Глава 26

Часы вынужденного бездействия не пропали даром. У дракона созрела поправка к плану. И в самом деле, чего ради тратить силы на поиск самого большого корабля? Просто топить их один за другим. Рано или поздно под удар попадется большой.

Таррот вылетел, когда дождь уже кончился, но тучи не рассеялись. Видимость была так себе, зато пропал шум в водном сигнале. Как всегда, в полете думалось лучше, чем в пещере, и дракон решился на еще одно изменение в плане атаки: направить удар не на тех, кто ближе всего к выходу из бухты, а на тех, кто в центре.

Заметить дракона, летящего на высоте около полутора тысяч маэрских ярдов в безлунную и беззвездную ночь, было немыслимым (для человека, понятное дело). А крылатый мститель вполне недурно различал корабли по искажению водных потоков и по всплеску потоков магии жизни. Мало того: на одном из кораблей горели два фонаря. При их свете крылатый смог даже распознать английский флаг. «Пожалуй, этот подойдет» — подумал Таррот, сложил крылья и завис в воздухе.

Чешуйчатый бомбардировщик совершенно не торопился. Ледяная глыба была сформирована за минуту — по понятиям соплеменников, непозволительно медленно. Готов!

Снаряд пошел вниз, подгоняемый силой тяжести и полями телемагии. Разумеется, Таррот чуть-чуть подправлял его траекторию. И попал он точно перед фок-мачтой, поскольку та была ближе других к тому месту, откуда чувствовался наибольший водный шум — носу корабля.

Грохот удара дошел даже до драконьего неважного слуха. «Ледяное копье» пробило верхнюю палубу, обе батарейные палубы (верхнюю и нижнюю), пролетела сквозь почти пустой трюм, разнесла по щепочкам некстати подвернувшуюся бочку с солониной и вышибла кусок киля вместе с прилегающей обшивкой.

Таррот совершил несколько кругов. Несомненно, атакованный корабль тонул. Как может быть иначе, если палуба вдруг осветилась огнями, люди стали спускать шлюпки? Наконец, характерные потоки воды исчезли. Это означало, что волны больше не разбиваются о корпус.

Дракон полетел обратно в пещеру. Он был доволен собой и результатом воздушной атаки.

Удивительное дело: спаслись все члены экипажа. Разумеется, утром началось расследование. На это дело отрядили нескольких флаг-офицеров, ибо утопленным оказался линейный семидесятичетырехпушечный корабль «Корнуоллис». Расследование заключалось в опросе свидетелей, поскольку быстро поднять утонувший корабль было немыслимо. Результаты оказались парадоксальными, чтобы не сказать большего.

Старшина трюмной команды, увидев повреждение и оценив масштабы пробоины (течью это назвать было нельзя), сделал вывод, что в корпус попало огромное ядро — вероятнее всего, мортирное. Ничем иным он объяснить возникновение этакой дырищи не мог. Самого выстрела он не слышал. Заделка повреждения виделась совершенно невозможной, о чем и было сразу же доложено вахтенному командиру.

Боцман в момент возникновения пробоины как раз поднимал с коек матросов, которым предстояло заступить на вахту. Натурально, его тоже не было на палубе, и он тоже ничего не видел, хотя сам удар, конечно слышал.

Удалось определить лишь одного члена экипажа, который видел все своим глазами. Это был матрос Том Аткинс. Но единственное, что от него удалось добиться в части описания события, было: «Оно со свистом прилетело и ударило». Затратив немало времени и усилий, следственная комиссия выяснила, что это самое «оно» летело очень быстро, и потому матрос Аткинс ничего толком разглядеть не успел. Некоторым следователям показалось примечательным, что этот достойный представитель нижних чинов Королевского флота с ослиным упрямством твердил, что никакого выстрела он не слышал. Однако коллеги напомнили, что русские орудия могут стрелять беззвучно. Опрос вахтенных на других кораблях дал однозначный результат: никто не заметил водяных столбов от промахов. Отсюда следовало, что выстрел был единственным. Точность прицеливания превосходит все мыслимые пределы — вот какой был сделан вывод.

Правда, в ходе одного из совещаний следственной комиссии прозвучала мысль, что-де это и был обещанный русскими неприятный сюрприз, сообщение о котором передали через французского лейтенанта Райяра, но эту идею даже не отвергли в ходе обсуждения: ее просто не заметили.

Этот день стоило бы назвать днем посетителей.

