За четверть часа до этих событий доктор Рэмси встал с постели, не подозревая, что настал последний день вселенной. Он любил начинать утро с ритуальных гигиенических процедур, включавших, кроме прочего, и небезопасное бритье с помощью примитивной бритвы, какими все еще пользовались в этом мире. В отличие от своих коллег, которые, покидая Другую сторону, положили в багаж не только микроскопы и прочие технические мелочи, но и электрические бритвы, Рэмси чувствовал своего рода романтическую любовь к этому допотопному орудию. По его мнению, неспешный и размеренный ритм, необходимый при таком бритье, помогал приспособиться к здешней нерасторопной жизни лучше всего прочего. Когда Рэмси благополучно, то есть не перерезав себе горла, закончил бриться, он спустился в столовую, не удосужившись напоследок еще раз глянуть в зеркало. А в нем вдруг появился запутанный лабиринт, в центре которого скучал минотавр. Между тем горничная с обычной своей пунктуальностью подала профессору его необычный завтрак: чашку кофе, почти погребенную под кубиками льда, фрукты нескольких видов, также разложенные на толстом слое колотого льда, и мороженое разных сортов. Он бросил мрачный взгляд в окно на зарождавшийся солнечный осенний день. Потом Рэмси с едва слышным вздохом сел за стол, хрустнул суставами пальцев, развернул газету и, рассеянно отхлебнув ледяной кофе, стал проглядывать заголовки, отметившие этот вроде бы самый обычный день 23 сентября 1900 года.

Он вяло перелистывал газетные страницы, не находя ничего достойного внимания – в большинстве заметок речь все еще шла об урагане, который 8 сентября почти полностью разрушил город Галвестон в Техасе и унес жизни почти восьми тысяч человек. Рэмси без особого интереса просмотрел несколько фотографий, запечатлевших повозки с утопленниками и бесчисленные жертвенные костры на берегу – на них сжигались чудовищно распухшие тела, выброшенные на песок океанскими волнами. Профессор с насмешливой улыбкой стал листать газету дальше. Хотя он и прожил здесь столько лет, его не переставали изумлять непременные оханья и аханья по поводу любых проявлений природных сил, словно на этой стороне люди понятия не имели о втором законе термодинамики.

“Хаос неумолим”, – произнес он мысленно. Второй закон, кстати сказать, был уже сформулирован в большинстве миров мультивселенной, и тем не менее здешние жители изо всех сил старались забыть о нем. Торнадо, землетрясения, метеориты, ледниковые периоды… Каждое из подобных явлений в равной степени пугало и удивляло их, хотя к ним следовало относиться как к укусам комара, то есть как к смехотворной неприятности по сравнению с Эрой мрака, ледяным, темным и необратимым концом, который ожидал всякую вселенную… и который он успел увидеть собственными глазами.

Рэмси с досадой отложил газету в сторону, бросил еще пару ледяных кубиков в кофе и, развалившись в кресле, устремил взор куда-то сквозь окружавшие его стены, за пределы мира, где он сейчас находился, и за пределы миров, сосуществовавших в этой комнате. С печалью в душе Рэмси снова и снова вспоминал историю долгой борьбы, которую его цивилизация решила вести против хаоса и которая до сих пор так и не привела к успеху.

Еще в Викторианскую эпоху, задолго до его рождения, обитатели Другой стороны стали искать способ покинуть свою обреченную на гибель вселенную. Звезды тем временем постепенно угасали, и от ночи к ночи небосвод делался все темнее. Вскоре перед ними встала другая проблема, куда более безотлагательная, хотя и местного значения: угасание их собственного солнца. Сперва оно медленно росло, так что превратилось в гигантскую красную звезду и занимало небо от края до края, что заставило жителей планеты искать убежища в морях. Там, внизу, они построили чудесные подводные города, где Церковь Знания продолжала направлять умы и сердца своих приверженцев к Высшему знанию. Рэмси без труда представил себе гигантских кальмаров, населявших глубоководную океанскую впадину, где построили новый Дворец знания. Даже эти кальмары зевали от скуки, слушая нескончаемые дебаты, в ходе которых решалось, каким должен быть следующий шаг человечества, в то время как над их головами воды начинали закипать, а горы плавиться. К счастью, решение успели принять вовремя: захватив на орбите Земли несколько астероидов, ученые добились того, что планета стала мало-помалу отдаляться на безопасное расстояние от прожорливого огненного шара, который уже успел проглотить Меркурий и Венеру. Это дало им еще какое-то время, чтобы продолжать работы над решением главной задачи – подготовки Великого исхода в другую вселенную через магическую дыру. Однако любые попытки сделать эти отверстия стабильными терпели неудачу из поколения в поколение.

