Назад: Запись восьмая — о местах не столь благопристойных

Дальше: Запись десятая — об уважительных причинах отсутствия на занятиях

Запись девятая — о порядке пересдачи зачетов

Я почувствовала тепло и открыла глаза, огонь весело танцевал в очаге. Кто-то накрыл меня мягким вязаным покрывалом, пахло травами и киниловым⁸ вареньем. Знакомый с детства запах успокаивал и внушал чувство защищенности.

Комната была смутно знакомой, как и широкий стол, как и склянки, пробирки, горелка, улетающий, к висящей на стене фотографии, дымок. Я не могла разглядеть запечатленных на ней лиц, но знала, что одно мне точно знакомо.

Над увеличительным стеклом линзоскопа склонились двое: темноволосый Оуэн и светлый Линок. Он живо напомнил мне железнорукого, хотя травник не был настолько белесым, как тот. Линок был просто блондином, а железнорукий был полностью бесцветным, то есть абсолютно, словно дорогая бумага Крильской мануфактуры, такими же белоснежными были его брови и ресницы. У нас в Кленовом саду молочница Аулька была такой же бело-седой. Матушкин целитель даже как-то называл это феномен, но сейчас я уже и не помнила как, тогда коса какой-то селянки не казалась мне важной, да и сейчас тоже. Так почему, мысль так настойчиво возвращается к цвету волос?

Я села, придерживая руками вязаный плед. Меня сюда принес Крис. Принес на руках. Как говорила Гэли, стоило только представить и мурашки тут же побежали по коже. Жаль что у меня об этом событии остались весьма смутные и далекие от романтики воспоминания…

… помню, как стояла, прислонившись к барону, а неизвестно откуда взявшийся старик с лампой, что-то ему выговаривал. Тонкие губы шевелились, но я не слышала ни слова. В голове гудело.

… охранники все еще лежащие на полу, моя рапира на столе, пульсирующая боль в висках.

… тесный полумрак сменился холодом и светом лун. Всхрапнула лошадь, на лицо падали снежинки, обжигая льдом кожу.

Значит, Крис ушел из острога и вынес меня, несмотря на старика — охранника. Хотя, что рыцарю дряхлый надсмотрщик.

… мы ехали на санях Ули.

Ули! Я заозиралась, словно надеясь увидеть кожевенника. Но мастерового нигде не было видно. Я же слышала его храп, как раз когда ехала в санях, которыми управлял Крис, а значит Ули «ушел» вместе с нами. Вернее, Оуэн помог «уйти» и ему. Самое время спросить, кто кого спасал? И почему мы в лавке травника, с которым нас на несколько минут свело несчастье?

Я пошевелилась, из-под пледа тут же вывалилась рапира и, звякнув, покатилась по полу, рукоять была предусмотрительно обмотана не очень чистым носовым платком. Ушли из острога почти без потерь.

Парни подняли головы и посмотрели на меня.

— Что…? Почему…? — я не сразу поняла, ответ, на какой вопрос сейчас важнее, — Сколько времени?

— Десять часов утра, — ответил Крис, — Как вы леди? Больше терять сознание не собираетесь?

Я прислушалась к организму, со всей серьезностью собираясь ответить на его вопрос, прежде всего себе. Организм чувствовал себя отвратительно. Бок ныл после нескольких часов на продавленной кушетке, прическа растрепалась, щека чесалась, одежда мятая и несвежая, а уж привкус во рту… Видела бы маменька, упала бы в обморок вместо меня, а потом заперла в Кленовом саду до самого замужества, или даже до старости.

Но старость подождет, несмотря на неприятные ощущения, падать я не собиралась. Пока во всяком случае.

Травник вышел из-за стола и склонился к моему лицу.

— Зрачки в норме, рвоты нет… — Линок выпрямился, взял со стола кружку, — Вы сильно ударились головой.

— Меня ударили, — я попыталась встать, ощутила мимолетное головокружение, и решила не испытывать судьбу.

— Тогда вам лучше обратиться к целителю, — молодой человек передал мне кружку, от которой терпко пахло фруктами, — Пейте, леди, я, конечно, всего лишь травник, но отвар кинила очень хорошо снимает головную боль и усталость.

— Благодарю, — пробормотала я.

— У нас мало времени, — напомнил Крис, — Встреча меньше чем через два часа.

— А нам еще надо вернуть иньектор, — я отпила из кружки, вкус напитка был приятно-терпким и согревал не хуже пледа, — Не думаю, что Серая отдаст его по доброй воле.

— Она не отдаст его, даже если мы приставим ей нож к горлу, — нахмурился Крис, — Скорее уж начнет кусаться.

— Тогда как… — начала я, отставляя опустевшую кружку.

— Не только у Серой есть иньектор, — травник открыл ящик и снова положил на стол инструментариум.

— Поэтому я сюда и вернулся, — кивнул Оуэн.

— Благодарю за откровенность. Приятно знать, что если бы не эта игрушка, вы оставили бы меня в неведении, — злости в голосе Линока не чувствовалось, только досада.

— Но ваш иньектор пустой, — возразила я.

— Это пока, — поднял белесые брови травник. — Подкрасить физраствор недолго, а у вашего переговорщика вряд ли будет время и, — он обвел рукой стол, — возможность, чтобы определить подлинность раствора прямо там, на площади, раз даже я… — он растрепал пятерней волосы и пояснил, — Я уже рассказал Крису пока вы спали, что растворы, тот, что был в моем иньекторе, тот, что принесли вы, отличаются.

Я осторожно встала, на этот раз вышло лучше затылок слабо кольнуло, головокружение почти сразу улеглось.

— Должна быть причина, тому, что за одной коробочкой носятся, высунув языки, и пытаются вернуть, не считаясь с потерями, а вторая лежит себе здесь никому не нужная и позволяет опыты над собой ставить, — вставил Оуэн.

— И она есть, — Линок поднял стеклышко с то самой единственной каплей, что он успел взять, — Но ее не видно с первого взгляда.

— В нашем, — я едва не поморщилась от этого слова, — был не яд?

— Еще какой яд, — травник опустил стекло, — Очень сильный яд, сильнее того, что был в моем раз в пятьдесят. Я бы сказал, у вас был концентрат, а у меня так, разбавленная водичка.

— Поэтому Крис так быстро заразился?

— Да, и я удивлен, почему он еще не…

— Не в могиле? — закончил за него барон, — Так вот что имел в виду тот урод, когда говорил, что не был бы столь уверен насчет времени.

— Девы, — пробормотала я. — Значит, будем обманывать? — странно, но неприятия эта мысль не вызвала, только беспокойство, но не тем, что будем обманывать мы, а тем, что… — А если они сделают то же самое? Если вручат нам воду вместо противоядия?

— Будем надеяться, что нет, — травник открыл нижний ящик и выложил на стол метатель.

— Сколько тебе осталось? — спросил Крис, — Когда истекают твои две недели?

— Сегодня, — хрипло ответил Линок, и поставил рядом с дулом коробку с зарядами и открыл крышку, — Надежда — это все, что у меня есть, — он замолчал. — Но я неуверен, что смогу выстрелить, — Крис поднял брови, и травник тут же пояснил. — Гуляния в Честь Дев… там будет демонова прорва народу, а я не особо меткий стрелок. — Линок пододвинул метатель и коробку с зарядами Оуэну.

— Придется рискнуть, — не прикоснулся к оружию рыцарь, — От меня они как раз этого и ждут. И от нее тоже, — Он посмотрел на меня в тот момент, когда я почти коснулась пальцем одного из зарядов, внутри которых переливались подвижные зеленые капли, словно колышущаяся на поверхности пруда ряска. — Но не от тебя. Тебя они вообще не ждут.

Метатель, с отделанной серебром, но уже порядком потертой рукоятью, и судя по вычурным куркам, хранившийся в семье травника несколько десятилетий, вернулся к хозяину. Линок вздохнул и все-таки взял метатель и сунул за пояс.

«Нарушение техники безопасности обращения со стрелковым оружием» — раздался в голове голос магистра Йена, но повторять их умирающему человеку, я не стала.

Травник один за другим достал из округлых гнезд заряды и сложил в карман. Всего две штуки. В последней ячейке лежали две прозрачные половинки и серебристый капсюль, травник пододвинул коробку ко мне.

— Сможете собрать заряд, леди?

— Не знаю, — честно ответила я, — Экзамен по зарядам я провалила, — пересдача как раз сегодня…

— Что ж, сегодня у тебя очень важная пересдача. Жизнь нельзя пересдать, Ивидель, — серьезно сказать Крис, — И ты уже поняла, что иногда совать голову в петлю совсем небезопасно, так как кто-то может и затянуть узелок, — барон выпрямился, — Если неуверена, самое время отступить.

Если бы он стал меня уговаривать, уверять, что все будет хорошо, я бы еще сомневалась, а так… Я взвесила на ладони полусферу заряда и убрала в карман. Никто не будет сомневаться в графине Астер, ни он, ни я сама.

Девы, что же я творю?

— Итак, Круглая Площадь. Она же площадь у ратуши, — Крис очертил пальцем на столешнице круг, — Они не знают, с какой стороны мы появимся и сколько нас будет, но и мы не знаем этого и о них. С севера на площадь выходит Береговой переулок…

Как рассказывала ныне покойная бабушка, Круглая площадь Льежа носила разные названия. Она успела побывать Торговой, но рынок перенесли и название стало выглядеть нелепо. Потом была переименована в Монетную, но это название, несмотря на наличие Льежского Залогового банка, не прижилось, не доверял народ у нас банкам, тем более конкретно от этого никто отродясь добра не видел. Третья попытка уже имела место после смерти вдовствующей графини Астер, площадь поименовали Каретной, но после того, как по ней проложили трамвайные рельсы, штат кучеров Каретного двора, расположенного здесь уменьшился вдвое, и название тоже кануло в Лету.

Для народа она была Круглой, ей же и осталась.

На каждый праздник Нарождающихся Дев посреди площади устанавливали чашу, для желающих приобщиться милости богинь. Когда я была младше, то остро завидовала румяным и не очень трезвым людям, плескающимся в этой луже. Сегодня, идя под руку с Крисом, я испытывала тревогу, страх, иногда раздражение, как, например, сейчас, когда размалеванный под шута уличный артист заглянул мне в лицо, вытягивая губы трубочкой, то ли выпрашивая поцелуй, то ли собираясь плюнуть. Несколько девушек в ярких платках рассмеялись и уличный артист, найдя более благодарную публику, повернулся к ним.

— Где Линок? — шепотом спросила я.

— Не знаю, — ответил Крис, огибая балаган и сворачивая к торговым рядам. — Где-то здесь.

— Я его не вижу.

— Так это хорошо, главное, чтобы он видел нас.

От лотков пахло свежей выпечкой и копченым мясом. Запахи, от которых леди должны воротить нос, предпочитая вырезку и кремовые пирожные. В животе заурчало, в последний раз я ела сутки назад. Этим утром завтрака предусмотрено не было, в лавке травника я смогла только умыться, разгладить руками одежду, что впрочем, не пошло ей на пользу, и забрать волосы под капор. Но сегодня здесь всем был безразличен внешний вид кого бы то ни было. Непрерывно звякая по рельсам, полз трамвай. Как и предсказывал травник, народу на площади собралось очень много, и все они стояли, ходили, смеялись, болтали и что-то жевали или торговали. Один раз мне показалось, что я увидела улыбающегося магистра Виттерна, кидающего снежок в ребятню, но… В руках мага скорее была бы шпага, а на изуродованном лице, что угодно, но только не улыбка.

Ко мне подскочила торговка с лотком и принялась расхваливать цветные ленты:

— Леди, вы только посмотрите, какой узор, а цвет! Во всем Льеже ни у кого нет таких лент, как у Марьяны — вышивальщицы…

— Вот, господин, смотрите, какие перчатки, воловьи… — поравнялся с Крисом парень в жилетке.

Барон молча взмахнул рукой, и торговцы тут же отстали, а мои мысли вернулись к кожевеннику, то ли перчатки навеяли, то ли клеймо мастера на коже.

— Крис, а куда исчез Ули?

— Что значит, куда исчез? — он поднял брови, торговые ряды закончились, но народу, кажется, стало еще больше. — Я оставил его вместе с санями у ворот мастерской, уверен, племянники уже обнаружили пьяного в хлам дядьку и теперь негодуют по этому поводу.

— Пьяного?

— В том числе. И оглушенного. Думаешь, я настолько плох, чтобы сбросить в сугроб человека, который помог мне освободиться, и украсть его сани?

— Да, — не стала юлить я.

