«Моя дорогая Эжени!

Душа моя в страшном смятении. Недавно я встретил двух человек из моего далекого прошлого. Князя Льва Михайловича и его сына Владимира. Старый князь теперь в доме скорби, в Москве. Думаю, страдания его там были ужасны, но он кажется примиренным со своей участью.

Совсем не то Владимир Львович! Эжени, он рассказал мне о человеке, который уничтожил нашу семью… «Нашу» — смешно звучит в моих устах. Но Вы лучше других знаете, что для меня была княгиня! И, вот, оказывается ее безвременная кончина — самое большое несчастье моей жизни — следствие злодейства, следствие безумной и жестокой мести.

Князь Владимир знает нечто о моем происхождении. Он намекнул мне об этом, но всей тайны не раскрыл. Кажется, он боится, что я не стану помогать ему, узнав правду… Князь человек лукавый и недобрый, и история, рассказанная им казалась мне сперва романической, но встреча с Львом Михайловичем заставила отнестись к ней всерьез.

Я недавно был в Петербурге, на могиле незабвенной княгини. Я поклялся отомстить тому, кто убил ее своей подлой интригой. Эжени, я не знаю, прав ли я, но я не могу иначе. Я найду этого человека и на любом основании истребую у него сатисфакции… Этого требует мой долг перед памятью моей благодетельницы.

Что же до намеков князя открыть мне тайну моего рождения… Мне в голову приходит мысль, что в моих жилах течет кровь Борецких, и именно этим обусловлено отношение ко мне княгини. Может, впрочем, все это лишь плод моей не в меру ныне разыгравшейся фантазии.

Ах, мой добрый друг Эжени, как жаль, что вас теперь нет рядом! Мне теперь очень нужно поговорить с кем-то, нужен совет. А я, как всегда, один. Не могу же я, в самом деле, обращаться со столь деликатным делом к Юлии Никитичне или Адмиралу… Последний, заикнись я ему о своих намерениях, пожалуй, тотчас отправил бы меня в еще одно кругосветное плавание…»

Эжени выронила письмо из дрожащих рук и бессильно облокотилась о спинку вольтеровского кресла. Ей казалось, что из комнаты выкачали весь воздух, она задыхалась. Бедный, бедный мальчик! Ведь она так старалась, чтобы уберечь его от этой несчастной истории, чтобы дать ему будущее, о котором он мечтал… Что же будет теперь? Снова месть? Снова страх?

Собравшись с силами, она взяла с пола письмо и поднялась по винтовой лестнице в башню миниатюрного замка, диковинно смотревшегося на склоне нависшего над морем утеса.

Огромный мастифф встретил ее густым лаем, но, тотчас признав, подбежал и облизал руку. Его хозяин, поглощенный каким-то химическим опытом, даже не повернул головы. Несколько лет назад Благоя привез его сюда едва живого. Тогда верный серб вытащил Виктора из пламени пожара, в котором тот не должен был уцелеть. Его спасло то, что при падении с лестницы князь Михаил Борецкий невольно накрыл его собой, и посыпавшиеся сверху горящие балки пришлись большей частью на него. Благоя, обгоревший сам, успел вытащить хозяина в последний момент — крыша дома обрушилась буквально через несколько секунд, погребя под собой младшего князя.

Виктор был очень плох. Однако, придя на краткий миг в себе, велел везти себя к Эжени…

— Если кто-то и сможет вылечить, то только она, — так он сказал, помня, что много лет назад беглая монахиня, подобранная им на дороге, уже спасла ему жизнь.

В этот раз Эжени не смогла бы спасти его. Его спасла другая… Та, что ушла в тот час, когда он должен был погибнуть в огне. Ушла вместо него. Маша, чье тело покоилось теперь под каменной плитой в подвале этого дома. Там всегда горела лампада и стояли свежие цветы. Не было дня, в который бы Виктор не сходил туда, не сидел рядом с дорогим прахом. Он не слишком верил мистике Эжени, приписывая свое выздоровление ее необыкновенному дару. Она же, напротив, была уверена, что именно безумная Маша спасла жизнь тому, кого любила, когда рассудок ее еще был ясен.

Последняя схватка стоила Виктору глаза и серьезно обожженной правой стороны лица. Если последнее трудно было скрыть, то пропавший глаз заменила собой искусная стеклянная подделка, заказанная в Италии. Ожоги же отчасти скрывала теперь окладистая борода и длинная до плеч шевелюра. Годы и все пережитое добавили в них обильную седину, и в своем новом обличии Виктор походил на древнего затворника-пророка. Живя в затворе, он коротал время за книгами и постигал чудеса химии, которая немало увлекла его. Каждый день он совершал пешие прогулки по горным тропинкам, нередко вместе с Благоей они уходили в море на небольшом паруснике. Людей Виктор упорно не желал видеть, говоря, что они довольно утомили его за прожитые годы.

