Глава 27
— Итак, Харир, какие у вас новости?
— Пока что значимо увеличить размеры кристалла фианита не удалось. Но…
Значительная пауза. Еще более значительная улыбка.
— …мы имеем прорыв в другом направлении. Извольте глянуть, господа.
В деревянной коробочке покоились два кристалла с довольно сложной огранкой. Оба отличались продолговатой формой, а по размеру они примерно равнялись большому пальцу взрослого мужчины. Один был красным с чуть-чуть пурпурным оттенком, другой — чисто синим.
Случись это заявление на Земле, любопытствующие непременно пожелали бы именно глянуть. Но дело происходило в мире Маэре. И на совещании большая часть присутствующих была магами. Они пустили в ход не только глаза, однако прокачка потоков и оценка интегральной магоемкости потребовали некоторого времени даже у самых опытных и сильных.
Не дожидаясь реакции участников, Харир веско заявил:
— Рубин и сапфир. Пока что себестоимость довольно велика: круглым счетом, по восьми золотых за штуку, но прошу учесть, что при огранке мы получили мелкие кристаллы на сто двадцать сребреников. И, само собой, после отладки технологии корунды будут обходиться существенно дешевле.
— Отменная работа, дорогой Харир. Оставьте их у меня, а вашу долю вам пришлют. Но у нас есть еще другие направления работы. Шахур?
— Касаемо щита от пуль: тут мы пересчитали имеющийся стандартный щит… Задача вышла проще, чем предполагалось. Короче, если не добавлять кристаллы, а только увеличить напряженность полей телемагыии, то долговечность щита уменьшится примерно в два с половиной раза. Иным словом, щит выдержит попадание двадцати пуль от той самой винтовки, что нам прислали. Повторяю, примерно! Стойкость щита сильно зависит от энергии пуль, а таковая, в свою очередь, от расстояния между винтовкой и целью. Человека с усиленным щитом (будем называть его так) ударное действие пули, возможно, собьет с ног. Вот инструкция по изменению уже наложенных заклинаний. Работа даже не для бакалавра — студент четвертого курса справился бы. Но имеются тонкости.
При этих словах по залу прошло шушуканье.
— Можно задействовать кристаллы в полтора раза крупнее, тогда и щит будет серьезнее. Мои «драконы» забавы ради подсчитали варианты стойкости при попадании пушечного ядра — лейтенант Малах дал нам исходные данные. Очень приблизительно: если усиленный щит со стандартными кристаллами выдержит три попадания ядра весом двенадцать фунтов, то усиленный с крупными кристаллами даст, круглым счетом, в десять раз лучшую защиту. Но в данный момент я вижу в этом расчете не просто игру ума. В мире Земли тяжелые ядра используют весьма широко.
Сарат красноречиво хмыкнул. Старый товарищ был кругом прав. И тут доктор Бирос поднял палец.
— Мы слушаем вас, Бирос.
— Мне думается, у большого кристалла сапфира может возникнуть интересное применение; оно некоторым родом по моей части.
Удивились все. Особо почтенный никогда не занимался магией воздуха и воды.
Старый алхимик сделал вид, что не заметил реакции слушателей, и уверенно продолжал:
— Как вы знаете, пока не удается вырастить искусственные кристаллы пирита и галенита. Причина проста: означенные материалы, будучи в расплавленном виде, реагируют с воздухом. Предотвращение этой реакции методами химической магии нерационально: слишком велик расход энергии. Но с помощью данного сапфира можно удалять воздух из плавильной печи. Я уже вижу, что его магоемкости на это хватит.
Шахур мгновенно вскинул палец. По его загоревшемуся взгляду Сарат сразу сделал вывод: телемаг понял, для чего это можно использовать. Сарат тоже додумался до этого, но из этических соображений учтиво предложил:
— Дорогой Бирос, прошу развить мысль.
— Появится возможность выращивать кристаллы пирита и галенита. И потом: в отсутствие воздуха я смогу очистить расплав и того, и другого материала от примесей.