— Ты мне льстишь, Ивидель, я убийца, но не вор.

— Интересная градация, — пробормотала я, но одна из беспокойных струн, трепетавших внутри, затихла. Раньше я не была столь щепетильной. Но с другой стороны, раньше в моей жизни мало, что зависело от таких простых людей, как кожевенник. Все было распланировано и оплачено: учеба, замужество, воспитание титулованных наследников.

С деревянных мостков в ледяную воду чаши, осенив себя знаком Богинь, нырнул мужчина в белой льняной рубахе, раздались возгласы одобрения. Снова зазвенел трамвай, вагон вновь отправился по маршруту, на подножках толкались мальчишки, теперь пахло сладостями: мочеными яблоками и карамелью. Стрелка часов на башне ратуши передвинулась на одно деление, в другое время, я бы услышала механический скрежет, но сейчас за гомоном толпы ее ход был беззвучным. Половина двенадцатого, до встречи еще четверть часа.

— А если железнорукий не придет? Если он решил убраться обратно на свою Тиэру или богини покарали его молниями?

— Это было бы очень не ко времени, и надеюсь, богини это понимают, — хохотнул Крис, — А что касается Тиэры… так он не оттуда и убираться ему некуда.

— Откуда ты знаешь? — удивилась я, — Его рука — это же запрещенная магия, вернее…

— Рука — это всего лишь механизм, а не билет с экспресса на другое полушарие, хотя без умельцев тут не обошлось. Да и потом, он не знает языка Нижнего мира, более того, там в остроге он принял его за западный диалект.

— Язык Нижнего мира? — я вспомнила, как он спрашивал о чем-то на хекающем наречии, — А откуда его знаешь ты? — я остановилась, крики и смех слились в один сплошной гул, на миг голову кольнуло вчерашней болью, а очертания предметов расплылись.

Я отдернула руку от локтя рыцаря и качнулась, силясь справиться с головокружением.

— Крис, пожалуйста, скажи, что ты не… что не с … Тиэры? — прошептала я, вспоминая, все те незнакомые словечки, услышанные от него, вспоминая полное презрение к этикету, а иногда и вежливости. Он был другим, и я это видела, и тщетно гнала от себя мысль, что возможно этим он мне и нравился.

Лица людей вдруг показались мне белыми пятнами с темными провалами ртов, и только его лицо оставалось четким. Только его.

— Интересно, — проговорил Оуэн, заглядывая мне в глаза, — То есть тебя до ужаса пугает не то, что я натравил собак на младшего брата, а то, что я могу быть с другого полушария?

— Ты… ты… — слова застревали в горле.

— Собираешься падать в обморок? — с интересом спросил Крис.

— Девы предрекли пришествие выходца из Нижнего мира. Он придет и разрушит Аэру, прольет реки крови, и сами демоны Разлома будут танцевать на его пути.

— Даже лестно. Хотя про демонов это явное преувеличение, неуверен, что они умеют танцевать, — он покачал головой, — Тот, кто знает язык Тиэры, необязательно был рожден там. К примеру, его точно знают магистры.

— Крис, скажи, — чуть слышно попросила я, силясь вспомнить те странные слова, что он сказал белобрысому, — ты из Нижнего мира?

— Какое искушение, ответить утвердительно, — он подошел, чуть ближе, а я, наоборот, отступила, просто ничего не могла с собой поделать, губы рыцаря скривила горькая усмешка, — Нет, я не с Тиэры, клянусь именами богинь, честью Оуэнов, их родовым мечом и правой башней Совиного лабиринта, где по слухам была замурована моя прабабка. Ну, подумай сама, кто бы признал наследником баронского рода безродного пришельца?

— Тогда откуда… — я попыталась успокоиться, он говорил так легко, так насмешливо, словно все это его забавляло, возможно, даже слишком легко и насмешливо. — Откуда ты знаешь язык Тиэры?

— Я его не знаю.

— Но…

— Что у тебя по истории Аэры?

— Зачет.

— Маловато. Если вкратце, то когда богини разделили мир, то Аэра отказалась от старого языка, перейдя на один из диалектов востока, в знак уважения к Девам и символизируя отрицание ереси Нижнего мира, это был приказ…

— Первого Князя, — закончила я за него. Меня кто-то толкнул в спину, и мир снова обрел четкость, хотя сердце все еще лихорадочно стучало в груди, — Тогда же уничтожили все замки отступников, разрушили оскверненные запрещенной магией и механизмами храмы.

— Именно. Шли годы, столетия сменяли друг друга, летописцы отсчитывали века, пока старый язык не исчез полностью, но ведь у Нижнего мира не было такой «веской» причины менять устои, — он выделил голосом слово «веской», — На Аэре язык сохранился лишь в старых фолиантах, до которых не добрались особо ретивые сподвижники Дев, и как показало время, сохранился не зря. После того как поймали первого железного зверя и разобрали на запчасти, отделив металл от кишок, на железе обнаружили надписи на староэрском, — он пожал плечами, — Было решено в вести в программу обучения рыцарей основы старого диалекта.

— Откуда ты это знаешь?

— Знаю. На одном из занятий Нейор из Кумира долго возмущался и грозился рассказать жрицам, чему нас тут учат. Ну, магистр и просветил его, а заодно всех нас о положении дел, оказалось, что Жрицы очень даже в курсе.

— Что ты ему сказал? — спросила я, чувствуя одновременно облегчение и неловкость. Облегчение, что всему нашлось объяснение, и неловкость от собственного поведения, оттого что убрала руку, оттого, что отступила.

— Кажется, я спросил, сношалась ли его мать с собаками? Но за чистоту произношения не ручаюсь.

— Крис! — я, смешавшись, отвернулась.

— Все, что запомнил, — развел руками Оуэн, — Да и интересно было, что он ответит. Почти так же интересно, как смотреть на твое смущение. Кого ты стыдишься, Ивидель? Меня говорящего это или себя, продолжающую слушать?

— Не знаю.

— Что ж это честно. Все еще хочешь убежать от меня без оглядки?

— Нет, — ответила я, снова прислушиваясь к смеху и выкрикам уличных торговцев.

— Жаль, — Оуэн подал мне руку. И я ее приняла.

С разных сторон от городской ратуши на восток уходили две параллельные улицы — Бульвар Цветов и Лунная улица, сейчас тоже заполненные людьми. Чуть южнее построили вышку дирижаблей, где наверняка шла подготовка к золотому дождю.

Вихрастый мальчишка бросился под ноги и, растолкав двух матрон в чепцах, юркнул в толпу. Тут же раздались крики, и дородный мужчина, охлопывая себя в поисках кошелька, низко закричал и бросился следом. Уличные фонарики, которыми украсили площадь, чуть колыхались от ветра. Двое циркачей на ходулях жонглировали яблоками…

Чужой взгляд я почувствовала, словно прикосновение. Не тот, что бывает, когда мазанешь взглядом по толпе, машинально отмечая пушистый воротник торговки, или высокую прическу женщины в алом пальто. Нет, этот был пристальным, предназначенным только тебе, чувствительным и колючим.

Я подняла голову, рядом с палаткой сладостей стоял железнорукий. И едва успокоившееся сердце снова пустилось вскачь. Спустя мгновение, рука Криса напряглась, он тоже заметил белобрысого, тот, как и мы предпочел прийти пораньше и теперь разглядывал нас со смесью любопытства и брезгливости, между пальцев мелькал цилиндрик. Если он бросит его в толпу… Девы!

Крис неторопливо вытащил руку из кармана и продемонстрировал белобрысому инструментариум. Взгляд мужчины сосредоточился на иньекторе, правая рука была обмотана тряпками, словно культя, цилиндрик исчез из левой, и вместо него в подвижных пальцах тоже появилась коробочка. Точно такая же. Или почти такая же, только вот цвет жидкости, не коричневый, а зеленоватый. А возможно, это просто зимнее солнце играет со мной злые шутки.

Интересно, кто додумался смастерить из инструментариума средство для заражения людей? С другой стороны, бегай тот же белобрысый со шприцем наперевес и втыкая в людей, вызвал бы нездоровый ажиотаж, и наверняка закончил свои дни в канаве у рынка. Но вряд ли я теперь смогу без дрожи взять в руки подобную коробочку. Никаких компактных устройств, только пояса с инструментами, отдельными и громоздкими, среди которых не так-то просто спрятать яд. Или противоядие.

Мужчины стояли друг напротив друга целую минуту, держа в руках одинаковые коробочки. На Криса налетела смеющаяся девочка с двумя торчащими из-под капюшона косичками и полными варежками снега. Она рассмеялась и, даже не взглянув на «препятствие», побежала дальше, за ней с гиканьем неслись мальчишки со снежками наперевес.

Оуэн выпустил мою руку и сделал шаг к палатке со сладостями. На несколько минут белобрысого заслонило многочисленное семейство, мужчина в меховой шапке раздавал отпрыскам леденцы на палочке..

— Крис, — позвала я.

— Стой на месте, — не оборачиваясь, приказал Оуэн.

— А если…

— Стой там! — еще резче повторил рыцарь.

Я знала этот тон, слышала. Именно так отец разговаривал с управляющим, после того, как тот продал пегую кобылу трехлетку соседу по двойной цене. Половина как раз и осела не в тех карманах. По-моему, именно этот факт возмущал графа Астера сильнее всего. Это был их последний разговор, после этого управляющий нас покинул с узелком в руках, возмущением в душе, но на своих двоих, и как сказал папенька, должен был радоваться хотя бы этому.

Шумное семейство, распределив сладости, отошло к палатке с кренделями, мальчишки засмотрелись на жонглеров на ходулях, те, словно великаны из сказки гордо вышагивали около купальни.

Крис сделал еще шаг, белобрысый все еще смотрел на коробочку в его руках.

Я заставила себя оставаться на месте. Все выглядело просто. Сейчас Оуэн подойдет, они снова постоят друг напротив друга, скаля зубы, как два дворовых пса, а потом протянут руки, в древнем как Эра жесте рукопожатия… А может, барон положит коробочку на край каменной клумбы, где летом наверняка растут цветы, железнорукий поступит так же…

Я перебирала варианты и никак не могла остановиться на одном, они казались мне нереально фальшивыми. Пусть уже это случится, пусть милость богинь коснется плеча рыцаря или минует его. Ожидание хуже.

А что потом? Мужчины обменяются ругательствами и разойдутся? Что-то я сомневаюсь. Единственное, что их сдерживает — это коробочки в руках, но после того как каждый получит желаемое… Что будет потом? Железнорукий бросит цилиндрик в толпу, а Линок выстрелит? Я коснулась лежащей в кармане сферы. Пока пустой. Я так и не смогла ничего придумать. Что можно применить в такой толпе? Магических зарядов сотни, а из того десятка, что я могу попробовать воспроизвести, одни либо слишком травмирующие, другие — бесполезны, вроде запаха роз или подвижных жемчужин.

Я завертела головой, но меня по-прежнему окружали незнакомые лица, кто-то кричал, кто-то зазывал народ в свою палатку.

Белобрысый оглядывал толпу вместе со мной, в его глазах я видела отражение своей тревоги. Сжимая иньектор, Крис почти поравнялся с палаткой…

И вдруг что-то изменилось. Железнорукий замер, а потом вдруг мотнул головой, будто бойцовый петух, увидевший противника. Я стояла слишком далеко, чтобы быть уверенной, но то, как он дернул уголком рта, как подался назад, словно… да, словно испугавшись чего-то, а в следующий миг он развернулся и бросился бежать.

— Демоны Разлома! — рявкнул Крис и сорвался следом.

А я за ним. Не раздумывая и не рассуждая. Рыцарь первым поравнялся с палаткой и первым нырнул за нее. Торговец бубликами решил, что именно к нему я спешу со всех ног, и шагнул со своим лотком навстречу. Я отмахнулась, но потеряла несколько секунд и когда обогнула недовольного продавца, оказавшись за палаткой, там уже никого не было. Вернее, не было ни Оуэна, ни белобрысого, только женщина в пуховом платке ожесточенно спорила с мужчиной в тулупе, ребенок между ними смотрел на мир круглыми от удивления глазами.

Я миновала сладкие ряды, снова огляделась, цветные ленты и стяги покачивались на ветру, беспокойство нарастало, как и горящий внутри огонь. Лысый мужчина без шапки распевал хмельную песню, не забывая подливать топлива из расставленных прямо напротив банка бочках. Подарок мэра горожанам в честь праздника. Завизжали трубы и где-то за купальней уличные музыканты нестройно заиграли веселенький марш.