Тем не менее, он не был бы собой, если бы ограничился лишь этим однообразным досугом, почивая на своем богатстве, подобно скупому рыцарю. Через доверенных людей Виктор начал скупать земли в Новороссийском крае. Дотоле дикие и неприютные, ныне земли сии расцветали год от года, благодаря неустанным трудам генерал-губернатора графа Воронцова. Заступив на эту должность еще в конце правления Александра, Михаил Семенович занялся всесторонним развитием края. Учредив в Одессе Императорское Общество сельского хозяйства, он поощрял развитие садоводства и лесоводства, награждая деньгами и медалями особенно отличившихся. На личные деньги генерал-губернатор скупал в Крыму участки земли и высаживал на них тысячи виноградных лоз и фруктовых деревьев. Его примеру следовали другие состоятельные лица, и, вот, зазеленел чудесным образом степной край! Одесский купец Иван Рубо один посадил за три года на своей земле 250 тысяч кустов винограда, 10 тысяч фруктовых деревьев, 79 тысяч деревьев лесных, засеял их семенами 40 десятин земли.

С подачи и по примеру Воронцова в Крыму стали производить свое оливковое масло и шипучие вино. Наладил Михаил Семенович и внушительный экспорт льняного семени в Англию. На свои средства он закупил в Испании и Саксонии породистых овец, дабы наладить в Крыму, где овцеводство было развито, но давало лишь грубую шерсть, тонкорунное овцеводство. Через кратчайший срок Россия сделалась экспортером высокосортной тонкорунной шерсти. Граф способствовал также развитию коневодства и шелководства.

Такое изобилие сырья потребовало соответствующих промышленных мощностей. Как грибы после дождя, в Новороссии и Бессарабии появились шерстомойные, салотопенные, мукомольные и винокуренные предприятия, а также завод искусственных минеральных вод и завод для рафинирования американского сахарного песка.

В эту ли работу было не включиться Виктору? Он с большой охотой вкладывал деньги в промышленные предприятия, толк в которых знал после долгих странствований по Европе и Америке. Воронцов организовал в Новороссии широкую разведку и разработку угольных месторождений. Одно разработал на собственные средства, а затем безвозмездно передал предприимчивому купцу. Виктору же ничего не нужно было передавать безвозмездно. Его шахты очень скоро стали приносить Новороссии тысячи тонн антрацита, высшего сорта угля, в год. Вскоре добыча угля перекрыла потребность в нем края, и так была ликвидирована зависимость от угля английского. Одновременно были разведаны месторождения железной руды, благодаря чему быстро развилась и металлургическая промышленность.

Уголь был нужен Крыму и Новороссии не только для отопления, но и для новых паровых кораблей. Один из первых русских пароходов вездесущий Михаил Семенович также построил за свой счет в своем имении. Еще в 1825 году пароход «Надежда» ходил по Днепру, привлекая многих зевак. А два года спустя он уже перевозил пассажиров.

В деле строительства паровых судов граф обрел верного единомышленника в лице прежнего командира Черноморского флота адмирала Грейга. Благодаря настойчивости последнего, была принята программа строительства пароходов, катеров, шлюпов и мелких судов, и успевшие сгнить со времен Потемкина верфи вновь были восстановлены и заработали в полную силу. Россия, со времен Екатерины почти не вспоминавшая о своем флоте, остро нуждалась в новых кораблях. Каждый год на рейд выходили все новые пароходы — как военные, так и гражданские. Гражданские, о которых заботился Воронцов, строились не только на николаевских вервях, но и в Петербурге и Англии. Один из них носил имя Михаила Семеновича. Позаботился Воронцов и об устроении новых портов, необходимых для развития торговли.

Граф неустанно заботился о просвещении. Им были открыты ланкастерское и матросское приходское училища, Институт для девиц, училища торговых моряков и восточных языков, училище для глухонемых, Публичная библиотека, первая в Одессе типография, музеи древностей в Одессе и Керчи… Строились, радуя глаз новыми прекрасными домами, бульварами и садами, города. И тут Михаил Семенович также подавал пример, строя собственные дворцы в Алупке и Одессе. Для скорейшей застройки Одессы граф выделял всем желающим землю при условии, что через пять лет на ней должен быть построен многоэтажный жилой дом приличного вида. Так к середине 30-х годов был застроен Приморский бульвар, соединенный с портом дивной лестницей, проект которой по представлению генерал-губернатора утвердил сам Государь.

Так, в считанные годы малолюдная и далекая от цивилизации губерния обратилась в процветающий край Империи — торговую Мекку для купцов всего мира, желанный курорт для знатных вельмож, обетованную землю для археологов и ученых, рай для землепашцев…

Виктор встретился с графом лишь однажды — генерал-губернатор должен бы знать одного из крупнейших землевладельцев и промышленников Новороссии. К тому времени он владел более чем тысячью гектаров земли, на которых были разбиты сады и виноградники, двумя месторождениями железной руды, несколькими шахтами. В Алупке им был построен большой дом, отданный под ремесленное училище для детей-сирот, в Ялте — больница для бедных.

В последнее время Виктор наводил справки о судостроительном деле. Вложения в развитие сельского хозяйства и промышленности лишь приумножили его капитал. Винокуренные и иные заводы не занимали его воображение. То ли дело пароходы! Новые корабли, за которыми, несомненно, близкое будущее флота! Машины — вот, то новое, к чему интересно и полезно приложить ум и средства… Однако, вторжение в эту отрасль потребовало бы от Виктора личного ведения дел, появления на людях. Это останавливало его, и он предпочитал развеивать скуку постижением тайн совершенной химии.

