Глава 33

Как ни странно, из европейских держав первой откликнулась на сенсационную новость австрийская монархия. Ее источники большей частью находились в Санкт-Петербурге. До столицы Российской империи новости доходили хоть и не мгновенно, но достаточно быстро. У многих высших сановников Российской империи разгром мощной эскадры силами всего двух кораблей вызвал, самое меньшее, оторопь. И она отозвалась действиями в Вене.

Австрийский министр иностранных дел Буоль не вызвал российского посланника князя Горчакова в свое министерство. Как можно! Это была наилюбезнейшая просьба прибыть ради консультаций.

Беседу господин министр вел в самых дружественных тонах. Он многословно уверял, что конфронтация между двумя несомненно родственными (по духу) монархиями равно невыгодна им обеим, и что он, Буоль, готов в приватной беседе обсудить вопрос о вещественных мероприятиях, направленных на снижение напряженности.

Горчаков, в свою очередь, был лучезарен в мимике и речах. Правда, он не получил инструкций от Певческого моста, но факты в его распоряжении были. Кроме того, князь был отменным дипломатом. В ответном слове он подтвердил, что, конечно же, согласен с мнением австрийского коллеги о недопустимости военного конфликта, что Россия мечтает лишь о мире на своих южных рубежах и что Турция, без сомнения, займет более дружественную позицию по отношению к Российской империи, в частности, в вопросе о проходе боевых кораблей через Босфор и Дарданеллы.

Буоль продолжал улыбаться, но намек он понял, и внутри у австрийского верховного дипломата поселился громадный кусок льда. Австрия имела выход к Средиземному морю. Среди починенных министра нашелся человек, который поведал начальству о не очень-то потаенном смысле названия «Морской дракон» — эта рыбка в тамошних водах водилась. Достойный своего названия смертельно ядовитый русский корабль, пройдя сквозь турецкие (пока что) проливы, мог без особых затрат времени дойти до Триеста. Во всем австрийском правительстве вряд ли нашелся бы чиновник, оценивающий возможности австрийского флота выше, чем французского, не говоря уж об английском. А ведь в сражении при Кинбурне принимал участие еще один корабль Российского императорского флота, пусть не такой быстрый, но вооруженный не хуже. Прорыв этой грозной парочки в Адриатику означал бы быстрый и бесславный конец Австрии как морской державы.

Буоль чуть ли не клятвенно пообещал употребить все свое влияние, чтобы все возможные препоны для установления истинно дружественных отношений между двумя великими европейскими державами были в самом ближайшем времени устранены. Горчаков, как легко догадаться, заверил в ответ, что не сомневался и не сомневается в именно таких настроениях австрийского монарха и его правительства.

Кардинально иные настроения воцарились в Лондоне и Париже.

Генри Темпль, виконт Пальмерстон, только что сменивший на посту премьер-министра Джорджа Гамильтона-Гордона, графа Абердина, мог выражать и испытывать какие угодно чувства относительно России. Однако британские премьеры в своей деятельности обязаны руководствоваться не только ими и даже не столько ими. Для принятия взвешенного решения нужны были факты. Последовал вызов на ковер нужного человека.

Cэр Джеймс Роберт Джордж Грэхем, баронет, Первый лорд Адмиралтейства, был прямолинеен, как фок-мачта любого линкора Его Величества. Он поведал, пусть и не в деталях, результаты боя всего лишь двух российских кораблей с эскадрой из пятнадцати вымпелов. Закончил же он пассажем:

— Королевский флот на этот раз отделался куда дешевле, чем французский, при том, что наша разведка совершенно неудовлетворительно действовала в течение всей Восточной кампании. Их людям надлежит реабилитироваться. Мы должны любой ценой получить сведения об этих кораблях. Без таковых сведений любое действие против российского флота будет чистой авантюрой с большими шансами на провал.

Пилюля была горькой. Королевский флот (редчайший случай!) чуть ли не в открытую заявлял, что даже при численном преимуществе не полезет очертя голову в драку. Потери, понесенные в Восточную войну, и без того оказались более чем значительны.

