Глава 29

Командир пароходофрегата «Одесса» лейтенант Альбрандт имел причины для гордости за себя и свою команду: он вышел из Севастопольской бухты первым, опередив аж на целых четверть часа пароходофрегат «Крым» под командованием капитан-лейтенанта Усова. Задание у обоих капитанов было четким: разведка.

Вышли, разумеется, на парусах, но уже через час давление пара поднялось до нормы. Огромные колеса завертелись. Гулко шлепая плицами, «Одесса» шла почти в фордевинд со скоростью девять узлов: бриз силой не более двух баллов мог наполнить паруса, но, конечно, не способствовал достижению полной скорости.

Альбранд мимолетно оглянулся на корму. До «Крыма» было не более трех миль; он тоже дымил трубой, выжимая из машины все возможное.

И тут в дело вмешался третий корабль.

Не стоит сомневаться, что оба капитана славных пароходофрегатов в тот момент отчаянно завидовали. «Херсонес» явно шел полным ходом.

— Бьюсь о заклад: выдает все семнадцать узлов, — сказал очень тихо старший помощник.

— Не приму пари, не ждите, — отозвался командир.

— Флажный сигнал, ваше благородие, — выкрикнул сигнальщик с грот-марса. — «Иду на Кинбурн, следуйте за мной».

— Накрылась наша разведка, — пробурчал Альбрандт. Уточнять, чем именно накрылась разведка, он не стал, справедливо полагаясь на догадливость старпома. Вместо этого прозвучала команда:

— Держать на вест!

Через час «Херсонес» превратился в пятнышко на темном горизонте. А еще через полчаса его и след простыл.

— «Морской дракон» за кормой! — заголосил сигнальщик еще через два часа. Ему не нужно было напрягать зрение: на фоне светлеющего неба корабль Семакова было легко разглядеть.

Офицеры глянули и обменялись мнениями:

— Да уж, его ни с чем не спутаешь. Эка летит над волнами!

— Двадцать пять узлов, когда не больше.

— Обгонит и «Херсонес», минут сорок ему на это.

Надобно заметить, что Семаков оказался единственным из командиров, команда которого не была в полном сборе. Он, конечно же, сразу послал за лейтенантом Мешковым, а заодно изловил раннего посетителя причала и отрядил его в качестве гонца к Мариэле, вручив для передачи кожаный футляр. Шестилетний порученец получил за это неслыханно щедрое вознаграждение в размере пятака.

Нетрудно догадаться, что «Морской дракон» вышел из всех четырех кораблей последним. Командир злился от этого на весь мир, но в первую очередь на себя самого.

До Кинбурнской крепости было двести миль.

Гонец проявил наивысшую добросовестность: заявился на дом к госпоже доктору, узнал, что она уже направилась в госпиталь, доскакал до главного входа. Там его остановили бдительные охранники, которым было заявлено, что, дескать, письмо надо доставить госпоже Марье Захаровне. Охранник вручил футляр лично, а Мариэла, в свою очередь, дала копейку для передачи гонцу.

Читать с утра личное письмо, даже от наставницы, было, понятно, некогда. Футляр так и лежал на столе, дожидаясь адресата, вплоть до обеденного перерыва. Мариэла не боялась, что содержание станет известно недружественному глазу — главным образом, потому, что на тот момент единственным человеком в Севастополе, способным читать по-маэрски, был хорунжий Неболтай (своя команда, разумеется, в счет не шла). А уж он был настроен исключительно дружественно.

Весьма почтенная прочитала письмо, нахмурилась, еще раз перечитала строки, написанные не особо аккуратным почерком наставницы. Письмо было личным, но затрагивало интересы всей группы и Тихона впридачу. Мариэла плотно сжала губы и в третий раз прочитала отдельные места. Ей стало ясно, что как раз Неболтай до поры не должен знать о содержании послания. И тонкая рука дослала письмо в футляр, убрала его в ящик стола и дважды повернула ключ в замке.

— Михаил Григорьевич, собери команду на палубе и расскажи, куда идем и на что. Потом прикажи всем, кто не на вахте, отдыхать. Прислуге картечницы потом поставь задачу.

— Слушаюсь.

Прозвучало чрезмерно официально, но командиру было решительно некогда думать на эту тему.

Команда выстроилась на палубе. Фрол пристроился к левому флангу: он был небольшого роста и строй не портил.