Собрание разом загомонило. Перспективы оценили все. Председательствующий не упустил возможность во всеуслышание и с большим красноречием похвалить как магистра Харира, так и доктора Бироса.
Рубка «Морского дракона» была переполнена. Правда, в ней не было начарта Мешкова — тот посчитал нужным следить как можно пристальнее за работой тяжелой картечницы. По той же причине возле нее застыл старший помощник с «Херсонеса» лейтенант Ячменев. Зато в рубке помимо самого командира и мичмана Шёберга (тот был за штурвалом) красовались иностранный лейтенант Малах и капитан-лейтенант Руднев. Последний решил не упускать случая поглядеть на новое оружие.
Атмосфера и реплики в рубке были насквозь деловыми.
— Мишень справа по курсу.
— Вижу.
— Михаил Григорьевич, изготовить картечницу к бою.
— Слушаюсь! — донеслось с палубы. — Приписной Неболтай, палить по команде!
Картечник нарочито неспешно заправил ленту. Стальные пули тускло поблескивали на почти скрывшемся за дымкой солнце.
— Даю «Гладкую воду»! Палить с дистанции пятнадцать кабельтовых.
Казачок чуть-чуть довернул толстый ствол.
Мешков заговорил негромким голосом, почти шепотом:
— Первые пули давай с небольшим недолетом, по всплескам сможешь поправлять прицел.
За этими словами последовало уже в полный голос:
— Давай!
Фрол рассчитывал взять верный прицел с первой же очереди в пять пуль. Не вышло. Довольно крупные столбики воды поднялись чуть впереди мишени. Стрелок почти неслышно ругнулся и шевельнул стволом. Снова загремело звонкое «дап-дап-дап-дап». Про себя картечник отметил, что тяжелая картечница бьет куда звучнее легкой.
— Ес-с-с-сть! — прошипел старпом «Херсонеса». Взятая им подзорная труба не подвела: летящие в разные стороны щепки были видны превосходно.
В рубку быстрым шагом зашел князь Мешков.
— Я видел три попадания, Владимир Николаевич. Прикажите подойти к мишени. Надо бы поглядеть на результат сблизи.
— Так и сделаем, Михаил Григорьевич, — ответил командир и кивнул рулевому. Шёберг двинул на себя сектора газа и завертел штурвалом.
— Запишите расход боеприпасов.
Мишень освидетельствовали. Возник спор: считать ли попаданием легкое каcание оковой поверхности, в результате чего отлетела щепка не из крупных. С некоторыми трениями сошлись на попадании трех пуль из девятнадцати. На Руднева наибольшее впечатление произвела пробивная способность: не менее шести брусов. По его подсчетам, каждый снаряд пробил аршин древесины. На это Малах осторожно заметил, что все же детали мишени сосновые, а не дубовые.
Поэтому Семаков ничуть не удивился, услышав от капитана «Херсонеса» уже после швартовки к причалу:
— Владимир Николаевич, нельзя ли сию картечницу разместить у меня? Сами знаете, на палубе у нас места куда больше.
Семаков проявил наивысшую дипломатичность, тем более, что иностранный лейтенант к тому моменту отбыл:
— Насчет места вы правы, Иван Григорьевич, но тут такое обстоятельство имеется: картечница не принадлежит Российскому императорскому флоту. Он за нее ни копейки не платил. Нам изготовители передали картечницу на испытания, а решение по изготовлению и продаже — это к ним. Entre nous, мне кажется, что решение будет принимать даже не Малах Надирович, а его начальство. Но если картечница хорошо себя покажет, то похлопочу, чтобы и вам она досталась.
Дракон получил очередную взятку, но сперва устроил бомбардировку еще одному кораблю. Под раздачу попала тридцатипушечная «Артемиз». Удостоверившись в гибели врага, Таррот взял курс на Босфор.
