем, чтобы Украина стала яростно возражать. Миротворцев разместить не по государственной границе между Россией и Украиной, а по линии разграничения между сепаратистами и Киевом. В результате предложение Запада окажется «разминированным», Украина окажется в дураках, а Россия вывернется из неудобной позиции.

В итоге российский президент неохотно согласился, и начали обсуждать миротворцев. Путин говорит: «Миротворцы должны стоять только по линии разграничения между сепаратистами и киевскими войсками». А американцы в ответ: «Нет, они должны стоять всюду, в том числе и на русско-украинской границе». Путин настаивает: «Нет, только на линии разграничения». Затем Путину позвонила Меркель, и после этого он уступил: «Ладно, и на других территориях тоже». Это, вообще-то, переговоры в ходе военных действий. И вот Лавров с Тиллерсоном в Нью-Йорке обсуждают миротворцев. Даже если миротворцы разместятся только на линии разграничения, это уже хорошо: стрелять будут меньше. Но вообще-то это – шаг в никуда… И то, что Меркель, озвучила, дескать, миротворцы – хорошая идея Владимира, не смягчит санкции. Потому что главное не кто, а где. Потому что украинскую проблему решать, расшивать надо шаг за шагом.

Первый шаг был правильный: перестали массово гибнуть люди. Мы перешли, я бы сказал, в «зону Карабаха», где каждый день два-три трупа. Трупа, но все-таки два-три, а не двести-триста. Остановили массовую стрельбу. И дальше предстоит расшивать долгие годы. И я уверен, что Петр Алексеевич Порошенко уже не будет президентом, а этот конфликт все еще не будет расшит. И я уверен, что Владимир Владимирович Путин уже не будет президентом, а этот конфликт не будет расшит. Влезть в конфликт это вообще не big deal, как скомандовать «вторая армия – вперед!». А выход из конфликта занимает долгие и долгие годы. Этот конфликт уже замороженный. Он может только разморозиться.

Крым был отнят у Украины несправедливо и нечестно. Но что делать сейчас? Он не будет возвращен ни президентом Путиным, ни президентом Медведевым, ни президентом Ходорковским, ни президентом Навальным. Это как Курилы. Снова передавать жителей Крыма будет несправедливо, потому что если провести честный референдум, то значительная их часть будет за вхождение в состав России. В общем, ситуация такова: Крым мы взяли, и, похоже, навсегда. Украину потеряли, и тоже, похоже, навсегда.