XXXIV
Наконец-то настал момент, когда агент Корнелиус Клейтон снова может занять место главного героя в моем повествовании. А отыщем мы его там же, где он скрывался всегда, когда желал побыть в одиночестве. Итак, он сидел за столом и задумчиво смотрел на “Карту хаоса”, которая лежала рядом с остывшим чайником.
Агент погладил звезду на переплете, потом откинулся на спинку стула, и взгляд его начал бродить по волшебным предметам, собранным в сырой и пыльной Камере чудес, куда сегодня он явился задолго до восхода солнца.
Клейтон вздохнул и снова уставился на книгу. Сколько лет прошло, а она по-прежнему была для него загадкой. Мало того, загадка эта со временем делалась все более запутанной, подумал он, вспомнив Баскервиля. Несколько месяцев тому назад чудной старик пришел к нему в Скотленд-Ярд и признался, что попал сюда из параллельного мира, из того мира, каждый обитатель которого имеет своего двойника. Он, например, был копией писателя Г.-Дж. Уэллса, хотя копией сильно постаревшей, как агент и сам мог убедиться. К тому же в родной для него реальности Баскервиля связывала дружба с другим Клейтоном. На месте агента всякий выставил бы старика вон, обозвав сумасшедшим, но работа Клейтона как раз в том и заключалась, чтобы выслушивать сумасшедших; поэтому он пригласил Баскервиля садиться, запер дверь и минут через десять пришел к выводу, что посетитель говорит правду. Да и как было ему не поверить, если он рассказал, что двойник Клейтона потерял руку в жестокой схватке с женщиной, которую любил и чей портрет висит у него в подвале. Целый час агент завороженно слушал про приключения Баскервиля, теперь пришедшего просить о помощи, поскольку вот уже два года как его преследуют какие-то странные убийцы. Одна деталь из их описания заставила Клейтона насторожиться: у преследователей имелась на рукояти трости та же звезда, что и на переплете “Карты хаоса”. Клейтон тотчас показал книгу старику. Тот признал, что символы схожи, но больше ничего ни про звезду, ни про книгу добавить не смог.
После его ухода агент послал патрульных прочесать пустошь и поискать мужчин, которые отвечали бы описанию: невероятно высокие, всегда закутанные в длинный плащ, на голове – широкополая шляпа, в руках – необычная трость. Сам же Клейтон все эти месяцы не выпускал из поля зрения человека, назвавшегося Уэллсом из другого мира. Он, по его словам, служил кучером у знаменитого миллионера Монтгомери Гилмора, который погрузился в бездну отчаяния после гибели в автомобильной катастрофе Эммы Харлоу. Из-за этой трагедии Клейтон стал чуть менее строго судить Гилмора, но по-прежнему не выносил его. Агент даже прекратил расследование – исключительно во имя такой непонятной вещи, как любовь, хотя до сих пор краснел, вспоминая аргументы, пущенные в ход явившимся к нему по этому поводу Уэллсом. Следить же за Баксервилем стало смертельно скучно – его хозяин целыми днями пил до потери рассудка то дома, то в гостях у четы Уэллсов, поэтому кучер в основном сидел сложа руки у себя в комнате. Так что Клейтон в конце концов оставил без присмотра и Баскервиля, и Гилмора, поскольку не мог и дальше жертвовать прочими делами ради расследования, уже давно положенного начальством под сукно.
Но оказалось, что Клейтон поступил опрометчиво, ибо, потерпи он еще хотя бы несколько дней, стал бы свидетелем того, как знаменитый писатель Артур Конан Дойл чуть свет явился в особняк Мюррея в сопровождении Уэллса и его жены. И разумеется, агента заинтриговал бы столь неурочный визит, и он непременно последил бы за писателями по крайней мере еще какое-то время и увидел бы, что они посещают лавки, торгующие карнавальными костюмами, покупают грифельные доски и тайком посещают Брук-Мэнор. Не оставил бы Клейтон без внимания и спиритический сеанс с участием Великого Анкомы, а потом, само собой, помешал бы человеку-невидимке расправиться с Баскервилем. Короче говоря, тогда события могли бы принять совсем иной оборот.
Но, к сожалению, Клейтон совершил непростительную ошибку. Поэтому агент страшно удивился, когда вскоре к нему в кабинет явились Уэллс и Конан Дойл и сообщили о смерти Баскервиля. Стоит ли говорить, что для агента новость стала страшным ударом. Мало того, по словам писателей, убийца был невидимым, и Клейтон понял: Злодей вернулся за книгой.
