10

– Вперед, миссис Ди! – Полли встретила мать Мэттью у входной двери на Мертон-авеню, сунув ей в руку бутылочку с детской смесью. – Это просто, если набить руку и не обращать внимания на легкий резиновый привкус, но за исключением этого, это почти то же самое, что пить обычный джин-тоник!

– О бог мой! – Маргарет взяла в руки бутылочку, но не решалась взять соску в рот. – Корал придет? – спросила она с надеждой на поддержку.

– Да, вероятно, – улыбнулась Джессика. – Она приедет сразу после работы.

Из кухни, полной друзей Джессики, доносилась ритмичная музыка. Стеклянные двери были открыты для удобства курящих и тех, кто хотел насладиться теплыми лучами июньского солнца. Каждый пришел с красивым пакетом или коробкой, обернутой белой бумагой и перетянутой лентой, завязанной большим бантом. Подарки были сложены стопкой на обеденном столе и манили, как сокровища пещеры Аладдина, дожидаясь, пока их откроют. Джессика не могла поверить, что крохотному младенцу может понадобиться так много вещей, но, видимо, так оно и было.

Они приняли решение не интересоваться полом своего нерожденного ребенка на раннем сроке, согласившись, что без неожиданности нет настоящей радости. Мэттью намекал, что заметил что-то во время ультразвукового исследования на двадцать второй неделе, но Джессика не слушала его, зная, что почти невозможно ясно разглядеть что-либо сквозь слезы. Она подозревала, что Мэттью втайне желал мальчика, что было замечательно, тогда как она положа руку на сердце хотела девочку.

В углу комнаты висел большой плакат, а на нем был написан список имен для голосования. Джессика наблюдала за тем, как ее свекровь, вытащив очки для чтения из изящного клетчатого футляра, пробежала глазами оба списка, один был написан синим, а другой – розовым фломастером. Она видела, как Маргарет схватилась рукой за горло: «Кайли? Разве можно это обсуждать?»

Джессика пожала плечами, притворившись, что не знает. Дело в том, что они рассматривали красивые имена. Она по-прежнему предпочитала Бесан Роуз и Лео Энтони Максвелл. Она улыбнулась, зная, что одно из этих двух имен станет привычным для ее свекрови, оно будет слетать с ее губ на банкете в клубе книголюбов, когда та будет превозносить все его или ее последние достижения, которых, с той же легкостью и блеском, не способен добиться ни один другой ребенок.

Водрузив на нос очки, Маргарет подошла к доске.

– Адольф? Разумеется, нет, Джесс! А что это за имя – Кортни? – Когда она повернулась к невестке, на ее помрачневшем лице читались смущение и отвращение. – Это ведь не настоящее имя, правда?

– Это в честь Кардашьян, любимицы Полли, – разъяснила Джессика.

– Что за Кардашьян? – спросила Маргарет. Было ясно, что, кем бы та ни была, она не желала, чтобы ее первая внучка была названа в честь нее.

– Знаете что, Маргарет, не стоит слишком волноваться из-за имен. Мы с Мэттью все держим под контролем. Я дала возможность немного повеселиться Полли и девушкам. Она всю неделю продавала шатры для приемов и собирается стать организатором вечеринок, мне кажется, я ее подопытный кролик!

Маргарет вздохнула с явным облегчением. Видимо, ее больше не волновала перспектива представлять Тьюпака или Майли своему многочисленному семейству.

Звякнул дверной звонок. Джессика медленно прошла по коридору и встретила маму, та, нервничая, стояла у двери, поглядывая в сторону кухни и беспокоясь о том, чтобы не спугнуть развеселившихся приятельниц Джессики. Ей никогда не доводилось бывать на вечеринках в честь предстоящего рождения малыша.

Джессика отметила, что мать подкрасила губы и сильно надушилась.

– Проходи, мама! – Положив ладонь ей на спину, она подтолкнула ее вперед. Корал сняла пальто-плащ и поправила медальон на груди, внутри которого были спрятаны фотографии ее детей.

– Слушайте все! Пришло время поиграть, будем измерять шейку матки! – Полли подняла вверх большой арбуз, на боку которого была вырезана большая дыра.

Глядя на лицо матери, Джессика испугалась, что та действительно может упасть в обморок.

– Мама, не хочешь ли пойти посмотреть детскую кроватку? И вы тоже, Маргарет.