Раздались испуганные крики, какая-то женщина тоненько запричитала на одной ноте. Я бросилась обратно, расталкивая людей руками и получая ответные тычки в спину. Старая бабка зашипела, когда я задела ее шпагой, и обругала меня, так в ее время приличные девушки не носили ножей у пояса.

Куда делся железнорукий? Что могло напугать его так, что заставило бежать? Того, кто даже пребывая в остроге не испытывал страха?

Купальня осталась в стороне, впереди замаячила сцена балагана, а рядом…

Испуганные крики сменились смехом, я остановилась тяжело дыша. Уличный канатоходец, едва не сорвавшись, в последний момент успел ухватиться за веревку и, изящно прокрутившись, спрыгнул на землю. Толпа подалась вперед, люди стали аплодировать, почти оглушая.

Но даже сквозь шум я услышала его голос.

— Не шевелись, — ласково попросил он меня, касаясь губами уха. Сердце скакнуло к горлу и забилось как сумасшедшее, огонь в уличных фонариках колыхался словно живой, в бок тут же уперлось что-то твердое, — Ты знаешь, что у меня там, и что я могу сделать, — ближайший фонарик полыхнул. Вырвавшееся из-под контроля пламя, лизнуло бумажную стенку, какая-то девочка запрыгала на одной ножке, показывая пальцем на фонарик, который на миг превратился в маленький факел. — Ты можешь выпустить свой огонь, девка змеиного рода, а я выпушу лезвия. И мы посоревнуемся, у кого быстрее получится, — я повернулась, и увидела перед собой белобрысого, его белое лицо, брови, ресницы и кривящиеся губы, он все еще был напуган, но боялся он отнюдь не меня и не моего пламени. Я кивнула, обхватывая мысленными руками теплый огонь и уговаривая его не погаснуть, а всего лишь подождать. Бумага фонарика прогорела, на снег полетели жирные хлопья. — Умница, а теперь мы с тобой аккуратно пойдем дальше, как старые добрые друзья, что, кстати, вполне может считаться правдой, если не сказать больше, — он нервно хихикнул, словно эта фраза сама по себе была смешной, — Давай, девка, улыбнись, праздник же.

И я честно постаралась, но судя по тому как быстро убралась с моей дороги молочница в белом чепце. Получилось не очень.

— Знаешь, я много ждал от вас. От тебя, от твоего друга, — продолжал говорить железнорукий, увлекая меня назад купальне, — Много, но не такого, Привлечь этих тварей… — он тряхнул меня, словно куклу. — Как тебе спится по ночам?

— К-каких тварей? Прошу вас, я ничего не понимаю, — я старалась говорить спокойно и рассудительно.

Белобрысый дернул меня на себя, вытаскивая из толпы, обмотанная тряпкой рука больно ударила по боку, и я вскрикнула. Но музыка играла слишком громко, лишь мужчина, державший в руке несколько цветных лент, пристально посмотрел на нас, а потом отвернулся.

— Не сомневаюсь, ты хорошо заучила эти слова. Ты всегда была послушной, — он подтащил меня почти к самой купальне.

Мостки, с которых особо верующие окунались в ледяную благодать, располагались с другой стороны чаши, и здесь народу толпилось гораздо меньше, чем там.

— Ты, кажется, пришел за этим, — раздался голос Криса, и я выдохнула, на этот раз с облегчением, пламя в фонариках осталось на месте. Рыцарь вышел из-за каменной стены, все еще держа в руках инструментариум, — Так почему бегаешь, словно заяц от охотников.

— А ты наглец, — то ли восхитился, то ли разозлился железнорукий, еще крепче прижимая культю в моему боку, со стороны казалось, что кавалер просто позволил себе вольность, обняв даму за талию, если бы еще у «дамы» не было такого перекошенного от ужаса лица… — За этим. Но так как вы отказались играть честно, — Крис поднял брови, — Цена изменилась. Как и условия. Теперь у меня в руках две твои вещи, — он прислонился своей щекой к моей, и я едва сдержалась, чтобы не отпрянуть, — На что меняешься? На противоядие? Или на девку?

Стрелка на ратуше дрогнула и переместилась на еще одно деление. Без четверти полдень. Встречу можно считать состоявшейся.

Крис посмотрел на меня, и я поняла, что он выберет, и это понимание отдалось болью в груди куда более сильной, нежели удар железной культи белобрысого. Он хотел жить.

А ты сама? — спросила я себя. — Что бы выбрала ты? Свою жизнь или чужую?

Как красиво поют менестрели о смерти ради любви, о могилах которые засыпают цветами, о вечной тоске и вечных слезах. Только вот жизнь — это не песня, как бы мне не хотелось обратного. Говорили у дяди Витольда была возлюбленная, пусть из простых, но он слышать не хотел о браке с кем-то другим, правда, поддавшись уговорам семьи, не спешил делать простолюдинку графиней. Она умерла, я была маленькой и не знаю деталей истории. Я помню последствия. Все кончено только для покойника, для остальных жизнь продолжается, и цветы, которыми засыпали могилу рано или поздно завянут. Прошли годы со смерти единственной возлюбленной и бывший граф Астер посватался к дочери виконта Кильена. Так и заканчиваются большинство историй любви.

Волосы шевелило теплое дыхание белобрысого, одна рука до боли прижималась к боку.

Чтобы выбрала я? Жизнь дорогого человека или свою? Вроде ответ очевиден, но… Если минуту подумать и ответить честно, не лукавя даже в мыслях? Представить, что именно к его телу приставлено лезвие, а на моем горле смертельный рисунок, который слишком тяжел для жизни?

Не люблю такие вопросы, в основном потому, что мне не нравятся ответы. Что я хочу услышать? Что он готов умереть, лишь бы жила я? Видимо, да. Это было бы благородно. И я оплакивала бы его всю жизнь… Точно, можно начинать прямо сейчас.

— На противоядие, — ответила вместо барона я.

Крис посмотрел так, словно у меня выросла вторая голова. И видеть это удивление было приятно, если бы только не железная рука у бока, если бы не страх.

Ведь на самом деле выбора не было. Все что я могла это просить и молиться девам, чтобы уйти с Круглой площади без железа в боку. Ну, не убьет же он меня в такой толпе? Или убьет? Невозможно. Наверное, любой на пороге смерти думает так же, нельзя убить главного героя в пьесе под названием жизнь.

Я невольно задрожала, рассматривая окружающую толпу, слепую и глухую. Белобрысый зашипел и стал оглядываться вместе со мной, я чувствовала движение его головы. Притихшая было минут музыка, заиграла вновь. Оркестр глянул что-то вроде Бижунской плясовой, более уместной на сельских ярмарках. Девушка в алом платке подхватила под руку пузатого, годящегося ей в отцы мужчину и потянула в центр площади. С другой стороны за него ухватилась улыбающаяся старушка.

Железнорукий отступал, таща меня за собой. Кто-то рассмеялся.

— Стой! — зарычал Оуэн.

— Отзови этих тварей! — выкрикнул мне прямо в ухо мужчина, продолжая судорожно оглядываться, — Отзови!

— Хорошо-хорошо, — Крис поднял руки, в правой все еще был инструментариум. — Отзову, как только совершим обмен.

Белобрысый уперся спиной в каменную стену купальни.

— Не говори со мной, как с идиотом!

Еще несколько человек присоединились к собирающемуся хороводу, музыка заиграла громче, нас окружали смеющиеся лица.

— Тогда не веди себя так, будто решил снять комнату в Целительском доме Ионской Девы Скорби⁹. Ты сам позвал нас сюда, не забыл для чего? — Крис показал инструментариум.

Белобрысый выпрямился, отстраняясь и становясь чуть сбоку, теперь я могла видеть его страх. В мужских пальцах снова заплясал блестящий цилиндрик.

— Я передумал, — отрывисто бросил железнорукий, — Никакого обмена, ты просто отдашь мне иньектор, — Оуэн удивленно поднял брови, — Иначе, — цилиндрик замер, — Умрут все. Это не та пугалка, что вы видели раньше, это, — он говорил почти с любовью, а пальцы поглаживали гладкие бока странного заряда, — смерть. И многие отправятся к Девам. Например, она, — меня снова пихнули в бок, — И некоторые из этих улыбающихся идиотов тоже. И ты.

— И ты, — добавил барон.

— Нас похоронят в одной помойной яме. Ну, разве не замечательно? — оскалился железнорукий.

Он все еще продолжал оглядываться, но его страх стал отдавать решимостью. И отчаянием. Именно с таким чувством загнанная в угол мышь бросается на кота.

— Прекрати! — резко сказал Крис, он специально не оглядывался, продолжая смотреть только перед собой, при этом оставаясь спокойным. Я могла только догадывалась, чего ему стоило это спокойствие.

— Прекратил, — белобрысый снова притянул меня к себе, — Твое решение? Отдашь инструментариум и выиграешь еще несколько часов, а может и дней жизни для себя? Либо мы умираем все вместе здесь и сейчас, прихватив с собой тварей и часть Круглой площади?

Мальчишка лет пяти нырнул под сцепленные руки танцующих и оказался внутри хоровода.

— Это неправильно, — прошептала я, ни к кому конкретно не обращаясь, но Крис меня услышал.

— Забирай свою игрушку, — барон протянул коробочку.

Цилиндрик замер, но мужчина не торопился убирать его, чтобы взять инструментариум.

— Вытяни руку, — на этот раз он ткнул меня железной рукой в спину.

Я посмотрела на Криса, рыцарь едва заметно качнул головой.

— Ну, — поторопил железнорукий и я подняла ладонь.

На краткий миг наши пальцы соприкоснулись, металлическая коробочка упала на руку. Железо все еще хранило чужое тепло.

— И что дальше? — поинтересовался Крис, — Все козыри у тебя…

Он не договорил. Тощий парнишка с красноватым лицом, которого, наверное, в первый раз коснулась бритва, куда-то очень торопился. Может к лотку с сырными косичками, а может, к зазывно смотрящей на Криса румяной пышнотелой девушке, желая увлечь в хоровод. Может… но сегодня ему была не судьба потанцевать.

Выстрела мы не услышали и даже не сразу поняли, что произошло, продолжая сверлить друг друга взглядами. Пробегавший мимо парень нелепо взмахнул руками и упал, будто поскользнулся. А через секунду раздался всхлип и по ногам упавшего стала расползаться зеленоватая жижа.

«Живой кокон», так, кажется, называется это заклинание. Я вспомнила, подвижную каплю внутри сферы, что убирал в карман травник, тогда я не опознала его, наверное, и к лучшему. Его решались использовать бы немногие, в основном потому, что маги и жрицы до сих пор спорят, богопротивно оно или нет.

Подвижная масса укутала ноги парня по колени…

Заклинание выглядело слишком живым, слишком близким к запрещенной магии. Если бы жрицы могли назвать животное, похожее на комок выловленных из озера водорослей, они бы его запретили. Но они не могли. Это и были всего лишь водоросли, причем сушеные, магия заставляла их разбухать, липнуть, покрывать предметы целиком.

Парень закричал. Скорее от страха, так как кокон не приносит боли. Жижа дошла до талии. За считаные мгновения она покроет все тело с головы до ног, оставляя лишь щелку для дыхания. Сложный заряд, мне не по силам воссоздать его.

Парень дернул ногами, желая стряхнуть с себя зеленую грязь. Кокон в отличие от Сети не лишает подвижности, человек может даже встать, если справиться с темнотой и паникой. Но кокон делает кое-что похуже, чтобы поддерживать эту иллюзию жизни, водорослям нужна энергия, как и всему остальному. Ничего не получается из ничего. Кокон пьет силу из всего, с чем соприкасается. Из человека. И кокон не может остановиться. Он не живет, не знает жалости и меры. Он не имеет разума.

Парень уже визжал, торговка сыром, глядя на него, зажала рот рукой, какой-то дедок с корявой палкой вместо трости пытался оттащить любопытного внука подальше от купальни. Оркестр продолжал играть.

Я подняла голову, рядом с палаткой стоял бледный Линок, держа в руке, окутанный серой дымкой, метатель. Зря он говорил, что не сможет. Смог. Обидно, что промахнулся.

Завизжала, перекрывая музыку, румяная толстушка, так и не дождавшаяся кавалера. Крис напрягся, Линок опустил руку с оружием. Железнорукий издал хриплый звук, так похожий на карканье, словно собирался закричать, но не смог, и бросил цилиндрик на землю. Железка упала на снег в шаге от парня, которого медленно пожирал кокон, названный живым, явно в насмешку. Упал и завертелся, издавая едва слышное шипение. Белобрысый дернул меня за волосы, оттаскивая назад, ноги зарылись в снег.