Дальнейшие действия премьер-министра были вполне очевидными. Большому конгрессу, лучше в европейской столице, предстояло самым тщательным образом (то есть очень долго) обсуждать сложившееся положение, дабы привести бывших противников к согласию. За это время британская разведка должна раздобыть все необходимое для того, чтобы воспроизвести, а еще лучше превзойти достижения русских в кораблестроении и артиллерии. Если, конечно, эти новшества дело именно русских рук и умов, в чем виконт Пальмерстон сильно сомневался.

И, конечно, надо было устроить серию статей в солидных газетах. Англия не проиграла — ни боже мой! — она всего лишь свела партию вничью. А это совсем другое дело.

Франция была настроена куда менее умеренно. Оплеуха корпусу инженеров-кораблестроителей оказалась звонкой. Корабли, сконструированные по последнему слову техники и предполагавшиеся неуязвимыми, на поверку оказались плавучими мишенями. Хуже того: и цели этой войны не были достигнуты. Россия не потерпела поражения ни в одном пункте соприкосновения с флотом союзников. Армия была фактически сброшена в море. В газетных обзорах преобладали не самые вегетарианские ноты.

Результаты военных действий повлекли за собой обширные кадровые перестановки. Вылетел в отставку адмирал Брюи. Начальственный гнев метлой прошелся и по менее высоким чинам. А потом французский император Наполеон III с подачи министерства иностранных дел предложил через французского посланника в русской столице обширный конгресс всех глав правительств. Разумеется, в Париже. Результатом конгресса должен был стать всеобъемлющий договор о мироустройстве юга Европы.

Начавшееся обучение хорунжего Неболтая магии получило неожиданное направление.

Таррот, выслушав последние новости от Тифора, неожиданно предложил:

— Тифор, почему бы сударю хорунжему не обучаться практической магии по-драконьи?

Магистр-универсал имел самое туманное понятие о системе магического образования у крылатых и уж точно не знал деталей, а потому ответил самым определенным образом:

— О?

— Ну да. В ваших университетах наверняка знают, что драконы природно способны к одному из видов стихийной магии, а также телемагии; в отношении же всех других видов ранее полагалось, что у представителей моей расы таковых способностей вообще нет. Тем не менее возможность обучения драконов (даже не универсалов) чуждой магии существует. При этом ученики начинают с того, что изменяют потоки в кристаллах. Это намного легче дается. Вот тебе пример…

Тифор не был многоопытным наставником, хотя учеников имел (двоих, в соответствии с правилами). Он сразу ухватил суть метода. Никому из людей такое бы и в голову не пришло. Консервативные человеческие методы обучения предписывали для начала работать только на собственной силе. Традиции, чтоб их. Магистр-универсал мгновенно прикинул возможности магов из группы.

— Твоя идея просто замечательна, — грубо польстил человек.

Медночешуйчатый не поддался искушению:

— Это придумал не я. Такой подход предложил сам Пятнистый дракон. Методу уже больше пяти тысяч лет.

— Пусть так. Удивительно, что наши университетские преподаватели не знают о нем, хотя, возможно, они и не спрашивали. Но с землянином случай особый. У него чрезвычайно мало времени. Будь моя воля, я бы подготовил его к экзаменам за первый курс.

— Я бы с охотой помог в этом деле, но мне надо знать, какие именно требования предъявляют к экзаменуемым.

— Пожалуй, я смогу раздобыть для тебя материалы.

— Мария Захаровна, есть новость, которая некоторым родом вас касается.

Именно этими словами приветствовал выздоравливающий Семаков своего лечащего врача.

Разумеется, Мариэла выразила голосом лишь доброжелательную вежливость:

— Расскажите, коль не в труд, Владимир Николаевич.

— Меня вызывают в Санкт-Петербург, в столицу. Да не просто так, а с фельдъегерем. Очень срочно.

— Иначе говоря, эта поездка по служебным делам?

— Именно так.

