24

Полли расхаживала по кухне.

– Ну, как прошли выходные? Ребята, вы наверстали упущенное, выспались?

– Что-то вроде этого. Прекрасное место и отличная еда. – Мэттью избегал смотреть ей в глаза.

Полли взяла в руки новую черно-белую фотографию Лилли в рамке.

– Какая красавица! Посмотри на ее носик, Паз! Так и любовалась бы им целый день. Она и вправду подросла.

– Кажется, кто-то ждет ребенка. – Мэттью подмигнул приятелю.

– Э-э! Она ломится в открытую дверь. Думаю, с нами это случится, когда придет время, это будет, как подарок.

– Я хочу такую же! Она так добра и так красива! – заголосила Полли.

– И она ужасная соня. Это, несомненно, облегчает дело. – Нерешительно улыбнувшись, Мэттью наполнил чайник водой.

Полли понимала, что все сложно, особенно для Джессики.

– Как она? – спросила Полли, понизив голос.

Мэттью ущипнул себя за переносицу и вздохнул.

– Не… неста… Не очень.

– Она по-прежнему принимает лекарства? – спросил Топаз.

– Говорит, что да. – Мэттью ответил честно, он не был уверен, что она продолжает лечение. В последнюю неделю, большую часть которой Джессика провела в постели в комнате с задернутыми шторами, она почти не разговаривала с ним.

– А как насчет консультации у психотерапевта? – подсказал Паз.

Мэттью покачал головой.

– Она не хочет никого видеть, что осложняет дело. Я беспокоюсь о ней. Я понимаю, что ей много пришлось пережить – потеря ребенка нанесла ей тяжелый удар, но она не хочет говорить об этом, и, разумеется, у нее опять зашкаливают гормоны. – Мэттью вздохнул. – Нужно дать ей время, я понимаю, но я не могу смотреть за ней каждую минуту, как ястреб, от этого мы оба свихнемся. Еще больше свихнемся. – Он ухмыльнулся.

– Она проявляет интерес к Лилли?

– Нет. На самом деле нет. – Мэттью стал доставать чашки и делать кофе. – По правде говоря, совсем нет. Я все делаю для нее, и Джесс рада все свалить на меня. Ее родители приезжают сюда на выходные, когда могут, но это ненормально, совершенно ненормально.

– Но Лилли выглядит определенно счастливой, – вмешалась Полли.

– Да. Слава богу. Она ангел, как будто она понимает, что так и должна себя вести.

– Можно мне подняться и увидеть ее? – спросила Полли.

– Да, конечно, – кивнул Мэттью. – Она, наверное, спит.

Топаз улыбнулся вслед выходящей из комнаты жене.

– Я волнуюсь за тебя, Мэтт.

Мэттью внимательно осмотрел загроможденную столешницу, а затем повернулся к другу:

– Пойдем присядем?

Взяв кофейные чашки, мужчины прошли в гостиную. Еда могла подождать.

– Ну, рассказывай, как дела?

– Честно? – Мэттью помолчал. – Не знаю, сколько я еще продержусь. – Впервые он поделился своими мыслями с посторонним человеком. Он выдохнул. – Эти выходные были сущей катастрофой. Надеюсь, когда она отдохнет…

– Как ты думаешь, сколько времени ей требуется для сна?

– Я понимаю, о чем ты, Паз. Но это сложно. Я слегка не сдержался, когда мы были в поездке, и с тех пор она словно отгородилась от меня. Я не хотел обидеть ее и сожалею о том, что произошло, но мы поссорились, и я кое-что сказал… Я не хочу подталкивать ее, я хочу ее поддержать и думаю, что нужно быть очень осторожным.

– Я согласен с тобой, Мэтт, но, если она будет томиться под одеялом, ей это не поможет. Никому не поможет. Это ничего не меняет. Проблема не рассосется сама по себе.

– На что ты намекаешь?

– Тебе не понравится то, на что я намекаю. – Топаз выглядел серьезным.

– Попробуй.