Солнце светило еще несколько тысячелетий, пока не выгорело его ядерное горючее и оно не остыло, сжавшись и превратившись в белого карлика, то есть стало едва заметной красноватой точкой в пространстве, но и ее космические ветры окончательно погасили – словно бог дунул на спичку. К той поре вселенная являла собой печальную картину: большинство звезд истощило свою энергию, а планеты, кружившие вокруг них, заледенели. Единственными сохранившимися источниками света и тепла были красные карлики – маленькие звезды, которые очень медленно тратили свое ядерное горючее, давая слабый и хилый свет.

Чудесная цивилизация III (Q) нашла способ переместить орбиту Земли, и теперь планета вращалась вокруг одного из этих агонизирующих светлячков, Проксимы Центавра, расположенной на расстоянии всего в 4,3 светового года. Под ее скудным светом человек, стараясь не поддаваться унынию, продолжал поиски спасения. Тем не менее многие стали терять надежду. Многим стало казаться, что они не сумеют покинуть этот холодный и унылый погреб до того, как Создатель лишит их последнего луча света и погрузит в вечный мрак. Когда подходило к концу горючее в Проксиме Центавра и почти все красные карлики во вселенной погасли, человек с помощью генетических мутаций преобразил свой организм и заменил большую часть органов механическими частями, как у роботов, чтобы существовать при низких температурах. Тогда-то и был найден выход. Удалось открыть магическую дыру – стабильную и двунаправленную, идеально годную для передачи больших объемов сложной информации. Этот туннель можно было открывать и закрывать по своему усмотрению, и вел он в юную вселенную в расцвете звездной эры, то есть полную звезд, триллионов и триллионов сверкающих огней. А когда ученые обнаружили, что речь идет о вселенной, образованной бесконечными параллельными мирами, их радость стала еще больше, словно Создатель неожиданно решил дать им льготу и даровал возможность выбрать из бесконечного числа реальностей ту, которую они сочтут самой подходящей для возрождения… Торжества по этому случаю продолжались много дней. Церковь Знания учредила специальные праздники и раздавала почести и награды. Но тут выяснилось, что мультивселенная больна – иначе говоря, магическая дыра вела в отравленный рай.

Рэмси вздохнул, поставил чашку на стол и стал флегматично хрустеть суставами пальцев. Ужасное открытие было сделано всего за три поколения до его рождения. Прадед профессора, знаменитый ученый Тимоти Рэмси, среди первых обнаружил эпидемию хронотемии, сумев выделить вирус в крови одного из инфицированных, которых Исполнители отловили и переправили на Другую сторону в качестве объектов для исследования. Естественно, эти несчастные сошли с ума и поумирали уже через несколько часов после прибытия в мир, похожий на кошмарный сон, ведь над ним раскинулось совершенно черное небо, а на горизонте можно было разглядеть лишь огромный и медленно вращавшийся смерч, еще более темный, чем окружающий мрак. Там все было словно сковано льдом, даже время, и пленники умерли от холода и ужаса, так и не поняв, почему они умирают и где находятся. Тем не менее их теплая кровь помогла найти ответы на ряд вопросов, хотя ответы неутешительные для цивилизации III (Q), уже исчерпавшей все ресурсы для выживания.

Когда погасла Проксима Центавра, обитатели Другой стороны истратили остаток сил на перенос орбиты Земли к границам черной дыры, чьи медленные испарения стали для них последним и весьма скудным источником энергии. Все знали, что, как только и он иссякнет, температура достигнет абсолютного нуля, атомы остановятся, протоны разрушатся и разумная жизнь безусловно прекратится. Понятно, что в таких обстоятельствах известие об эпидемии прозвучало убийственно. Не оставалось ни времени, ни сил, чтобы открыть новую магическую дыру в какую-нибудь другую вселенную. Решение могло быть только одно: попытаться вылечить выбранный для спасения мир, какими бы ничтожными ни были шансы на успех.