Маргарет и Корал вышли следом за ней из кухни, приглашение не пришлось повторять ни для одной из них.

– Где же Мэттью? – спросила Маргарет. Она, как всегда, была разочарована тем, что ее сына, с которым она носилась как с писаной торбой, нет под рукой.

– Он пошел в паб с Джейком. Я не могла допустить, чтобы он был рядом. Впрочем, я брала его с собой на занятия по предродовой подготовке. Я посетила всего пару занятий, мне там было не по себе, – призналась она, – но, по крайней мере, там я чувствовала себя лучше, чем он. Бог знает, как он будет вести себя во время родов. Каждый раз, когда ведущая произносила слова «влагалище», а она это делала часто, Мэттью давился от смеха и хихикал, как двенадцатилетний подросток. Он совершенно безнадежен.

Корал цыкнула на дочь, словно та выругалась.

– Знаешь, на этот счет я, скорее, на стороне Мэттью. – Поправив жемчуг на шее, Маргарет направилась в коридор.

Джессика шла впереди, держась за перила и неуклюже, ступенька за ступенькой, поднимаясь по лестнице. Она набрала большой вес и стала не такой шустрой, как прежде, даже после малейших физических усилий на нее наваливалась усталость.

– Все в порядке, дорогая? – Маргарет выглядела озабоченной. Джессике нравилось, что в голосе ее свекрови, когда та обращалась к ней, появилась теплота. Как заметил Мэттью, она теперь стала курицей, несущей золотые яйца.

– О да, все отлично. Я так обессилела, что мне трудно даже подниматься по лестнице. Просто смешно! – Посмеиваясь, она схватилась за перила.

– Нет, не смешно, все нормально. Все наладится, вот увидишь. Но, возможно, не раньше, чем ты родишь, вот тогда ты узнаешь, что такое настоящее изнеможение!

– О да, все еще впереди! – засмеялась Джессика. – Знаете, есть кое-что похуже, чем усталость. Я так мучаюсь запором! Я все перепробовала, но, видимо, это тоже нормально. А мой ужасный целлюлит и то, что каждые полчаса мне хочется прилечь. Видимо, все нормально! Тогда почему же мне все кажется совершенно ненормальным? – Джессика поджала губы.

– Добро пожаловать в компанию матерей! – засмеялась Маргарет.

Детская располагалась в задней части дома, оттуда, через подъемное окно, открывался красивый вид на сад во внутреннем дворике.

– О, Джесс! – открыв рот от удивления, проговорила Корал. – Как славно! Такая большая комната.

Довольная комплиментом, Джессика улыбнулась.

– То есть им не нужно много места, пока они маленькие, ведь так? Я до двухмесячного возраста спала в ящике, дожидаясь, пока моя сестра не вырастет из детской кроватки. – Корал бросила взгляд на Маргарет, надеясь на признательность за такую откровенность.

Джессика оглядела комнату. Она потратила много времени, выбирая верный оттенок белого, чтобы он не был слишком похож на больничный, но создавал нужную атмосферу. Окно было наполовину закрыто сверху римской шторой, ее нижний край был украшен широкой полосой в серо-белую клетку с аппликацией в виде кролика, одно ухо которого прикрывало глаз.

– Мы хотели пока все оставить нейтральным, а когда узнаем, кто у нас родится, мы добавим цвета, например, розовую подушку на детский стульчик, или инициалы в голубых тонах на стене, или еще что-нибудь. Мне кажется, мы почти все продумали. – Джессика обвела взглядом мебель детской, вручную окрашенную в кремовый цвет. Маленький шкаф с миленькими вешалками ждал, пока его заполнят, на уже подготовленном пеленальном столике лежали пеленки, влажные салфетки, детский крем от опрелости, антисептик для рук, пачки подгузников, аккуратно сложенная стопка белых распашонок и полотняных простынок.

– Посмотрите сюда! – Выдвинув верхний ящик комода, Джессика вытащила пару носочков и разложила их на ладони свекрови. – Не могу поверить, что существует такая крохотная ножка, которой придутся впору эти носки. У меня от них просто сердце тает!

– Помню, я думала то же самое, когда ждала тебя, – с улыбкой сказала Корал. – Бабуля Максвелл связала тебе кофточку, взяв ее в руки, я подумала, что она промахнулась, может быть, она связала ее на куклу. То есть, честно говоря, она была чуть больше, чем эти носки. – Погрузившись в воспоминания, Корал покачала головой. – Но, когда ты родилась, ты в ней утонула. Ты была такой крохотной и красивой. Какое прекрасное было время, когда ты была маленькой. Самое прекрасное и самое счастливое в моей жизни.