— Стреляй! — закричал растерянному травнику Крис и указал рукой на цилиндрик.

Музыка играла и играла. Цилиндрик все крутился и крутился… А внутри железа зарождалась буря. Я всегда чувствовала огонь лучше всего остального. И тот, что шевелился под оболочкой цилиндра, был очень сильным. И голодным. Он готовился сожрать все, до чего дотянется его алый ревущий рот.

Я все-таки зацепилась за что-то великоватыми сапогами и упала в снег, в ушах раздавался свист, а чувств касался обжигал огненный голод.

— Вставай, девка, — железнорукий подхватил меня под руки, ставя на ноги словно куклу. Я даже не успела осмыслить подобную доброту, любой на его месте бросил бы, одному уйти проще, — Вставай, или останешься здесь навсегда!

Старик так и не сумел оттащить внука, торговцев, кажется, стало еще больше. Крис стоял почти вплотную к цилиндрику. Первым делом огонь коснется парня в коконе, вторым барона, третьим… уже будет не важно.

Секунда до вспышки.

Белобрысый продолжал ругаться, так и не дождавшаяся кавалера девушка визжала. Я неуклюже выпрямилась. Цилиндрик треснул, выпуская на площадь огненный цветок.

Мисс Ильяна учила нас справляться с неконтролируемыми выплесками магии, а мой выплеск — это как раз огонь. Меня она учила обращаться к воде. Пусть это не магия, пусть это пламя чужое, но это пламя. Кто сказал, что я не могу поступить так же?

Белобрысый в очередной раз дернул меня назад, но прежде, я успела раздавить пузырек на поясе. Сухой воды было слишком мало, чтобы погасить этот огонь, а вот четверти склянки с семенами пустоты даже чересчур много. Попадая на предмет, они образуют внутри пустоты. Ничего впечатляющего. Но тем самым они разрушают материю изнутри. А я всего лишь задала семенам изменений правильное направление. В этом суть магии, все что есть, создали богини, а колдуны всего лишь капсюли, что передают энергию зарядам.

Семена осели на стене чаши ровно в тот момент, когда огонь пробудился к жизни. Изменения коснулись камня, внося в его структуру хаос. Чаша загудела и треснула, первая струйка воды окрасила камень в темный цвет, вторая заставила подтаять снег, третья… Огненный цветок заслонил собой небо, дыша жаром в лицо.

От чаши отвалился целый кусок, и поток воды вырвался на свободу, накрывая огонь, заставляя его огрызаться и шипеть. Криса и Линока снесло потоком, визжащая девушка упала. Музыканты, наконец, сообразили, что происходит что-то нехорошее и трубы, прохрипев финальный аккорд, замолкли.

Ледяная вода ударила меня по коленям, едва не опрокинув обратно. Огненный цветок умер, едва родившись, в небо устремился пар. Полуголый мужчина, который до этого, видимо, нырнул в купель беспомощно барахтался.

Белобрысый шипел, без труда удерживая равновесие и не давая упасть мне, люди, чудом удержавшиеся на ногах, бежали в разные стороны. Я увидела несколько рыцарей в серых плащах и даже бывшую баронессу Стентон, спешащих на площадь. Железнорукий не дал мне досмотреть представление, не дал бросить последний взгляд туда, где исчез Крис, он рывком прижал меня к себе и потащил к обжорным рядам, вернее, к тому, что от них осталось.

Вода дошла до колен и схлынула, на площади царил хаос. Смех сменился криками, хоровод распался на тех, кто умел плавать и тех, кто пытался утонуть. Вопреки здравому смыслу многие бежали по воде к каменной чаше, и только мы обратно. Хотя бежали, слишком громко сказано. Белобрысый плевался, сыпал ругательствами и продолжал многозначительно тыкать железной рукой мне в спину, подталкивая вперед, а я вместо того, чтобы заорать и привлечь внимание, продолжала идти. Ему хватило пороху бросить цилиндрик в толпу, хватит и для того, чтобы разрезать меня пополам.

Он затащил меня за бочки с вином. Торговые лавки опрокинуло, ругаясь всеми известными и неизвестными словами, дородный торговец пытался выловить из мутной снежной лужи безнадежно испорченные булочки. Прямо рядом со мной колыхался круглый леденец, окрашивая воду в розовый цвет.

— Это отвлечет их на какое-то время, — железнорукий толкнул меня к бочке, рядом, привалившись к ее боку, спал мужчина в дорогом светлом пальто.

— Оля-ля, — невнятно проговорил он сквозь сон, но даже холодная вода не смогла разбудить пьяного.

— За это время я вполне успею… Отдай, — белобрысый вырвал из моей руки иньектор.

Тяжелая намокшая юбка противно липла к ногам, я судорожно огляделась в поисках спасения. Если рвануться в сторону, нырнуть между палаток, миновать залитые рельсы и…

Что «и»? Пусть мне и удастся сбежать, но что дальше? Противоядие все еще у белобрысого, и как только я спрячусь, для Криса все будет кончено.

Ну же, давай! — скомандовала я себе, — Делай, что-нибудь! Что угодно, только не стой и не молчи! Не дай ему… А что собственно белобрысый будет делась с коробочкой и с, как он думает, «ядом» внутри?

— Зачем… зачем вы убиваете людей? — мне даже не пришлось притворяться, голос и в самом деле дрожал.

— Я кого-то убил? — притворно удивился мужчина.

— Брат кожевенника Ули повесился в мастерской! Гикар сгорел…

— Гикара я не поджигал, кожевенника не вешал.

— Дочь ювелира, травник, — продолжала перечислять я.

— Они вроде все живы, — он поднял инструментариум, нажал на выступ, выщелкивая полое шило.

— Толстяк в доме целителей, — продолжала я, не сводя глаз с острого кончика, хотя объяснять железнорукому, что он является убийцей, было, по сути, очень глупой идеей, но за неимением других…

— А эту тварь я бы убил еще раз. И с удовольствием, — белобрысый безумно улыбнулся, как палач в день Даруемого Девами Прощения, когда помилование задержалось в пути, а когда дошло, приговоренный уже лежал на плахе отдельно от потрохов.

Мужчина, размахнувшись, воткнул шило бочку прямо над моим ухом. Дерево отозвалось гулом. Я вздрогнула, не в силах оторвать взгляда от его лица, от его неприкрытого торжества. Он думал, что победил. Был уверен в этом.

Впервые я видела его так близко, узкое лицо, резковатые черты, белые брови, ресницы. Странно, но эта пренебрежительная улыбка, этот злой триумф в глазах были мне знакомы, словно, я уже видела их раньше. Но как? Где? Разве что в кошмаре, из темноты которого на меня смотрел монстр, что вылезает из-под детских кроватей, стоит только нянюшке уйти спать.

— Вы… — я подняла руку к горлу, живо представив, что могло произойти будь в иньекторе яд. Сколько народу бы погибло…

Ну и что? — спросил внутренний голос, — Если бы не Крис тебя бы здесь не было. Ты бы танцевала на балу с мэром Льежа и сдержанно улыбалась его шуткам. Ты бы никогда не попробовал это вино, да и никто из родных и знакомых тоже, потому что не пристало леди пить брагу на площади, так ведь?

Так, но… Откуда это чувство неправильности?

Пьяный всхрапнул. Железнорукий выдернул шило и воткнул его в соседнюю бочку, выпуская новую порцию «яда» в напиток. Я слышала голоса, с противоположной стороны к бочкам снова подошли гуляки, какая-то женщина громко и немного натянуто рассмеялась, потекло вино…

Те, кто живет в Кленовом саду, год от года служат нам, кто с оружием в руках, кто в поле или коровнике. Но когда в горах поселился хвенский живоглот, отец отдал приказ, и десятки вояк днем и ночью патрулировали дороги и подходы к деревням и селам, а сам граф Астер возглавил ловчий отряд, ушедший в горы на охоту, к вящему беспокойству матушки.

А во время засухи воду по приказу папеньки возили с заснеженных горных перевалов, не считаясь с трудностями и расходами. И когда демон раз за разом прорывался к предгорным равнинам, двери Кленового сада открыли для всех желающих найти убежище и переждать опасность под защитой его высоких стен, будь то стряпуха или простой пастух. Помню, матушка не разрешала Илберту взбираться на постовые башни…

— Они наши, — часто говорил отец, не мне, конечно, брату, — Они исполняют нашу волю или болтаются в петле, но когда приходит беда вправе рассчитывать на защиту.

А сейчас беда пришла в Льеж. И эта беда сейчас стояла напротив меня и скалила зубы. Где же городские маги? Где Серые?

Я не знала. Но сейчас у всех этих людей была только я. Еще не маг, но уже и не обычная девчонка, уже не поучиться просто отойти в сторону и безразлично пожать плечами…

Не скажешь, что жителям Льежа повезло с защитницей.

Спокойно, Иви, как учила матушка, противником или будущим мужем, может оказаться любой, хоть незнакомец, мелькнувший в окне кареты, так и партнер по танцам. Ни одного лишнего слова, ни одного выдающего волнение движения. Спокойствие, выдержка и тонкий расчет рушат любые крепости.

Я опустила руку в карман и коснулась пустой сферы.

— Вы хотите отравить весь город? — мне даже не пришлось изображать ужас, до того он вышел естественным.

— Закрой дыру, — рявкнул белобрысый, — Живо.

Он посмотрел на меня своими прозрачными глазами, в которых плескалось торжество и вместе с тем страх… И все же, где я могла их видеть? Я ведь почти уверена, что видела, только не могу вспомнить когда?

Я заставила себя отдернуть руку от стеклянной сферы и отправила в полет зерна изменений, мне даже не пришлось особо стараться. Старые не раз использованные бочки, дерево, которых само разбухает от дешевого вина, коэффициент изменения двойка, надо всего лишь заставить волокна закрыть маленькую оставленную шилом прореху…

— Вот так, — удовлетворенно сказал железнорукий, вытащил шило и приказал, — Повтори.

— Вы для этого потащили меня с собой? — спросила я, не давая вину вытечь.

Белобрысый молча воткнул шило в третью бочку, прямо в раскрытый совиный глаз.

— Клеймо Оуэнов, — прошептала я, — Когда начнут расследование… когда узнают откуда пошло заражение… — я тряхнула головой, стараясь успокоиться, ведь яда в инструментариуме нет. Яда нет, — Могут обвинить барона, а потом всплывет то, что болен его наследник. Девы, вы все спланировали с самого начала!

Белобрысый улыбнулся, и вытащил шило, с той стороны снова кто-то открыл кран, наполняя очередную кружку, очередной порцией вина. Тревожные крики постепенно сменялись смехом

— Если бы, — хохотнул он, вот только совсем уж невесело, — Ну, — он ткнул меня в плечо, напоминая, зачем потащил с собой мага, я закрыла третье отверстие, — Твой барон — это случайность, и я на самом деле планировал отдать ему противоядие. А почему нет? — спросил он сам у себя. — Но его кандидатуру одобрили.

— Кто? Для чего?

Вместо ответа, он дернул меня за воротник, заставляя отойти от бочек, железная рука снова легла на талию, намеренно причиняя боль. Он потащил меня дальше вдоль опрокинутых лавок. Не забывая поминутно оглядываться. На этот раз я даже не сопротивлялась, пальцы снова коснулись прозрачной сферы в кармане, мне удалось подцепить капсюль… Чем я могу зарядить сферу?. Нужно что-то простое и действенное, но не настолько разрушительное, как живой кокон. Сейчас бы мне пригодился крик хохотушки — Рут, знать бы еще как она загнала его внутрь стекла.

Мы обогнули торговые палатки или то, что от них осталось. Здесь народу было больше, кто-то взволнованно отдавал приказы, стараясь навести порядок, холодная вода хлюпала под ногами. На нас смотрели с жадным сочувствием, на мое мокрое пальто, на выбившиеся волосы, и даже на то, как мужчина тащил меня в сторону. Смотрели, но остановить не пытались.

Залоговый Льежский банк остался с правой стороны, впереди показалась вышка для дирижабля. Приготовления к Золотому дождю приостановили, стюарды в форме воздушной компании пытались оттащить кожаные бурдюки с благословленной Богинями водой в более сухое место. Звучало странно, да и смотрелось так же. Я подняла взгляд на ратушу, без двух минут полдень. Один из мужчин в ливрее вытянул шею, стараясь рассмотреть что-то поверх толпы.

— Что там произошло? — спросил он у белобрысого.

— Сходи и посмотри, — огрызнулся мой спутник, — Вряд ли вы сегодня вообще отчалите, — он указала на дирижабль.