Профессор Рэмси встал, подошел к окну и посмотрел на улицу. До чего незыблемой и прекрасной выглядит любая сцена, если ее наблюдать через стекло, подумал он печально. Вдалеке виднелся сверкающий купол Святого Павла, его силуэт четко вырисовывался на фоне пронзительно-голубого неба. Под окном беседовали два джентльмена. Супружеская чета выходила из экипажа. Два мальчишки-беспризорника мчались во весь дух по тротуару, как будто минуту назад что-то стащили, а цветочница на своем привычном месте расставляла цветы так же старательно, как и каждое утро. Никто не подозревал, что мир их безнадежно болен и скоро ему придет конец. Интересно, будут ли они так же спокойно прогуливаться под осенним солнцем, если внезапно посреди улицы возникнет огромный корабль и откроет стрельбу изо всех своих орудий или недра земли изрыгнут армию гигантских муравьев? Когда множество миров столкнутся между собой, такие безумные картины станут обычным делом, перед тем как наступит Великий конец. Миры смешаются, реальности перепутаются, а обитатели разных миров окажутся собранными, как игральные кости, в один стаканчик, и пьяный бог встряхнет этот стаканчик и бросит их всех на одну доску. Правда, никто не поймет, что происходит. Только он, Рэмси, и еще горстка счастливцев, если, конечно, их можно назвать счастливцами, будут знать правду. Профессор улыбнулся едва ли не с нежностью. “Ураганы – какая мелочь!” – фыркнул он, бросив косой взгляд на газету. Если кто и способен что-то рассказать про настоящие природные бедствия, так это он, Рэмси. На Другой стороне, где из-за низких температур мысли у людей стали невероятно медленными и глубокими, как огромные айсберги бороздящие человеческий мозг, все прочие процессы протекали с чудовищной скоростью, благодаря чему Рэмси явился невольным свидетелем гибели сотен звезд, а также возникновения множества черных дыр и сжатия фантастических галактик. Если бы обитатели здешнего мира видели то, что видел он, и стали бы свидетелями столь грандиозной катастрофы, они не поднимали бы трескотни из-за легкого ветерка, который кажется им ураганом.

Он прищелкнул языком и вернулся к столу, решив налить себе еще чашку ледяного кофе, а уж потом заняться делами. К счастью, подумал он, усилия многих поколений все же должны дать свои результаты. Последние двенадцать лет ученые работали с образцом крови, который доктор Хиггинс взял у агента Корнелиуса Клейтона, и после многочисленных попыток удалось разработать эффективную вакцину. Какая удача, что мы смогли получить образец крови такого необычного человека, подумал Рэмси. Его кровь без конца изучали под самыми современными микроскопами как на этой, так и на Другой стороне, и клетки Ко-Клей – названные так в честь их носителя Корнелиуса Клейтона – вскоре показали, что они способны выделить вирус, а со временем и разрушить его. Похоже, там получилась чудесная комбинация: прирожденная прыгунья инфицировала подходящего реципиента, вызвав мутацию, которая вроде бы помогала создать надежное средство против болезни.

Рэмси взгрустнул, вспомнив Армана де Бомпара, главного защитника этой теории. Он не успел увидеть результаты им же самим начатого направления исследований. Бомпар всегда утверждал, что ключ к победе над эпидемией хронотемии – в природе тех прыгунов, которые обладали этой способностью от рождения. Об их существовании ученые Другой стороны стали говорить с уверенностью, глубже изучив здешнюю мультивселенную. Речь шла о тех, кто переносился из мира в мир естественным образом, а не под воздействием вируса. И первые из таких перемещений, которые удалось зафиксировать, случились задолго до возникновения проклятой эпидемии, так что смело можно было предположить, что прыжки совершались всегда. В любом случае, в отличие от хронотемиков, бороздивших мультивселенную и разрушавших подобно раковым клеткам здоровую ткань, не давая ей ни времени, ни пространства для восстановления, естественные прыгуны не наносили ткани вреда. Арман де Бомпар в числе первых добровольцев отправился сюда на полевые исследования. Правда, после нескольких лет бесплодных поисков он, как слышал Рэмси, уже готов был бросить начатую работу и сделал бы это, если бы однажды утром совершенно случайно не нашел красивую девочку, заблудившуюся в лесу.