Постучав, Полли распахнула дверь в спальню. Нужно было открыть окно. Воздух в комнате был спертый, и Джессике необходимо было принять ванну. Она лежала очень тихо на своей половине кровати. Подкравшись, Полли присела на край пухового одеяла.

– Эй, крошка, я пришла сообщить тебе о том, что ты снова стала миссис Занудой, если тебя это интересует, и опять же, если бы я могла выбрать подругу чуть веселее и привлекательнее, я, безусловно, так и сделала бы. – Полли легла на спину, положив голову на подушку Мэттью и скрестив ноги.

Джессика почувствовала, как под весом Полли прогнулись пружины. Она слышала дыхание подруги. Ей хотелось, чтобы Полли ушла. Ей было не до шуток и не до общения с ней.

– Я знаю, что ты не спишь, – сказала Полли. – Я говорю так потому, что ты слишком спокойна и не шевелишься. Не забывай, как часто я спала вместе с тобой на протяжении долгих лет. Итак, поскольку ты моя подруга, нравится мне это или нет, не обращая внимания на твое молчание, я хочу поболтать. – Полли прокашлялась. – Знаешь, мне кажется, Мэттью немного беспокоится о тебе, куколка. Мы все беспокоимся, потому что любим тебя. Мы очень любим тебя.

Быстро заморгав, Джессика зарылась лицом в подушку.

– Паз с Мэттом внизу приводят все в порядок. Лилли отключилась. Она была такой веселой сегодня.

Джессика крепко зажмурилась. Меньше всего на свете ей хотелось вновь услышать о том, чем занимаются ее ближние. Как всегда, ей было неприятно, что они говорят о ней. Говорят о ней, а не с ней. Оттого, что она была вынуждена слушать Полли, казавшуюся такой счастливой, у нее к горлу подкатила желчь, и она чуть не задохнулась. Ей потребовалось собрать все свои силы, чтобы не накричать на подругу, что доставило ей небольшое удовольствие, ей хотелось на всю катушку использовать каждое мгновение, пока не проснулся ребенок и все не испортил.

– Прости, что я заговорила о малышке, Джесс. Правда, прости. Все было так хорошо, это просто неприятность. И я знаю, что ты придешь в норму, знаю, что придешь. – Полли вздохнула. – У меня хорошая новость, я нашла для тебя уборщицу! Прекрасную девушку, которую зовут Паола, она живет неподалеку отсюда. Она могла бы приходить к тебе по утрам два раза в неделю, пылесосить или помогать тебе гладить что угодно. Я оставлю ее визитку на холодильнике на случай, если ты захочешь позвонить ей, хорошо? Хорошо.

Еще минуту Полли сидела молча.

– Я купила для тебя подарок. Я положу его на прикроватный столик, а ты посмотришь потом, когда захочешь. – Встав с кровати, она положила подарок рядом с лампой и наполовину наполненным водой стаканом. – Я сейчас уйду, Джесс, поспи. Но, когда ты будешь готова поговорить, просто крикни, и прилечу пулей. Я люблю тебя. Не забывай об этом. – Она погладила неподвижное тело подруги и направилась к двери.

Открыв глаза, Джессика подняла голову, на прикроватном столике лежала записная книжка в красивом красном кожаном переплете.

– Еще одно, – сказала Полли, прежде чем закрыть за собой дверь. – Ты не можешь оставаться здесь вечно. Ты должна составить план. План, с помощью которого ты выйдешь из этой комнаты и позволишь себе жить своей жизнью. Я помогу тебе, если ты захочешь, мы все поможем. Но это должно случиться и случиться скоро. Нам тебя недостает.

Когда Полли спускалась по лестнице, Мэтт с Топазом еще не договорили.

– Этого не будет, Паз! – Тон Мэттью был резким.

– Ладно, если ты изменишь свое мнение, я сообщу тебе подробности.

Наморщив нос, Мэттью не ответил. Вместо этого он слегка кивнул в знак признательности.

– Она спит, – соврала Полли, предпочитая ложь тому факту, что ее лучшая подруга просто проигнорировала ее. – Может быть, ей стоит провести еще одну неделю на Майорке?