Служащий опасливо покосился на меня, но отходить от вышки не торопился. Просто напуганный человек, который не совладал с собой, огрызнулся. Сколько их еще таких здесь на площади…

Рядом с ящиками валялись сломанные ходули. Один из уличных артистов сидел на земле, то и дело, вытирая кровь из разбитой головы. Железнорукий остановился у ящика, оперся, словно ему было тяжело дышать. Сейчас он как никогда походил на усталого обывателя, одного из многих… Если бы минутой раньше он не тащил меня за собой, не втыкал со злостью инструментариум в бочки, я бы ему поверила.

Служащий отвернулся и снова стал смотреть на купель, с этой стороны каменная чаша выглядела целой. Артист со злостью отпихнул от себя остатки ходулей, снежная каша доходила ему почти икр, длинные штанины набрякли.

Белобрысый выпрямился, словно смог, наконец, восстановить дыхание, в свободной руке мелькнул инструментариум, тихо щелкнуло выдвигаемое шило…

Рабочие потащили очередной ящик с кожаными бурдюками, их было больше дюжины, на ближайших без труда различалось клеймо мастерской. Узорчатые переплетенные буквы «У» и «Г». Я видела этот рисунок раньше, мало того, была уверена, что именно такой оттиск стоит сейчас на моих безумно дорогих великоватых сапогах. Ули и Гикар — кожевенная мастерская, а на бочках с вином клеймо Оуэнов…

— Ювелир, травник, кожевенник и мастер-оружейник, — тихо перечислила я заболевших.

На нас никто не смотрел, кожа прокололась с тихим хлопком, когда шило вошло в ближайший сосуд.

— Ты знаешь, что делать, — прошептал мужчина, поворачиваясь, его дыхание отдавало кислым, вторая рука все еще лежала на моей талии.

— Вы не знаете, о чем просите.

Белобрысый вытащил шило, капли воды побежали по бурдюку.

— Кожа — это не дерево, — я облизнула губы, — Кожа — это почти…

Как объяснить «не магу» то, что в тебя вбивают с того момента, как просыпается сила? Кожа — это почти жизнь, всего на одну ступеньку не доходя до запрета богинь. Кожа — это не трава, не хлопок, даже не мед или молоко… Кожа — это животное. К счастью, мертвое. Коэффициент изменяемости условный «ноль». Условный потому что кожу можно изменить, но только самым-самым лучшим магам, самым опытным, тем, кто никогда не переступит запрет богинь, дано право изменять такие вещества.

Будь это иначе, кожевенные мастерские давно бы вытеснили магические.

— Ну, — поторопил меня мужчина, железная культя прижалась к боку сильнее.

— Не… не могу, — я снова коснулась сферы, про компоненты на поясе придется забыть. По крайней мере, на время. Нужно что-то придумать, причем срочно, иначе…

— Не можешь? Или не хочешь, графиня?

— Не могу и не хочу, — твердо ответила я, стягивая изменения внутрь сферы, что дал мне травник. Решение пришло за секунду, удивительно простое и действенное. Я не знала, как загнать в заряд крик. Но я могла представить, как не загонять его туда. Крик — это всегда волна, область давления, что мы создаем сами, сильное или слабое. В прошлый раз я его усилила, а в этот… В этот я его ослаблю, ослаблю до нуля, нет еще ниже, если это ниже вообще бывает. Кончики пальцев закололо…

— Тогда… — железная рука прижалась к боку, и я почувствовала, как ткань вспарывает лезвие, сантиметр за сантиметром. Он делал это нарочито медленно, скользя по касательной, а не вгоняя металл в плоть одним движением, — Тогда ты умрешь. Здесь и сейчас.

Зерна изменений, казалось бы, такие незначительные скользнули внутрь заряда. Я подцепила дрожащим пальцем вторую половинку сферы и соединила с первой, одновременно прижимая к прозрачной стенке капсюль. Неужели получится? Вот так вслепую создать заряд? А если нет, если, сейчас все развалится и изменения вырвутся на свободу…

— Но умру я не одна. Мой огонь заберет вас тоже, — в отчаянии пообещала я.

— А заодно и полплощади, — хохотнул белобрысый. — Мы вернулись к тому, с чего начали. Огонь против стали. Маг против воина. Кто быстрее. Надеешься выжить? — ткань разошлась, и лезвие прижалось к коже, — Конечно, надеешься. Как и все. Лезвие тонкое, быстро войдет в тело, возможно, даже боль придет не сразу, но ты все равно закричишь. Сегодня все кричат…

Служащий воздушной компании обернулся и нахмурился.

— Восстанови бурдюк или я тебя убью.

Я зажмурилась в ожидании удара, одновременно молясь Девам, чтобы его не было. Ведь, так не бывает, правда? Девушки не гибнут на празднике посреди центральной площади.

Точно, а еще они не бегают по острогам за рыцарями, не сбегают от Серых посреди ночи, не получают по голове.

— Видела когда-нибудь ранение печени? — холодная сталь чиркнула по коже, смещаясь, — Нет? Человек умирает не от самой раны, а от потери крови, которую нельзя остановить, сколько ни бьются целители, — белобрысый посмотрел на вытекающие из бурдюка капли воды и воткнул шило в соседний, впрыскивая «яд», — А если перед этим нанести на нож еще и мешающий закрыться ране раствор…

— Эй, — закричал служащий, делая шаг к ящикам. — Вы там…

— Кричи, — почти попросил меня мужчина. — Или молча делай то, что говорят.

— Нет.

Секунда уходила за секундой, каждая из которых казалась мне бесконечной, но удара все не было. Сердце колотилось, руки дрожали в ожидании, а белобрысый все говорил и говорил, хотя я понимала лишь слово из трех. Быть смелой на словах куда проще…

— Я убью тебя, но ты еще проживешь достаточно долго, чтобы успеть проститься со своим ненаглядным бароном. Чем не мечта? Не жили они долго и счастливо и умерли в один день, — его речь стала торопливой, движения резким и каким-то суетливыми. Мужчина вытащил иглу, прозрачные капли побежали по кожаному боку, оставляя после себя быстро темнеющую дорожку, — А если я скажу тебе, что смерть варвара мне совсем не нужна? Я вскрою тебе печень, ты сожжешь мне сердце, заберешь противоядие. Сможешь передать его любимому, прежде чем почить у него на руках. Не будет уютной могилки на двоих, не будет рая Дев для влюбленных. И мальчик забудет девочку, забудет в тот же миг, как отвернется от свежего могильного холма.

Он продолжал говорить, и я поняла, что невольно стягиваю изменения во вторую руку. Зачем? Затрудняюсь сказать… Хотя вру, знаю. Зерна восстановления способны лишь на одно. На восстановление.

Я на самом деле собираюсь помочь ему? Собираюсь коснуться магией мертвой кожи? Даже если мне грозит рабский ошейник? Нет. Нет. И еще раз нет. Я заставила себя разжать пальцы. Только не ради этого белобрысого.

А ради чего готова? — спросил внутренний голос. И я испугалась, не только того, что говорил железнорукий, не его вкрадчивого тона, ни его угроз, а своих мыслей, ответа, что пришел в голову быстрее, чем я успела заставить себя не думать об этом.

— Что вы делаете? — к нам подошел мужчина в форме.

— Леди заметила, что у вас бурдюки прохудились, — зло проговорил белобрысый, иньектор исчез из его руки, словно прямоугольник карты из ладони фокусника, и дернул меня в сторону.

Хрупкая сфера выскользнула из вспотевших пальцев и осталась в кармане. Мужчина в форме увидел темнеющую от влаги кожу и закричал на возвращающихся рабочих, словно это они были виноваты в случившемся.

— Смелая, — мужчина оглянулся на канатоходца. — Или глупая. Я бы убил тебя девка змеиного рода, но в этом пока нет смысла. Ибо вместе с тобой мне придется убить и…

Я снова подхватила сферу и скомандовала себе: Давай! Просто сделай это! Пока, по какой-то неведомой причине он не воткнул тебе в бок нож. Сейчас, пока он несет всякую чушь, пока осматривает площадь, ища глазами что-то и, кажется, не находит. Он не тот человек, которого стоит жалеть.

— Не хочешь помогать ради своей жизни, — давление на талию исчезло, нож вернулся в железную кисть. — Так может, поможешь ради чужой? — спросил он, когда я почти решилась, и в здоровой руке снова появился иньектор, почти неотличимый от того первого.

Почти. Значит, в первый раз мне не показалось. Жидкость, наполнявшая его, отсвечивала зеленым. И ее было куда меньше чем, того «чая», что налил в коробочку Линок.

— Поможешь мне, получишь противоядие, и можете быть свободны. Чем не сделка века?

Я не могла оторвать взгляда от инструментариума в его руках, от света, что играл на гранях узкой прозрачной трубочки, отбрасывая во все стороны зелены блики. А ведь и в самом деле, почему нет? Яда у него нет, и что бы он не задумал, хуже от моей помощи не будет…

Кнут и пряник. Угрозы и награда. Надежда и страх. Неизвестно еще, что действенней.

Милосердные Девы не дали мне развить эту мысль. В воздухе что-то свистнуло и в предплечье белобрысого вошел нож, тихо вошел, так, что я даже удивилась, увидев торчащую из плоти рукоятку, быстро темнеющий и набухающий от крови рукав над замотанной в тряпки культей.

Белобрысый закричал, застонал, засипел. Сегодня все кричат…

Я обернулась и с облегчением выдохнула. Потому что рядом с каретным двором стоял Крис. Мокрый, грязный, уставший и злой барон Оуэн, опускал руку, что только что отправила в полет нож. И именно в этот момент я поняла, что не променяю этого несносного рыцаря даже на сына Князя, будь он у затворника. Отсутствие наследника главная головная боль совета родов, Магиуса и Ордена Серых… но меня это точно не касалось. Меня волновал только Оуэн. Теперь я понимала, что ничего не изменить. Мое сумасшествие дало такие глубокие корни, что вырвать его не удастся. Да, я и не хочу этого. Знаю, что пожалею об этом не раз, что Крис наверняка заставит меня плакать, но… Все это не имело значения, когда я видела синие глаза. Как говорил отец, глядя на аристократов, садящихся за карточный стол: они уже проиграли, даже не начав партию. Видимо, со мной будет так же.

Железнорукий зарычал, выронил иньектор в снег под ногами, схватился за рукоять и выдернул нож. Но швырнуть в Криса не успел. Со спины на него набросился Линок. Рабочие уронили ящик, и уставились на парней, бурдюки с клеймом мастерской Ули раскатились по снегу, словно громадные пиявки, что притащил на руке как-то Илберт. Зараженный кожевенник изготовил кожаные сосуды для золотого дождя, баронство Оуэн поставило вино, а что сделали или должны были сделать мастер — оружейник, ювелир и травник? Гикар изготовил инструментариум, а еще… кандидатуру Криса одобрили. Мысль была интересной. И правильной, ее не мешало бы обдумать, но не сейчас. И не здесь.

Я схватила заряд. Белобрысый плавным и каким-то змеиным движением сбросил с себя Линока. Травник полетел на землю, он не был рыцарем и вряд ли часто отвлекался от своих порошков и линз для того, чтобы подраться на площади. Отступник ударил парня коленом в живот, а когда тот согнулся, добавил культей, с размаха, по шее. Линок растянулся в грязи.

Крис был уже в нескольких шагах от железнорукого и не собирался останавливаться. Если активирую заряд сейчас, то задену обоих. Я разжала руку и совершенно не элегантным движением осела в мокрый снег, пачкая и без того грязную юбку. Там среди снежной каши валялся инъектор с противоядием, надо всего лишь протянуть руку… Не обращая внимания на холод, на льдинки, что царапают кожу, на крики и чей-то хрип, я подцепила пальцами коробочку инструментариума, сжала ладонь, не сразу поверив, что наконец-то заполучила желаемое. Зеленая жидкость перетекала по трубочке, но ее было мало, очень мало.

Что-то пронеслось над головой, что-то знакомое и одновременное чужое. Зерна изменений. Странные, слишком быстрые, слишком исковерканные по сравнению с теми, что управляют маги, словно сломанные, вывернуты наизнанку крупинки. Закричал мужчина в форме воздушной компании, требуя позвать Серых.

Я подняла голову. Белобрысый корчился на снегу рядом с Линоком, а его железную руку, играючи заламывая за спину, выворачивал гвардеец.

