Кто не знал на Кавказе Артамона Лазаревича Чернова? Кто не наслышан был о лихих делах его? Кто не восхищался баснословными подвигами и удачей? Много знал Кавказ донецких гулебщиков, не один век состязались они с горцами в отваге и удальстве. Иной раз и в одиночку выезжал казак-богатырь на широкие просторы, ища иного богатыря-кочевника, дабы помериться с ним силушкой. Кто одолеет, того и добыча, кто одолеет того и зипун.

Целые легенды рассказывались по всей Кавказской линии о таких молодцах, и молодежь слушала восторженно и мечтала повторить славные дела героев. Слава, впрочем, не всегда бывала доброю. Бесстрашие и воинственность в иных казаках доходили до того, что сражения, опасности, кровь сделались для них необходимой потребностью. То было делом их души, их искусство, в котором они являли незаурядные таланты, черпали вдохновение, которым наслаждались. Оттого мирное время заставляло этих отчаянных людей совершать поступки, плохо совместимые с обычною моралью, долгом, порядочностью.

Иной русский казак шел с чеченцами в набег на русскую сторону, чтобы увезти лошадь, барана или украсть что-либо еще — лишь бы потешить свою страсть к опасности, к приключениям. Трофей был ничто для этих людей в сравнении с самим процессом набега…

К такому типу отчасти относился Чернов. Вот, только фигура эта была не в пример крупнее простого «гулебщика», а потому на Кавказе считались с ним без исключения все: как русское командование, доверявшее ему самые серьезные поручения, так и горцы, считавшие его колдуном, а то и самим шайтаном и боявшиеся его.

Простой казак Моздокского полка, уроженец Калиновской станицы, Артамон Лазаревич в многочисленных походах получил три золотые медали, чин есаула, Владимирский и Анненский кресты… Постоянно подвергая свою жизнь опасности, ранен был всего лишь однажды, и это укрепляло его славу знахаря, заговаривающего пули…

Страсть к опасным приключениям этот человек удовлетворял не набегами и грабежами, а освобождением русских пленников из далеких горных аулов. В ход в этом благородном деле шло все: сила, хитрость, деньги, которых Чернов не жалел. Сколько семей было обязано ему спасением своих родных, не помнил, вероятно, даже он сам.

Впрочем, бывали случаи, когда и Артамон Лазаревич участвовал совсем не в благовидных делах — например, в контрабанде. Это, однако же, не помешало Еромолову назначить его приставом в Чечню. Никто не знал этого непокорного и жестокого народа лучше Чернова. Он и язык чеченский знал лучше любого чеченца. Сами же чеченцы также прекрасно знали его и, зная, ненавидели и страшились.

Ермолов, впрочем, не сразу согласился на сомнительную кандидатуру, предложенную ему Грековым, заметив, что Чернов — мошенник. На это Греков весьма справедливо указал, что для таких мошенников, как чеченцы, и нужен именно такой мошенник, как Чернов, имеющий за Тереком множество как кунаков, так и кровомстителей.

Немало пришлось вынести бывшим затеречным кунанакам от нового пристава. Он легко изобличал любые их хитрости, за малейшие провинности накладывал на них огромные штрафы, а за подстрекательство к мятежу приказал живым закопать в землю представителя одного из влиятельных чеченских семейств. Чернову удалось даже вывести на чистую воду и предать суду могущественного князя Адиль-Гирея, убившего собственного отца и двоих братьев, чтобы унаследовать семейные владенья. В такое чудовищное злодеяние не сразу поверил даже Ермолов, но Чернов, как заправская ищейка, сумел доказать вину Гирея.

Этот случай вселил в чеченцев еще больший страх к приставу. Они суеверно боялись даже встречи с ним, даже прикосновения к нему.

К этому-то примечательному во всех отношениях человеку и направился за помощью Виктор. Зная волей случая контрабандные дела Артамона Лазаревича и его страсть к освобождению пленников, в успехе он не сомневался, даже несмотря на весьма почтенный возраст теперь уже бывшего пристава.

Чернов сидел на крыльце своего дома, закутавшись в бурку, и курил трубку, когда Виктор остановил коня у его двора.

— Ба! — протянул старик. — Никак Самум посетил нас не в свой сезон! — и, не поднимаясь, сделал рукой знак входить.

Привязав коня, Виктор подошел к Чернову:

— Здорово ли живешь, Артамон Лазаревич?

— Бывало и поздоровее, — усмехнулся бывший пристав. — А ты? Все странствуешь?

— Приходится.

Чернов надсадно закашлял:

— Садись, в ногах правды нет. Небось, не о здравии моем справиться прибыл?

— Ты, как всегда, прав, — Виктор уселся подле старика. — Нужно мне человечка сыскать, коли жив он еще.

— Коли жив, так почто ж не сыскать? Сыщем. Кто таков?

— Унтер-офицер Константин Стратонов. Он был похищен несколько недель тому…

Артамон Лазаревич рассмеялся, махнул рукой:

— Не продолжай! Это та бедовая голова, что дочурку Алерциани украсть хотел, а вместо того сам к чеченцам угодил?