– Ох, дорогая, звучит так, словно после этого все пошло под откос! – пошутила Джессика, понимая, что в ее словах больше чем доля правды.

– Не совсем под откос. Мне, в каком-то смысле, очень повезло. Но я думаю о том времени, когда вы с Дэнни были детьми, а ты была еще младенцем. Я помню, как каждую ночь, подтыкая вам обоим одеяла, я чувствовала себя так, словно мне очень повезло. – Она выдохнула, как будто бросая вызов опустошающему ее горю, это был ловкий прием, который она освоила.

– Мне кажется, это незабываемое время. Я помню, когда Мэттью был крохой, Энтони еще любил меня по-настоящему. – Маргарет вертела носок на своей ладони. Нечасто можно было услышать от нее такие эмоциональные откровения.

– О, он любит вас, Маргарет! Конечно, любит. – Джессика почувствовала себя неловко, когда они поменялись ролями.

Маргарет кивнула.

– О, я знаю и не могу представить себе, что все изменится, теперь уже нет. Слишком много воды утекло и все такое. Но он, безусловно, стал другим после рождения Мэттью. Мы оба безумно, безумно полюбили его. И любим по-прежнему. Мне кажется, Энтони трудно любить еще кого-то, или, возможно, я просто не привыкла делить его с кем-либо.

– Господи, я надеялась, что этот ребенок еще больше сблизит вас. – Внезапно Джессика почувствовала, что сейчас расплачется. В последнее время слезы подступали чаще обычного и готовы были политься из глаз, стоило ей испытать малейшее недовольство.

– О, Джессика, не плачь! Все будет замечательно. Вы с Мэттью – совсем другое дело. Я вижу, что вы близкие друзья. – Маргарет покачала головой. – Разве не так, Корал?

– Совершенно верно. – Корал потрепала свою девочку по руке.

– Мы с Энтони никогда не были так близки, как вы. На самом деле Мэттью – единственное из того, в чем мы достигли совершенства. Никогда даже не сомневайся в том, что вы делаете, Джесс. Из вас получатся прекрасные родители. Я думаю, мы просто так сильно любили Мэттью, что каждым принятым нами решением, каждым планом, каждой мыслью руководило желание сделать так, как будет лучше для него. Я и сейчас ничего не изменила бы. Правда не изменила бы. Но это привело к тому, что мы много потеряли как супруги. Мы в первую очередь – родители, но раньше были прежде всего любовниками. Я знаю, что некоторым супружеским парам удается сохранить свои отношения, но нам не удалось. – Маргарет выпрямилась и положила носок в ящик, рядом с другими такими же носками. – Боже мой, не знаю, как мы дошли до такой жизни! – Она была недовольна. – Знаешь, ты так хорошо все здесь устроила. – Она потрогала край римской шторы. – Отличная идея, не так ли? Очень практично.

Дорогие?

Джессика пожала плечами. Она не знала. По сравнению с чем?

– Думаю, мне нужно пойти попудрить носик. – Маргарет вышла из комнаты. Джессика повернулась к матери. – Не думаешь ли ты, что все мы немного расчувствовались, мама?

Корал кивнула.

– Думаю, что да. Джесс, я недостаточно часто тебе говорила о том, что очень горжусь тобой. Мэттью – прекрасная партия, он – профессионал. – Джессика знала, что ее бабушка и дедушка не хотели, чтобы ее мать выходила замуж за разбитного торгаша. – У вас славный дом, чудесная кухня, хорошая машина, и он, безусловно, обожает тебя. – Сказав это, Корал хлопнула в ладоши.

Джессике не хотелось, чтобы ее достижения измерялись тем, чего добился ее муж, то есть машинами и оформлением кухни, но она понимала, что именно так ее родители оценивали успех. Ее раздирали противоречивые чувства.

– Я действительно люблю его, мама. – Это было правдой. – Мы хорошо ладим, и так было всегда. Он терпит меня, а я его смешу, кажется, у нас получается.

Джессика припомнила вечера, которые они весело проводили за бутылкой-другой вина, танцуя на кухне и борясь за лучшее место на диване или прижимаясь друг к другу под мягким одеялом, когда смотрели дрянной фильм.