— Вот что братцы: дело предстоит непростое. Мы идем на Кинбурн, а там нас ждет бой с эскадрой в пятнадцать вымпелов, в которой будет не менее трех пароходофрегатов и три броненосца. Они готовятся уничтожить Кинбурнскую крепость. Наша задача: этому помешать… Кроев!

— Я!

— Я вижу, ты хотел спросить. Задавай свой вопрос.

— Ваше благородие, а что такое броненосец?

— Винтовой пароход, закованный в броню. Парусов, может, вообще не несет. Обшит стальными листами с бортов по пяти дюймов… ну, вот такой толщины, — Мешков показал ладонями, — палубная броня потоньше. Вот такая.

Кроев выразил опасливое и нецензурное мнение о подобной защите.

— Да еще шестнадцать пятидесятифунтовых орудий, — продолжил Мешков, — и еще сколько-то поменьше. Но нам и тяжелых хватит. Вот почему задача такая: сейчас отдыхать, а в бою будем действовать наскоками, чтоб не попасть под ядра с бомбами и дать отдохнуть подносчикам. Наши гранаты могут задать жару, будьте благонадежны! Еще вопросы? Неболтай, Пятаков, Оглоблин — остаться, остальным р-р-разойтись!

Казачок, в отличие от матросов, догадался, зачем он зван, но сохранил непроницаемую физиономию.

— Приписной Неболтай, ваша первая задача: обучить заряжающих набивке лент пулями. Вторая: если придется бить по пароходу, то целиться по верхней части колеса. Там колеса сверху укрыты кожухом из тонкого железа, его ваши пули пробьют без труда. Разбить одно колесо — корабль, считай, вдвое потеряет в боевой силе. Если парусник… слушать команду, конечно, а без нее лучше бить по мостику. Оставь корабль без офицеров — сами понимаете, что будет. Но броненосцы не трогать, эти пули бортовую броню не возьмут.

Князь нарочно обращался на «вы» из желания подчеркнуть авторитет.

— Так точно, понятно! — от волнения Фрол ответил чуть невпопад, но Мешков сделал вид, что не заметил этого. — Разрешите предложить?

Сказано было совершенно не по уставу, но начарт опять пропустил нарушение мимо ушей.

— Предлагайте.

— Пускай ребята набивают пули в трюме, а еще один человек передает готовые ленты на палубу через люк. Чтобы на всякий случай. Я-то лежу за скорострелкой…

Не было сказано вслух, что лежа набивать ленту трудно, если вообще возможно, а сидящий подвергается намного большей опасности при обстреле.

На губах у Мешкова мелькнула тень одобрительной улыбки, но казачок ее углядел.

— Изрядно замечено, приписной. Так и сделаем. И последнее: как весь запас пуль расстреляете, немедленно в трюм, будете помогать подавать гранаты. Все ясно?

— Так точно!!!

На этот раз устав был соблюден.

Хорунжий действовал расчетливо.

Он, зная, что целых два корабля идут на опасное дело, предположил, что те вернутся с известным количеством раненых, то есть у Мариэлы прибавится работы. Но сейчас, в условиях затишья, на ней лежало только поддержание конструктов, и это не отнимало много времени и сил.

Неболтай приоделся в самый лучший наряд, выстиранный и выглаженный. Блеск начищенных сапог прямо слепил, тем более, что летнее солнце светило по-летнему. По его мнению, задача была трудной, но выполнимой.

Тактическое чутье и умение мгновенно принимать верное решение не подвели. Казак увидел, насколько сердечна была улыбка Мариэлы, когда та его заметила. Он не упустил сияющего взгляда серых глаз. И пластун решился сломать план разговора.

— Машенька, милая, выходи за меня! Вот крест: я тебя так любить и нежить буду! А?

Ответ был ожидаемым:

— Тут думать надо. Хорошо думать…

Но продолжение оказалось неожиданным:

— …и думать будем вдвоем. Закрой дверь, коль не в труд.

Молодая женщина заговорила настолько гладко, что Неболтай твердо уверился: она сама уже крепко обдумала предложение.

— Загвоздка не в религии. Я с благочинным Александром говорила уже и креститься согласна…

Казак не смог сдержать радостной улыбки.

— …тут дело в другом. В моей профессии. Ты уж, наверное, сообразил: долго моя защита не продержится. Год, если повезет. И с момента, когда щит угаснет, я кончусь как доктор. Без магии моя ценность… сам знаешь, какова. Другими словами, мне надо перебираться обратно на Маэру. И я очень хотела, чтобы ты был со мной.

Влюбленный с нежностью взял маленькую ручку милой в свою лапищу, но решил ничего не говорить.

