11

Было двадцать четвертое июля. Вздохнув, Джессика моргнула и медленно перевернулась на бок. Теперь просыпаться рано и следить за своим положением во сне стало для нее почти привычным делом. Прищурившись, она попыталась сфокусировать взгляд на часах. Было 4 часа утра.

– Уф, – очень громко проворчала она. Хотя ей искренне не хотелось будить мужа, в глубине души она была раздражена тем, что он спит, как младенец, тогда как их настоящий ребенок, который растет у нее внутри, брыкается и будит ее, давя на мочевой пузырь до тех пор, пока она не обратит на него должного внимания. Ее немного беспокоило то, что Мэттью, будучи половиной их родительского дуэта, в прошедшие девять месяцев продолжал вести нормальную жизнь. Всю ночь напролет он спал и не был похож на сдувшийся пляжный мяч. Разве это справедливо?

Просыпаться в такую несусветную рань стало для нее привычкой. Джессика крутилась и вертелась с боку на бок до 6 утра, когда она больше не могла терпеть, и, ведомая скукой, набрасывала поверх пижамы толстовку Мэттью, наливала себе чая и смотрела всякую ерунду по телевизору. Потом, в 8 утра, когда она слушала прогноз погоды, а все готовились начать новый день, она чувствовала себя такой вялой, что могла проспать несколько часов.

Боль в спине и судороги в ногах немного стихали, когда она клала между бедрами маленькую подушку и переворачивалась на бок. Нагнувшись, чтобы взять подушку, заранее положенную на свободную кровать в гостевой комнате, она с ужасом осознала, что обмочилась.

– О господи! С какой стати? – Смертельно сконфуженная, она сунула руку под одеяло, а потом потрогала ладонь большим пальцем. Она была мокрой. Джессика с трудом перегнулась через кровать и включила лампу на прикроватном столике. У нее замерло сердце, когда она увидела, что это не кровь. Она украдкой понюхала руку, она пахла чем-то сладким, определенно не мочой.

– Хорошо. Хорошо. – Сделав глубокий вдох, она поняла, что у нее отошли воды. Вслед за этим пришло осознание нового ощущения в животе. Она почувствовала тянущую боль внизу живота, слегка напоминающую боли во время месячных, но сильнее. Она потрогала живот и нервно выдохнула.

– Мэтт. – Он тихо заворчал, но, так и не очнувшись от глубокого сна, продолжал лежать на боку. – Мэтт! – проговорила она чуть громче и вместо поглаживания легонько толкнула его.

– Что? – спросил он хриплым голосом. Он всегда был недоволен, когда его будили.

– У меня отошли воды.

– Еще слишком рано, – пробормотал он, натягивая на плечо съехавшее с него пуховое одеяло.

– Что значит слишком рано? – Сев на кровати, Джессика пихнула его локтем в спину. – Я, черт побери, рожаю, Мэттью! – Она начала смеяться, когда и душой, и телом до конца осознала, что с ней происходит.

Окончательно проснувшись, Мэттью резко сел на кровати. Его волосы были с одной стороны примяты, а с другой стояли дыбом, как у мягкой игрушки из 70-х годов. – Что, правда? Прямо сейчас? Как ты поняла? – Он непрестанно моргал, протирая глаза.

Джессика кивнула.

– Я сижу в луже амниотической жидкости. – Подняв одеяло, она быстро заглянула под него. – По правде говоря, и ты тоже.

– Иисусе Христе!

Джессика засмеялась, глядя, как ее муж, как ужаленный, спрыгивает с супружеского ложа.

Он шарил по полу в поисках трусов.

– Ты полагаешь, что будешь кричать, цепляясь за спинку кровати или что-то в этом роде?

– На самом деле я не могу сказать с уверенностью, что я буду делать. Я раньше никогда не рожала. – Похлопывая по одеялу вокруг себя, она улыбнулась.

– Как ты себя чувствуешь? – Сев на край кровати, он продел руки в длинные рукава футболки с эмблемой команды «Куинз Парк Рейнджерс».

– Все отлично, я волнуюсь, нервничаю, и я счастлива!