Правду сказать, некоторые из них Пироговым предвиделись, а именно: барон Остен-Сакен и генерал князь Васильчиков, то есть большое военное начальство. Уж на такое простое предсказание Николаю Ивановичу хватало житейского и врачебного опыта.

Хозяин кабинета учтиво приветствовал вошедших и задал вопрос, ответ на который уже знал наверняка:

— Чем могу быть полезен, господа?

Разумеется, посетители первейшим делом посчитали узнать о состоянии здоровья Павла Степановича. Но при этом барон добавил:

— … и поверьте, мы бы не стали отвлекать вас, Николай Иванович, однако нам известно, что состояние дел под Севастополем находится под высочайшим вниманием. Положительно необходимо знать сроки выздоровления адмирала Нахимова, каковые обязан донести до сведения светлейшего князя Меньшикова. Для него же я обязан подготовить соображения по обороне Севастополя, а князь, в свою очередь, доложит государю. Согласитесь, что без участия Павла Степановича сей документ составить должным образом никак нельзя.

Ответ хирурга был уже готов:

— Ради точности должен заметить, господа: лечащим врачом адмирала являюсь не я, но Мария Захаровна Руа. Осмелюсь предположить, вы о ней знаете…

О существовании этой дамы в Севастополе не знали разве что глухие паралитики.

— …и хотя я, разумеется, имею понятие о состоянии раненого, но за тонкостями надобно обращаться к ней.

— Как так, Николай Иванович, — осмелился удивиться вслух князь, — я сам слышал, что Мария Захаровна была ранена в то же время на том же люнете. И она все-таки лечит?

Ответ был дан твердым и даже несколько сухим тоном.

— Виктор Илларионович, эта женщина — великий врач. Несмотря на собственное тяжелое ранение, она нашла в себе силы работать над раной Павла Степановича. Вот кто может дать вам точный прогноз.

— А ее лично расспросить нельзя ли?

— Сейчас разузнаю…

Через минуту в дверь палаты постучал один из добровольных охранников.

— Марьзахарна, тут к вам их сиятельства князь Васильчиков и барон Остен-Сакен. Спросить хотят. Прикажете принять?

И, понизив голос:

— Не горит огонек-то.

«Негаторов нет, и то хорошо», подумала Мариэла, а вслух ответила:

— Передай, что вскорости выйду.

Госпожа доктор появилась в приемной. Тут мысли посетителей оказались различными. Барон подумал: «Нет, она вполне ничего, а то говорили, что, дескать, краше в гроб кладут». Князь же про себя решил, что по сравнению с последним разом, когда он ее видел, эта дама сильно отощала, и плащ на ней висит, как на вешалке.

Разговор с посетителями получился насквозь деловым.

— Вас интересует состояние здоровья Павла Степановича, не так ли?

— И ваше также, — галантно поправил Васильчиков.

— Мне еще лечиться двадцать два дня, не меньше. Кость была задета… Что до господина адмирала, то мозг работает нормально, но перенапрягаться нельзя. Другими словами, если он спит, то посетителей я не пущу. Сейчас он это и делает. Что до перспектив, то ему придется подвергаться моему лечению еще те же три недели. Пока что я обязана делать ему… процедуры на головном мозгу каждые несколько часов, но эта необходимость скоро пройдет. Еще два дня, самое большее. Но и после этого каждый день сеанс лечения. Каждый день — и никаких поездок вплоть до полного выздоровления! Но ведь вы хотите с ним поговорить, не так ли?

Решительные кивки.

— Ну так завтра с утра приходите… примерно в девять или десять часов. Он не будет спать. Предполагаю, что адмирал обрадуется вашему приходу. Но лишь десять минут, не больше! А через два дня разрешу беседу на полчаса.

Оба посетителя намеки понимали превосходно и потому уверили, что лучше зайдут через два дня, и вскорости откланялись. Но на этом визитеры не закончились. У дверей нарисовался мелковозрастный посетитель с небольшой корзинкой. Это был Костя Киприанов. До него дошла новость, что госпоже доктору получшало.

— Ты куда, малый! — прошипел охранник, хотя хорошо знал Костю в лицо. — Дай госпоже дохтуру отдохнуть.

— Так я не просто так, а с подарком.

— Еду, что ль, приволок?

— Не. Я Марьзахарне котеночка обещал, — бессовестно соврал пацан. На самом деле никакого обещания не было.

Страж дверей впал в задумчивость, но через некоторое время махнул рукой:

— Ладно, я доложу, а там уж как сама решит… Марья Захаровна, к вам тут Костя Киприанов. С подарком, он говорит.