Бомпар не смог побороть соблазна и взял ее под свою опеку, так как сразу заподозрил, что найденыш не принадлежал к этому миру. Результаты анализов, к его изумлению, показали, что в крови девочки не было и следов проклятого вируса. Он понял, что в замке вместе с ним живет существо, от природы наделенное способностью к прыжкам. Мало того, как он вскоре с ужасом обнаружил, девочка попала сюда из очень и очень далекого мира.

Бомпар уже что-то слышал про существа подобного рода, хотя никогда ни с одним не сталкивался, и уж тем более ему не доводилось изучать их. Мало кому удавались прыжки между столь далекими и столь различными реальностями, и когда у кого-то это получалось, в глазах новых соотечественников такие пришельцы выглядели монстрами. Скорее всего, девочка, которую Бомпар назвал Валери, родилась в очень далекой части мультивселенной, где, по сведениям ученых, растения, животные и люди составляли единое целое. Там мыслящее и немыслящее сосуществовало в полной гармонии, и природа была единственным видом, который перетекал из одного состояния в другое: так появлялись женщины-волчицы, мужчины – летучие мыши, дети-цветы, старики-туманы или девушки-ветерки. И само собой разумеется, когда кто-то из них переносился в мир, где царили другие физические законы, в его организме происходили зловещие мутации – как результат попытки адаптироваться к непривычной среде. Многие мучительно страдали или сходили с ума, а у кого-то просыпались самые дикие инстинкты – они жаждали крови, и потребность эта обострялась страхом и стремлением выжить. Так они и блуждали среди людей, не понятые ими, а люди считали их чудовищами и придумали для них тысячи названий: ликантропы, вампиры, бесы…

А вот Арман понял, в чем тут дело. Да, Валери превратилась в чудовище под влиянием той своей половины, что делала ее животным, но ученый не мог перестать видеть в ней дрожавшую от страха девочку, которая изо всех сил обнимала его за шею, когда он посадил ее к себе на коня. Как не мог не влюбиться в нее. По мнению Рэмси и многих других коллег, было ошибкой пытаться одолеть живший в девушке инстинкт убийцы и стараться отвадить ее от человеческого мяса. Однако Арман де Бомпар не подозревал, что яд, скопившийся в ее крови, проникнув в кровь реципиента, создаст иммунитет, секрет которого ученые с таким отчаянием искали.

Церковь Знания настойчиво порекомендовала Бомпару продолжать исследования в другом мире, и ему пришлось покинуть девушку, хотя к тому времени она стала его женой. Но Арман так и не сумел забыть ее. У него испортился характер, он стал угрюмым и печальным, даже высокомерным, начал выпивать больше дозволенного и не подчинялся приказам, а когда пошли слухи, что Другая сторона вот-вот пошлет Исполнителя, чтобы тот разобрался с ним по-своему, Бомпар принял решение. Он лишил себя жизни где-то через неделю после того, как Хиггинс заполучил кровь Клейтона, точнее, в тот самый день, когда, как и многие другие ученые, разбросанные по мультивселенной, получил инструкции: отныне он в первую очередь должен изучать приложенный образец крови – препарат клеток Ко-Клей. Но эти клетки появились благодаря тому, что любимая Бомпаром женщина пожертвовала собой ради другого мужчины.

Бомпар покончил с собой из-за любви, решил Рэмси. И хотя его бунт лишь доказывал правоту Церкви Знания, считавшей токсичным любое слишком сильное чувство, нельзя было отрицать и другое: в скором времени появится реальный шанс спасти мультивселенную благодаря тому, что влюбленный полицейский и несчастная женщина дали волю своим чувствам. Однако, если эта мультивселенная и заслуживала спасения, то вовсе не ради того, чтобы косная и умирающая цивилизация нашла себе новый дом. Нет, разумеется нет, подумал Рэмси, с опаской оглядевшись по сторонам, словно боясь, что кому-то удастся прочитать его нечестивые мысли. Этот мир заслуживает спасения благодаря накопленным здесь чувствам, которые еще не принесены в жертву Высшему знанию. Рэмси не отрицал, что на этой стороне все не так, как надо, неправильно и необдуманно, но именно поэтому воображение здесь оказалось таким щедрым, искусство таким пьянящим, а чувства такими умопомрачительными…