Ему повезло. Эскадра как раз вышла из пролива. Дракон пересчитал все корабли и запомнил их особые приметы. Могучая память крылатой расы не подвела в очередной раз: три корабля, за каждым из которых на короткой дистанции тащилось еще столько же, и еще девять сверх того. Буксирный трос в дневное время драконьи глаза, разумеется, увидели бы, но ночью даже острейшее зрение Таррота оказалось недостаточным. Но уж очень три пары кораблей повторяли перемещения друг друга. Три работающих тепловые машины, остальные на парусах. На трех кораблях две мачты, еще три (те самые, что, похоже, на буксире) вообще без мачт, остальные трехмачтовики.
Капитан второго ранга Семаков уже под утро зашел в пещеру к своему разведчику и получил порцию сведений. Мысленный расчет тут же выдал: если держаться кратчайшего пути, то и тогда от Босфора до Севастополя вражеская эскадра пройдет за шесть дней в самом лучшем случае. Время еще есть.
Командир «Морского дракона» даже успел поспать часов пять. На утро у него была запланирована встреча с Рудневым. Но перед этим командира перехватил боцман. Он имел официальный вид, а в руке у него была исписанная бумага — тоже, по всей видимости, официального назначения.
— Ваше благородие, разрешите обратиться?
— Обращайся, братец.
— Осмелюсь доложить, те унтера, что на обучение направлены были, вернулись, теперь им для починки повреждений кое-чего из припасов надобно.
— Каких еще повреждений? — не сходу уяснил ситуацию Семаков. — А, на будущее. Так у тебя и список готов? Давай сюда. Ага… Как понимаю, для подкрепления? А почему три?
— Так ежели три попадания, три и понадобятся.
— Ну, будь по-твоему… это тоже ясно… клинья деревянные во множестве: это как?
— Чтобы силу прижима создать, ваше благородие; опять же, на скосе корпуса работать…
— Ладно… Что там дальше?.. У тебя же есть кувалда. Зачем еще две?
— Так как же без них, ваше благородие! Чтоб править три пробоины разом. Клинья подбивать, опять же.
— Ох, и жадный ты, Кроев!
— Никак нет, ваш-бродь, только лишь запасливый.
— Что там еще… железо зачем?.. а, понял, заплатки ставить… Очки-то сварочные уже есть, куда больше?
— Как же: вещь стекольная, хрупкая, ну как в бою расколотят?
— Так… проволока… ну, это будет… угу… теперь ясно. Вот, глянь на список: там, где я карандашом отметил, с этим к Малаху Надировичу. Знаешь, где он живет?
— Обижаете, ваш-бродь…
— Скажешь, что я заказал, пусть счет выставит. А с остальным… ну, тут не мне тебя учить. Небось, все ходы-выходы известны?
Ответ был произнесен очень серьезным голосом:
— Нам без этого нельзя.
Тихон Неболтай зашел к доктору Пирогову. Разговор был коротким; собственно, он состоял в одном вопросе и в одном ответе. Из кабинета хирурга казак быстрым шагом двинулся в сторону крохотной комнатеночки, где, как он знал, временно жила Мариэла.
Охрана была на высоте:
— Тихон Андропович, без дозволения Марьи Захаровны пройти нельзя-с!
— Ну, службу я знаю. Спроси у нее.
Разрешение было немедленно получено.
Первой мыслью хорунжего было: чистую правду сказал Николай Иваныч. Маша прямо расцвела заново, только что худоба не полностью исчезла. А улыбка ее стала еще лучше прежней. Теперь в ней ясно читалась искренняя радость от встречи.
Доброе слово приятно не только кошке. По этой причине казак восхвалил девичью наружность, которая-де совсем уж стала, как раньше.
— Тут не только моя заслуга, — скромно ответила Мариэла. — Это еще адмирал Нахимов.
Как ни старался Неболтай отмести ревнивые мысли, они все же вылезли. Разумеется, маг жизни их заметила и не преминула слегка позабавиться:
— Ну да, он принял участие…
Но тут же тон сделался вполне серьезным.
— …теперь мне не нужно подновлять конструкты на головном мозгу каждые несколько часов. Раз в сутки — и того хватит. На костном материале точно то же самое. Так что вполне хватает возможности и времени восстановиться.
И тут совершенно неожиданно Мариэла смутилась и даже слегка покраснела.