— Сколько же она продлится?

— Туда-то доберусь быстро: если с фельдъегерем, то это шесть дней. А вот обратно на почтовых, это будет месяц с лишком.

Тут же офицеру пришлось рассказать о фельдъегерской службе.

Мариэла чуть задумалась. Разумеется, даже шести дней конструкты на переломанных ребрах не выдержат. Что же делать?

После непродолжительного, но тяжелого молчания магистр магии жизни стала излагать варианты.

— Первое, что я могу сделать — вообще ничего не делать. Ребра срастутся сами по себе, но тут риск… сама такое не видела, но слышала от наставницы: воспаление может пойти. Впрочем, это маловероятно, тут я уже приняла меры. Второй вариант: отложить поездку. Третий… есть обходной путь, в одной диссертация его нашла. Если кратко: я накладываю вместо полноценного конструкта на кость лишь уменьшенный… сказать проще, лишь тонкий наружный слой костной ткани нарастет моими усилиями, а остальное будет наращиваться уже естественным путем и потому долго. Ваш случай простой, поэтому месяц сроку на лечение. Насколько мне известно, у нас так никто не делал, но я… э-э-э… применив все знания и возможности…

— Согласен на третий! — перебил пациент.

— Будь по-вашему. Но места переломов беречь усиленно! Я дам вам список того, чего надо стеречься.

— Заранее благодарен, Мария Захаровна. Тогда отбываю завтра, как раз фельдегерь уезжает.

Молодая женщина казалась заметно смущенной. На ее щеках румянец загустел более обыкновенного.

— Прошу у вас прощения, что этак вышло. Такой поворот, надо вам знать, считается недостойным мага жизни. Мы обязаны вплоть до полного выздоровления…

— Мария Захаровна, так ведь не по вашей вине!

— Ладно уж. А еще я хотела вас пригласить на свою свадьбу.

— Так я поздравляю вас заранее и Тихона тоже. Извините, не озаботился свадебным подарком.

— Так вы и не должны. Насколько я знаю российские обычаи, кто не попал на событие, тот не дарит.

— Я бы подарил, поверьте, — и с этими словами офицер поцеловал ручку дамы. Та закраснелась еще более.

Уже выходя из дверей палаты, Мариэла подумала, что есть возможность опробовать метод на еще одном пациенте, и велела доверенному охраннику разыскать бывшего пациента Семирылова и сказать ему, что, дескать, госпожа доктор теперь может заняться его ногой.

Надо отметить, что по текущему состоянию пострадавшей конечности любой лекарь списал бы солдата Семирылова вчистую. Но не Пирогов. По осмотре раненого хирург постановил: больной должен выздороветь, особенно если госпожа Марья Захаровна выберет время заняться этим делом лично. И этот момент настал.

Солдат был, самое меньшее, сверхпочтителен, а то и подобострастен. Он имел к тому веские причины.

Госпожа доктор была вежлива, но тверда.

— Пациент Семирылов, я дам вам последнюю возможность выздороветь. Сейчас я сделаю так, чтобы ваша перебитая кость стала нормального размера и формы. Но при этом она будет очень хрупкой. И так будет целый месяц. Повторяю, месяц вам предстоит не расставаться с костылями. После этого вы сможете нормально ходить. Правда, на первых порах вам будет это трудно делать, но тут все будет зависеть от вас. Николай Иванович назначит вам упражнения на разработку. Что же касается мягких тканей, то для них дело пойдет веселее, восстановятся в три дня. Но!

Солдат Семирылов никогда не бывал в зверинцах. Не читал он занимательные книжки с картинками о дальних жарких странах. Поэтому он никак не мог сравнить улыбку молодой женщины с крокодильим оскалом — сроду он не видывал крокодила живьем. Для более эрудированных такое сравнение напрашивалось.

— Это лечение — ваш последний шанс. Если вы разобьете молодую кость — больше не возьмусь за работу. И не только потому, что не хочу работать впустую. Весьма возможно, я вскоре уеду из России. А сейчас…

Закончив непонятные движения пальцами, Мария Захаровна удалилась, бросив на ходу:

— Завтра вечером я повторю лечение.