– Господи, Полли, это, черт побери, не решение проблемы. Мы обанкротились бы через три месяца, оплачивая няню и перелеты!

– Я понимаю, что это нерационально. Я просто пытаюсь придумать, как все уладить.

– Мы все пытаемся. – Топаз с улыбкой посмотрел на Мэттью.

Звякнул дверной звонок, потом снова и еще раз.

– Кто, черт побери?.. – Мэттью подпрыгнул и быстро побежал к двери, с облегчением думая о том, что Лилли не проснулась.

– М-э-э-эт! – закричал Джейк, опираясь на дверной косяк, его глаза остекленели, волосы были взлохмачены, а под расстегнутой рубашкой виднелась бледная безволосая грудь. Он слегка покачивался, держа в руках упаковку из четырех банок пива «Стелла Артуа». – Грех не выпить пивка в воскресный вечер! – Он подался вперед, словно хотел войти в дом, но Мэттью преградил ему дорогу, выставив руку.

– Не сейчас, Джейк. Сейчас не время. – Мэттью посмотрел на своего небритого друга и рассердился.

– Давай, Дино! Посмотрим «Евроспорт», выпьем по паре банок холодного пива, куда делся мой ведомый? Эй? Куда подевался мой мальчик? – От него пахло алкоголем.

Лилли начала плакать. Мэттью вздохнул.

– Мне нужно идти, Джейк. – Он показал рукой в сторону гостиной.

– Это не твоя работа, приятель. Это женская работа! Пусть Джесс разберется с ней. Какой смысл, имея собаку, лаять самому, разве не так говорится?

В коридор выглянул Топаз.

– Привет, Джейк. – Он кивнул в направлении лестницы. – Извини, Мэтт, Лилли плачет, ты не хочешь подняться наверх? Или…

– Все нормально. Я иду. – Мэттью казался растерянным.

Джейк стоял у входной двери.

– Привет, чокнутый хиппи-вегетарианец! Так вот оно что. Вы что, исполняете здесь свои песнопения, водя хороводы вокруг благовонной палочки? – Подняв руки, он попытался помахать ими, выронив при этом пиво. Из одной помявшейся банки брызнула золотистая пена и разлилась по всему проходу. Лилли плакала все громче и скоро стала сверху звать родителей.

– Не в этот вечер, Джейк. – Мэттью развернулся и пошел вверх по лестнице, чтобы успокоить Лилли.

– Ты исполняешь роль бабуси, да, Ту-Паз? Помогаешь нянчиться с малышкой? Ты живешь «настоящим»? – Он изобразил пальцами знак кавычек и тихо засмеялся.

Сделав шаг вперед, Топаз в одно мгновение ока схватил Джейка за ворот рубашки. Мышцы на его обнаженной руке напряглись, а челюсти крепко сжались. Он застал Джейка врасплох. С порозовевшим лицом тот пытался вздохнуть.

Топаз говорил тихо и спокойно:

– Я старался полюбить тебя, Джейк. Я на самом деле очень старался. Следуя своим принципам, я стараюсь любить всех. Но ты кретин. Если ты еще раз заговоришь со мной, если ты скажешь хотя бы одно слово, я сделаю тебе больно. По-настоящему больно. Понимаешь?

– За… за… дыхаюсь!

Отпустив Джейка, Топаз смотрел, как тот, прислонясь к стене, глотает ртом воздух и пытается ухватиться рукой за что-нибудь твердое.

– На этот раз я отпущу тебя, но дважды повторять не буду. Понял?

Джейк кивнул.

– Хорошо. – В полном спокойствии Топаз закрыл входную дверь.

– Это был Джейк? – спросила Полли, когда ее муж вернулся в комнату.

– Да, – улыбнулся Топаз.

– О-о-о, как он? – продолжила она.

– Отлично, Полли. Просто отлично.

