Глава 14. Бобровая хатка
Кирья порывисто вздохнула, дернулась выкинутой на берег рыбешкой и открыла глаза. Над головой шумел сплетающимися кронами знакомый с детства лес. В редких просветах между ветвями проглядывало белесо-серое небо. Ни мощных черных крыльев за плечами, ни когтистых лап не было и в помине. Она чуть приподнялась, как после долгого сна, силясь осознать, где начинается явь и заканчиваются сновидения.
– Очнулась? – Над ней склонился Вергиз, как водится хмурый и немногословный. – Это хорошо. Что видала?
– Калму, – прошептала девочка. Видения теснились перед ней, она не знала, с чего начать, за что хвататься. – Она про тебя нехорошее сказывала…
– Так и я о ней хорошего не скажу. Главное – Мазайку видела?
– Видела. Вот как тебя сейчас! – Кирья рывком села, едва не сломав крепко зажатую в кулаке костяную дудку. – Калма заперла его в бобровой хатке! А чтобы не убежал, заморозила в льдине! Сказала – если придем к ней сей же день вместе, то она Мазайку живым отпустит. Еще сказала, чем дольше он во льду просидит, тем меньше в нем жизни останется!
– Стало быть, старуха меня видеть желает, – процедил Вергиз. – Что ж, можно и свидеться…
– Она сказала, что ты ее на смерть в чащобе оставил с дитем нерожденным, – искоса глядя на него, проговорила Кирья.
И без того суровое лицо старика стало еще жестче.
– Не так все было, – буркнул он.
– А как? – не отставала Кирья.
Рассказ Калмы почему-то не давал ей покоя. Как же так? Разве мог Мазайкин дед, которого она уважала почти как отца, поступить так подло и безжалостно? Наверняка ведьма оклеветала его!
– То не твоего ума дело, – отрезал Вергиз. – Лучше говори, где та бобровая хатка, в которой Калма моего внука прячет.
– Не знаю… Я поверху летела. Речку лесную помню…
Кирья задумалась.
– Река, пожалуй, на Вержу похожа, как от нашего селения к керемети плыть. Только все по-другому – и лес иной, и звери страшные. – Она вспомнила двух ящеров и содрогнулась. – Ночью такой приснится, проснешься – заикой станешь! Да и не помню я такой хатки на Верже.
Вергиз махнул рукой:
– Тихо. Надо спрашивать…
Он умолк на полуслове, нахмурившись, выпрямился и пошел вверх по холму, к своему дубу. Кирья, сидя на траве, проводила его взглядом.
«Не захотел объясниться. Мне сказывать не хочет… Или Калма правду сказала?»
Она разжала кулак, рассматривая костяную дудку из леса за кромкой мира. До того она собиралась отдать ее Вергизу, а теперь что-то передумала…
Когда Кирья поднялась на лесистый холм, она сразу увидела Вергиза. Он сидел на «пороге» своего дупла, упершись руками в его края. Глаза его были чуть прикрыты, но гостью он определенно не видел. Да казалось, и вовсе забыл о ней.
Кирья же вдруг охнула – прямо меж корней могучего дерева, приподняв серые палые листья, вылез гриб боровик. За ним еще и еще. На замшелом пеньке сваленного бурей деревца целым семейством выскочили опята. Деревья вдруг зашептались, будто на сильном ветру. Крича, поднялись и заметались над лесом встревоженные птицы. Явственный шорох все ширился, точно ближние деревья о чем-то говорили дальним, а те передавали еще дальше.
Вергиз сидел не двигаясь, не шевельнув даже уголком губ, не сдвинув брови. Затем, когда Кирья уже притомилась ждать, разговорившийся лес внезапно затих. Старик убрал ладони, провел ими по лицу и объявил:
– Идем. Я знаю, где искать.
* * *
Кирья огляделась. Уже начинало темнеть. Пожалуй, они не успеют добраться до Вержи, когда наступит совсем непроглядная ночь. Небо серое, низкое, за тучами луны не углядишь…
– Да как же мы пойдем?
– Ногами, – буркнул Вергиз.
– Ведь уже смеркается!
Ведун собрался уже спускаться с холма, но остановился, удивленно поглядел на девочку и вдруг рассмеялся. Как-то страшно, словно ворон раскаркался, у Кирьи даже мурашки по коже забегали.
– Неужели ты ничего не поняла? Ты же к Калме за Кромку в гости сходила, тот свет видала – а сама здесь с закрытыми глазами лежала. Думаешь, я тебя туда отправил?
– А то как же, – опасливо поглядывая на старика, подтвердила Кирья.
– Все это уже тут живет.