— Про все, гляжу я, тебе ведомо в этих краях!

— Глаз мой не так остер, как прежде, Самум. Но порох в пороховницах еще есть. К тому же… Узнать о глупости двух мальчишек — задача не великой сложности.

— И как же ты узнал?

Чернов лукаво прищурился:

— Кунаки их, которым они заплатили, мне хорошо знакомы. От них и знаю. А еще знаю, что это они чеченцев на девчонку навели, да только те не ждали, что твой приятель окажется знатным воином. Думали они захватить княжну и взять за нее большой выкуп, а вместо этого взяли этого нищеброда, который годен разве что в рабы.

— Ты знаешь, где его держат?

— Сперва у Делим-хана был, потом тот его продал Магоме, а Магома — Ахмат-Гирею. У него теперь твой приятель и обретается.

— Почему же ты не сообщил об этом командованию? — спросил Виктор.

— Потому что с некоторых пор командование не утруждает себя спрашивать меня о чем-либо. А я слишком стар, чтобы утруждать себя визитами. Признаться, я удивлен, что именно ты приехал искать этого беднягу. Я ожидал его брата.

— Напрасно, — ответил Виктор. — Генерал Стратонов сейчас на турецком фронте. Я узнал об этом, будучи проездом в Тифлисе. В противном случае, мы приехали бы вместе. А, быть может, он опередил бы меня.

— Стало быть, ты хочешь выручить этого юнца?

— Разумеется. Он брат моего друга.

— Святое дело! — кивнул Чернов.

— Ты поможешь мне?

Глаза старика хитро блеснули:

— Ты знаешь мои слабости, Самум. Правда, как ты можешь видеть, годы не слишком благосклонны ко мне. Но можешь не сомневаться, я сделаю все, чтобы помочь тебе. Если ты хочешь выкупить пленника…

— Выкуп — это крайность, — отозвался Виктор. — Никогда нельзя поощрять шакалов. Им нужно задавать хорошую трепку!

— Прекрасные слова! Мне они по сердцу! — воскликнул Чернов. — В таком случае, есть другой способ.

— Какой?

— У Ахмат-Гирея есть единственный и любимый сын Салман. Если захватить его, то можно стребовать с отца не только твоего приятеля, но и других пленников.

— Идея мне нравится. И, думаю, я знаю, как это сделать.

— Не сомневаюсь, Самум. Твоя голова всегда полна отменных идей.

— Ты сможешь пустить слух о караване некоего богатого восточного путешественника, известного под именем Самум, который проедет в этих краях? О том, что при себе он имеет ларец с драгоценностями, среди которых дары самого Шаха?

— Хочешь выманить зверей из логова обещанием большой добычи?

— Нам нужно, чтобы об этом узнал Ахмат-Гирей, и чтобы его люди напали на караван, который, конечно же, мы отправим в нужное место.

— И чтобы напал не кто-нибудь, а сын Ахмата?

— Разумеется!

— В таком случае, слух должен дойти именно до его ушей. Салман горд и жаден. Он непременно захочет показать отцу и всем другим свою удаль и удачливость.

— Ты сможешь устроить это?

Чернов улыбнулся:

— У меня достаточно кунаков для такого дела. А людей, которые заменят собой кладь в твоем караване, ты найдешь сам? Или доверишь это мне?

— Никто лучше тебя не знает здешних людей, так что я всецело доверяю тебе, — ответил Виктор, радуясь тому, как с полуслова понял старый казак его план. — Обещай им награду, какую сочтешь нужной.

— Ты всегда был щедр, Самум! Поедешь ли ты сам в этом караване?

— Разумеется. Ты же знаешь, я предпочитаю следить за исполнением моих приказов. Так надежнее.

— И опаснее.

— Ты также знаешь, что опасности меня не страшат. Я фаталист.

— И тем ты и люб мне, Самум, — кивнул Артамон Лазаревич. — Жаль, что годы не позволяют мне быть с тобою в этом деле. Могу ли я еще что-то сделать для тебя?

— Можешь, — кивнул Виктор. — Я бы хотел, чтобы ты дал кров моей спутнице до той поры, пока я не устрою ее безопасное отбытие в Россию.

— Могу я узнать, кто это загадочная спутница?

— Она бы предпочла сохранить инкогнито.

— Что ж, она сохранит его, даже если я уже догадываюсь, кого ты хочешь укрыть в моем доме.

— Иногда мне кажется, что ты и впрямь колдун.

— В таком случае кто же ты сам? — Чернов вновь закашлялся. — Иди, Самум. Ты можешь привезти ко мне свою женщину нынешней ночью, чтобы не привлечь внимания чужих глаз. Никто не увидит ее здесь и не узнает о ней.

— Благодарю тебя, Артамон Лазаревич! Я не сомневался, что ты не откажешь мне в помощи! — сказал Виктор и, простившись со стариком до ночи, покинул его.