Старый знакомый. Вернее, незнакомый, тот самый, что вместе с ныне почившим толстяком, чуть не отправил меня к Девам. Тот самый, чье фото двадцатилетней давности висело в гостиной у Серой. Он был шире в плечах, массивнее белобрысого и, по всей видимости, сильнее, хоть и старше. Лицо седовласого солдата оставалось бесстрастным. Но поразило меня не это, поразило меня то, что с пальцев свободной руки все еще продолжали срываться в полет эти ущербные изменения, как еще совсем недавно нож с руки барона. Каждый бросается, чем может.

Милосердные Девы! Он маг! Гвардеец — маг. О чем еще умолчала Серая?

Крис не добежал. Что-то жгучее и одновременно холодное налетело на Оуэна, жаля, как рой пчел, заставляя его остановиться, заставляя его дергаться, словно в припадке падучей. Я не знала, что это за магия, не могла опознать воздействие и могла только предполагать. Рыцарь рухнул на колени, не добежав пары шагов до Линока, повалился вперед. Его лицо кривилось от боли.

Я закричала, и кто-то кричал вместе со мной… Раненый артист? Рабочие? Служащий компании или очередные зеваки? Все равно. Не кричал только Крис, и оттого смотреть на него было еще больнее.

Почему гвардеец не приложил тогда магией ни меня, ни Гэли? Почему предпочитал гонять по лабиринту улиц? Не самое лучшее время, чтобы выяснять это.

Железнорукий взвыл, громко, тоскливо, безнадежно, как собака, над телом хозяина.

— Как я рад, наконец, познакомиться, — усмехнулся седовласый, — Давно искал встречи.

Белобрысый выругался, пройдясь по родословной гвардейца вдоль и поперек. Его предки были бы поражены столь разнообразными любовными связями.

— А мне говорили, что благородные, всегда блистают воспитанием, — покачал головой старый солдат.

— Ты не можешь убить меня — выкрикнул железнорукий, и эта фраза волшебным образом успокоила его самого, во всяком случае, он перестал беспорядочно дергаться, — Не можешь, иначе…

— Это несправедливо, ты не находишь? — спокойно переспросил гвардеец, дергая пленника на себя, и заставляя подняться, — Ты можешь, а я нет. Хотя, так даже интереснее…

Он поднял голову.

— Нет, — пробормотала я, зажимая инструментариум в руке, — Нет.

— Беги! — закричал белобрысый, рывком поднимаясь на ноги, сейчас в его взгляде не было ни злости, ни превосходства, только усталость и паника, — Беги, девка змеиного рода!

— Детская возня, — устало пробормотал гвардеец.

Я не стала дожидаться развязки, просто не могла позволить себе такой роскоши. Я перехватила инъектор и ринулась вперед, вопреки словам железнорукого и вопреки собственному желанию. Нынешний праздник Рождения Дев запомнится мне надолго. И не только мне.

Ринулась совсем не как леди, а поползла. Неэлегантно, на четвереньках. Не от гвардейца, а к нему. Вернее, к двум, распластанным в снежной каше мужчинам. Лед колол руки, чулки набрякли от воды, кожа зудела, шея ныла, сердце билось, инструментариум казался тяжелым, а я сама себе неповоротливой клушей… Девы!

Наконец-то, зазвонил тревожный колокол. Сперва один, потом второй. Линок лежал первым. Я схватила его за руку, кожа казалось холодной. Как у покойника, — шепнул голос в голове. Я выщелкнула тонкое шило.

Железнорукий снова взвыл, и моя рука, как по команде, замерла. Словно только этого и ждала. Ждала, чтобы кто-то остановил меня.

А ведь противоядия так мало, — пришла непрошенная мысль, — Кто знает, хватит ли его на двоих, не лучше ли…

— Выходит, не все отравленные равны пред тобой? — услышала я насмешливый голос гвардейца и почувствовала отвращение. К себе.

Быстро, боясь передумать, я воткнула шило в предплечье травника. Воткнула прямо сквозь сукно, не заботясь о чистоте или о правильности действий. Инъекции бывают разные. Помню, брату вводили раствор от болотной лихорадки, вводили прямо в голубоватую вену, строго следя, чтобы… Матушка выгнала меня из покоев Илберта, больше возмущаясь не самим фактом присутствия незамужней дочери в спальне мужчины, пусть тот тысячу раз ее брат, а тем, что я не проявляла ни малейшей склонности к обмороку, с интересом заглядывая целителю через плечо, в то время как она не расставалась с нюхательными солями.

Что-то часто я стала вспоминать матушку. И известий из Кленового сада давно нет. Не к добру…

Я вытащила шило, немного торопливее, чем надо, но внутренний голос продолжал шептать о том, что противоядия мало. Смертельно мало.

Я посмотрела на Криса. Показалось или рыцарь или пошевелился? Дернулся, словно магия седовласого гвардейца продолжала жалить его.

Кто-то вскрикнул, послышался топот сапог, женский голос звал Серых именно к ней, на что с другого конца площади, ей резонно ответили мужские, в том плане, что им помощь тоже не помешает.

Дыхание Линока стало глубже и размереннее, словно то, что сжимало его сердце, вдруг исчезло. А может, я просто фантазировала на пустом месте, ведь коросту нельзя почувствовать, пока не станет слишком поздно. Я отпустила руку травника и бросилась к Крису, но тот лежал слишком далеко, в двух бесконечных шагах…

Знаете, так бывает, чем сильнее торопишься, тем хуже будет результат, когда больше всего на свете боишься споткнуться, обязательно спотыкаешься. Я так торопилась, что выронила иньектор. В свое оправдание могу сказать, что ползать на площади мне раньше никогда не доводилось. Но звучало это так себе. Я задела коленом бедро травника, охнула, коробочка инструментариума выскользнула из ладони и зарылась в снежную кашу, прямо у сапога гвардейца. Лучше бы змеиную нору нырнула, по крайней мере, я бы не так испугалась.

— И что ты сейчас будешь делать? — зарычал белобрысый, адресуя вопрос то ли мне, то ли противнику.

Я подняла голову, встречаясь взглядом с гвардейцем. В его глазах не было ни триумфа, ни торжества. Лишь усталость, словно все это он видел уже не раз, и ему до смерти надоело смотреть один и тот же спектакль.

— А ты? — переадресовал вопрос старый солдат, и поддел сапогом снег, отбрасывая коробочку инструментариума обратно ко мне. Если бы он отрастил за спиной крылья и вознесся бы к Девам, я не смогла удивиться больше.

— Я… я… — слов не было, что, правда, не помешало мне вцепиться в инъектор.

— Вы делаете неправильные выводы, леди, — спокойно ответил седовласый.

Крики раздались ближе, на площади появились Серые, и кто-то указал руками на нас, кто-то продолжал причитать и чего-то требовать, от «прекратить безобразие» до «позвать сюда самого Князя».

— Стоять на месте! — крикнул рыцарь в грязном плаще, беря на прицел метателя гвардейца и его пленника.

Железнорукий застонал, тогда, как седовласый спокойно поднял руки. Белобрысый упал в снег, перекатился и… получил пинок под ребра от мужчины в мокром сюртуке, именно он еще недавно сидел, привалившись к пивным бочкам и мастерски изображая пьяный сон. Мастерски потому что сейчас его взгляд был ясным, как и рука с ножом, что прижался к горлу белобрысого.

— Поднимайтесь, Ивидель, — раздался голос, и магистр Виттерн протянул мне руку.

Я ухватилась за нее, и едва не расплакалась от облегчения. Все кончилось. Серые здесь. И магистр. Все, на самом деле кончилось! Вот только Крис…

Словно услышав мои мысли, Оуэн застонал, заворочался, поднял голову, обводя площадь мутным взглядом.

Я сделала шаг вперед

— Нет, Астер, — милорд Йен схватил меня за руку, за ту руку, в которой был зажат инструментариум.

— Но он же…

— Знаю, — перебил магистр, и было что-то в его голосе, что-то заставившее меня посмотреть ему в глаза, одни нормальный, а второй изуродованный полуприкрытым веком, — Вы, как маленькая, Астер, если наши травники исследуют это вещество, то, возможно, смогут излечить и остальных больных.

— А как же Крис?

— Сотни больных, Ивидель. Тысячи против одного! — он тоже посмотрел на мотающего головой рыцаря.

— Площадь оцеплена, — отрапортовал еще один рыцарь с арбалетом, и я узнала в нем давешнего артиста на ходулях, ногу он все же немного подволакивал.

Раздавались отрывистые команды, кто-то отгонял зевак, кто-то уверял, что ничего страшного не случилось, в свете разрушенной купальни, звучало неубедительно.

— Отконвоировать всех в острог, — отдал приказ тот, кто изображал пьяного.

— Этих двоих в Магиус, — перебил его Виттерн, отпуская мою руку.

Крис еще раз мотнул головой, становясь на четвереньки, с губ сорвался стон. Тихий, почти неслышный. Он поднял голову и посмотрел на меня. Посмотрел так, как никогда раньше, и вряд ли посмотрит в будущем. Вены на лице вздулись, рисунок чешуи на шее стал ярким и выпуклым, словно не набросок смертельного художника, а работа скульптора. Экзекутора, что высекает на живой плоти.

Стон сменился хрипом, а в глазах промелькнуло что-то грустное. Промелькнуло и погасло. Именно так убивает короста. Тихо и быстро, сжимая и не давая делать вдох. Или не давая сердцу ударить, или…

— Нет, Астер! — сказал милорд Йен, — Иногда надо уметь жертвовать меньшим ради большего, — и, смягчившись, добавил, — Поверьте мне, он знал, на что шел.

— Знал, на что шел, — эхом повторила я, только сейчас начиная понимать, что произошло.

— Не думаешь же ты, что мы бросим ученика Академикума? Что позволим отравить воду и вино? Астер, вы как маленькая.

Да, — хотела ответить я. Именно так, я и думала. Позволят, если это будет им выгодно, как позволили Крису избить ювелира, позволят крупной рыбе проглотить малька. Я бы тоже позволила, пока дело не коснулось чего-то личного, чего-то дорогого.

Знал, на что шел… Похоже все знали. Все кроме меня. Ловля на живца, только вот поймали они, кажется, не только гвардейца и белобрысого, но еще и меня.

«Меньшим ради большего» — также иногда говорил и отец. Правильные слова, но иногда от этой правильности начинает тошнить.

Я почувствовала горечь. Великие магистры, дворяне, Серые, они отвечают за всех и вся, за людей на площади, за меня, за Криса. Или делают вид, что отвечают. А я всего лишь девчонка, чей удел вышивать крестиком и воспитывать таких же принципиальных наследников рода.

Меньшим ради большего! Только кто сказал, что жизнь одного — это меньшее?

Я отступила, опуская вторую руку в карман.

— Астер? — милорд шагнул следом.

Хромой акробат еще только начал переводить прицел арбалета с гвардейца на меня, когда Оуэн упал, упал лицом в подтаявший снег. И все престало иметь значение, и даже то, что от Льежского Залогового банка к нам бежала Серая жрица, она махала руками, указывая на седовласого.

Активировать капсюль на сфере можно не только бойком метателя. Любое такое воздействие — это удар, высвобождение энергии. Но ее можно освободить и по-другому, можно разрушить внешнюю оболочку, капсюля. Уж что-что, а это я делать умею. Капсюль настолько мал, что достаточно пары зерен…

Время сжалось, как пружина. И распрямилось. Почему нас на практикумах учат собирать заряд, но не учат делать это вот так, в условиях, когда стрелки часов бегут вперед, как сумасшедшие?

Серая все кричала, рыцарь перевел арбалет, но не успел нажать на спуск, магистр Йен что-то прошипел сквозь зубы, Крис не шевелился. Я швырнула заряд в учителя, одновременно вскрывая пломбу капсюля. Рука Седовласого пошла вниз, словно он только этого и ждал. Те самые колючие зерна изменений сорвались с его пальцев одновременно с моими.

Тот, что изображал пьяного, дернул метателем, но не выстрелил, лишь закричал:

— Взять живы…

Сфера лопнула. И над Круглой площадью повисла тишина. Такая тишина, от которой становилось больно ушам. Да, я не знала, как повторить заряд Рут, не знала, как загнать звук в сферу, но я знала, как загнать туда тишину. Звук — это вибрация, а все что от меня требовалось — это погасить эту вибрацию. Создать звуковую пустоту.

Честно говоря, я сама не знала, как это будет. Достаточно посеять зерно пустоты, и когда оно высвободится, когда сфера лопнет, все звуки устремятся к его центру, так как наш мир не терпит пустот. Я думала, заряд «съест» перепады давления, поглотит вибрацию. Эдакий отвлекающий маневр, который позволит мне сбежать или… не сбежать, а сделать один укол.