– Ладно, ладно. Это все очень хорошо. – Мэттью надул щеки и выдохнул. – Я тоже очень нервничаю.

– Кстати, Мэтт. Ты надел трусы задом наперед.

Мэттью посмотрел вниз.

– Ведь переворачивать одежду после того, как ты неправильно надел ее, не предвещает неудачи? Наверное, нет. – Он натянул джинсы поверх надетых задом наперед трусов.

Джессика внимательно посмотрела на мужа.

– Ты уверен, что хочешь надеть футболку? Мне не хочется выглядеть старой клячей, но там будут делать фотографии на память, возможно, мы сохраним их на всю жизнь, а ты будешь увековечен в своей майке «Куинз Парк Рейнджерс». – Она закусила щеку.

– Точно! Вот поэтому она идеально подходит. Кроме того, я хочу, чтобы Лео Энтони, появляясь на свет, видел прекрасные голубые вензеля «Куинз Парк Рейнджерс» на белом фоне! – Оттянув материю на груди, он поднес ее к губам и поцеловал.

Джессика закатила глаза.

– Или дочь… – подсказала она. – Бесан, моя маленькая Бес…

– Да. Или она, это великолепно, если родится девочка, она, возможно, выйдет замуж за футболиста из «Куинз Парк Рейнджерс»! – При этих словах лицо Мэттью засияло.

Приподняв одеяло, Джессика прокричала в глубину:

– Малыш, оставайся там, где ты есть. Твой папочка потерял связь с реальностью. – Выглянув из-под одеяла, она посмотрела на мужа. – Я не хочу, чтобы наша дочь изо всех сил стремилась к этому.

– Почему бы нет? Они при деньгах, – усмехнулся он.

– Ты разговаривал со своей матерью? – игриво спросила она. – Ох, ух, – выражение лица Джессики изменилось, сев на кровати, она глубоко дышала. Вдруг она ощутила, как у нее все сдавило внутри. – Черт, это немного больно.

– С тобой все в порядке? – Мэттью смахнул волосы у нее со лба. Она кивнула, почувствовав, что ей стало определенно легче, чем минуту назад. – Ты сможешь доехать на машине или мне вызвать «Скорую помощь»? – озабоченно спросил он.

– Нет, я отлично справлюсь. Только поедем помедленнее, хорошо? – Она пыталась не признаваться себе в том, что от страха у нее пробежали мурашки по спине. Если это только начало…

Джессика сама застегнула пряжку ремня, протянув его через живот, насколько это было возможно. Она смотрела, как Мэттью выходит из дома. Перед тем как захлопнуть дверь, он нырнул назад, явно что-то забыв. Она на секунду закрыла глаза. Поспеши, Мэтт, пожалуйста. Она подумала было нажать на клаксон, но не хотела в такой нелепой ситуации навлечь на себя гнев миссис Не-очень. Он вновь появился на пороге, усмехаясь и держа в руке сумку.

– Твоя сумка! – беззвучно проговорил он.

Она с улыбкой кивнула ему сквозь запотевшее стекло. Сумка была собрана и в последние две недели стояла у входной двери. Она дважды проверяла ее содержимое и оба раза вынимала оттуда вещи, тайком засунутые между лифчиком для кормящих матерей и супервпитывающими медицинскими салфетками. В первый раз это была миниатюрная бутылочка водки с приклеенной к ней этикеткой «ВЫПЕЙ МЕНЯ!», во второй раз – вырезанная из журнала фотография актера Зака Эфрона в дешевенькой деревянной рамке с неразборчивой надписью на ней: «Я – настоящий папа этого малыша!» Джессика хихикнула, узнав почерк Полли.

Мэттью поднял руку, собираясь схватиться за ручку, и захлопнул дверь, но потом кивнул ей и снова метнулся назад.

– Ради бога, Мэтт! – Проводя рукой по лбу, Джессика в то же время поглаживала ладонью живот, ей было некомфортно, и ее вновь пронзила внезапная боль. Ее нервы были на пределе, и нерасторопность Мэттью грозила обернуться тем, что она начнет кричать.