– Не думаю, чтобы все сильно изменилось после рождения ребенка. Мы собираемся все делать вместе, и я решительно против того, чтобы мы превратились в одну из тех пар, которые не могут прогуляться после шести и заходят в паб, как человечки из настольной игры «Ковбой», нагруженные пакетами, бутылками, игрушками и с кучей нянек на буксире на всякий случай. – Она улыбнулась матери. – Мы намерены сделать так, чтобы этот малыш стал частью нашей жизни, не допуская, чтобы он заполнял ее всю целиком, понимаешь?

– О, я тебя прекрасно понимаю, любовь моя. И все это звучит замечательно, очень разумно…

– Я чувствую, что дальше последует «но», – сложив руки, Джессика положила их на округлившийся живот.

– Но это полная ерунда, – засмеялась Корал. – Стоит тебе разок взглянуть на это маленькое личико, и ты, как все мы, влюбишься в него. Кажется, будто облако любви обволакивает тебя так плотно, что для чего-то другого не остается места. Чего бы и когда бы ни пожелал твой ребенок, это становится самым важным во всем мире. Вот увидишь.

Глядя на мать, Джессика улыбнулась. Она с нетерпением ждала, когда это случится.

– Я должна кое-что показать тебе. – Выдвинув ящик, она вынула из него фотографию в рамке и прижала ее к груди. – Это твой внук или внучка. – Она сияла.

– Вот вы где! – Прерывая их, Полли ворвалась в детскую. – Уф, я не осуждаю тебя за то, что ты спряталась здесь. Я вытерпела столько насмешек, сколько смогла, они мне все уши прожужжали о моем новом поклоннике и подняли меня на смех. Простите меня, миссис Эм.

Корал фыркнула.

Джессика смотрела на подругу, которой явно нравилось, что над ней подтрунивают. Полли и Паз все больше и больше времени проводили вместе, и у них все было замечательно.

– Итак, что ты думаешь об этом снимке? – Джессика быстро показала снимок подруге, а потом вручила его матери.

Полли внимательно изучала снимок, заглядывая через плечо Корал.

– Я ничего не могу здесь разобрать!

Искренность Полли вызвала раздражение у Джессики.

– Что ты говоришь? Конечно, можешь! – Она показала на снимок. – Смотри, здесь ясно видно лицо и животик и даже можно различить носик! – промурлыкала она.

Взяв снимок из рук Корал и поднеся его к носу, Полли присмотрелась к нему.

– Нет. Я вижу только какие-то кляксы. О, подожди минутку… что это? – Она показала пальцем на темную тень.

– Нет. – Джессика вырвала снимок из рук подруги. – Это мой мочевой пузырь.

– О! Я только что хотела сказать, как он похож на тебя!

– Отстань, Полли. – Джессика решила не обращать внимания на подругу. Она лучилась радостью, глядя на очертания своего ребенка. Погладив снимок, она улыбнулась матери, лицо которой разрумянилось от счастья. Она с нетерпением ждала, когда наступит двадцать седьмое июля.

– Как бы то ни было, достаточно! Мы теряем драгоценное время. – Полли захлопала в ладоши. – Я пришла сказать вам, что мы собираемся поиграть в «Самую плохую крестную мать в мире». Каждая из нас должна озвучить правдоподобную причину, объясняющую, почему она не может носить это звание. Думаю, у меня неплохие шансы, поскольку я была под арестом за наркотики и все такое.

– Ох, Полли! – неодобрительно проговорила Корал, надеясь, что их не слышит Маргарет.

– Я никогда не принимала наркотиков, миссис Эм, никогда не принимала наркотиков! – Она погрозила пальцем. – В любом случае это не относится к делу. Думаю, победит Гуэна. Очевидно, она случайно потеряла своего юного кузена на пароме, направлявшемся на остров Уайт!

– О, бедный ребенок! – открыла от удивления рот Маргарет, из коридора услышав конец разговора.

– Я же знаю, верно? – кивнула Полли. – Впрочем, они вернули его. Слегка в шоке, но невредимым.

– Ох, я думала, что ему, возможно, причинили зло, мне было жаль, что ему пришлось плыть на остров Уайт. Ужасное место.

Полли и Джессика с хохотом упали в объятия друг друга.

– Эй вы, ради бога! – сделала им замечание Корал, и они рассмеялись еще громче, точно так же, как смеялись в детстве.