Вергиз ткнул ее пальцем в лоб:
– И тут…
Палец его спустился ниже и уткнулся в ложбинку между едва наметившимися грудями.
– Что – тут?
Кирья глядела на него, не понимая.
– Ах вот что…
Вергиз глухо выдохнул и ладонью с силой хлопнул Кирью по лбу. Да так хлопнул, что с ног сбил. Девчонка так и села на траву.
– Я говорю – ты слушаешь!
Голос старца сейчас звучал властно, так что у Кирьи и мысли не было поступить по-иному.
– Ты уже многое сама умеешь. А понять тебе это страх мешает. Вижу, он у тебя в глазах сидит. Закрой их и смотри.
– Как же…
– Смотри, я сказал!
Кирья зажмурилась покрепче, боясь прогневить Мазайкиного деда. Представила себе лес вокруг холма, болото, озеро, кусты, торчащие из прибрежной тины… И вдруг увидела. Вернее, нет – она не могла это видеть. И все же перед ее внутренним взором вставало то, что творилось вокруг во многих местах сразу.
Что это было за видение! Тени были резче, и в то же время все имело непривычные цвета. Но от этого мир становился только занятнее…
– Увидела? – сурово спросил Вергиз.
– Да, – завороженно ответила Кирья, разглядывая невероятную картину.
– А теперь открой глаза и не смотри ими.
Ее подмывало вновь спросить, как такое возможно, – но еще раз получать по лбу не хотелось. Кирья осторожно, опасаясь спугнуть видение, приоткрыла глаза и с удивлением осознала, что продолжает смотреть на мир вовсе не так, как прежде.
– Вот теперь хорошо, – удовлетворенно кивнул ведун. – И впредь не давай боязливой твари у тебя в голове верховодить. Пошли. Больше не опасаешься сбиться с дороги впотьмах?
Кирья мотнула головой. Больше темноты для нее не существовало. Лесная чащоба лежала перед ней как на ладони.
Они двинулись в путь. Кирья шагала рядом с Вергизом, пытаясь осознать, как это ей удается видеть не только то, что впереди и по бокам, но даже то, что сзади.
– Попривыкнется, – будто услышав ее мысли, сказал ведун. – Ты сейчас не своими глазами смотришь. За тебя вся стая старается.
– Стая?
– Вот ты глупая! То, что в мире Калмы ты чужими глазами видела, тебя не удивляло. Ничего, со временем во всем разберешься.
В памяти Кирьи пронеслись угодья Калмы, какими она видела их с высоты, – диковинные леса, обитающие в них страшные звери… Щучий ящер! Она будто воочию увидела зубастого хозяина бобровой хатки и затараторила:
– Дедка Вергиз, дедка Вергиз! Я тут вот еще что вспомнила! Там Мазайку тварь желтоглазая сторожит, вроде лапчатой щуки!
– Не та ли, что близ керемети обитает?
– Она самая!
– Ты что же, ее вблизи видела?
– Все зубы в пасти пересчитать могла бы! Мордой на щуку похожа, но с лапами и бегает так быстро… И не чешуей покрыта, а гладким мехом, вроде бобра…
– Ишь ты… – задумчиво протянул Вергиз, не сбавляя шага. – Лучше бы нам с такой тварью не встречаться.
– Ты знаешь, кто это? – робко спросила Кирья.
– Поди ж пойми. Может, Калма себе в помощь вылепила и чьим-то злым духом населила. А может, и по-иному. Слышала небось – зверь, который долее отпущенного богами срока живет, в иное существо начинает перерождаться. Бобр – в щуку. Щука – в волка. Волк может и человеком стать. Да только как ни крути, а волчья натура в нем скажется…
Кирья вздрогнула и поежилась. Ей отчего-то вспомнилось, что Вергиз на старом языке и означает «волк»… Не оттого ли оно у Мазайкиного деда?
До места они дошли уже перед восходом. Кирья едва держалась на ногах от усталости, глаза ее слипались, но она старалась не подавать виду и держаться вровень с не знающим устали стариком.
– Здесь.
Деревья наконец расступились, и Вергиз указал на тихий широкий ручей, несущий свои темные воды к студеной Верже. Недалеко от берега высилась большая груда веток и тонких деревьев, наваленных одно на другое. От груды веяло зимней стужей. Ветки и листья покрывал искристый белый иней, хотя до ночных заморозков было еще далеко. Даже вода вокруг хатки покрылась прозрачной пленкой льда.
Вергиз приблизился к кромке воды и начал водить раскрытой ладонью над крышей бобровой хатки. Затем остановился, прислушиваясь к своим ощущениям.
– Здесь он! Ну ладно, и это злодейство одолеем…
Мазайкин дед глянул на Кирью:
– Ну что в сторонке встала?