Наконец он, вприпрыжку пробежав по дорожке, прыгнул в машину, бросил сумку на заднее сиденье и включил зажигание.

– Извини. Сначала я забыл твою сумку, а потом мне пришлось вернуться за мелочью для парковки. Как у нас дела?

– Нормально. Все хорошо. Просто давай поедем. – Джессика прикусила губу, стараясь не закричать. Она понимала, что Мэттью не виноват, и постаралась улыбнуться сквозь слезы.

– Так точно, моя девочка! – Он подмигнул и включил поворотник, отъезжая от дома.

Больница Святого Спасителя в Шепердс-Буш находилась примерно в пятнадцати минутах езды на машине. Джессика узнала это, когда месяцем раньше, ранним утром, они опробовали этот маршрут. Она взглянула на часы: было 4.30 утра, что означало, что они не попадают в час пик.

Все светофоры были зелеными, и Мэттью ни разу не пересек двойную желтую полосу с надписью «ОСТАНОВКА ЗАПРЕЩЕНА», написанной на асфальте. Джессика улыбнулась, подумав о том, что в следующий раз она сядет в машину с ребенком на руках. Волна возбуждения захлестнула ее.

Когда они оказались внутри больницы, она поняла, что ее дыхание стало ровным, а мышцы слегка расслабились. Она почувствовала себя увереннее от того, что здесь под рукой были специалисты, способные помочь в любой момент. Мэттью оставил ее на попечение молчаливого привратника, тяжело уронившего ее в кресло-каталку, пока он ходил на парковку. Она надеялась, что муж не задержится слишком долго. Ей хотелось, чтобы он был рядом.

Медсестра, встретившая их при входе в родильное отделение, выглядела очень спокойной и почти скучающей. Опершись локтем о стойку администратора, она изучала документы Джессики, зажав во рту обкусанную шариковую ручку. Джессике хотелось, чтобы она поспешила или, по крайней мере, оказала ей больше внимания, она отметила неряшливый, полинявший хирургический халат и сильно поношенные пляжные резиновые тапочки со скошенной внутрь подошвой. Она решила, что у женщины поступь иноходца, ее ничто не волновало, даже грядущее появление на свет Лео или Бесан.

– Мы осмотрим вас и поймем, что происходит, – пробормотала скучающая медсестра, не отрывая глаз от записей.

– Я думаю, происходит то, что я рожаю… – Джессика постаралась, чтобы ее замечание прозвучало как шутка.

– Может быть, это ложная тревога, ничего страшного, – наконец она подняла глаза.

– У меня отошли воды, и мне кажется, у меня начались схватки, – слегка нервничая, продолжала Джессика. Может быть, она ошиблась? Действительно ли у нее отошли воды? Тщательно ли она все проверила? Может быть, она описалась? Но ей было больно, в этом она была уверена.

– Хорошо, но бывают отклонения. – Медсестра улыбнулась, давая понять, что она всякого навидалась.

Джессика внимательно оглядела палату, куда ее привели. Над головой ярко светились люминесцентные лампы, на подвесном потолке были пятна, вероятно, от протечки сверху. Удивительно, но ее развеселили разводы коричневого цвета, глядя на их странные очертания, она представляла себе разные страны, одно пятно очень напоминало Италию, а другое, если приглядеться, могло сойти за штат Техас. Сев на кровати, она подложила под спину четыре пухлые подушки, что позволяло ей сидеть прямо. Она удобно устроилась, поджав согнутые колени к груди и твердо поставив стопы на покрытый клеенкой матрас, который скрипел всякий раз, когда она шевелилась или сгибала пальцы ног. Схватки были нерегулярными, и каждая новая была чуть сильнее предыдущей. Когда утихла последняя схватка, она услышала в коридоре смех Мэттью. Распахнув дверь, он помахал рукой скучающей медсестре, при этом, как обычно, тихо посмеиваясь.

– Где, черт побери, ты был? – Возможно, он подружился с угрюмой женщиной в резиновых тапочках, с него станется. Ей было неприятно, что она сидит одна в залитой ярким светом палате, пока он где-то развлекается и жизнерадостно хохочет.

