Трех часов не прошло с того мгновения, когда жандармы вывели Виктора из дверей его дома, и, вот, он уже входил в них свободным человеком. Едва переступив порог, Курский почувствовал неладное. В доме кто-то был. И этот кто-то был чужим. Благоя имел указание немедленно идти к Эжени и оставаться с нею до новых указаний. Но даже если бы слуга по какой-то причине вернулся, его Виктор узнал бы тотчас. Чутьем дикого зверя Курский всегда безошибочно угадывал опасность.

Осторожно, крадучась по-кошачьи бесшумно, переступая скрипучие ступени, кои помнил все наперечет, он стал подниматься по лестнице. Неясный шорох доносился из его кабинета. Прихватив в кухне кочергу за неимением под рукой иного оружия, Виктор приблизился к дверям кабинета и осторожно заглянул внутрь.

В полумраке он увидел горбуна, что-то ищущего, но по старой воровской привычке не брезгующего засунуть в карманы все, что казалось ему сколь-либо ценным.

Как ни увлечен был Гиря своим делом, но чутье его было не менее развито, чем у Курского. Резко подняв голову, он встретился с ним глазами и недобро ухмыльнулся:

— На твою беду тебя так скоро отпустили, барин! — с этими словами он метнул в Виктора нож. «Выпад» этот был столь неожиданным, что для иного мог закончиться фатально. Однако, Курский мгновенно отскочил в сторону и ринулся к горбуну. Тот глухо зарычал:

— Проклятый дьявол! — и перевернув стол под ноги своему противнику, попытался обойти его сзади.

Но не тут-то было. Виктор быстро переменил позицию, вновь оказавшись лицом к лицу с Гирей. Тот побагровел и походил теперь на дикого вепря. Дикий вепрь опаснее для человека, нежели иной хищник, но он глуп, и это оставляет шанс.

Разбойник обладал огромной физической силой, как и многие горбуны, а потому являлся серьезным противником. Виктор отступил на шаг, делая вид, что опасается угрозы. Это немало воодушевило горбуна. И подобно тому, как бык бросается на красное полотнище, развернутое тореадором, он с ревом устремился на Курского. В такой момент задача тореадора вовремя увернуться и воткнуть пику в спину животного.

У Виктора вместо пики была всего лишь кочерга, но ее мощный удар, пришедшийся аккурат по горбу негодяя, мгновенно поверг его на пол, лишив всяческих чувств.

Проворно связав злодея веревкой от портьер за неимением времени искать лучшую, Курский окатил его водой из графина. Горбун открыл налитые кровью глаза и бешено завращал ими:

— Дьявол! Я знал, что лучше не встречаться с тобой!

— Правда. И то, что лучше не переходить мне дорогу, ты знал также, — промолвил Виктор, усаживаясь подле пленника так, что сапоги его почти упирались тому в лицо.

— Я не привык жить на цепи и довольствоваться крохами с барского стола!

— Могу тебе обещать, что впредь этих крох ты не увидишь во веки вечные, — отозвался Курский. — Я считал тебя умнее, Гаврюша. Но ты поставил не на ту лошадь, а за это надо платить. Знаешь, что делают разбойники с теми, кто их предает?

Гиря вздрогнул и попытался разорвать веревки.

— Знаешь. Лучше моего знаешь. Может, даже сам резал язык не в меру болтливому товарищу…

— Я узнал тебя! — вдруг воскликнул горбун. — Теперь я тебя узнал! Ты бежал тогда вместе со мной из тюрьмы! Ты такой же каторжанин, как и я!

— Врешь, я был оклеветан столь же безвинно, как и сейчас. И, как и сейчас, мне была подброшена изобличающая меня улика. Только тогда я не мог защититься, а теперь могу. Что до тебя, то ничего не меняется. Как тогда я смог одолеть тебя, так и теперь. Хотя тогда я был в кандалах, а теперь сухорук.

— Дьявол…

— Ты всегда называл меня так, и я не возражал. От такого хозяина как дьявол можно уйти лишь к одному — к Богу. Но уйти от дьявола к мелкому бесу — это крайне глупо. Неужели ты думал, что справишься с дьяволом?

— Что ты сделаешь со мной? — хрипло спросил горбун.

— Пока я еще не решил окончательно… — Виктор поскреб переносицу. — Если ты не хочешь, чтобы я обошелся с тобой так, как это принято в таких случаях у вашего брата, то расскажешь мне, что здесь делал. И какой приказ дал тебе Борецкий.

— Он приказал мне спалить твой дом, надеясь, что в нем сгорят и бумаги, столь важные для него.

Виктор расхохотался:

— Несчастный идиот! Эти бумаги, из которых лишь несколько были прежде посланы мною в полицию для затравки, Эжени сегодня отнесла следователю, ведущему дело твоего нового хозяина. И уж можешь поверить, что эта гончая не выпустит своей дичи. Однако, если тебе велено было сжечь дом, какого черта ты искал в моем кабинете?

— Я искал бумаги… — еле слышно выдавил Гиря.

— Помилуй Бог! Давно ли ты столь наторел в грамоте, чтобы разобраться в моих бумагах?

— Я думал взять все, а там…

— А там подпоить какого-нибудь писаря и выпытать у него содержание документов. А затем шантажировать ими князя. Не так ли?

Горбун молчал.

— Ты весьма переоценил себя, Гаврюша. Разобраться в финансовых бумагах — это не то же, что грабить бедолаг на большой дороге или балаганить умалишенного для доверчивых старух. Ты, оказывается, ужасно глуп, а я-то считал тебе за хитреца.

Курский резко поднялся с кресла и, повернувшись спиной к пленнику, плеснул в стакан остатки воды из графина. При этом он незаметно высыпал в него бесцветный порошок из украшавшего его руку перстня.

Опустившись на колени подле Гири, он протянул стакан к его губам:

— На, вот, освежись маленько. Я ведь не ваш брат разбойник, чтобы находить наслаждение в истязании себе подобных.

Горбун сделал несколько глотков и повторил свой вопрос:

— Что ты сделаешь со мной?

— С тобой — уже более ничего… — проронил Курский, распрямляясь.

Гиря вдруг напрягся всем телом, лицо его побелело.

— Что ты со мной сделал?! — простонал он слабеющим голосом.

— Ничего особенного. Лишь самое малое из того, что ты заслуживал…

— Ты меня убил…

— Эта смерть легка. Через десять минут все окончится безо всякой боли. Ты просто уснешь. Правда от боли после того я не могу тебя гарантировать. Я думаю, черти с удовольствием исполнят приказание твоего нового хозяина, но в отношении тебя самого. Я же исполню его на этом свете. Этот дом, который тебе велели поджечь, сгорит вместе с твоим телом в тот момент, когда твоя душа будет гореть в аду.

Полный ужаса и ненависти застывший взгляд был ответом Виктору. Он закрыл мертвому горбуну глаза и принялся за исполнение приказания князя Владимира. Через полчаса кабинет его был полностью объят пламенем, которое, вырвавшись на лестницу, стало быстро распространяться по деревянным перекрытиям, охватывая другие помещения.

На улице мгновенно собралась толпа зевак, и в поднявшейся суматохе никто не заметил неприметного худощавого человека в бедном платье ремесленника, которому, видимо, скоро наскучило зрелище горящего дома, и он неспешно отправился по своим делам…