«И слава Богу, что не на кого, — думал Стратонов, покидая дом Никольских. — А то бы ты теперь таких дров наломал…»

В том, что ночь ничего не изменит в решении друга, Юрий не сомневался. Слишком хорошо знал он характер Никиты, его упрямство, столь полезное в делах и столь пагубное в подобных нынешней коллизиях. Драться с Михаилом Борецким! Рубакой и бретером! Сугубо статскому человеку, привыкшему держать в руках перо и бумагу, а не клинок или пистолет. Верная смерть! Сиротство детей, вдовство несчастной Вариньки… Нет, такого исхода Стратонов допустить не мог. И эту ночь выпросил у Никиты с одной лишь целью — предотвратить несчастье.

А предотвратить его лишь одним способом можно было… Кому как не Юрию, сирому в жизни, всего сподручнее разделаться с мерзавцем, который сломал жизнь одному его другу и едва не сделал того же со вторым? Клинок Стратонова не менее остер и боек, и глазу меткости не занимать. Государь, конечно, будет гневен. Но тут прав Никита — узнав суть дела, поймет. Отправит, конечно, на Кавказ. Ну, так Юрий тому только рад будет — душно ему в столичных стенах, постыло.

Неспешно доехав до дома Борецких, Стратонов спешился и, привязав коня, вгляделся о ярко освещенные окна дома. Кутит его сиятельство… Что бы еще делать мог в такой час, мерзавец… Юрий решительно постучал в дверь, и через несколько минут на пороге возникла несуразная фигура лакея в парадной ливрее.

— Проводи-ка меня к своему барину, братец, — велел Стратонов, снимая перчатки.

— Барин беспокоить не велели-с… — пробормотал лакей.

Юрий, не церемонясь дольше, схватил его за ухо и, чуть приподняв, повторил:

— Меня не интересует, что велел, а что не велел твой барин. Веди меня к нему, пока я еще добрый.

Лакей взвыл от боли и покорно повел Стратонова в залу, из которой доносился пьяных хохот и девичий визг. Картина, которую застал Юрий, гораздо лучше подошла бы для какого-нибудь борделя, нежели княжеского дома. В клубах табачного дыма, среди батарей уже опорожненных и еще ожидавших своей очереди бутылок трое весьма нетрезвых господ играли в карты. Играли, по-видимому, не на деньги, а на забившуюся в угол перепуганную девушку, которой на вид было не более пятнадцати лет. Тут же были еще две полуодетые девицы, чей род занятий не вызывал сомнений.

Оттолкнув одну из них, Стратонов шагнул к поднявшемуся ему навстречу Михаилу.

— Ваше превосходительство? Какие гости в моем доме! Не желаете ли присоединиться к игре? — с усмешкой осведомился тот.

— Мы с вами, князь, сыграем в другую игру с более высокой ставкой, — ответил Юрий и дважды ударил Борецкого по щекам перчаткой.

Михаил вспыхнул, в его мутных глазах загорелся недобрый огонек.

— Это вызов?

— Да. И навряд ли мне нужно объяснять вам причину. Полагаю, эти господа согласятся стать вашими секундантами?

Собутыльники князя с готовностью кивнули, едва ли вполне понимая происходящее.

— В таком случае жду их к себе завтра утром для назначения места нашей встречи. Честь имею!

С этими словами Стратонов повернулся, чтобы уйти, но тут почувствовал на себя умоляющий взгляд затравленных глаз, смотревших на него из угла. Сделав шаг к сидевшей там девушке, Юрий быстро взял ее за руку и, подняв, повлек за собой, объявив:

— А ce pauvre enfant пойдет со мной.

— Какого черта?! — воскликнул Михаил, поднимаясь из-за стола.

— Я полагаю, что ваше общество ей не подходит.

— А вот это вас не касается. Эта девка — моя собственность. Я ее купил!

— Хотите сказать, что она ваша крепостная, князь?

— Именно!

По лицу девушки Стратонов понял, что Михаил лжет. Наверняка нашли эту несчастную в каком-нибудь бедняцком квартале, заманили обманом… Мало ли таких, как она.

— Если она ваша крепостная, то обязуюсь заплатить вам долг за нее.

— Мне не нужны ваши деньги, генерал, — отозвался Борецкий, преграждая Стратонову путь. — Прошу вас оставить девку и удалиться!

Юрий взглянул на притихших за столом собутыльников князя. Те были явно не готовы ввязываться в ссору из-за безродной девицы. Лишь едва держащийся на ногах от неумеренных возлияний Борецкий был вне себя от гнева. Не тратя время на бесплодный спор, Юрий отвесил князю еще одну пощечину — на сей раз в полную силу своей крепкой руки. Михаил рухнул на пол.

— Простите, князь. Однако, поединок меж нами — вопрос уже решенный. А значит одним оскорблением меньше, одним больше… — с этими словами Стратонов вышел прочь, уводя за собой девушку.

Уже на улице он накинул на нее свою шинель, усадил перед собой на лошадь, спросил, тронув поводья:

— Как тебя звать, и куда тебя везти?

— Звать Полиною, а деваться мне некуда… — тихо отозвалась девушка.

— Сирота, значит?

Полина кивнула и рассказала, что отец ее, мастеровой, полгода назад помер от холеры, оставив восьмерых малых детей и жену, Полинину мачеху. Именно она, доведенная до отчаяния страшной нищетой, согласилась отдать падчерицу «в услужение» богатому и щедрому господину, который в свою очередь и привез девушку в дом Борецкого, где господа не менее щедрые и богатые устроили большую игру, победитель которой получал право «сорвать первый бутон».

Стратонов зло сплюнул:

— Докатились, нечего сказать… Чтобы у нас в России и такие мерзости завелись! Деды наши про такое слыхом не слыхивали… А теперь кутят, видите ли, наши господа, по последней европейской моде одетые. Наукам из них единицы выучились, а подлостям разным — так все… Что ж мне делать-то с тобой? Не в казармы же везти… Даже валенок у тебя нет, простудишься того гляди…

— Мне хоть куда, лишь бы не назад… — пролепетала Полина.

Юрий вздохнул и, поразмыслив с минуту, решил:

— Сегодня у меня переночуешь — час слишком поздний. А поутру свезу тебя к хорошим людям. Глядишь, возьмут тебя в прислуги. У них детворы полон дом. А ты, небось, с детьми обращаться изрядно умеешь. Вот, и пригодишься барыне в помощь.

— Спасибо вам! — прошептала девушка, утирая дрожащей от холода рукой набежавшие слезы.