Глава 22,
в которой я отправляюсь на войну
Марина объявилась ближе к обеду. Одета она была, как в поход, но при ней обнаружился полный комплект женской одежды по моде «эпохи викингов» – рубахи, поневы, платки, безрукавки.
– Я готова! – объявила она решительно.
– Вперед, – улыбнулся я.
Переодевшись и не забыв о бронежилете, я прошагал в тайную комнату. Яшка уже ждал меня – мы уходили в прошлое оба.
Дождавшись, пока откроется переход, я шагнул в другое время. Чуток помедлив, сделала свой первый шаг и Ефимова.
– Жить будете пока у меня, – сказал я. – Не бойтесь – если стану приставать, мои три жены мигом создадут мне проблемы!
– «Столько бед и забот – ах, спаси Аллах!» – процитировала Марина, улыбаясь изо всех сил.
– Ну, так получилось…
Девушка рассмеялась, и это помогло ей унять расходившиеся нервы – не каждый день она путешествовала во времени.
Межвременной туннель вывел нас в темную избу-склад. Я отпер ворота и махнул рукой Михе, стоявшему у МВ. Ховаев кивнул – и рамка погасла, возвращая сруб.
За воротами звенела и пахла весна – сырая, холодная, но будоражившая запахами земных соков, парившими над черными полями, терпкой горечью первых листьев, полупрозрачным зеленистым муаром окутывавшим частое переплетение голых ветвей. Черные стволы деревьев словно испускали изумрудный дым, обещавший вскоре заткать листвой все прогалы.
Кони ждали нас неподалеку. Дежуривший отрок вскочил:
– Товарищ командир!
– Привет, Асмуд. Тебя когда сменяют?
– Вечером, товарищ командир!
– Ну, бывай…
– Вроде тот же лес, – пробормотала Марина, – но какое же все другое…
– Тот же… – хмыкнул я. – Где вы в будущем видели дубы в три обхвата, да чтобы их было много, целые дубняки? Им же всем лет по пятьсот. А много в нашем времени ясеней высотой в двадцатиэтажный дом? Здешний лес – сказочный.
– Да…
Еще подъезжая к Городищу, мы увидели великолепную ярусность храма, светившегося белым деревом.
– Красота-то какая… – прошептала Марина.
– Лепота! – подтвердил я.
– Надо еще школы построить!
– Здесь говорят – училища. Вы не поверите, но тут уже есть школы. Там детей учат писать, читать, считать. С арифметикой пока беда – старая буквенная запись чисел никуда не годится, а арабские цифры еще не в ходу. Ничего, мы это живо исправим. Процесс пошел!
– Вы сказали – буквы. А какие буквы? Кириллица?
– Кирилл с Мефодием тут ни при чем. Тутошний народец и до них писать умел.
– «Чертами и резами»?
– Это руны. Насчет глаголицы не знаю, ни разу не видел. Тут чаще всего пользуются греческими буквами, как и в кириллице, но это не кириллица, это что-то другое, более древнее. Чернила тут хорошие делают – варят в камеди «чернильные орешки». А в основном писала используют, чертят ими по бересте или по восковым дощечкам. Ничего, скоро мы бумагу начнем делать – и перья пригодятся, и калямы. А Колян, да вы его видели, сельское хозяйство поднимает – зимой дал местным попробовать картошечки, а сейчас мешками выдает на семена. Так что скоро в здешнем меню и пюре появится, и фри…
Раскланиваясь со встречными, я дошел до своего дома и открыл дверь перед Мариной.
– Прошу!
– О, у вас тут окна!
– Знамо дело, на том стоим.
Встречать меня выбежала Рада. Взвизгнув, она повисла у меня на шее, целуя, куда доставала. Различив Ефимову, Рада чопорно поклонилась.
– Это наша гостья, она подруга моего родича. Зовут Марина. Устрой ее, ладно?