– О боже, ты не поверишь, – запыхавшись проговорил он. – Парковка – это чертов ночной кошмар, даже сейчас, когда еще не рассвело. Не знаю, к чему в Лондоне иметь машину, просто не понимаю. Они не стоят таких волнений, даже «Эдит»! Подумай только, я мог бы послушать совета Бориса и купить мотоцикл. – Он вздохнул. – Эта медсестра, кажется, симпатичная, – показал он в сторону коридора.

Она не ответила.

– Как твои дела, любимая?

Джессика подавила в себе раздражение от того, что он наконец – наконец-то! – поинтересовался тем, как идут ее дела, только после того, как обсудил проблемы с пробками на шоссе W12 и рассказал о том, как он подружился с новой медсестрой!

– Хорошо, – пробормотала Джессика, чувствуя, как снизу живота напряжение переходит на верхнюю часть бедер. С приближением следующей схватки у нее начали дрожать ноги. – О, твою мать!

– Что случилось? Позвать кого-нибудь? – Мэттью склонился к ней, его лицо оказалось совсем близко от ее, а челка свисала почти до ее носа.

– Нет, – выдохнула она. – Просто отойди!

– Хорошо, извини. – Выпрямившись, Мэттью подошел к окну. – Ты все делаешь правильно, – добавил он в придачу.

– Я еще ничего не сделала! – вскрикнула она.

– Я знаю, но я стараюсь мотивировать тебя. Я прочитал об этом в книге.

Это вызвало у нее смех, несмотря на то что на нее навалилась боль, она тихо засмеялась, обхватив колени.

– Не мог бы ты достать из сумки лавандовое масло? – смогла она выдавить из себя, вспомнив о своем плане родов и о том, что для того, чтобы справиться с тревогой, она собиралась вдыхать сладкий запах, дожидаясь, пока натуральное масло волшебным образом не подействует на нее.

– Да, конечно. – Обежав вокруг кровати, Мэттью отыскал сумку, радуясь тому, что может чем-то заняться. Он поставил ее на кровать. Расстегнув молнию, он вытащил банку с порошком спирулины, сетку, наполненную кристаллами неправильной формы, пару ярко-зеленых легинсов из лайкры. Джессика мгновенно узнала их – эти вещи принадлежали ее подруге.

– Что это?.. – Мэттью смущенно покачал головой.

– О нет, Мэтт! Прошу тебя, нет! Это сумка, с которой Полли ходит на йогу. Как ты думаешь, что я буду делать с чертовым ковриком для йоги и пакетом розового кварца? – Она состроила гримасу.

Мэттью переводил взгляд со своей беременной жены на вещи, которые держал в руках. Поспешно засунув их обратно, он застегнул молнию на сумке.

– Когда-нибудь мы посмеемся над этим, Джесс, – улыбнулся он.

– Когда-нибудь, возможно, но не сегодня! – воскликнула она. По ее вискам стекали слезы, когда она откинула голову назад, и почти в ту же секунду рассмеялась.

– Смотри-ка, ты уже смеешься! – обрадовался он.

– Знаю, но мне правда больно и немного страшно! – прохрипела она.

– Тогда почему ты смеешься? – Ее хихиканье ободрило Мэттью.

– Не знаю! – Джессика застонала, уставившись на светильники на подвесном потолке и стукнула по матрасу. – Возможно, это нервы. Помнишь, когда я прищемила большой палец дверцей машины и рассмеялась, потому что за нами наблюдала миссис Не очень и мне не хотелось плакать в ее присутствии?

– Да.

– Так вот, это что-то подобное, – вздохнула она.

– Так ты думаешь, что за нами наблюдает миссис Не-очень?

– Нет! Конечно, нет! – повысив голос, ответила она и вцепилась пальцами в простыню, ей было не до шуток. – Но мне, черт подери, больно, а я знаю, что меня могут услышать из коридора, поэтому я стараюсь оставаться счастливой и позитивной, даже если чувствую себя дерьмово. – Сделав глубокий вдох, Джессика прогнулась назад, из уголков ее глаз на ее шевелюру потекли слезы.