Мариэла удивилась без всякого притворства:

— Каким еще подарком?

Тут в разговор встрял стоявший в дверях мелкий посетитель.

— Марьзахарна, так ведь обещал…

— Ну, проходи…

— Вот.

На дне корзинки мирно спал рыженький и слегка лохматенький котенок женского пола не более двух месяцев от роду. Пока Мариэла подыскивала ответ, в палату прошел Тифор. Он изумился куда больше госпожи магистра.

— Кто это?

— Котенок. Ну, кошечка, маленькая, — терпеливо начал объяснять Костя, но был прерван весьма почтенной. Та в нескольких фразах объяснила, кто такие здешние кошки и какую роль они играют в жизни местных. Как раз когда эта небольшая лекция закончилась, существо открыло зеленые глазки и сладко зевнуло. Тем самым зверенок убил наповал Тифора метким ударом в сердце.

— Это Марьзахарне в подарок, — не поленился разъяснить мелкий.

— Она мне так нравится… — нежно промурлыкал магистр.

Мариэла с большим усилием удержалась от смеха. Очень уж кошечка оказалась похожей на Тифора.

— …ты не возражаешь, я ее откуплю? Даю рубль серебром.

Цена была до такой степени невероятной, что мальчишка просто не нашелся, что сказать. Совесть подсказывала, что столь нагло обманывать покупателя — грех из тяжелых. Но реакция мага жизни оказалась быстрее, как это и должно быть.

— Ты, Костя, соглашайся. Господин Тифор, коль назначил цену, то от нее не откажется, я его знаю.

— Ми-и-и! — заявил котенок тоненьким голоском.

— Пока она будет жить у нас в доме, — ответил на это господин магистр, — а там видно будет. Значит, они молоко любят? Константин, ты ведь найдешь еще одного такого для госпожи?

У Кости хватило сил кивнуть.

— Ну так вот тебе рубль.

— Благодарствуйте, господин магистр, — выдавил мальчишка. И уже более уверенным голосом добавил: — Марьзахарна, вы только поправляйтесь, а я другого подберу, и еще лучше. Для вас особенно.

От такого комплимента Мариэла не могла сдержать улыбки.

В преддверии боя с броненосцами Семаков продавил решение командования закупить столько боеприпасов, чтобы набить трюмы и «Херсонеса», и «Морского дракона». Баркас боцмана Кроева оказался маловат для перевозки таких объемов, в результате это пришлось делать на том же «Драконе». Но в один из вечеров к Семакову подошел лейтенант Малах. Вид у него был самый деловой.

— Владимир Николаевич, есть предложение, весьма для вас выгодное.

Капитан второго ранга изобразил удивление.

— Наши люди… по ту сторону хотят предложить вам на испытание особенную скорострелку.

— Чем она отличается от тех, других?

— В первую очередь пулями. Они большего размера — вот такие в диаметре, вот такой длины…

Семаков мысленно отметил, что калибр составит примерно половину английского дюйма.

— …и представляют собой стальную оболочку, в которую залит свинец.

— Стальную?

— Вот именно, это помогает пробить обшивку корабля. И притом сталь не простая, она не поддается ржавчине.

На этот раз российский офицер удивился вполне искренне:

— Это такая магия?

— Как мне объяснили, всего лишь особенная руда, никакой магии. Таким пулям нипочем влага трюма. И магазин тоже особенный: стальная лента на сто пуль. И, наконец, самое важное: наши хотят, чтобы вы испытали это оружие на корабле.

— То есть вы хотите, чтобы мы установили эту скорострелку на борту «Морского дракона»?

— Именно так. Прошу прощения, но вам и вашим офицерам… я хочу сказать, вы более опытны, чем моряки с «Херсонеса».

Семаков прекрасно понял невысказанное: ему и его людям доверяют больше.

— И еще одно: сама винтовка и боеприпасы — бесплатны! Так что, беретесь?

Ради выигрыша времени командир «Морского дракона» начал говорить медленно и рассудительно.

— Почему вы так уверены, что такая скорострелка будет подходить для морских сражений?

— Так я уже сказал: по результатам испытаний пуля пробивает обшивку из дуба толщиной в маэрский ярд. Наши испытатели ухитрились даже перепилить… хотел сказать, перерубить бревно выcтрелами, а оно было в три четверти ярда диаметром. То есть появляется возможность свалить мачту. А если вы ударите по парусам, они наверняка порвутся. Правда, этого не проверяли.