Он взялся за обгрызенный бобрами комель и начал его раскачивать, выворачивая из застывшего ила.
– Давай помогай.
Разбирать крышу бобровой хатки – дело непростое. Стволы были так крепко слеплены грязью и илом, что иной раз и камнем не разобьешь. Но у деда Вергиза были на то свои умения. Кирья в первый раз как увидела, так и ахнула. Ведун поводил ладонями над подмерзшей глиной, побормотал себе что-то под нос, и глина начала трескаться, точно от печного жара. Вергиз, не глядя на девочку, велел:
– Давай тяни!
Кирья уже не чувствовала ни рук, ни ног, когда между двумя стволами появилось темное окно провала. Вергиз поднапрягся, сдвинул в сторону толстый ствол подгрызенной сосны – этакой силы Кирья от него не ожидала, – и заглянул внутрь.
– Ишь ты! И здесь Калма не поленилась…
– Что там? – попыталась заглянуть Кирья.
– А ну брысь! Тут целая сеть заклятий сплетена, глазом ее не увидать. А сунешься – без головы останешься. В считаные дни кровь побелеет, сквозь кожу проступит, и помрешь в муках. Ну да что она наплела, то и я расплету… Отойди-ка подальше, пока не позову.
Кирья послушалась. И до первых лучей солнца видела лишь согнутую дугой спину Вергиза, ворожившего над лазом.
– Готово! – раздалось наконец. – Сюда иди…
Старик без страха спрыгнул в провал и крикнул оттуда:
– Ну-ка принимай! Я подниму, а ты на себя тащи.
Кирья нагнулась над ямой и застыла – Вергиз приподнял лежащее на полу, усыпанном опилками тяжеленное ледяное полено и, кряхтя, приподнял его над собой:
– Хватай, я подтолкну!
Сквозь прозрачный лед на девочку глядело до боли знакомое лицо Мазайки. Он будто силился что-то сказать, закрыться от наводимых Калмой чар, да так и застыл. Кирья вцепилась в скользкую глыбу и, плача от жалости к другу и боли от обжигающего руки холода, начала пятиться, ощупывая ступнями в мягких поршнях развалины бобровой хатки, чтобы не упасть самой и не уронить льдину.
Вергиз ловко выбрался из бобровой хатки, подхватил обледеневшее тело внука под мышки, буркнул Кирье: «Ноги тащи!» – и вскоре Мазайка уже лежал в траве.
– Мать сыра земля, – зашептал Вергиз, держа ладони над грудью и лицом внука, – забери воду своему семени, дай жизнь семени моему. Как я тебе, так и ты мне!
Кирья увидела, как прозрачный лед становится все более тусклым и начинает трескаться, а затем стекать вниз и тут же, не оставляя лужи, впитываться в землю.
И вдруг за спиной Вергиза послышалось угрожающее волчье рычание. Кирья повернула голову и вскрикнула от ужаса. Из пролома в бобровой хатке, раскидывая молодые стволы и ломая ветки, быстро выбирался уже виденный ею щучий ящер.
– Берегись! – пронзительно закричала она.
Из ближайших кустов наперерез чудищу метнулся вожак волчьей стаи. Он прыгнул на загривок ящеру, но тот извернулся и ударом хвоста отбросил вожака шагов на десять. Тот с визгом отлетел и забился на месте, пытаясь встать на ноги. А чудище, не видя никого и ничего, с неожиданной резвостью устремилось к Вергизу.
Ведун отскочил с его пути. Кирья увидела, как рука старика смыкается на вырезанной из лосиного рога рукояти ножа. Он выхватил его; клинок с ладонь длиной был совершенно прозрачным, будто сам вырублен изо льда.
Заметив оружие, чудище остановилось и попятилось, но затем внезапно прыгнуло вперед, норовя схватить Вергиза с левого бока. Тот ловко отступил, развернулся – ящер отпрянул и снова прыгнул. На этот раз Вергиз успел полоснуть ножом по вытянутой щучьей морде. На ней отчетливо проступила кровь, однако самого зверя это, похоже, нимало не смутило. И все же, пользуясь едва различимой заминкой, ведун бросился на ящера, стараясь вонзить ему заговоренное оружие в горло, под нижнюю челюсть.
Порождение Калмы пятилось, зловеще хрипя и грозно клацая челюстями. Каждый раз удары Вергиза наносили зверю раны, однако тот продолжал пятиться. Хвост его уже скрылся в темном провале лаза, когда Вергиз вскочил ему на спину, подхватил за нижнюю челюсть, задрал голову, занес заговоренный нож для решающего удара…
И тут из черного провала бобровой хатки ударил в светлеющее небо толстенный столб воды. Словно щепку, он выкинул подраненное чудовище, и в потоке воды Кирья увидела бледные паучьи лапы.