Внутренне госпожа магистр была довольна собой. Дурак получил шанс: по всем признакам, в течение месяца кость должна была восстановиться.

И тут Семирылов по-настоящему испугался: он случайно повернулся и увидел лицо соседа по палате, немолодого унтера Винникова.

— Свят-свят-свят, Иисусе всемилостивый, спаси и сохрани. Чем же ты так прогневал Марью Захаровну? — шептал одними губами сосед.

— Да я и слова поперек не вымолвил, — только и смог пролепетать незадачливый солдат.

— Ко мне боле не подходи. Неровен час, за твои грехи и мне отсыплется.

Об истории с солдатом, осмелившимся нарушить предписания, унтер слышал, но без подробностей. А фамилия ее главного героя большей частью осталась неизвестной для выздоравливающих.

О событии через четверть часа знала вся палата. Ее обитатели дружно сошлись во мнении: чтоб довести милостивую госпожу доктора до такой ярости, нужно было натворить нечто совсем уж из ряда вон выходящее. А отдельные голоса напомнили, что без вины Марья Захаровна еще никого и никогда не наказала.

— Вижу я их! Вижу эти цветные полосы! На всю толщину!

— Похвально. А теперь зацепи их как будто кончиком когтя… то есть пальца… смещение очень малое, десятая дюйма.

Диалог в пещере дракона шел, разумеется, на маэрском — и не потому, что наставнику так было удобнее, а потому, что Неболтай должен был заранее привыкнуть к способу обучения.

— Даю… совсем немножечко…

— Можно еще чуть. А теперь этот поток может поджечь… ну, что хочешь. Вот, например, этот листок.

И Таррот выдернул горючий материал из своей подстилки.

— Пробуй.

— О! Горит!

— Весьма похвально.

Нельзя сказать, чтобы дракон вообще был щедр на похвалу. Просто у него имелся опыт обучения дракончиков (да и тот небольшой), и универсалов среди них не было. С людьми же опыта не было никакого. Между тем универсал-человек, как правило, изначально превосходил коллегу-дракона в магической силе, если речь не шла о той специализации, к которой чешуйчатый был заведомо способен. К тому же Таррот прекрасно помнил свои первые шаги в части управления потоками.

К концу занятия казак смог самостоятельно, без всякого кристалла, поджечь табак в чубуке. Наставник похвалил, но велел попросить Мариэлу зайти в пещеру. Не дожидаясь вопросов, Таррот объяснил: он-де опасается довести ученика до истощения. Со ссылкой на ту же причину казак получил строгий приказ: вплоть до получения особого разрешения ни в коем случае не практиковать магию самостоятельно. Сверх того, дракон хотел, чтобы Мариэла поделилась преподавательским опытом.

По приходе в съемный домик Неболтай не преминул похвастаться своим успехом в практической магии невесте. Та, в свою очередь превознесла достижения нареченного, но после этого заметила вроде как между прочим:

— Хорошо бы мне поговорить с Тарротом.

Неболтай уверил, что наставник хотел именно этого.

Дом в Константинополе был обставлен, по английским понятиям, достойно. Турок счел бы обстановку аскетичной. В гостиной разговаривали двое. Хозяин дома был светловолосым голубоглазым европейцем; во всяком случае, одежда его не выделялась бы ни в Лондоне, ни в Берлине. Другой носил наряд, вызывающий ассоциацию с Турцией. Разумеется, речь не шла о феске (хотя этот человек пришел в дом именно при ней), но и костюм, и обувь были оттоманского происхождения; впрочем, это заметил бы лишь внимательный наблюдатель. Стоит упомянуть, что турок, будучи темным шатеном, отличался почти такими же голубыми глазами, как и европеец. Вполне возможно, он был выходцем из Северного Кавказа.