— Повиниться я должна, Тихон. Погубила твой подарок.
Первое, что пришло в голову казаку: украшение просто потеряно. Но тут же появилась мысль, что в виду имелось нечто другое. В результате прозвучало:
— Погубила — как это?
— А гляди.
Тонкая рука извлекла из кармашка на платье подвеску на цепочке. С виду она осталась прежней. Эта мысль, похоже, ясно отразилась на физиономии гостя. Последовало уточнение:
— Зеленые кристаллы взорвались… хочу сказать, они рассыпались в пыль. Маленькие они были, и магоемкость крошечная. Еще счастье, добрые люди собрали ради адмирала деньги на новые кристаллы. Теперь-то у меня их в достаче…
Казак, приглядевшись, заметил, что вместо камушков на золотой висюльке остались одни пустые гнезда. Он сделал рукой небрежный жест, приличествующий богачу из богачей.
— И не беда. Я закажу другие камешки. Любого цвета; какие ты захочешь, те и будут. Не ради работы, а чтоб для твоей красы.
Мариэла зарумянилась пуще прежнего.
Семаков получил записку с вежливой просьбой зайти в дом, где квартировали иноземцы. О цели приглашения не было сказано ни слова.
Разговор начал Малах Надирович.
— Владимир Николаевич, как вам известно, Мариэла Захаровна была ранена пулей из винтовки — по-вашему, штуцера. Та защита, что была на ней, рассчитана на пули от нашей винтовки, но не штуцерные. Эту защиту удалось усилить. Все члены нашей экспедиции получат такую. Но мы подумали, что и вам такая не повредит. Улучшенный щит спасает человека от пуль штуцера, также осколков, даже от пушечного ядра весом двенадцать фунтов…
Российский офицер сделал отметающий жест рукой.
— Иметь такую защиту в то время, как другие остаются незащищенными, полагаю для себя невозможным.
Терпению лейтенанта Малаха мог бы позавидовать любой купец.
— Вы не вполне правильно меня поняли, Владимир Николаевич. Иметь или не иметь эту защиту — дело добровольное и зависит лишь от вашего желания… и кошелька.
— Вы хотите сказать, любой может купить эту штуку за деньги?
— Да, но есть ограничения. По моим данным, сейчас готовы пять комплектов для членов нашей экспедиции и еще семь на продажу. На изготовление большего количества потребуются соответствующие кристаллы. Наибольшая из проблем как раз связана с ними. Пока найдут нужный размер… Две недели сроку, не меньше, а скорее все три. И работу прибавьте, но тут затрата времени сравнительно небольшая. Это одно обстоятельство, но есть и другое. Попадание тяжелой пули в человека, возможно, собьет его с ног, а уж ядро точно швырнет на землю. И тогда от ссадин, ушибов и прочего в том же роде щит не убережет.
Последовал резонный вопрос:
— Сколько же такой… кхм… энергический щит стоит?
— На ваши деньги — пять рублей золотом. Ну или серебром по курсу.
Семаков задумался.
— Знаете, Малах Надирович, я не готов дать немедленный ответ. Мне нужно посоветоваться с подчиненными.
Совещание офицеров «Морского дракона» было собрано с рекордной быстротой: через двадцать минут после того, как командир появился в рубке. Вводная была выслушана в молчании, наполненном прикидками и вариантами. Разумеется, первым слово получил младший в чине.
— Господа, не спорю, предложенный механизм может быть полезен весьма. Что до меня, то согласен экономить и две недели есть пустые щи, а не с убоиной. Но, как мне кажется, понадобится защитить также комендора и первого в цепочке подносчиков — иными словами, тех, кто на палубе. После офицеров это наиболее ценные люди, полноценной замены им нет.
— Чуть поправлю вас, Иван Андреевич: не комендора, а комендоров — гранатометов-то два.
— Имеете резон, Михаил Григорьевич, но включите сюда также подносчиков. Предлагаю выкупить эти штуковины для нижних чинов. Им-то не по карману.
— А те, кто в трюмах?
— У них-то есть хоть и плохонькая, но защита: железная обшивка, да еще этажерки с гранатами.