Но российский офицер не сдавался:

— Согласитесь, Малах Надирович, что при всем моем к вам доверии я не могу согласиться сразу. Мне понадобится увидеть эту винтовку, присмотреть для нее место на палубе, прикинуть, кто из экипажа будет с ней работать. Хорошо бы, если время позволит, испытать эту скорострелку на суше. А морские испытания совершенно необходимы… Когда вы планируете получение?

— Нынче ночью. Это будут три длинных ящика. Как вы, полагаю, догадываетесь, винтовка в сборе не пролезает сквозь портал. Да еще боеприпасы…

— Очень хорошо. Я и мои люди будут у портала в обычное время. Инструкцию, надо полагать, приложат к посылке? Я так и думал.

— И еще будет просьба, Владимир Николаевич. Желательно, чтобы кто-то из наших присутствовал при испытаниях.

— Ну, разумеется. Отбываем в восемь утра.

Малах Надирович раскланялся и удалился. После его ухода Семаков некоторое время глядел в потолок, потом взял бумагу, написал записку и послал ее с вестовым для ознакомления мичману Шёбергу и хорунжему Неболтаю. В записке содержалась просьба прибыть на пирс к месту стоянки «Морского дракона». Лейтенант Мешков и так должен был туда подойти.

Поздним вечером предстоял рейс за очередной посылкой. Капитан второго ранга рассчитывал, что между делом удастся обсудить вопрос с новой скорострелкой.

Вводная была достаточно проста. Семаков рассказал о предложении, упомянул, что намерен просить Тихона Андроповича командировать на «Морской дракон» одного из своих картечников, после чего был задан вопрос:

— Итак, господа, что вы об этом думаете? Тихон Андропович, что скажешь?

— Бесплатно нынеча только подзатыльники раздают. Я бы сказал, что они хотят, чтоб мы опробовали винтовочку эту. Ежели найдутся в ней какие недостатки, то мы, понятно дело, о том расскажем. Ее улучшат, а потом нам же и продадут. За деньги, ясно дело.

Все присутствующие в рубке одобрительно кивнули. А казак продолжил:

— Ну, на испытания я казака найду. Правда, понадобится матрос из ваших: пули в ленты набивать. Но то наука не из хитрых. Тут другое…

Казак прервался. Пауза была не театрального свойства: хорунжий добросовестно подыскивал самые лучшие слова для своих мыслей.

— …помнится, Тифор Ахмедыч в похожем случае высказался, что, дескать, у этого сундука двойное дно. Вот и мне так кажется, а доказать не могу.

Командир сохранил полное спокойствие.

— Иван Андреевич, прошу высказаться.

Шёберг, по всей видимости, уже полностью составил мнение, поскольку говорил гладко и без малейших запинок.

— Мне думается, что точных сведений маловато. Судить о том, что есть данная картечница, да насколько она полезна, можно будет после испытаний, а еще лучше: после боя. Я думаю, ситуация прояснится.

Последовало одобрительное хмыкание от Мешкова.

— Михаил Григорьевич?

— Согласен с Иван Андреевичем. Нам точно нужен практический опыт. Но как артиллерист могу сказать: сомневаюсь, что точность на расстоянии даже десять кабельтовых будет высокой. Ну, по парусам попасть, конечно, можно. По пушечным портам… скажу так, ценой больших затрат боеприпасов тоже можно. Но ведь наши гранаты делают это немногим хуже. Впрочем, тут лишь практика поставит точку. Но сдается мне, наш опыт и тактические наработки — вообще, а не только в данном случае — нужны иномирцам. Но доказательств, сами понимаете…

— Вы все уж по полочкам разложили, да ярлыки наклеили, — невесело усмехнулся командир. — Согласен со всем сказанным. Ладно. Тихон Андропович, тебе-то к порталу без надобности, а нам надо заполнять трюм припасами.

В разговоре с моряками дракон дал точнейшее описание атакованного корабля. Правда, названия он не разглядел, но приметы не давали возможности ошибиться: корабль линии.

На следующую ночь пластуны привели капрала французской армии. Но его отпустили, велев рассказать своим не о туманной угрозе неприятностей, а о вполне определенном событии: утоплении английского корабля линии; также объяснили причины этой атаки на союзников. Той же ночью под раздачу попала одна из самых малых единиц флота — французский восьмипушечный шлюп. Дракон чуточку перестарался: полуторатонного ледяного снаряда, летящего со скоростью двести пятьдесят маэрских миль в час, с хорошим запасом хватило бы на линкор, а мелкий кораблик просто переломился пополам. Из сорока двух человек, бывших на борту, спаслись четверо.