— Роберт-эфенди, почтительнейше отмечаю, что попытка силового захвата выглядит сомнительной, коль скоро речь идет об этих иностранцах. У нас уже был опыт: пятеро джигитов не справились с одной женщиной. Точнее сказать, двоих она пристрелила, еще двое были взяты под стражу полицией, пятому посчастливилось удрать. Вот если бы вы приказали убить…

— Нет, — твердо возразил хозяин дома, — трупы разговаривать не могут. Нам же нужны сведения. Полагаю, что русские офицеры не смогут их дать в нужном объеме. Они лишь используют механизмы, не создают их. Тогда…

Тот, кого назвали Роберт, чуть замедлил речь. Само собой разумеется, его не прерывали.

— …тогда ваша задача вот какая: наладить слежение за предметами, проносимыми на этот корабль. Любыми. Уголь, дрова, продовольствие, бочки с любым содержимым — короче, все. Неплохо бы знать систему охраны. И выжидать благоприятного случая. Средства на все ваши действия получите в том же отделении банка, что и раньше. Доклады жду каждую неделю. Идите, Мухаммад.

Турок почтительно поклонился, уверил хозяина в совершеннейшей преданности и исполнительности, после чего удалился.

Хозяин дома на самом деле не был от рождения ни Робертом, ни эфенди. Во-первых, крещен он был Дугласом, во-вторых, к его имени полагалась приставка «сэр». Но в Константинополе об этом знали лишь те, кому положено. Родом занятий этого респектабельного господина была разведка. Правды ради добавим, что и в отношении турка ситуация была сходной: имя Мухаммад тоже не совпадало с тем, которым звала его мать. По удивительному совпадению, в его обязанности также входило выведывание чужих секретов.

По уходе велеречивого турка хозяин первым делом раскурил недурную, хотя и не первоклассную сигару. Пепел трижды упал с ее кончика прежде, чем курильщик пришел к решению.

Да, на турок надежды мало. Но есть и другие способы получения информации. Нужные контакты найдутся в Санкт-Петербурге. Там имеется Английский клуб, а в него ходят весьма высокопоставленные господа со свободно подвешенными языками. Это будет едва ли не более быстрый способ добыть сведения о новейшей русской разработке — даже если она и не русская. Осталось лишь отослать бумагу… нет, не с поручением, это было бы неосторожно — всего лишь с невинным пожеланием доброго здоровья и с расспросами относительно родственников и знакомых нужному человеку.

Днем перед отъездом Семаков собрал у себя на квартире весь офицерский состав «Морского дракона». Хотя на столе красовалась бутылка рома, а также все, что к нему полагалось, господин капитан второго ранга был почти полностью официален.

Первым делом он объяснил товарищам, что уезжает в столицу по распоряжению «оттуда» (палец указал в зенит). Потом последовали распоряжения.

— я исхожу из худшего, господа. Нам ясно дали понять, что пришельцы используют любую возможность, дабы покинуть наш мир. Не важно, сделают ли они это самостоятельно или с помощью извне. В любом случае нет никаких оснований полагать, что в дальнейшем иномиряне охотно будут использовать алмазы лишь для того, чтобы заслать сюда людей. Если я правильно понял, это слишком дорого. Малый портал — дело другое, до сих пор он действовал безукоризненно. По сим причинам в мое отсутствие вам предстоит непростая работа.

Во взглядах подчиненных удивления не читалось.

Командир продолжал:

— Не удивлюсь, если за это время наши гости отбудут восвояси. Поэтому…

Многозначительная пауза — абсолютно лишняя, слушатели и без того были предельно внимательными.

— …вам, Михаил Григорьевич, надобно выяснить подробнейшим образом: сколько еще продержатся наши движки, нельзя ли их подновить или заменить лишь нашими силами, без участия гостей, и если да, то что для этого надо сделать. То же и к «Гладкой воде» и к механизму связи, и…

— Сварка также, — подсказал Мешков.