— В тебе и есть загвоздка. Даже не знаю: кем бы ты мог стать там, у меня на родине.

Неболтай не выдержал:

— А уже имею мысли. Твой командор говорил, что там имеются… ну, вроде наших пластунов. Я бы мог их обучать.

— Кхм…

— А еще ты сама ведь сказала, что у меня есть способности. Учиться надо будет, ну так упорной работой не напугаешь.

— Все говоришь правильно, но… будет кое-что, не зависящее от нас. Ты ведь захочешь нашими детьми перед родителями похвастаться, верно? А возвращение — на время, понятно — не от нас будет зависеть.

Казак подавился словами. С ответом он собрался не сразу.

— Я бы похвалился и детьми, и женкой тож. А ты так уверена, что дети…

— Тихон, милый, я маг жизни, забыл? Рожу двойню от тебя. Мальчика и девочку. Правда, с ними-то будет… не так просто.

В тот момент слова явно были лишними. Но уши казак использовал вовсю.

— Я получила письмо от наставницы, как раз вчера. Ну, ее мысли о лечении ранений и контузий — это сейчас не ко двору. Но вот что она еще написала. Обычно у магов не бывает детей-магов, это известно. Но наставница отыскала способ. Для этого и отец, и мать должны потерять магические способности и в этом состоянии зачать ребенка. Вот так наставница себе сделала двойнят. А потом, пожалуйста, восстанавливайся. Теперь понимаешь?

Любой разведчик должен уметь думать быстро: это способствует не только успешной карьере, но и выживанию. Неболтай исключением не являлся.

— Унтер-офицер Синяков?

— Он самый. Тифор разработал способ переправки негатора на Маэру. Но даже если Синяков откажется…

— Понял-понял. Машенька, так ты за меня выйдешь?

— А ты сомневался?.. Э, нет, прямо сейчас мы делать детей не будем. Мне еще к этому унтеру зайти надо. А тебе задание: найти для нас двоих жилье. Деньги я дам… вот. О, сюда идут. Да оторвись же ты от меня!

— Марьзахарна, тут матросика привезли, ногу он зашиб пушкою. Николай Иваныч просил поглядеть, кость не треснула ли.

— Иду!

Старший помощник на «Херсонесе» места себе не находил. Он, не решаясь ходить туда-сюда по мостику, топтался с ноги на ногу и время от времени яростно выговаривал судьбе:

— Эх, если бы мачты не срезали, так в фордевинд могли бы узел-другой прибавить. Ведь отстаем же, и еще как!

Командир являл собой полную противоположность нервному старпому: в его речах и движениях не ощущалось ни капли взволнованности. Скорее в них можно было усмотреть флегматичность.

— Да, Степан Леонидович, могли выиграть. Но только на фордевинде, а при менее благоприятном курсе проиграли бы те же два узла. И если учесть, что в бою мачты, не тут будь сказано, сбивают, так и вообще. Прикажите всем, кроме вахтенных, отдыхать, время пока есть.

Приказ есть приказ. Но разговоры в кубрике от этого не прекратились.

— Вот, значит, братцы, прослышал я тут кой-что. Не с пустой головы трюма загрузили энтими гранатами. На драку с броненосцами идем, слышал?

— Как нет, слышали все.

— В броню, они, стал-быть, закованные, с паровой машиной, сами без мачт и парусов.

— Да гранаты возьмут ли, ежели по железу бить? Оно ж не загорится.

— Мыслю, что могут пробить.

— Отчего так мыслишь?

— А оттого, что командиром на «Морском драконе» кап-два Семаков. А евойные ребяты говаривали в кабаке, что он, мол, людей бережет весьма. Вот в скольких сражениях побывал энтот «Дракон» — так ни одного в парусину не закатали. Стал-быть, знает заране, чем энтих в железе пронять можно.

— Вот же бывает!

Паровые машины тех времен не отличались высочайшей надежностью. В частности, при переходе через Черное море потек перепускной клапан на пароходофрегате «Магеллан».

В пакете, подлежащем вскрытию лично командующим эскадрой после выхода из Константинополя, значилось недвусмысленно: «Идти полным ходом на Кинбурн». В военно-морском флоте любой державы приказы принято выполнять. Матросы «Магеллана» были хорошо обучены, а офицеры не привыкли легко сдаваться перед трудностями. Буксир продолжал движение под парусами. Это, разумеется, снизило скорость: теперь у всей эскадры она составляла не более двух с половиной узлов.