Джессика слышала, как снизу доносится голос Джейка, как разговаривают Полли с Пазом, как Мэтт поднимается наверх к Лилли. Закрыв глаза, она попыталась отстраниться от того, что услышала чуть раньше, но эти слова отдавались эхом в ее голове. «Тебе не понравится то, что я скажу», – сказал тогда Топаз. А Мэтт, ее Мэтт, который только что говорил, что будет любить ее вечно, ответил: «Попробуй». Джессика понимала, что все устали от нее. Они пытаются избавиться от нее. Мгновенно ее охватило горькое, горькое разочарование, сменившееся абсолютной, абсолютной безнадежностью. Полли была права, когда говорила, что нужно составить план, и она должна сделать это как можно скорее.

Сев на кровати и расправив плечи, она улыбнулась, ее лицо сияло, словно ей в голову пришла необыкновенная идея. Полли была права, сказав о том, что ей нужен план, и он понадобится скорее, чем она думает.

Что я действительно помню, так это то, что я знала, каким будет день четырнадцатого октября. Я спланировала его именно так, но, если честно, я знала, что он придет, и эта мысль поддерживала меня. Он был как день встречи, отмеченный красным крестиком в календаре, как маяк, он светил мне ранним утром, пока я с полуприкрытыми веками копалась, открывая кран, наполняя чайник, брала бутылочку, размешивала молочную смесь. И хотя я не могла сказать с точностью, когда именно он придет, это оказывало на меня успокаивающее действие, так как я знала, что потом я впервые смогу дышать полной грудью… Не знаю, как долго.

Я постоянно думала о том, чтобы поспать, потому что чувствовала усталость. Не совсем усталость, это не было обычной сонливостью, которую чувствуешь в конце дня, когда потягиваешься, зеваешь и стремишься лечь в кровать, надеясь, что будильник не зазвенит слишком рано. Нет, это была глубинная усталость, означавшая, что я с трудом могла соображать. Слова и мысли путались в моей голове, связываясь в случайные конструкции, которые затормаживали меня, когда я пыталась привести мысли в порядок. Я пристально смотрела на знакомых мне людей, желая вспомнить их имена прежде, чем оба мы окажемся в затруднительном положении. Из моих глаз текли слезы, но на самом деле мне не хотелось плакать – никакого прерывистого дыхания, никаких всхлипываний, ничего подобного. Казалось, что плачет моя душа. Словно моя печаль была неотделима от моего изнеможения. Я не узнавала себя, что само по себе жутко. У меня были запавшие глаза наподобие широко раскрытых карманов, а фиолетовые мешки под глазами в форме полумесяца выделялись на фоне бледных выступающих скул.

В то утро в супермаркете я лениво разговаривала с одной девушкой, или, скорее, это она разговаривала со мной. «Я выжата как лимон, я так устала…» – сказала она, разглядывая мои макароны и упаковку туалетной бумаги из четырех рулонов. Я громко расхохоталась, это был нелепый, презрительный смех. Мне хотелось заглянуть ей в лицо и процедить сквозь зубы: «Ты не устала! Ты не имеешь никакого представления о том, что на самом деле означает усталость! Ты думаешь, что устаешь оттого, что поздно возвращаешься домой и работаешь целый день? Подожди, просто подожди…» Но я, разумеется, не сделала этого, потому что она ни в чем не виновата. Она не понимает. Никто не понимает до тех пор, пока не ощутит этого на себе, но тогда будет слишком поздно.

Сначала, возвращаясь из магазина, я шла чуть пружинистым шагом. Было приятно оказаться на свежем воздухе. А потом я подумала о том, что сейчас вернусь домой, и пришла от этого в уныние. Завернув за угол, я заплакала. Бывало, что мне становилось легче, когда я громко плакала, потому часто мне казалось, что я плачу, а на самом деле я просто смотрела перед собой широко раскрытыми глазами и плакала про себя. Это было тяжелее всего на свете. Меня раздражали мои волосы, они были сальными и неряшливыми и, свисая длинными прядями, терлись о кожу, и я думала, что было бы намного легче, если бы у меня вообще не было волос.