Реальность превзошла все ожидания. Не знала, что тишина может причинять боль. Острая пронзительная, от которой в ушах что-то выворачивается наизнанку. Кто-то упал, кто-то беззвучно кричал, как малыш на руках у румяной матери, что шла к каретному двору. Он покраснел и орал, открыв рот, но никто не слышал. Что-то невидимое и острое продолжало ввинчиваться в уши.

Рыцарь дернул головой, отмахиваясь от боли. Посвященный, которому не страшна магия, вот только я воздействовала не на него, и воцарившаяся тишина, заставила его промедлить. Лишь миг. Но мне этого хватило. Нам хватило.

Рука гвардейца опустилась, жалящая магия сорвалась в полет и… минуя Серого, впилась в упавшего пленника, в железнорукого. Седовласый маг тоже знал цену посвящению в рыцари. Белобрысый выгнулся дугой, открыл и закрыл рот, словно рыбка у Гэли в аквариуме.

Магистр Йен покачнулся, сфера лопнула прямо напротив него. Пустота притягивала, высасывала все звуки из окружающего пространства. Больше я ни на кого не смотрела. Крис был так далеко и так близко. Полшага, одно движение, два вдоха и три удара сердца. Все удары сердца на свете. Я почти упала на Оуэна, непослушными руками перехватывая иньектор, и втыкая острие в спину. С отчаянием наблюдая, как зеленоватая жидкость вытекает из трубки, как последние капли собираются на прозрачных стенах и исчезают в полой игле.

Громко хлопнуло, зерно пустоты не бесконечно и даже его можно заполнить.

Младенец закричал, кто-то поминал демонов и всю их родню до пятого колена, кто-то винил во всем Разлом, кто-то князя, а кто-то Серых, что собственно было недалеко от истины. Звуки чересчур громкие, и такие разные

— Хватит, Астер, — инструментариум вырвали у меня из рук, — Хватит фокусов, — магистр Йен тряхнул головой, из правого уха текла кровь, — Встать.

Виттерн был зол и не скрывал этого. Слишком резкими были его движения, когда он рывком поставил меня на ноги, слишком дерганными.

Бывший «пьяный» рыцарь прижимал к земле железнорукого, по телу пленника одна за другой пробегали судороги, с губ стекала слюна, хотя он оставался в сознании. Я могла лишь догадываться, как ему больно.

Хромой рыцарь стоял чуть поодаль и водил арбалетом из стороны в сторону, так и не решаясь выстрелить в убегающего гвардейца. Что это? Проснувшееся человеколюбие? Или приказ «взять живыми»?

— Нет, — закричала подбежавшая Серая и, схватив арбалет, дернула на себя, — Он нужен нам живым.

Значит, последнее. Площадь наверняка оцеплена

Седовласый нырнул за спины двум зевакам и скрылся в направлении Лунной улицы, что закрывала от нас вышка Дирижаблей. Странно, но никто из людей на площади, даже те, кто указывал на нас пальцами, даже не повернулись в его сторону.

Не только я сумела воспользоваться секундами отвлекающего маневра. Гвардеец вообще единственный, кто сохранил спокойствие на протяжении всего действа. Он не ругался, не психовал, как мертвый толстяк, не угрожал. Он вел себя словно… словно…

Я старательно отогнала пришедшую в голову мысль. Так и до сумасшествия недолго.

— Давай- давай поднимайся, — рыцарь в мокром пальто, тот, что изображал пьяного обывателя, поднимал белобрысого. Пленник уже пришел в себя, после атаки, во всяком случае, взгляд стал осмысленным. — И без шуток, — приказал Серый, когда из железной культи выскочило лезвие.

Хромой с арбалетом продолжал что-то втолковывать Жрице, но прицелиться в людей больше не пытался. Еще два рыцаря с серыми бляхами выскочили из-за полуразрушенной чаши купальни и поспешили к нам. Ребенок на руках у щекастой матери наконец-то замолчал. Крис не шевелился.

— Доставить арестованного в северную башню Академикума, — приказал магистр Йен, — И эту тоже, — он толкнул меня к двум подошедшим рыцарям и скомандовал, — Запереть.

— Но… — понятия не имею, что я хотела ему сказать, да и нужно ли было, это «но» вырвалось помимо воли.

— Никаких «но», Астер, вы почти приравнены к заговорщикам. Почти, — весомо добавил учитель.

— Это смешно! — сказала я, чувствуя, как один из рыцарей крепко схватив меня за руку, тянет назад. Чувствовала и с усилием удерживала огонь внутри. Во-первых, бесполезно, а во-вторых…

— Девочка, встала не на ту сторону, — железнорукий отрывисто засмеялся, вот только его смех больше напоминал сухой лай, старого брехливого кобеля с конюшни, — Когда-нибудь ты поймешь. Надеюсь. И если такой день наступит, найди меня, — Он посмотрел на меня, — Меня зовут Альберт, найди и…

— Найдет-найдет, — пообещала ему Серая, — В петле она тебя найдет, — и кивнула серым, — Уводите.

Меня потянули в сторону купальни, я обернулась на все еще неподвижного Криса. Девы, вы не можете быть столь жестоки! Только не сегодня!

Я едва не упала, споткнувшись, рыцарь промолчал, лишь ладонь на предплечье сжалась еще крепче. Линок сидел в грязном снегу, сжимая руками голову, а вот Оуэн…

— Догнать второго и доставить на остров, — продолжал отдавать приказы милорд, вытирая текущую из уха кровь, — И займитесь ранеными, не хватало еще, чтобы день Дев запомнился драками и смертями. Расколовшуюся чашу объявите знаком богинь, — мужчина поморщился и посмотрел на Аннабель, — Не мне вас учить…

Нас с железноруким заперли. Вернее, хотелось надеяться, что запрели его, а меня просто попросили подождать. В допросной Академикума. Во всяком случае, это казалось более обнадеживающим по сравнению с подвалом башни, куда увели мужчину.

Неизвестность — самая выматывающая из пыток. Я не знала, что будет со мной, не знала, что стало с Крисом, все, что мне осталось, это болезненное воспоминание о лежащем в снегу бароне.

Такими мыслями я развлекала себя уже пару часов, сидя на неудобном металлическом стуле, изредка вскакивая и бродя от стены к стене. И старательно отводя взгляд от лежащего на столе предмета. От потертого кожаного ошейника, с блестящей медной пряжкой. Такой очень подошел бы дворовой собаке. Или отрезанной от магии рабыне.

Льдинки страха тяжестью осели в животе.

Отец не допустит, чтобы одного из Астеров…

Приехали, теперь я вспомнила об отце и о своей фамилии. Не поздновато?

Нет. Не допустит. Если что, матушка его уговорит. Должна уговорить.

Дверь открылась, и я заставила себя неторопливо отвернуться от забранного черной решеткой окна. Хотя, спроси меня кто, куда оно выходит, не смогла бы ответить под страхом смертной казни.

Я заставила себя оставаться на месте, а не кинуться с вопросами к вошедшему магистру, к сопровождающей его Серой. Заставила себя спокойно посмотреть им в глаза.

Я графиня Астер, мой род берет начало от первого Князя, от его младшего брата, того самого, что назвали Змеем и сослали к Разлому. Мой предок построил Кленовый сад и изменил русло Иллии¹⁰, мой дед ходил на Черного медведя с одной рогатиной, чем вызывал нездоровый ажиотаж среди последних. Наш род, прозванный недругами змеиным, ни разу не прерывался. Наша кровь древнее, чем Аэра, и даже Серой не сравниться с ней.

Я не заплачу, не позволю им увидеть…

А может, наоборот? Взять и разреветься? На папеньку всегда действует положительно. Как говорила бабушка, на войне и в любви все средства хороши.

Мысль снова заставила меня вспомнить неподвижного Криса. Нет, я не жалела. Разве что самую малость.

На всякий случай я совсем неэлегантно шмыгнула носом, что несколько не вязалось с задранным подбородком, но мне было все рано.

— Не могу сказать, что рад видеть вас в этой комнате, Астер, — проговорил магистр Йен, выдвигая стул и бросая на стол коричневый конверт из дорогой и плотной бумаги.

— Я тоже не могу сказать, что рада видеть себя здесь. Может, просто отпишите отцу, он построит Академикуму еще одну башню, и закончим на этом?

— Дерзите, Ивидель? — кажется, это его немного позабавило, — Надеюсь, вы не растеряете своего апломба к концу допроса, — он приглашающе взмахнул рукой, указывая мне на второй стул, Серая отошла к стене, не произнеся ни слова.

— Допроса? — я посмотрела на Аннабэль Криэ, — Даже так?

— Так, — учитель сел, — Похоже, вы не соображаете, во что впутались? Зачем, по-вашему, остров остановился над Льежем?

— Затем, что в городе эпидемия ветреной коросты, — я нахмурилась, — Эпидемия, которая пошла на убыль…

— Вот именно. Странная ни на что не похожая эпидемия. Знаете. Отлично. Так, скажите на милость, с чего вы полезли во все это? Зачем увязались за Оуэном?

Я опустила глаза, даже не глядя на Серую, я могла сказать, что та улыбается, своей всезнающей ироничной улыбкой, которую так и хочется дополнить словами: «Я же предупреждала». Только женщина может понять другую женщину.

— Мы ловили заговорщиков, а поймали вас.

— Плохо ловили, — из чувства противоречия ответила я.

— Заговорщиков, которые владеют механизмами с Тиэры, у которых есть вытяжка как из семян Лысого дерева, так и из его коры. Вы понимаете, кого на самом деле мы ловили?

Я промолчала.

— Вы понимаете, что если бы происхождение Ивидель Астер вызывало бы хоть малейшие сомнения, и не было подтверждено как минимум десятком свидетелей, семейными портретами и рассказом повивальной бабки, что приняла вас на этот свет, мы бы разговаривали совсем в другом месте? И скорей всего компанию нам бы составлял мужчина с железной рукой, а подмастерье палача делал ставки на то, кто из вас заговорит первым?

— А железнорукий, он назвался Альбертом, он с… с Тиэры? — спросила я, подходя к столу.

— Нет, — учитель и Серая переглянулись, — Пока непонятно, как он получил руку, яд и противоядие, но это дело времени.

— И затрачиваемых усилий, — вставила Серая, — Если бы вы допустили меня…

— Мы это уже обсуждали, — поднял руку Виттерн, — Сейчас не время и не место продолжать.

— Зачем вы это мне рассказываете? — я перевела взгляд с мужчины на женщину, — Если мое происхождение подтверждено…

— Затем, чтобы ты не надела этот ошейник, — магистр коснулся кожаного ремешка, — Потому что всех денег Астеров не хватит, чтобы отвести от вас подозрение в измене Князю.

— Вы это серьезно? — я села на холодный стул и не была уверена, что в ближайшее время смогу подняться.

— Управляемая эпидемия, — половина лица учителя уродливо кривилась словно от боли, а вторая оставалась неподвижной, — Вал смертей, народные волнения, возможно, бунт и как следствие поиск виноватых. Сперва, достанется исполнителям…

Он замолчал, выжидательно смотря на меня.

— Исполнителям? — я поняла, что комкаю пальцами, грязную ткань юбки, — железнорукий…

— Вашего Альберта еще надо найти. Есть кое-кто поближе. И когда начнут разбираться, то выйти на виновных не составит труда. Например, на Гикара, который изготовил инструментариум…

— Травник, оружейник, ювелир и кожевенник, — проговорила я, мгновенно поняв, о чем говорил милорд Виттерн.

— Кожевенник Грен изготовил бурдюки для Золотого дождя, который должен был начать заражение, — кивнул мужчина и снова дотронулся до ошейника, чем очень меня нервировал, — А травник вполне мог изготовить яд.

— Линок этого не делал, — я чувствовала себя обязанной защитить травника. Наверно потому что он тоже ввязался в это вслепую, ввязался вместе с нами, пока Серые и иже с ними решали мировые проблемы.

— Да, не делал, — согласился учитель, — Но вряд ли это имело бы значение. Хватило бы и одной возможности.

— А ювелир? Главарь банды?

— Не тот масштаб. Ювелир не глава, максимум финансист этой операции, на все нужны деньги, даже на материалы: на кожу и воду…

— Тогда кто… — начала я и тут же поняла. «Его кандидатуру одобрили» — сказал белобрысый. — Оуэн!

— Аристократ, жестокий барон, натравивший собак на ребенка, — вставила Серая.

— В виновность такого сразу поверят. Его отец поставщик вина к празднику, что спровоцирует еще одну волну заражения. Заболев коростой, наследник богатого баронства настолько сошел с ума, что решил прихватить с собой весь город. Чем не вариант для обвинения? А для черни, так и вовсе установленный факт, — он вздохнул, — Возможно, в этой цепочке есть еще звенья, и мы рано или поздно дойдем и до них.