— Вот еще что пришло в голову, Владимир Николаевич. Представьте себе: удар ядра, человека сшибает с ног — и летит он за борт.
— Сети натянуть между леерами и палубой, вот средство.
— Не согласен! К леерам их привязать — задача плевая, а снизу как крепить?
— Да хоть гвоздями к палубному настилу.
— А как же картечник наш?
Повисло тягостное молчание.
— Никак. Не хватит у купцов товара.
— Учтите, Владимир Николаевич: картечник лежит за своей скорострелкой, а не стоит во весь рост; в него попасть труднее.
— Да-с, ничего не сделать… Ну, молитву во спасение только что прочитать.
— Есть все же средство: старая их защита. Согласитесь, господа: больше, чем ничего. За нее наверняка много не возьмут.
— Подвожу итоги, господа. Моя доля больше просто по величине жалованья. Вот деньги за меня и за двух нижних чинов.
— Вот за меня и за одного матроса.
— И от меня то же самое. Владимир Николаевич, как понимаю, вам получать товар?
— Разумеется, господа. Беру это на себя.
Ночь благоприятствовала воздушному налету, и таковой удался. После этого, как обычно, крылатый полетел на разведку. И она пошла чуть-чуть криво.
Сударь капитан второго ранга предположил вслух, что вышедшая из Босфора эскадра идет бомбить Севастополь. Дракон принял это как вводную. Местоположение Таррот вычислил, зная скорость и направление. Дракон был неплохим штурманом по человеческим меркам. Русское слово «невязка» было ему незнакомо, но само понятие он прекрасно знал. Она составила примерно тридцать маэрских миль к западу. Причина этого, конечно, осталась неизвестной, но дракон предположил, что эскадра опасается встречи с тем русским кораблем, который был назван в его честь. Разумеется, столь ничтожное отклонение от предполагаемого курса не могло помешать отыскать эскадру в море: водный сигнал добивал на куда большее расстояние. Про себя Таррот решил, что обязательно доложит об этом обстоятельстве.
Однако имелось некоторое обстоятельство, которое дракон заметил, но не придал значения. Мало того: и российская разведка его упустила. В самый последний момент на шканцах соорудили боевую рубку с броней из дюймового железа. Ставить нечто более солидное инженер-кораблестроитель не мог: броневых плит в тот момент не оказалось, а если бы и были, то их установка уменьшила бы остойчивость.
Желание адмирала Нахимова побриться перед приемом посетителей вызвало у Мариэлы кислую гримаску. Технологию бритья она представляла, и потому опасалась небрежности брадобрея, который вполне мог в запале повернуть голову Нахимова в нужную сторону рукой. Магическое же бритье госпожа доктор справедливо сочла зряшной потерей энергии.
По этой причине Павел Степанович предстал перед посетителями в не совсем прежнем виде. Второй признак недавнего ранения состоял в повязке вокруг головы: Мариэла посчитала, что она может служить дополнительной защитой для того места, где была рана. Зато глаза адмирала блестели вполне здоровым блеском, а голос был бодр и энергичен.
Первым посетителем был капитан второго ранга Семаков. Выслушав дежурные пожелания скорейшего выздоровления и предложив, как обычно, «без чинов», адмирал начал свой расспрос.
— Владимир Николаевич, я сейчас не буду касаться дел на укреплениях. Мне предстоят иные посетители, да-с. Барон Остен Сакен и князь Васильчиков. Уж они о сухопутных делах доложат в подробностях. Больше меня интересует положение дел на море.
— Эскадра в пятнадцать вымпелов вышла из Босфора. В нее входят три броненосца, их буксируют три колесных пароходофрегата. Остальные шли под парусами, но мой разведчик не смог разглядеть, были на них дымовые трубы или нет.
— Хорошая у вас разведка, Владимир Николаевич. Хотя…
На лице Нахимова мелькнула и скрылась хитрая улыбка.
— Так точно, Павел Степанович, это постарался тот самый господин, которого вы видели… — тут рука Семакова изобразила неопределенный жест, — там, вдали.