Да, Рэмси отлично понимал, что Бомпар едва не предал свой мир ради любви. А разве самому Рэмси когда-то не захотелось поступиться долгом ради обычной дружбы? Он грустно улыбнулся, вспомнив Крукса, неистового и неуемного, незаурядного и наивного Крукса, к которому испытывал огромную симпатию и которому, тем не менее, причинил столько зла. Когда его друг безумно влюбился в несчастную, больную хронотемией Кэти Кинг, возомнившую себя покойной дочерью пирата, Рэмси всерьез раздумывал, не рассказать ли Круксу всю правду, не открыть ли ему тайну Высшего знания и не поделиться ли с ним этим знанием. Разве друг не заслуживал такого доверия? Разве дружба не обязывала к этому, или он что-то неправильно понимал? Однако Рэмси ничего подобного не сделал. Наоборот, когда научное сообщество стало высмеивать исследования Крукса, Рэмси присоединился к большинству и публично отрекся от униженного друга. Мало того, он оповестил Исполнителей, чтобы они устроили охоту на разрушительницу. После чего утешился мыслью, что всего лишь исполнил свой долг. В конце концов, на карту было поставлено слишком многое. Но эта мысль не избавила его от угрызений совести, как не спасла она и Бомпара. С той поры прошли годы, однако, стоило профессору Рэмси вспомнить Крукса или что-то услышать про него – например, недавно до него дошли слухи, будто ученый установил у себя в саду загадочные колонны, которые по ночам сверкают и вспыхивают молниями, до смерти пугая соседей, – и Рэмси чувствовал ожог в груди, словно кто-то поднес спичку к его сердцу.

Ладно, сейчас не время думать о подобных вещах, упрекнул он себя, как не время и размышлять над тем, все ли правильно устроено в его мире. Нет, сейчас надо сделать последний рывок. Хиггинс только что вернулся с Другой стороны, и как раз сегодня, после периода гибернации, необходимой для восстановления после путешествия в экстремальных условиях, он явится к Рэмси с последним вариантом вакцины, самым действенным из полученных образцов и уже одобренным Церковью. И они оба должны немедленно начать с ним работать, поскольку нерешенной оставалась проблема, как ввести препарат больным. По идее, вакцина должна вводиться прямо в кровь человека, и в последующие месяцы каждый должен получить еще не меньше трех доз, чтобы эффект был полным. Естественно, подвергнуть такому лечению все население мультивселенной не представлялось возможным, а значит, надо было искать иной способ.

Вот если бы узнать, где и когда случилось первое заражение, думал Рэмси, тогда они смогли бы ввести вакцину первому носителю вируса. И взрывная волна причинно-следственной связи пошла бы в обратном направлении, ликвидировав эпидемию. Хотя в успехе такого пути Рэмси был не до конца уверен. В любом случае первое заражение они не локализовали, так что единственный вариант – попытаться придумать реальный способ использования вакцины. Если бы они научились передавать ее воздушным путем, чтобы население получало целительное средство через дыхательную систему… Тогда достаточно будет распылять его в гиперпространстве… Да, есть надежда, хотя и минимальная, что тут у них что-то получится! – сказал себе Рэмси, решительно вставая из-за стола. И тогда у них есть шанс успеть…

Тут он почувствовал вибрацию в кармане. Доктор достал часы, открыл крышку, на внутренней стороне которой была вырезана восьмиконечная звезда хаоса, и направил звезду на стену. Из светящегося круга туда метнулся луч, и возникло мерцающее лицо доктора Хиггинса.

– Что случилось, Хиггинс? – спросил Рэмси. – Ты все еще дома?

Хиггинс ответил ему вопросом на вопрос:

– А ты давно смотрел в окно?

Рэмси растерянно уставился на коллегу, который нервно дергал себя за черную бородку.

– Не очень давно. А что?

– И не заметил ничего… странного?

Рэмси помотал головой.

– Тогда посмотри еще раз, – велел Хиггинс.