– Ладно! – с готовностью кивнула Рада.
Раз гостья, тогда ладно, пускай живет…
А я, распрощавшись с женщинами, поспешил к дружинным избам, где обитали мои сотни. Многие из отроков проживали в Новгороде, каждое утро скача на службу, но основная масса оставалась в Городище.
Завидев меня, дневальные мигом скрылись в избах, и тут же бегом побежали отроки. Я подходил неторопливо, и они успели построиться. Без броней, в зеленовато-коричневых рубахах, близких к цвету хаки, на головах у всех – вязаные шапочки-подшлемники. Устав отроки тоже усвоили…
– Равняйсь! – гаркнул Мал. – Смирно!
Четко развернувшись ко мне, он бросил ладонь к виску, отдавая честь, и доложил:
– Товарищ тысяцкий, за время вашего отсутствия происшествий не случилось!
– Вольно, – бросил я.
– Вольно! – передал команду Мал.
– Здравствуйте, товарищи бойцы!
– Здравия желаем, товарищ тысяцкий! – дружно грянули отроки.
Довольный их выучкой, я повел всех на пристань – дружина князя готовилась к походу. За зиму для моей тысячи были выстроены новые и починены старые скедии – маленькие лодьи, вмещавшие не сто или двести воинов, а человек двадцать или больше.
С самого февраля, как только оклемался, я переоборудовал эти плавсредства под треугольный бермудский парус. На мачтах больше не было реев, зато имелись гики, горизонтальные рангоутные дерева, крепившиеся к мачте с помощью вертлюги. Парус передней шкаториной цеплялся к мачте, а нижней – к гику. Такое парусное вооружение было самым удобным, с ним мог справиться даже один человек, не то что с прямым, где требовалась целая команда.
Ровно сорок скедий понесут мою тысячу, а еще десять я загрузил всякими спецсредствами – планы, которыми я недавно поделился с друзьями, я вынашивал с самой зимы. Дедушкин «SOS» лишь ускорил их выполнение.
Вечером Олег собрал всех своих бояр на совет, где огласил давнее решение: идем в поход на Смоленск и Киев! Надо ли говорить, что боярство приветствовало сию новость радостными криками?
Война не только горячит кровь, но и наполняет кошели. Да, не всем суждено вернуться из похода, но ведь меня-то смерть минует? Так думал каждый из сидевших в гриднице.
Когда очередь дошла до меня, я изложил князю свои предложения насчет «волшбы», и Олега это живо заинтересовало.
– Через неделю отправляемся! – сказал князь новгородский.
* * *
Встретившись с Мишкой в храме, где тот стеклил окна верхнего яруса, мы вместе вернулись в будущее.
– Мужики, – начал я, – помните, вы мне говорили, что научились открывать проход в прошлое отсюда, из квартиры, сразу в два места?
– Мы и сейчас это можем, – ухмыльнулся Николай, – так что на дачу везти «эмвэшку» не обязательно.
– Я понял. Насчет времени молчу – уяснил уже, что проникновение в другие столетия либо заблокированы, либо невозможны вовсе. А как насчет пространства? Можно ли с дачи выйти… Ну, скажем, на тот берег Ильменя?
– Хм… – задумался Белый. – Мы как-то не думали об этом… А зачем тебе тот берег?
– Ильмень мне и даром не нужен, меня интересует Ока.
– А-а… Хм. Надо попробовать!
Позвав Мишку, сочинявшего себе бутерброд на кухне, Колян просунул руки между конусов и осторожно провернул кристалл-октаэдр. Мишка в это время выкручивал одни штифты, чтобы те уходили в непонятные отверстия поглубже, а другие, наоборот, подкручивал.
– Ну-ка… Мишка, включай!
– Пуск!
Непонятно кем созданная МВ, вернее, обломок какого-то инопланетного агрегата, который мы по-варварски использовали для перемещений во времени, уже успел обрасти кабелями и проводами, его подключили к парочке ноутбуков и к аварийному дизель-генератору.