— Скорее поздно, — Аннабэль покачала головой, — Если не примете помощь Серых.

— Но теперь вы все знаете, — проговорила я, не обращая внимания на перепалку, мне не было дела до разногласий Академикума и Серых. Я заставила себя разжать руки, отпуская мятую ткань, — При чем тут измена Князю?

— Ну, сперва накажут очевидных виноватых…

— Подставных, вы хотите сказать, — вставила Аннабэль.

— Неважно, — отмахнулся магистр Йен, — Народный гнев, погром лавок, убытки, травмы, смерти. Уверен, провокаторы, что заведут толпу и направят народный гнев в нужное русло, уже проинструктированы. А потом, когда первая волна схлынет, — учитель развел руками, — Люди начнут задаваться вопросом, куда смотрит Князь? И смотри ли? Они всегда задают такие вопросы. Затворник не покидал Запретного города уже лет десять, жив ли он или княжеством и сопредельными равнинами давно правит Первый советник?

— Я думаю, все еще проще, — Серая отошла от стены, — Не зря же они озаботились противоядием.

— Народный спаситель? — нахмурился милорд. — Тот, кто выйдет из тени в нужный момент и излечит благодарный народ?

— Он самый.

— Ходили слухи о воре, что оглушал людей и… — я замялась, — Излечивал их. Говорят, Князь обещает ему прощение и награду, пусть только принесет противоядие.

— Н-да, — Йен Виттерн постучал пальцами по столу, — Только народного героя и революции нам не хватало.

— Мы здесь ни при чем! — выкрикнула я, — Лучше у нее спросите, — я указала на бывшую баронессу, — Что за многолетняя дружба связывает ее и того старого гвардейца с площади? Того гвардейца, что пытался отобрать у нас с Гэли инструментариум! Его поймали? Нет? А еще она утаила, что он маг.

Прозвучало немного обиженно, с теми же интонациями, что я жаловалась матушке на Илберта, в очередной раз удравшего с друзьями в горы, но мне было все равно. Я действительно была обижена. И напугана.

— Я и забыла, что вы художник. Ивидель, — Серая подошла к столу, — Что ни время, ни морщины не скроют от вас истинное лицо. Только вы могли узнать на старой фотографии молодого слугу. Узнали, сделали выводы и удрали из моего дома. Одна! Ночью! Спасать этого… этого… баронишку, — она выдохнула и посмотрела на учителя, — Гвардеец был магом, дар проснулся, когда Арирх был еще мальчишкой. Он не поступил в Магиус. Мой дед не стал оплачивать обучение сына камердинера. Итог, тот отправился в Отречение и был отрезан жрицами от силы.

— Разве ее можно вернуть? — удивился учитель.

— До сегодняшнего дня, я думала, что нет, — вздохнула баронесса и стала неторопливо стягивать перчатку.

— Когда будут результаты эксгумации? — спросил учитель, похоже, мои обвинения не произвели на него ни малейшего впечатления.

— Скоро, — перчатка из синей кожи полетела на стол, — Что вы так смотрите на меня, Ивидель? Я не злодейка и не главарь банды охотников за артефактами. Я сразу отдала приказ вскрыть могилу Арирха. И даже отца! Они погибли вместе десять лет назад на одной из гондол Князя. Ушли к Девам и не могут вернуться, будь Арирх даже самым сильным из магов. Смерть не излечить.

— Если гвардеец — маг, то почему он не применил силы раньше, против меня и Гэли? — спросила я.

Они переглянулись, видимо этот вопрос волновал не только меня.

— Мы не знаем, — ответила Аннабель.

— Вот об этом и поговорим, — учитель как бы невзначай коснулся пальцем конверта на столе и поправил манжеты, — Для вас, Астер, эта история началась…

— В лавке Гикара, — я присмотрелась к бляшке сургуча на коричневой бумаге, к оттиску на конверте. Оскаленная змеиная пасть. Герб Астеров. Официальная печать отца. Я выпрямилась. Значит… значит, папеньке уже отписались. Но как? Когда успели? За два часа письмо не то что до Кленового сада не дойдет, оно и пределы Льежа не покинет, — Мы с Гэли просто пошли за покупками.

Тогда я была уверена в своих словах. И никто из них не усомнился. В ошибках вообще не принято сомневаться, и чем больше ошибка, тем сильнее уверенность в ее правильности.

— С Гикара, — Йен Виттерн достал чистый лист бумаги и стал записывать, — А вечером…

— Вечером кто-то разбил голову посыльному, доставлявшему покупки, — вставила Серая, — Девушки не одну лавку посетили. Дальше ограбление дома Миэров, к счастью, неудачное. Первоначальная версия, что хотели украсть Око Девы, не подтвердилась. Собственно вора застрелили как раз потому, что хозяин увидел его в артефакте, так что впору начать сомневаться в здравомыслии грабителя. Вывод: охотились зачем-то другим. Мы перетрясли всю воровскую гильдию, раз у грабителя были отмычки мастера Ши, они должны были знать, кто заказал Миэра, в чем бы этот заказ ни заключался.

— И? — спросил Виттерн, — Что сказал старый черт?

— Ничего, — на лицо Серой набежала тень, — Он умер.

— И что-то мне подсказывает, что отнюдь не от старости, — вздохнул учитель.

— От топора в голову. И оказалось, кто бы не дал этот заказ, он действовал в обход гильдии.

— Вора опознали?

— Да, гастролер, работал пару раз в Эрнестале, иногда здесь в Льеже. То тут, то там, — Серая пожала плечам, — Перекати поле. Таких не очень любят в гильдии.

Они замолчали. Учитель снова посмотрел на меня. От его взгляда становилось очень неуютно, очень захотелось поерзать. А еще зареветь.

— Но почему Гикар продал инструментариум мне? — не выдержав, нарушила молчание я, — Если он сотрудничал с железноруким?

— А вы, Ивидель, уверены, что сотрудничал? — удивился учитель. — Травник — нет, а оружейник — да?

— Да, — подумав, кивнула я. — Железнорукий сказал: Гикар перемудрил.

— Интересно… Жаль, что с оружейника уже не спросишь, — магистр, отметил что-то на листке, — Давайте подумаем вместе, зачем вам «продали» инструментариум?

— Возможно, чтобы вы, графиня, передали его кое-кому? — предположила Серая.

— Не имею привычку служить на посылках, — я дернула плечом и снова посмотрела на конверт из плотной коричневой бумаги.

— А вы могли и не знать об этом.

— Вспоминайте, Астер, никто не просил вас одолжить коробочку или обменять? — учитель демонстративно отодвинул письмо на край стола, — Не дарил ли подарков, после принятия которых, вы не смогли отказать в пустяковой просьбе.

— Нет, — ответила я и тут же вспомнила — шпага. Шпага из чирийского металла, которая стоит, как небольшое имение. Но проблема в том, что меня действительно никто ни о чем не просил, — Пусть так, магистр. Пусть, вы правы, но в какой момент все изменилось?

— О чем, вы, Ивидель?

— О том, что сперва мне «продают» инструментариум, а потом всеми силами стараются его забрать. С чего они решили отыграть все назад?

— Возможно потому, что в дело вмешалась третья сторона, и расклад не разыграли до конца? — задумалась Аннабель.

— Третья сторона — это твой слуга-гвардеец и его сообщник, погибший в доме целителей? — задумался учитель, — А не поздно ли? Уже знаем мы, заражен барон… Когда случился этот перелом? Вспоминайте, Астер, что произошло, после того, как вы привезли покупки на остров? Что в вашем поведении могло насторожить заговорщиков?

— Я не знаю, милорд.

— Кто в Акадеимкуме должен был забрать или подменить иньектор? И почему не сделал этого?

— Не знаю! — почти выкрикнула я и в этот момент тонкие прохладные пальцы Аннабэль Криэ коснулись моего запястья.

Это было не больно, и даже не неприятно, если не знать, что именно в этот момент, она считывает память, ища ответы на вопросы. И ты ищешь их вместе с ней. Картинки оживали, мелькали перед глазами размытыми цветными пятнами, словно фотографии, раскрашенные рукой художника. На этот раз жрица была быстра, никакой глубины и четкости, лишь скорость и перетасовка карточек, словно в игральной колоде, лица дам, королей, вольтов… Моментов моей жизни.

— Она не врет, — баронесса открыла глаза и отпустила мое запястье.

— Хоть одна хорошая новость, — магистр устало потер глаза, — Я поставил вам зачет, Ивидель.

— Что? — переход от следователя и допроса, к учителю и зачетам, был столь резок, что я даже не сразу поняла, о чем он говорит, — К…к…какой зачет?

— По созданию зарядов.

— А как же… как же… противоядие? Крис? Не послушала вас… Как же обвинение в измене? — я посмотрела на ошейник.

— А вам оно так приглянулось, что желаете примерить? — иронично поинтересовалась жрица. — Или вы хотели, чтобы допрос вела личная гвардия Князя?

— Нет. Но это значит… — проговорила я и вскочила, едва не опрокинув стул, — Вы пугали меня специально!

— Мало того, — с удовольствием добавила Аннабэль, — Пока ученик не отчислен, даже Серые псы не могут его допрашивать. И даже мое присутствие здесь, мое касание, всего лишь любезность магистра. Вы не выполнили приказ и истратили противоядие на того, кто этого не стоит. Будь вы Серой, отправились бы под трибунал. Но вы всего лишь ученица, Ивидель, вы не приносили присягу, не давали обетов Девам, — она пожала плечами.

— Вы обманули меня!

— И не собираюсь за это извиняться, — учитель смотрел спокойно, — Ваш заряд был… — он замолчал, подбирая слово, — Интересен. В следующем полугодии жду от вас техническую карту его создания, если конечно вы решите продолжить обучение в Магиусе.

— Если решу?

— Вам письмо, Астер, — он пододвинул коричневый конверт, — От графа Астера. Я тоже получил подобное. Свободны, Ивидель. Советую как следует подумать…

— О будущем, — вставила Серая.

Я схватила пакет, чувствуя, как уголок плотной бумаги колет пальцы и стараясь не замечать, как от злости колышется пламя в светильниках. Я собиралась выскочить, громко хлопнув дверью… Но не смогла.

— Скажите, он жив? — я ухватилась за ручку, двери, так и не решаясь потянуть на себя, — Барон Оуэн выжил?

— Да, — голос магистра был бесстрастен, — И даже здоров, хотя я не буду говорить, какую потерю по вашей вине мы понесли. Противоядие от ветреной коросты. Уму непостижимо!

Я благодарно кивнула, вышла из комнаты и сбежала по лестнице, едва замечая, что улыбаюсь. Злость исчезла без следа.

Он жив!

Великоватые сапоги громко стучали по ступеням.

Крис жив!

И даже скудное зимнее солнце показалось мне ярче летнего полудня.

Спасибо, Девы!

Письмо хрустнуло, когда я слишком сильно сжала руку.

Подходя к жилому корпусу Магиуса, я не удержалась и сорвала сургучную печать. Я читала и поднималась по лестнице, глазами пробегая строчку за строчкой.

Слишком давно не было вестей из дома. Я даже соскучилась по матушкиным нотациям, шуточкам Илберта и сдержанным похвалам отца, пусть сейчас меня и не за что хвалить.

— Иви! — услышала я радостный крик, с площадки второго этажа, перегнувшись через перила, на меня смотрела Гэли, — Иви! Я вернулась.

У двери соседней комнаты валялось с десяток сумок и свертков с эмблемами известных лавок.

— Вижу.

— И мне даже разрешили сдать экзамены, — она вздохнула, что, впрочем, не заставило улыбку исчезнуть, — Только представь, впереди десятидневье праздников, ты будешь танцевать на балах, а я сдавать зачеты, — подруга грустно рассмеялась, но, посмотрев на меня, тут же стала серьезной, — Что случилось? — перевела взгляд на конверт в руке, на сломанную печать Астеров и уже с неподдельным беспокойством стала перечислять, — Вести из Кленового сада? Что-то с родными? С матушкой? С отцом? С братом? Не молчи, Иви!

— Со мной, — ответила я, — Я тоже не буду танцевать на балах, во всяком случае, не в Льеже, — я потерла усталые глаза, — Отец нашел мне мужа.

— Что? — Гэли изумленно раскрыла глаза.

— Помолвка через пять дней, мне належит срочно вернуться в Кленовый сад.

Назад: Запись восьмая — о местах не столь благопристойных

Дальше: Запись десятая — об уважительных причинах отсутствия на занятиях