— Вы пришли весьма вовремя, Эжени, — произнес Виктор, не оборачиваясь от своих кипящих и булькающих колб, заслышав знакомые шаги. — Сейчас вы сможете увидеть весьма любопытный опыт.

— Простите, но у меня есть дело много более важное, нежели все ваши опыты, — ответила Эжени.

Виктор задул огонь и, наконец, обернулся, снимая синеватые очки, защищавшие его глаз от слишком ярких вспышек.

— Что случилось? — осведомился он. — У вас такое лицо, будто вы только что встретили приведение.

— Если бы его встретила я, было бы нестрашно. Но приведений встретил Сережа! — с этими словами Эжени протянула Виктору письмо и опустилась на стул. От волнения ее лихорадило.

С каждой прочитанной строчкой лицо Виктора становилось все темнее.

— Проклятые! — прорычал он сквозь зубы, комкая письмо. — Я допустил большую оплошность, позволив князь Вольдемару задержаться на этом свете! Вот, милая Эжени, прямое доказательство того, сколь неоправданны были ваши всегдашние разговоры о милосердии! Ни у одного из них я не отнял жизни! Каков же итог? Один едва не погубил несчастную женщину и невинных детей, а другой… Нет, когда бы он решил прийти и свести со мной счеты сам, то я, пожалуй, простил бы его. Но этот трусливый негодяй желает сквитаться со мной чужими руками, руками достойного молодого человека, который заплатит за его обман своим будущим! Нет, крапивное семя нужно уничтожать до конца, иначе оно вновь и вновь будет давать худые всходы.

— Однако, смерть бедной княгини, действительно, наша вина…

— Вздор! Это вина ее подлеца-мужа! И еще худших подлецов-сыновей!

— Что же делать теперь? Сережа ищет вас, он хочет мстить!

— Успокойтесь, Эжени. Обещаю вам, что с головы вашего протеже не упадет ни один волос. Ему ничего не грозит.

— А вам? Вам?!

— Мне? — Виктор усмехнулся. — По правде говоря, я не против свидеться с Господом Богом. Как маловеру, мне всегда особенно любопытна была эта встреча…

— Оставьте ваши шутки!

— Вы прекрасно знаете, что это не шутки. Я не держусь за мою бренную жизнь с той поры, как счел месть свою завершенной. Впрочем, я ошибся! И дело, оказывается, еще не окончено. А, значит, и на мой счет вы можете не тревожиться. Кажется, вы не раз имели случай убедиться, что я не столь глуп, чтобы позволить убить себя. Тем более князю Вольдемару и этому мальчишке-лейтенанту!

— Так что же вы предпримите? — спросила Эжени уже спокойнее.

— Для начала надо узнать, где теперь этот трусливый мерзавец… — Виктор погладил подошедшего пса. — Ему запрещено селиться в Петербурге и Москве. Значит, он нашел вашего протеже не там. Сдается мне, что князь Вольдемар где-то совсем рядом. А если так, то я найду его скорее, чем мальчишка меня. Кстати, отпишите ему теперь же, постарайтесь остудить горячую голову.

— Что если Владимир Львович расскажет ему о том, что я была вашей шпионкой подле его матери?..

— Странно, что он до сих пор этого не рассказал. Видимо, юноша не упоминал о вас… Что ж, может, стоит и повременить с ответом. Ответ может подхлестнуть Сергея заговорить о вас с Борецким. А нам совсем не нужно, чтобы ваша роль сделалась ему известной…

— Но он ждет моего ответа!

— Эжени, предоставляю вам решить, как лучше быть с вашим протеже. Вы лучше меня знаете его характер. К тому же вы ведь всегда обладали изрядной интуицией, если не сказать больше…

— Сейчас она нема.

— Тогда дайте ей время. Успокойтесь, подумайте. А мы с Благоей покинем вас ненадолго. Придется вновь сойти на грешную землю и выкорчевать тот опасный сорняк, что остался там по моей оплошности.

— Что же, вы убьете его?..

— Уничтожу, — холодно отозвался Виктор. — Каким способом станет ясно, когда я узнаю, где этот негодяй и чем он теперь живет. Свою недавнюю ссылку он будет благословлять и оплакивать, как неоцененную им милость!

Этого ледяного, как лязг стального клинка, тона Эжени не слышала уже несколько лет. Несколько лет, в которые казалось, что отмщение уже позади, что впереди, наконец-то, покой и умиротворение. Все начиналось сызнова… Виктор уже стремительно спустился вниз, уже отдавал распоряжения об отъезде Благое, а Эжени так и сидела в его лаборатории, глядя на брошенное на пол скомканное письмо Сережи. И снова нечем было дышать, снова невыносимым казалось думать, делать что-либо… Шагнув к настежь распахнутому окну, она глубоко вдохнула влажный морской воздух, подставила ветру пылающее лицо. Что-то будет теперь? И как остановить, уберечь Сережу?..