– Все в порядке, малышка? – Мэттью пригладил ей волосы, убрав их со лба.

Она улыбнулась, подняв голову.

– Прости. – Она шмыгнула носом, глотая слезы.

– Эй, не извиняйся. Тебе и должно быть страшно. Как мне хотелось бы стать волшебником, чтобы все закончилось как можно быстрее.

Джессика видела, что его глаза светятся любовью и заботой, и это приободрило ее.

– Осталось недолго, и у нас появится малыш.

Мэттью засиял, когда до него дошел смысл ее слов.

– Я жду не дождусь. – Он взял ее за руку.

– Я тоже.

Боль отпустила. Пришла и ушла акушерка, время как будто остановилось.

Джессика задремала. Мэттью, полусидя на матрасе и опустив одну ногу на пол, прижался к ней.

Открыв глаза, Джессика подвинулась и посмотрела на мужа. На его футболку с эмблемой «Куинз Парк Рейнджерс» стекала слюна. Он громко захрапел и сам проснулся.

– О, привет, – улыбнулся он. – Как дела? Никаких сдвигов?

Джессика покачала головой.

– Я ощущаю себя обманщицей. Все произошло так быстро, а теперь – ничего. Что они будут делать, если так ничего и не случится?

– Ну, в конце концов, всему свое время.

– Спасибо за это, Эйнштейн. – Она подтолкнула Мэттью в бок и смотрела, как он, покачиваясь, сползал с матраса до тех пор, пока не уперся ногами в пол.

– Пожалуй, я пересяду на стул. – Держась руками за стройную спину, он, неуклюже передвигая ноги, направился к голубому виниловому стулу, стоявшему сбоку от кровати, и плюхнулся на него.

– Хочешь поиграть в слова? – весело предложил он.

– Не хочу. Мне чертовски хочется поиграть в «Роды», а потом в «Возвращение домой», в «Теплую кровать» и в нашу «Красивую новую детскую»! – Улыбнувшись своим словам, Джессика сползла ниже.

Мэттью встал и наклонился, чтобы поцеловать жену в лоб.

– Ждать осталось не слишком долго, Джесс.

Вытянув руки вверх, Джессика хотела поцеловать мужа. В это самое мгновенье ее пронзила острая и нестерпимая боль внизу живота. Это было совсем не похоже на предыдущие схватки.

– О боже… Мэтт! – Она зажмурилась, сдерживая дыхание, и откинулась на подушки, вцепившись согнутыми пальцами в одеяло.

– Позвать кого-нибудь? – нависая над ней, спросил Мэттью. Он накрыл своей ладонью ее сжатые в кулак пальцы, стараясь говорить спокойно, чтобы не выдать своей паники. Он никогда не видел, чтобы она страдала так, как сейчас, и это напугало его.

Джессика, со лба которой падали капли пота, кивнула, на ее щеках выступил румянец, а лицо исказилось от боли. Мэттью дернул за красный шнур, висевший над ее головой у стены.

– Все хорошо, Джесс. Все будет отлично. Держись, малышка. – Он посмотрел на дверь. – Где же вы все, черт подери? – крикнул он, направляясь к выходу из комнаты.

– Не… не оставляй меня! – успела проговорить она, глотая воздух, отчего боль стала еще сильнее.

– Я вынужден оставить тебя, чтобы найти кого-нибудь, но я буквально высунусь в коридор и сразу же вернусь назад. Никто не отвечает на вызов! – Дважды дернув за шнур, он заглянул ей в глаза. – Я только на секундочку. Обещаю.

Отпустив ее руку, Мэттью выбежал из комнаты. Когда между ногами хлынула теплая кровь, Джессике показалось, что яркие светильники кружатся у нее перед глазами. Комната кружилась вокруг нее, словно она была пьяной. Посмотрев вверх, она попыталась сосредоточиться на свисающем красном шнуре, который раскачивался туда-сюда, не позволяя зацепиться за себя взглядом. Ей хотелось дернуть его снова, хотелось, чтобы Мэтт вернулся, чтобы кто-нибудь из медицинского персонала пришел и помог ей, но она чувствовала, что ей не по силам дотянуться до шнура или даже позвать кого-то. Ей казалось, что ее уносит куда-то, будто она опьянела от наркотика. Однако она сознавала, что перед ней стоит важная задача – родить ребенка, она не могла сопротивляться черной массе, которая все больше затягивала ее, делая вялыми ее напряженные мышцы, и набрасывала на ее панику желанную вуаль безразличия.