Судовые механики на французских кораблях были опыты и умелы, а машины, пусть даже не особо надежные, отличались отменной ремонтопригодностью. Правда, запасного клапана на эскадре не было, зато были все запчасти к нему. На восстановление полного хода понадобилось не более четырех часов работы.

— Надо было бы коку запас кофия перед отходом подкинуть, — с сожалением произнес командир.

— Так в какой спешке выходили, Владимир Николаевич. Даже когда бы и вспомнили — времени на то не было совсем. Вам надо бы отдохнуть перед делом. Ночь была беспокойная, а Иван Андреевич два часа отстоит ходовую. И я тоже выспался. В случае чего разбудим.

Семаков для порядка поворчал, но отправился в свою каюту.

Шёберг, заступив на вахту, повел себя вполне грамотно. Для начала он подозвал сигнальщика. Тот получил не вполне обычный приказ:

— Вот что, братец, тебе не только за горизонтом следить. Также слушай внимательно. Коль услышишь канонаду, немедля дай мне знать. Приказ ясен?

— Так точно, ваше благородие!

— Исполняй. Через час тебя сменят.

Матрос Мягонький отнюдь не был дураком. Он сделал свои выводы. Свои корабли остались далеко за кормой. Значит, любой встреченный — чужой. «Морской дракон» идет в виду берега. И коль скоро целей на море у неприятели не будет, то канонада может быть лишь по причине бомбардировки прибрежных укреплений. И узнал об этом командир в самый последний момент, оттого и спешка с выходом в море. Интересно, на что нацелилась вражья эскадра? Не на Севастополь, понятно. Что-то на весте… Одесса? Николаев? Херсон?

Сам же мичман взял в руки пластинку с синим кристаллом, ткнул на левую букву и мельком глянул на сигнальный огонек. Нет, вблизи никого не было. Пока не было. Но через час команду разбудить и разрешить обед. А еще через час — всем переодеться в чистое.

В этот день генерала Васильчикова снова вызвали на переговоры. На этот раз участвовали как английские, так и французские представители. Дипломатические усилия союзников получили еще одну причину в виде утопленного английского фрегата. В ту ночь на всех кораблях выставили усиленную ночную вахту сигнальщиков. Как и в прошлые разы, доклад был примерно тот же: «оно со свистом прилетело и ударило». Разница состояла лишь в том, что доложился не малограмотный матрос Аткинс, а зоркие и внимательные наблюдатели, в том числе один уоррент-офицер. Вахтенный офицер попытался отыскать в трюме следы снаряда, произведшего столь ужасные разрушения, но вода прибывала очень уж быстро, а на мелкие ледяные осколки, случайно попавшие на стрингера, никто внимания не обратил. Приказ трюмным был: попытаться отыскать железное ядро, потому что больше подобный снаряд было не из чего делать.

Французский представитель первым взял слово. Адмирал Брюа был учтив и глубоко дипломатичен.

— Дорогой князь, мы полностью разделяем ваше мнение о неприкосновенности некомбатантов и, в частности, медицинского персонала. И со своей стороны обещаем, что в дальнейшем инцидентов, подобных недавнему, когда пострадала женщина, оказывавшая помощь раненому, более не произойдет.

— Руководство как Королевского флота, так и британской армии придерживается точно такой же точки зрения, — поддержал адмирал Лайонс.

— Я очень рад, господа, что вы собираетесь проявлять впредь благородство по отношению к некомбатантам. Со своей стороны могу уверить, что и Российский императорский флот, а также армейское руководство согласны с вашим мнением. Но я хотел бы заметить, что предпочитаю словам документы.

— Мы это предвидели, князь, и захватили с собой проекты соответствующих соглашений на французском и английском языках. Соблаговолите ознакомиться и парафировать.

— Однако эти два соглашения будут недействительны без моей подписи. А она не появится, пока не будет предоставлен аутентичный документ на языке третьей стороны. Российской империи.

Представители союзников коротко переглянулись.

Слово взял адмирал Лайонс.

— Мы согласны на это условие, но, в свою очередь, хотели бы пожелать, чтобы наши корабли впредь не подвергались атакам на стоянке. По сведениям, эти атаки предпринимаются в качестве мести за пострадавшую женщину-врача, работающую в российском госпитале. Насколько нам известно, она вполне оправилась от ранения. Следовательно…

Последовала красноречивое обоснование отказа от ужасающих и, несомненно, варварских атак.

Васильчиков слушал тираду с терпением рыбака, ожидающего поклевки особо крупной рыбы.