– Это мое!
Когтистые пальцы сомкнулись на горле Вергиза. Холодный водяной столб, рассыпавшись брызгами, опал и скрылся в недрах хатки.
– А того бери себе! – эхом пронеслось над запрудой.
Кирья завопила от ужаса, кинулась на завал и тут же увидела лезущего в сторону пролома окровавленного ящера. Вода отбросила его в сторону, но теперь он возвращался. Заметив девочку, щучий ящер тут же повернул к ней. Прежние желтые глаза-плошки чудища теперь светились красным, и оно явно жаждало крови.
– Ой! – пискнула Кирья, подаваясь назад.
Ощущение неотвратимой гибели подступило к ней при виде горящих злобой глаз, оскаленной пасти, залитой кровью морды страшилища.
«Это она все подстроила! Это Калма! Она все наперед знала, западню приготовила…»
Ближайшие кусты затрещали, и Вергизова стая, свирепо рыча, бросилась на чудище. Кирья невольно зажмурилась. Она слышала взвизги, клацанье зубов, удары хвоста, поскуливание отлетевших животных. «Они и скопом его не осилят, – подумала Кирья. – Бежать надо, спасаться!»
А как же Мазайка? Вергиз, стая?
«Беги! – требовал страх внутри ее. – Им всем уже конец, а ты выживешь!»
Нет, так нельзя! Кирья тряхнула головой. Надо хоть дубину какую найти, руками чудище не одолеть… Ей вспомнился Мазайка, крадущийся с обломанной веткой к старухе Калме, и переливчатые печальные звуки глиняной свистульки, плывущие над лесом чудовищ.
И тут ее словно водой окатило. Дудка Калмы!
– Погоди, Мазайка, я сейчас…
Она выдернула из поясной сумки костяную дудку, поднесла к губам и что есть силы дунула, глядя на окруженного стаей ящера. При первых же звуках тот отпрянул, задрожал и издал дикий надсадный визг.
А в следующее мгновение неведомая сила будто разорвала его натрое. Кирья успела увидеть огромного седого бобра, существо, напоминающее волка, и бьющую хвостом по земле щуку в четыре шага длиной. Еще миг – и, алчно урча, стая набросилась на то, что осталось от творения Калмы.
Кирья обессиленно села на землю рядом с Мазайкой:
– Сейчас, миленький, сейчас… Чуть оклемаюсь…
– Ловко ты это все устроила, – послышался за ее спиной знакомый голос Высокой Локши.
Кирья попыталась вскочить, и ноги ее тут же подкосились.
– Ну хватит, – насмешливо произнесла хозяйка Ивовой керемети, выходя из-за деревьев. – Неужели и впрямь сбежать от меня думала? Ну да ладно – от Вергиза избавились, и за то тебе поклон. А теперь пойдем.
– Никуда я не пойду! – устало подняла голову девочка. – Я с Мазайкой останусь.
– Мазайку я, так и быть, не трону, – безразлично взглянув на мальчика, бросила Локша. – Если суждено ему – выживет, а нет – так мне до того и дела нет. А ты со мной пойдешь.
– Не пойду! – отрезала Кирья.
– Нет? – удивилась Локша. – На Дядек, что ли, надеешься? Или не помнишь ее?
Добродея подняла кулак, и Кирья заметила в нем белое обрезанное перышко – ту самую беззвучную свистульку. Еще миг, и потерявшая волю стая бросится наутек…
– Убирайся! – процедила Кирья, переполняясь холодной яростью.
Она вновь поднесла к губам костяную дудку Калмы. Вокруг будто вихрь пронесся. С деревьев наземь полетели ветки, закряхтели стволы, держась корнями за холодную землю. Зажатая в кулаке Локши свистулька вдруг раскрылась подобно цветку да и развалилась вовсе. Словно осознав это, стая с рычанием обернулась к хозяйке керемети.
– Теперь попробуй совладай с ними! – торжествующе крикнула девочка.
Не слушая ее, Высокая Локша крутанулась на месте. Руки ее обернулись широкими белыми крыльями. Она всплеснула ими и в единый миг исчезла в рассветном небе.
Тут же забыв о ней, Кирья бросилась к Мазайке. Теряя силы от усталости, она прильнула к холодному телу:
– Ну давай же, родной, оживай! Умоляю тебя, оживай!
Еще долго она шептала и уговаривала его, грея своим теплом, пока наконец не услышала над самым ухом тихий, но вполне различимый вдох.