Спустя четыре часа кухня все еще была залита игристым испанским вином, подаренным родителями Мэтта к предстоящему рождению ребенка, и засыпана бледно-розовыми и голубыми лентами. Ноги прилипали к полу, и горы оберточной бумаги покрывали кухонный стол вперемешку с остатками торта. Джессика и Мэттью, удалившись в гостиную, решили закрыть глаза на беспорядок и прибраться на следующий день.

– Хорошо повеселились? – спросил он.

– Думаю, да. Было очень шумно, могу поспорить, что миссис Плезент жалеет, что не приняла приглашения, тогда ей не пришлось бы подслушивать через стену!

Джессика вскарабкалась на диван. Это было ее любимое время суток – сумерки, когда она могла прилечь, прижавшись к мужу, и поболтать с ним обо всем, зная, что ее дожидается постель.

– Тебе удалось что-нибудь нарисовать сегодня? – Мэтт старался поддерживать ее.

– Я чуть-чуть поработала сегодня утром, но потом на меня навалились всякие заботы. Может быть, я смогу закончить завтра… – Она работала над проектом, который хотела предложить агентству. Она вытянула ноги, положив их на подушки, и потерла одна о другую. – Если бы ты видел лицо своей матери сегодня, так забавно. Повернувшись к Полли, она сказала: «Что такое Кардашьян?» О господи, как жаль, что тебя здесь не было!

– Я рад, что меня не было, вряд ли мне понравилась бы игра «Замер шейки матки», хотя Джейку она понравилась бы.

– О нет! Полли намекала, что пригласит Паза, чтобы он погадал нам на картах. Я сочла это совершенно недопустимым. Она оставила здесь кучу своих вещей: черную сумку с потной одеждой, с которой она ходит на йогу, коробку с книгами и большой саженец. Я запихнула все под лестницу.

– Господи, она не переезжает сюда? – Мэттью, притворившись жутко напуганным, закусил кончики пальцев.

– Нет! Возможно, она оставила здесь вещи потому, что отсюда их проще перевезти к Пазу.

– Не знаю, кого мне жаль больше. Она не дает ему прохода, планирует его будущее, несмотря на то что они недавно познакомились. Помоги ей бог, потому что этот парень – псих.

– Мэтт, вспомни, мы не можем отказывать ему в презумпции невиновности, пока не узнаем его получше.

– Я помню. – Он кивнул. – Но он все равно псих! Я имею в виду Ту-Паз… Он содрогнулся.

– Нам нужно подумать об именах. – Джессика усмехнулась, глядя на мужа, зная, что он считает, что обсуждать такой вопрос после одного-двух бокалов вина слишком сложно.

– Не нужно, я по-прежнему настаиваю на Филе, в честь Фила Паркера.

– Это не прокатит. – Джессика покачала головой. – А мне нравится Лео и Ной или Джо, если будет мальчик.

– Ной мне тоже нравится, но я не согласен.

– Почему?

– У Гая, с которым мы вместе работаем, сына зовут Ной, значит, не пойдет. – Мэттью пожал плечами.

– У Гая нет монополии на Ноев! – возразила Джессика.

– Верно, но мы с ним – негласные конкуренты во всем. Мы ровесники, и он не менее талантлив, чем я. Он определенно представляет собой самую большую угрозу для моей карьеры, и он играет в гольф, чего я не умею.

– Ну и что? – Джессика с трудом могла представить, какое отношение все это имеет к выбору имени ребенка.

– Магнус играет в гольф, а Гай все время болтает о проклятом «Большом шлеме» и тележках для гольфа…

– Уф! Тележки! – Джессика понимала, что это ребячество, но все равно рассмеялась.

– Дело в том, что он занимается этим для того, чтобы отодвинуть меня, и, первым назвав ребенка Ноем, он только поддразнил меня.

Джессика покусывала большой палец.

– Тогда остается Джо или Лео?

– Джо Дин – слишком просто. – Лео Дин звучит лучше.

Джессика положила голову мужу на грудь.

– Хорошо. Лео мне нравится больше. Он будет сильным, как лев.

– Точно. – Мэттью нравилось, как это звучит. – А для девочки?

Она вздохнула. Она много размышляла над этим, но постаралась, чтобы ее слова прозвучали как бы случайно, словно они сделали этот выбор вместе.