Взгляд адмирала снова сделался острым.
— Каковой может быть точка назначения? Ваши предположения-с?
— Севастополь! — отрубил гость.
Но тут же Семаков постарался смягчить тон:
— Виноват, Павел Степанович, более ничего на ум не приходит.
— И на то весьма похоже… — задумчиво протянул адмирал.
— Осмелюсь еще побеспокоить, Павел Степанович. Дело некоторым родом политическое. Вместе с вами на Камчатском люнете была ранена Мария Захаровна, в нее также стреляли из штуцера…
— Знаю, как же-с. Сия дама поскромничала, мне ничего не сказала, это другие доложили. Но сейчас она, как понимаю, в порядке. Так что за политика?
— Тот самый господин, о котором мы говорили… он, видите ли, весьма разгневался, что стреляли в человека мирной профессии, к тому же женщину. У него в роду принято в таких случаях мстить. Осмелюсь доложить, он, не будучи российского подданства, утопил уже три корабля в Балаклавской бухте и не собирается останавливаться…
Нахимов уловил суть сообщения очень быстро.
— Ввиду того, что он иностранец, мы не можем ему приказать, можем лишь уговорить или убедить, не так ли-с?
— Так точно, Павел Степанович…
В этот момент в дверь просунулась голова охранника.
— Ваше превосходительство, к вам еще посетители… их превосходительства…
— Знаю, братец. Зови.
Но Семаков все же вставил просьбу:
— Павел Степанович, я лишь прошу: без подробностей о… том самом. И еще хотел бы представить Марью Захаровну к награде, не знаю лишь, через кого.
— Что до доклада вышестоящим, то сие надобно обдумать-с. Касательно награждения: уверен, что Николай Иванович поддержит. Он эту даму искренне уважает и восхищен ее храбростью.
Семаков знал от Таррота о небольшом отклонении эскадры неприятеля от курса на Севастополь, но не придал ему значения и не доложил Нахимову.
Следующих посетителей Нахимов принял с еще большим радушием. Те, в свою очередь, поздравили раненого с очевидным улучшением состояния.
Адмирал перешел к делу.
— Чрезвычайно рад видеть и вас в добром здравии, господа. Надеюсь, пожаловали с хорошими новостями?
— Будьте благонадежны, Павел Степанович, новости добрые. Вот уж трое суток, как на линии соприкосновения войск полное затишье. Союзники не палят из пушек.
— И каковы тому причины-с?
— По сведениям, которые доставляет матрос Петр Кошка со товарищи, неприятель экономит порох, картечь и ядра, — с улыбкой отвечал генерал-лейтенант. — Эти наши храбрецы регулярно в тыл к англичанам и французам ходят и пленных приводят — от них и сведения. Я уже подписал представление к наградам.
— Вполне по заслугам-с. Однако, господа, у меня, в свою очередь, есть новости, и они не столь хороши, как ваши. По данным нашей разведки, на Севастополь идет эскадра, в составе которой три бронированнных плавучих батареи, только что спущенные на воду в Тулоне.
Оба посетителя были отнюдь не дураками. Они сразу сообразили, что победная реляция Меньшикову может обернуться оборотной стороной, если французские броненосцы добьются успеха. А экономный расход боеприпасов может означать не только нехватку, но и попытку сберечь их для решающего штурма.
Нахимов продолжил:
— Мы собираемся противопоставить им наши быстрейшие корабли с наилучшим вооружением: «Морской дракон» и «Херсонес». Капитан второго ранга Семаков, несмотря на молодость, умелый и осторожный офицер.
Посетители согласно кивнули.
Корабли готовились к смертельному бою. Каждую ночь матросы с хеканием перетаскивали тяжеленные ящики с боеприпасами, укладывая таковые в трюмы и забивая полки этажерок. Санитар Прохор, использовав наводящие ужас рассказы, ухитрился выбить из госпитального склада дополнительные порции корпии, бинтов и даже бутыль того, что Николай Иванович называл учеными словами spiritus vini. Этот предмет оказался искусно спрятанным в трюме, поскольку многоопытный санитар имел все причины опасаться за его сохранность.