Так или иначе, но в эти дни полицейский сделал много открытий, одно удивительней другого. Правда, они только добавили вопросов к тем, что накопились у Клейтона за минувшие годы. Не об этих ли преследователях говорила миссис Лэнсбери, когда велела отдать книгу тем, “кто придет с Другой стороны”? А если да, то как их теперь найти? А если они, как и Злодей, захотят уничтожить “Карту хаоса”? В конце концов, ведь и они тоже были убийцами. Однако, если Баскервиль рассказал ему правду, то в мультивселенной, наверное, существует отнюдь не один Злодей, как не один Уэллс и не один Клейтон… Агент вздохнул. Книге, несомненно, угрожали всё новые опасности, а он по-прежнему не знал, кому должен ее передать.
Эти мысли неизбежно привели его к Валери де Бомпар. Как перестать думать о ней? Как отделаться от вопроса: а что, если во вселенной, состоящей из самых немыслимых миров, существует не одна графиня де Бомпар? Неужели Валери, которую он знал, явилась из другого мира? Это объяснило бы ее странную природу. Он вспомнил, как, увидев графиню впервые, испытал тревожное чувство встречи с чем-то необычным, с созданием, настолько поразительным, что оно просто не могло принадлежать к окружавшей их вульгарной действительности. Сердце Клейтона болезненно сжалось, стоило ему представить несчастную девочку, заблудившуюся в до ужаса чужом ей мире. А потом графиню покинул единственный человек, который по-настоящему ее понял. В довершение бед несколько лет спустя Валери влюбилась в него, глупого и тщеславного агента полиции, а он в первую очередь желал разгадать ее тайну, потому что – как она же сама ему и объяснила – это была самая глубокая из всех существующих форм обладания. Тем не менее в многоцветье возможных миров имелся один, где они были счастливы, где Валери оставалась живой и была вовсе не чудовищем, а частью волшебной и великодушной реальности, хотя он мог посещать эту реальность только во сне.
Бешеные удары в дверь заставили Клейтона очнуться. Он глубоко вздохнул и пошел открывать, старательно обходя кучи собранного в Камере хлама. К тому же сейчас в помещении стояли тут и там странного вида колонны, обвитые кабелем и обвешанные лампочками. Колонны вырастали из пола, как деревья в механическом лесу. Агент удивленно поднял брови, обнаружив за дверью Уэллса и его жену. Писатель был в пижаме, она – в ночной рубашке, словно оба только что встали с постели.
– Мистер Уэллс… миссис Уэллс… Что, черт возьми…
– Агент Клейтон! – выпалил писатель. – Какое счастье, что мы нашли вас! Вы нам срочно нужны, а так как, по вашим собственным словам, вы проводите кучу времени именно здесь, мы решили на удачу заглянуть в Камеру, прежде чем идти к вам на службу, тем более в такой ранний час.
Клейтон недоверчиво кивнул.
– Но что вы от меня хотите? Дело должно быть чрезвычайной срочности, ежели вы даже одеться не успели… – заметил он с насмешкой.
– Именно так, именно так. Понимаете… – начал Уэллс смущенно. – Мы с женой хотим обсудить с вами и вправду очень и очень важное дело, связанное… э-э… с книгой.
– Ах, с книгой, – повторил агент, сразу насторожившись. – Хорошо, хорошо. Что ж, давайте потолкуем про книгу. Проходите, пожалуйста.
Он повел их к своему столу. По дороге Уэллс задерживал взгляд на некоторых чудесных вещах, мимо которых они проходили, – на скелете сирены, голове Минотавра, шкуре огромного ликантропа… Однако разглядеть их как следует он не успевал, так как его взор неизменно возвращался к ножу, парившему за спиной Джейн.
– Я хотел бы предложить вам чаю, – сказал агент, – но, боюсь, он уже давно остыл.
– О, не беспокойтесь, мы успели позавтракать. Э… вот это, – он робко указал на книгу, лежащую на столе, – и есть “Карта хаоса”?
– Да.
Писатель тотчас кинулся к Клейтону, словно внезапно почувствовал горячее желание обнять его. И сразу же нож выплыл из-за спины Джейн, и острый кончик пристроился к ее горлу.
– Доброе утро, агент Клейтон, – раздался голос. – Вот мы и свиделись снова. Хотя с последней нашей встречи прошло немало времени.
Клейтон с ненавистью уставился на висевший в воздухе нож, но ничего не ответил.
– Джордж, прошу тебя, пока агент будет приходить в себя, освободи его от пистолета, – велел голос. – Но только без глупостей, или я нарисую красивую улыбку на шее твоей жены!
Стиснув зубы, Клейтон распахнул полы пиджака, давая Уэллсу возможность забрать у него пистолет.
– Мне очень жаль, очень жаль, – извинился писатель. – У меня не было выбора. Иначе он искалечил бы Джейн.
Клейтон бросил на него полный презрения взгляд. Уэллс опустил голову и отвернулся, но, едва он сделал шаг в сторону жены, как голос остановил его:
– О, прости, Джордж, у меня совсем вылетело из головы… Не хотелось бы злоупотреблять твоей любезностью, но, раз уж ты стоишь у стола, не прихватишь ли еще и книгу? Я ведь должен ее уничтожить, как ты помнишь.