Профессор опустил вниз руку с часами и двинулся к окну. Ноги у него дрожали. Лицо Хиггинса ползло за ним по полу, как грязная тряпка. Рэмси понятия не имел, что именно он сейчас увидит, но твердо знал, какой смысл это будет иметь. С замиранием сердца он приблизился к окну и пробежал взглядом по улице из конца в конец: два джентльмена, замеченные им раньше, продолжали спокойно беседовать, пара конных полицейских как раз в этот миг проезжала под его окном, нянька с детской коляской остановилась у лотка цветочницы и покупала цветы… Обычное утро, такое же, как любое другое, обычная картина. Что имел в виду Хиггинс? И тут он услышал, как воздух прорезало что-то вроде оглушительного карканья. Все, кто был на улице, подняли головы к небу. Рэмси выпучив глаза смотрел на огромного птеродактиля с раскинутыми крыльями, чей силуэт резко выделялся на фоне купола Святого Павла.

– Ты его видишь, Рэмси? – услышал он истеричный голос Хиггинса. – Началось! Мы должны как можно скорее бежать из этой мультивселенной. Я уже позвонил одному Исполнителю, а также Мелфорду… Мы немедленно убираемся на Другую сторону. Там, по крайней мере, нас ждет легкая смерть… А эта вселенная сейчас взорвется… Рэмси, ты меня слышишь?

Часы выскользнули из руки Рэмси и упали на пол. Потом он наступил на них, послышался хруст. Испуганное лицо доктора Хиггинса тотчас растаяло. Рэмси ухватился за оконную раму и сквозь слезы наблюдал, как лошади поднялись в галоп, как закричала нянька, а джентльмены замахали руками, указывая на небо. “Вот оно, началось, – сказал себе профессор. – Наконец пришел День хаоса. Как и было предсказано”. А они не успели ничего сделать. Все исчезнет в вихре Великого уничтожения, а Другая сторона замерзнет. Напрасными оказались многочисленные жертвы, напрасным – стремление к Высшему знанию, напрасно убивали невинных людей по приказу самой мудрой из цивилизаций. Исчезнут все – мудрецы и невежды, те, кто любил и кто нет, жертвы и палачи, и от их жизней останутся лишь атомы, которые будут летать в вечной пустоте, вычерчивая символ варварства – на веки веков и непонятно для кого…

– Хаос неумолим, – прошептал он скорбно.

– Хаос неумолим, – повторил у него за спиной металлический голос.

Рэмси обернулся, уже зная, кого там увидит. В центре гостиной стоял Исполнитель, мрачный и сверкающий, как вспышка пламени во мраке. Ученый сразу его узнал:

– Зачем ты пришел, 2087V? Тебя прислал Хиггинс? Скажи ему, что я не желаю убегать. Отправляйтесь без меня. Поди вон! Я устал. В любом случае… – Он тряхнул головой. – Какая разница, в каком мире умирать? Какая разница…

Внезапно Рэмси прервал свои причитания. Исполнитель начал медленно разводить руки в стороны, чтобы распахнуть полы плаща, словно это был занавес, и оттуда появилась хрупкая фигурка. Когда на нее упал свет из окна, Рэмси увидел старушку, совсем дряхлую и дрожащую, словно она состояла из окаменелых слез. Нервно потирая руки, она сделала шаг вперед и с вызовом глянула на ученого:

– Добрый день, профессор Рэмси. Вы меня не помните? Вижу, что нет… Мы с вами познакомились довольно давно в доме Янтарной Леди.

Рэмси прищурил глаза:

– Миссис Лэнсбери?..

Джейн кивнула:

– Да, так я себя называла, но мое настоящее имя – Кэтрин Уэллс. Я вдова Герберта Джорджа Уэллса, знаменитого биолога с Другой стороны, который создал вирус хронотемии…

Рэмси был изумлен, но и озадачен. И тут Джейн глубоко вздохнула и почти беззвучно произнесла:

– Берти, дорогой, мы у цели. – Потом заговорила уже в полный голос: – Должна с огромным стыдом признаться, что это мы с мужем вызвали злосчастную эпидемию. Мы принесли сюда вирус, обрекая вселенную на уничтожение. Но, к счастью, перед смертью… мой муж записал, каким образом можно вселенную спасти.