— Да, и сварка. А на вас, Иван Андреевич, возложу все вопросы по вооружению. И не только по гранатометам. Для нас как бы не важнее гранаты. Думаю, что чугун наши литейщики уж как-нибудь спроворят, а вот их начинка… Но этим список не исчерпывается. Еще картечницы, винтовки, пистолеты. С пулями, осмелюсь предположить, проблемы большой не будет, однако ж кристаллы, будь они неладны…

— Еще кристаллы защиты, — подсказал Шёберг.

— Истину глаголете, Иван Андреевич, и этот вопрос также будет за вами. Хотя… нет, не так. Вы, Михаил Григорьевич, спросите о защите для всего, что в вашей ответственности, а вы, Иван Андреевич, то же самое спросите по своей части. И вообще, господа, держите уши открытыми… Вот вроде и все.

— Не все, Владимир Николаевич.

— Что еще?

— Мариэла с Тихоном обжениться намерены. Уболтал он ее, выходит; даром, что фамилия неподходящая…

Офицеры дружно рассмеялись.

— …и намерен он туда отбыть с нею. Учиться желает, я сам слышал. Вроде как через десять дней, на Михайлов то есть, играть намерены.

— Ну, я-то не успею всяко.

— Только что дарить?

Потока идей не было. Даже ручеек не наблюдался. Некоторое время за столом висело молчание, потом Мешков осторожно начал:

— Господа, а если подойти к подарку с обратной стороны… имею в виду, решить прежде, чего дарить НЕ надо — каково?

— Известно, что не надо: часов.

— А ведь верно, Иван Андреевич, время-то у них по-иному измеряют. Вот что значит опытный штурман!

Похвала была всего лишь наполовину серьезной. Шёберг ответил полушуточным поклоном.

— Есть идея. Слыхал я, что у них фарфора нет или он очень редок.

— Чай они или там кофе пьют?

— Очень даже. Достоверно знаю.

— Шесть чашек, шесть блюдечек…

— …и кувшинчик для сливок, меня из такого кузина потчевала…

— Полный чайный или кофейный сервиз Императорского фарфорового завода дорогонько встанет…

— Нет нужды. Все вами перечисленное видал я в продаже. Если шесть кофейных пар, да тот кувшинчик, то их уступят подешевле, всего пойдет за четвертную, а то и поменее.

— Хорошая мысль, господа. Я тоже хочу участвовать. Вот моя доля.

— А это моя.

— А это от меня.

На стол легли ассигнации.

— Михаил Григорьевич, тут вам только справиться. Вы человек семейный…

— Сделаю, господа, не извольте беспокоиться.

Семаков повернулся к секретеру, извлек лист бумаги, чернильницу и перо. Написав несколько строк, он помахал посланием в воздухе, дабы просушить чернила, и заявил:

— Вот, господа. Это от меня лично. Зачитаете на свадьбе. Еще по маленькой?

Видимо, благородный немецкий напиток просветлил мозги моряков, поскольку Шёберг задал невинный (казалось бы) вопрос:

— Владимир Николаевич, а когда вы обратно?

— Я рассчитывал, что через полтора месяца буду. Но ручательства, сами понимаете, не дам.

— А что, если высокому начальству понадобятся именно те сведения, которые нам с Михал Григоричем только-только предстоит собрать?

Протрезветь Семаков никак не мог. Он и до этого был трезвым.

— Твою ж через планширь да румпелем…

— Собрать сведения и переслать телеграфом для скорости…

— Исключено, — капитан второго ранга стал думать как разведчик и контрразведчик, — возможен перехват сообщения.

— А письмо…

— …идет медленно. Только если фельдъегерем…

— …лишь с разрешения самого государя или…

— …а чего голову ломать: пускай начальство и решает…

— Есть идея, господа: сегодня же вечером расспросить…

— А ну как им считать понадобится? Не успеют…

— Да хоть приблизительно, и то будет что представить…

— Принято!

— Ну теперь-то можно еще по три капельки?

— Иван Андреевич, проверьте, коль не в труд.

— Вот сколько осталось…

— Так и прекрасно! Бутылку сию приказываю прикончить!

На этой жестокой ноте совещание завершилось.