— Напоминаю вам, адмирал, что господин, топящий ваши корабли, а также корабли ваших французских союзников, не является подданным его императорского величества Николая Павловича. В моих силах лишь передать ему вашу просьбу. Правда, я уверен, что возможности этого мстительного господина ограничены и что в Тулоне и на Мальте ваши корабли будут в совершенной безопасности.

После этого осталось лишь согласовать русский текст и раскланяться.

Сразу же по возвращении к своим адмирал Лайонс издал приказ: готовиться к эвакуации английского экспедиционного корпуса из Крыма независимо от результатов любых действий союзников, в частности, нападения на Кинбурнскую крепость. Эта война стала обходиться слишком дорого.

Адмирал Брюа, наоборот, решил не торопиться с решениями, а подождать результатов действий бронированных плавучих батарей.

Мальчишка был тот же самый. Корзинка была та же самая. И все же охранник твердо заявил:

— Стой здесь, я доложу.

Он не успел этого сделать. Появился адмирал Нахимов, которому разрешили гулять, но никак не далее ворот (Мариэла опасалась, что выздоравливающий адмирал может наткнуться на негатора).

Костя отреагировал должным образом: взял корзинку на сгиб левой руки, а правой отдал честь. По счастью, на нем был сильно поношенный картуз.

— Здравия желаю, ваше высокопревосходительство!

— Ишь ты, — одобрительно улыбнулся адмирал, — маленький, а уставы знаешь.

— Так точно, знаю, ваше высокопревосходительство!

— Родственника, что ль, навещаешь?

Адмирал подбородком указал на тару.

— Никак нет, ваше высокопревосходительство, тут подарок для Марьи Захаровны.

Нахимов даже не успел удивиться. Подошла сама госпожа доктор.

— Здравствуй, Костя.

— Здрасть, Марьзахарна. Принес, как обещал. Вам понравится.

Нахимов был заинтригован, хотя старался этого не показать.

Полотно было приподнято.

— До чего хорош! — чистосердечно восхитилась Мариэла. Зверек был темно-дымчатой масти, лишь на хвосте были едва заметны полоски. Красавец даже по местным меркам.

— Выходит, вы знаете молодого человека?

Вопрос был, конечно, риторическим.

— Ну конечно, Павел Степанович. Я Костю лечила от ранения картечью. В него англичанин стрелял. Да мы все его знаем. Тифор купил у него другого котенка. А еще один господин из наших, — проследовал многозначительный взгляд, — учил Константина считать.

— И выучил? — Нахимов недоверчиво прищурился.

— Так точно!

— Так и быть, разрешаю без чинов. Зови меня по имени-отчеству. Таблицу умножения знаешь?

— А как же!

— Что ж, проверим…

Проверка показала, что малец ничуть не преувеличил. И тут Костя сделал удачный ход:

— Таблица умножения — это что! Меня научили умножать двузначные числа. И делить тоже могу — и все без бумаги. Уж больно она дорогая, — в голосе у мелкого появились извиняющиеся нотки.

Нахимов вошел в азарт:

— А если и это проверю?

— Так запросто, Павел Степанович!

И на этот раз оказалось, что юный знаток арифметики не врал.

Адмирал пришел в восторг:

— Да ты, Константин, чуть ли не быстрее счет ведешь, чем я на бумаге. Вот уж отменный учитель тебе повстречался!

— Вы ошибаетесь, Павел Степанович, это ученик со способностями, — вмешалась Мариэла.

— Вот оно что… Тогда учиться тебе дальше надо.

В первый раз за весь разговор мальчишка явно смутился.

— Так ведь… того… самое это… на учебу денежки надобны… как отец не вернулся с моря, так оно и…

— Не верю, чтоб ничего нельзя было сделать! Не верю-с! — припечатал Нахимов. — Я переговорю тут кое с кем.

Судьба Константина Киприанова начала изменяться, хотя сам он об этом не подозревал.

— Вот твое вознаграждение, — и с этими словами Мариэла достала два серебряных полтинника. — Не могу же я назначить цену меньшую, чем у Тифора. Но за эти деньги стребую одну услугу.

— Какую?

— Недосуг мне идти с котенком домой. Отнесешь его к нам и сдашь капитану Риммеру — он должен быть дома.

— Не имейте сомнений, Марьзахарна, все сделаю.

Мариэла укрыла полотном мирно спящего зверенка и добавила:

— Я его назову Кир.

— Хорошее имя, — солидно одобрил Костя.