– Есть выход на полную энергию, – бодро отрапортовал Ховаев, – есть включение баланса энергии!
– Есть вход в канал, – кивнул Белый. – Есть точка выхода!
– Стабилизация канала…
– Пять секунд, канал стабильный. Мелкие флуктуации в пределах нормы.
– Тридцать секунд. Канал стабильный. Параметры зафиксированы!
– Открываем!
Замерцала фиолетовым рамка – и отворилась в голубой простор. Заревел воздух, устремляясь наружу.
– Отбой! – рявкнул я.
Рамка погасла, и я выдохнул.
– Вы не учли кривизну земной поверхности и открыли канал на высоте! – сказал я сердито. – Километров пять, наверное… Было бы выше, нас бы выдуло отсюда!
– Не рассчитали маненько, – смутился Николай. – Зато параметры какие! Точка выхода в этом времени может смещаться в радиусе шестисот километров!
– Ага… – прикинул я по карте. – Значит, до Оки точно дотянемся! Отлично…
– Канал стабильный. Высота – два! Я имею в виду – два метра.
– Открываем!
Портал распахнулся в лесу, перепугав парочку лисят.
– Выше!
Лес за рамкой промелькнул, ухая вниз. Впереди заблестела лента реки.
– Туда!
Река приблизилась рывком, потом Мишка плавно, медленно-медленно углубил штифт настройки, и рамка «опустилась» на травянистый берег.
– Ока! – сказал Николай. – Памятные места… Тут в будущем Пущино-Приокский заповедник создадут. Если спуститься ниже по течению, там впадает Москва-река…
– Вот она-то нам и нужна, там и стоит Нерская крепость, где дед… Ладно, закрывайте и сохраните в памяти. Ну пока, скоро в поход. Постараюсь побыстрее…
– Игорь! – замялся Миха. – А можно я вместо Яшки? Давно в Киеве не был… А Яшка все равно не сможет.
– Чего это?
– А по семейным обстоятельствам!
– О, господи… – вздохнул я. – Тогда готовься, отплываем третьего мая.
– Третьего травня!
– Коль, а ты тогда напомни Яшке про наш план, про посудину…
– Напомню, напомню! – пообещал Коля. – Вправлю мозги этому бизнесмену!
* * *
Третьего мая ранним утром от пристани городищенской отчаливали сотни скедий, ушкуев и стругов.
Я перецеловал своих женушек, и они еще долго махали мне платочками, теряясь в толпе таких же боевых подруг. Марина стояла наособицу, но пару раз махнула и она.
Я подумал было, что она обиделась на нас за то, что мы не сразу, бросив все дела, кинулись спасать ее «Антона».
Почему так, см. выше.
Но все же, как бы мне противно ни было, я оставался верен первоначальному решению – поход прежде всего. Становлюсь политиком – между спасением одного человека и помощью тысячам и тьмам, выбираю второе. Что я при этом думаю и как себя обзываю – уже мое личное дело…
Хотя, с другой-то стороны, это еще и сильнейшая мотивация – я кровно заинтересован в скорейшем окончании войны за киевский престол. Но все равно противно…
Моя тысяча занимала место в середине огромного каравана, но вскоре бермудский парус показал свои преимущества.
При попутном ветре прямой был неплох и хорошо разгонял лодейки, но ныне дуло с востока, и тут уж все козыри были у моих отроков.
Так что первыми к Ловати вышли мы. Я шел на первой скедии вместе с Мишкой, Малом, Воистом, Рулавом и Лютом из моего десятка. Остальные, с кем мы еще хазар воевали, служили в других сотнях.
Ильмень – местные называли его Ильмерь – встретил флот спокойной волнишкой. Ветер задувал еле-еле, но тутошний народ относился к скорости перемещения иначе, чем в моем родном столетии. Здесь не досадовали на долгое время, проведенное в пути, поскольку не считали его потерянным.