Сегодня нас посещал священник. Проходя по коридору, он стучался в комнаты со своей обычной застывшей и счастливой улыбкой и безмятежным видом. Как заметила одна из девушек, у него все в порядке, он бывает здесь только один час в неделю, это не мешает ему, черт побери, быть счастливым. Я сторонюсь его, держу дистанцию, потому что не в состоянии посмотреть ему в глаза. Я не хочу слышать его добрые слова, ловить его понимающие взгляды, которых я отнюдь не заслуживаю. Его богу известно, что я совершила. Я думаю о том, куда я попаду после смерти. Когда я была ребенком, я часто размышляла о том, куда попал Дэнни. Лежа в кровати, я пыталась вообразить, как может исчезнуть твердое тело. Потом, когда я смотрела на его кровать, я грустила и смущалась от того, что он больше никогда не воспользуется ею. С одной стороны, мне хотелось, чтобы мама и папа выбросили из дома все его вещи, тогда мне не пришлось бы думать о том, как он исчез, а с другой – хотелось, чтобы все так и осталось навсегда, поэтому мне ничего не оставалось, кроме как сидеть на его одеяле и смотреть на его аккуратно стоящие на полке книги, которых касались его руки.

Я прошла через тот этап, когда я представляла его сидящим на облаке вместе с дедушкой Максвеллом и кроликом Флосси, все, кого мы потеряли, сидели вместе на мягкой белой подушке, делясь друг с другом воспоминаниями и глядя на нас сверху, как на крохотных муравьев. Я представляла, как они взрывают рождественские хлопушки. Однажды я поняла, что все это ерунда. Нет никаких умерших родственников, сидящих на облаках, они просто свалились бы оттуда.

Грэм Торнтон был самым умным мальчиком в нашей школе, и он сказал мне, что Царствия Небесного не существует и что все покойники похожи на мертвые растения, только тяжелее. Он сказал, что все на свете увядает, умирает и возвращается в землю. Я долго думала об этом, и наконец мне стало понятно: мы – как растения, но тяжелее и умнее, чем они. Но я все еще размышляла о той искре, которая была в Дэнни, о том, благодаря чему он не был похож на других, о том, что было внутри него, наверное, о его душе. Куда все это делось? Я представляла его душу как легкий туман, как дымку, опускающуюся на тех, кто любил его. Это объяснило бы, почему мама и папа и все мы, любившие его, все еще ощущаем его близость, ведь в нас поселилась частичка его самого.

Теперь я повзрослела, и у меня появилось время все обдумать, и я действительно много размышляю об этом. Я прошла почти весь круг до конца. Помню, когда я была маленькой, я спрашивала отца: «Как ты думаешь, папа? Ты веришь, что есть Царствие Небесное?» Вздохнув, он говорил: «Ох, вот так вопрос. Верю ли я, что есть Царствие Небесное?» Помню, как он поднимал глаза к небу, как будто бы мог там найти ответ. «Думаю, что я не знаю ответа, Джесс, – шепотом говорил он, – но если у нас есть хотя бы один шанс, малейший шанс на то, чтобы снова увидеться с теми, кого мы любили, я готов не делать поспешных выводов». Я знаю, что те, кто уже умер, не сидят на облаках, но я думаю, что, возможно, они на Небесах. Я надеюсь, что они на Небесах. Иногда, сидя в своей комнатке, я рисую тех, кого любила, сидящими на облаках. Я всегда сажаю Мэттью посередине. Своего ребенка, свою чудесную малышку я рисую в образе ангела с замысловатыми перистыми крыльями. Я надеюсь, что однажды мы все встретимся на Небесах. Я надеюсь и от всего сердца молю, чтобы это было правдой.