– Мне очень нравится Бесан, Бес, Бес Дин. Замечательное имя. У нас в начальной школе была девочка, которую звали Бесан, и мне так хотелось быть ею, она была такой красивой. – Она моргнула, прижавшись к его рубашке, и ждала, что он ответит.

– Что же, я рад, что ты – не она, я рад, что ты – это ты! – Он поцеловал ее волосы. – Как насчет Лилли? Лилли Дин звучит неплохо.

– Лилли Дин звучит, как имя какой-нибудь актрисы из мюзик-холла: «А теперь внимание, выступает знаменитая Лилли Дин со своими музыкальными ложками!» – рассмеялась она.

– О нет, я не хочу, чтобы Лилли Дин играла на ложках, я хочу, чтобы она стала супермоделью! – заявил Мэттью.

– Нет, ты этого не хочешь, ты хочешь, чтобы она стала ботаником или художником.

– Разве?

– Да! – выкрикнула она.

– То есть тебе нравится Лилли? – толкнул он ее.

– Мне нравится, но только Лилли-ботаник, – с улыбкой ответила она.

– Я всегда думал, что Лилли – классное имя, как Лили Коул или Лили Аллен.

– Но я все-таки предпочитаю Бес, – настаивала Джессика. – Мне оно всегда нравилось. И еще мне нравится Эльза.

– Эльза – это еще одно львиное имя, ты смотрела фильм «Рожденная свободной»? Если мы идем по этому пути, тогда как насчет Симбы?

Джессика засмеялась.

– Нет, Гай может назвать второго ребенка Симбой.

Мэттью вздохнул.

– Давай перестанем спорить и посмотрим, на чем мы остановились, – предложил он.

– Давай, – кивнула Джессика. – Но неплохо бы составить топ-лист хотя бы из трех имен. Итак, решено. Если родится мальчик, он будет Лео, если девочка, то Бес!

– Точно. – Мэттью отпил большой глоток вина. – Возбуждает, не так ли?

Джессика еще теснее прижалась к мужу, положив голову ему на руку.

– Да, правда.

Мне было приятно слышать, как мама на вечеринке в честь предстоящего рождения ребенка говорила о том, как сразу после родов полюбила меня. Но я также помню, как однажды, когда мне было лет семь, она взяла меня с собой, идя за покупками. Мы пришли в магазин детской одежды на Хай-стрит, которым управляла женщина, знакомая ей по фитнес-клубу. На самом деле мне эти платья не нравились, они были вычурными и неудобными, со множеством пуговиц, с ленточками и пышными нижними юбками, но все стремились купить их, потому что они были из Франции. Я притворилась, что мне они тоже нравятся, потому что не хотела казаться белой вороной. Однако мама отнюдь не собиралась что-либо покупать: вещи были слишком дорогими, и нам они были не по карману. Женщину звали Ирэн. Она была невысокой, с растрепанными кудрявыми волосами и накрашенными ярко-красной помадой губами. Она, громко поприветствовав мою маму, словно они были хорошими приятельницами, устремилась к ней и поцеловала. В этот момент у меня защекотало в носу от запаха ее сладковатых духов. Мама, мягко говоря, слегка нервничала, она никогда никого не целовала, даже нас – изредка. Потом Ирэн взглянула на меня и сказала: «О-о-о, из этого гадкого утенка вырастет лебедь!» Я почувствовала, как у меня к глазам подступают слезы, а в груди громко бьется сердце. Мне, наверное, было всего семь лет, но я поняла, что она назвала меня мерзким утенком.

В тот день меня сразили две вещи. Во-первых, я не сознавала, что я утенок. Я никогда не думала о том, насколько я привлекательна, или о том, красива ли я. Я просто была счастлива быть самой собой. Мне было тяжело осознать это. Во-вторых, меня смутило то, что мама ничего не сказала в мою защиту. Вместо этого она нервно засмеялась, словно соглашаясь, и сжала в руках сумочку. Забавно, как живо вспоминаются такие мелочи. Конечно, теперь я понимаю, что она засмеялась просто из вежливости, чтобы не смущать свою приятельницу по фитнес-клубу. Но тогда, в семилетнем возрасте, меня словно обожгло. И на вечеринке, снова вспомнив об этом, я внезапно почувствовала пустоту. Я поклялась, что, когда у меня будет ребенок, я буду считать его самым прекрасным созданием на всем свете. Я никому не позволю называть его гадким утенком.