Какая разница, прибыл ты или еще в дороге? Главное, что живой. А человек же не прекращает жить, если отправляется из пункта А в пункт Б. Это только мои современники постоянно торопятся, готовятся к жизни – вот сейчас отучимся, поступим на работу, сделаем карьеру, выплатим кредиты… и начнем жить! Ну еще немножечко подождем – на пенсию выйдем, внуков отучим, и вот тогда… А тогда – гроб с музыкой.
И что с того, что здешние живут меньше, чем в будущем? Зато они живут полно и полностью, не деля житие свое на «до» и «после». И в сумме получается больше, чем у будущих торопыг.
Бесплатный совет, посторонние: не спешите жить!
* * *
Близ устья Ловати маяков не стояло, зато имелась маленькая крепостца. Вот на нее-то и держал курс Воист, сидевший за кормщика на «флагманской» скедии под названием «Лембой».
Мишка правду говорил – Ловать в этом времени куда полноводней. Но даже повышенный уровень воды не покрывал пороги.
Толпа мужиков-бечевников уже ждала нас – мигом закрепив свои канаты, они потянули скедии и ушкуи по узким копанкам, минуя бурлившие гряды.
Берег то приближался, то отдалялся, стелясь полого и топко или задирая обрывы. Могучие дубы и липы в обхват, высоченные сосны частенько нагоняли тень на воды Ловати.
Чем ближе к истоку, тем сильнее мелела река. Шли на веслах до водораздельного болота Волочинский Мох. Здесь волоковые мужики проделали большую копань, тянувшуюся две версты, соединяя в общий канал глубокие верховые ручьи и цепь водянистых «окон» в топях.
По обе стороны копани лежали бревенчатые гати, по которым бодро шагали воловьи упряжки, тянувшие сразу по два-три корабля.
Бояре дивились «бешеной» скорости, с которой флотилия проходила волоки – десять верст одолели часа за два и вошли в озеро Ужаны. Оттуда – в озеро Узмень. Потом скедии, ушкуи и струги чередой проследовали в озеро Усвят и по реке Усвяче вышли на простор Западной Двины, которую здесь именовали просто Двиной, а то и вовсе Диной.
Но долго любоваться просторами не пришлось – свернули в речку Касплю, неширокую и полноводную. Она-то и вывела корабли к последнему волоку – Касплинскому.
Начинался волок недалеко от берега – прямо из воды, клонясь, выходили два толстых бревна, истертые бортами.
Волоковые мужики бегом зацепили канатами княжескую скедию «Рарог» и навалились на рукоятки громадного ворота. Скрипя деревом по дереву, скедия въехала на ходовые бревна, умещая киль между ними. Команде оставалось только идти рядом с кораблем, да поддерживать его, чтобы тот не накренился.
А более мелкие ушкуи вытягивали из воды по соседству да затаскивали на громадные колы. Четверки волов было достаточно, чтобы тащить тяжелую повозку, груженную лодкой.
– Осаживай, осаживай! – покрикивали мужики.
– Шибче, давай!
– Перецепляй канат!
– Стой! Колесо с мостков съехало! Назад!
– Все! Можно!
– Удерживай, ребята!
– Цепляй! Увязал?
– Тянем-потянем!
Мал подбежал ко мне и доложил:
– Товарищ командир! Волок кончится завтра, до вечера нам его не пройти. Князь приказал до вечера располагаться лагерем. Утром пройдем Катынью на Днепр!
Я кивнул.
– Передай всем, чтобы готовились. Частокол вокруг лагеря мастерить не будем, заночуем в волоковой деревне, там выставим шатры.
– Есть!
Мал убежал, а я вздохнул. Широка страна моя родная…
За день-другой не одолеешь. Зато много в ней лесов, полей и рек!