Палубные матросы (на самом деле они давно уже были трюмными) резали и привязывали куски сетей к леерам. Разумеется, офицерам вопрос о назначении этих изменений не задавали, но комендор Максимушкин, обладавший громадным опытом, поделился им с товарищами:
— Это, братцы, ежели трахнет ядром по корпусу або по гранатомету вдарит, а он отскочит да по тебе, так в оглушении чуйств за борт полететь можешь — ан сетка и спасет. Теперь ясно?
Группа офицеров союзников вышла на переговоры с белым флагом. После короткого совещания на встречу с ними пошел штабс-капитан Грайновский: никого старше в чине в тот момент на люнете не было. Поскольку у союзников начальствовал бригадный генерал Джеймс Скарлетт, то договориться удалось лишь о месте (здесь же) и времени (через час) следующей встречи.
Само собой разумеется, Нахимов прийти не мог, его заменил генерал-лейтенант князь Васильчиков. Его уже информировали, что каждую ночь на дно Балаклавской бухты отправляется один корабль союзников. До князя также довели причины, почему это происходит — правда, без упоминания об участии дракона. Что-то вроде: «один из наших гостей издалека весьма разгневан тем обстоятельством, что…»
Приветствия с обоих сторон были столь же учтивы, сколь и холодны.
Всем офицерам было ясно, что раз переговоры инициировали союзники, то им надлежит начинать. Именно это англичанин и сделал.
— Сэр, довожу до вашего сведения, что мисс Флоренс Найтингейл, сестра милосердия, скоро прибывает сюда, в Крым, в составе большой группы ее коллег-женщин для оказания помощи раненым и заболевшим, а также для ухода за ними. Как вы сами догадываетесь, все они не являются комбатантами.
Виктор Илларионович Васильчиков сроду не играл в покер. И, само собой, не знал выражение «покерное лицо». Но вот делать его он умел.
— Мы предлагаем заключить соглашение между российскими, английскими и французскими военными о недопустимости нападения с использованием любого вида оружия против означенных медиков-некомбатантов, — продолжил англичанин. — Точно то же, конечно, относится и к русским сестрам милосердия.
Князь слегка наклонил голову в знак того, что предложение понято.
— Нам нет нужды заключать подобное соглашение, — ответил он. — Российские войска никогда не нападали на медиков-некомбатантов и не намерены делать это впредь.
Намек на прошлые события выглядел более чем прозрачным. Но англичанин был хорошим дипломатом.
— Разумеется, гуманная позиция российской стороны в этом вопросе только приветствуется, но и мы желаем наглядно продемонстрировать свое стремление к соблюдению человеколюбия, насколько это возможно в условиях военных действий.
— Мы, в свою очередь, не имеем ничего против столь благородных намерений британского армейского и флотского руководства.
Британский генерал был образчиком ангельского терпения, поскольку раз за разом не обращал внимания на неявные выпады в сторону французов. Мало того: он принялся их защищать:
— В данный момент я действую с ведома и согласия французского командования. Уверяю, что они всецело…
Далее последовал панегирик гуманным устремлениям французских военных и их галантному отношению к дамам вообще и к дамам-медикам в частности.
Васильчиков с отменным вниманием выслушал и ответил самым холодным тоном:
— У нас нет никаких оснований доверять французам в этом отношении. Скорее есть причины для глубокого недоверия. Решать и обещать что-либо за их командование вы не можете. А так как французских представителей здесь нет, то предлагаю прервать переговоры.
Англичанин решился использовать последний резерв:
— Ваше сиятельство, в военных обычаях всех народов заключать перемирие на период проведения переговоров.
— Ставлю вас в известность, что российские армия и флот строго придерживаются этого достойного обычая. Вы, должно быть, заметили: пока эти переговоры велись, в вашу сторону не выпалила ни одна пушка. Но мы не собираемся как-либо ограничивать себя на время перерыва в переговорах.
Говорить больше было не о чем. Последовало наивежливейшее прощание.