Низкая скорость прохождения информации сослужила дурную службу командованию французской эскадры. Они не успели вовремя узнать об угрозе. Уже утром адмиралу Брюа доложили и о катастрофе и о обещании русского офицера.

Адмиралу не понравилось, что боевой корабль, пусть и небольшой, погибает столь непонятным образом. И он приказал начать самое тщательное расследование. Однако следователям не удалось узнать ничего нового. Спасшиеся оказались почти бесполезными: из них не удалось получить сколько-нибудь ценных сведений.

Французы запросили у английских коллег результаты их расследования; союзники их предоставили. Особенный интерес вызвала фраза, озвученная матросом Королевского флота: «Оно прилетело со свистом и ударило». Она в точности совпала с тем, что сказали французские свидетели.

Англичане попросили (очень вежливо) об ответной любезности: рассказать в подробностях, что именно случилось в той истории с метким стрелком. Полковник Массена ответил, что, мол, эта операция — внутреннее дело французского корпуса. Английский представитель резонно возразил: пока и поскольку ответные нападения русских топят английские корабли, британские моряки являются заинтересованной стороной, особенно если учесть, что они непричастны к действиям того самого стрелка. Переговоры затянулись.

Дракон же добросовестно обшарил окрестности Босфора. Никаких следов эскадры он не обнаружил.

Ночью ящики с разобранной тяжелой скорострелкой были доставлены на палубу «Морского дракона», а утром винтовка была собрана. Всех удивила лента: она состояла из некоего подобия дверных петель, соединенных друг с другом, причем в качестве осей использовались пули.

Тогда же утром на причал заявился казачок Фрол, которого командировал хорунжий в качестве стрелка. До этого молодой картечник управлялся на Камчатском люнете. Отдать должное Неболтаю: племянника он выбрал не по родственным соображениям, а принимая во внимание опыт работы с картечницей и отменную зоркость.

Фрол подошел к задаче по-деловому: прочитал бумаги, прибывшие вместе с оружием, хорошенько оглядел возможные огневые позиции, похмыкал, подвигал затвор, проверил заправку ленты и, наконец, притащил свое одеяло, на котором намеревался лежать.

Сразу же выявилось, что по весу новая винтовка куда как превышает свою младшую сестру.

— Осмелюсь доложить, верных полтора пуда, ваше благородие. Да треногу посчитайте, еще ленту прибавьте и пульки тож… — авторитетно заявил Максимушкин. — Вот же ж четыре пуда будет, как один золотник.

— Может, оно и к лучшему, — задумчиво протянул начарт, — я так полагаю, что отдача у этой картечницы будет сильная. Принайтовить ее, что ли?

Шёберг решительно мотнул головой.

— Не очень-то нравится эта мысль. Вот, Михаил Григорьевич, глядите: два есть места, где установить можно скорострелку: или непосредственно перед рубкой, или сразу сзади ее. Но стрельба возможна только по борту, как сами видите. А ну как перебросить ее на другой борт понадобится? Резать найтовы?

— Можно прикрепить к ножкам станины железную полосу с профилем в виде буквы «покой», а к ней снизу приварить гвозди, а все потом вколотить в палубный настил. Вот так, — и в записной книжке начарта тут же появился чертеж. — Если понадобится снять треногу — поддеть полосу снизу ломом и вся недолга.

— Допустим. А как приварить? Вы умеете варить железо?

— Одолжить сварочный механизм у наших друзей. И чтобы поучили, как с ним работать. Ну, за деньги, понятно. У нас ведь день в запасе есть.

— Да, и темные очки взять также.

— Еще добавьте: не забыть двойные рукавицы, чтобы руки сберечь. При сборке корабля ими пользовались.

— Ну, такие и у нас найдутся.

— А знаете, господа, ведь этакий сварочный механизм в походе может пригодиться. Избави, Никола-морской, но если пробоина в корпусе…

— Владимир Николаевич, тогда вам договариваться.

— А как же опробовать тяжелую картечницу?

— Оставить на берегу тех, кто будет обучаться сварке; пару грамотных унтеров на это думаю нарядить. А ту самую железную полосу с гвоздями изготовить в первую очередь… Кроев!

— Я!

— Глянь-ка… вот такое железо у тебя в запасах найдется?

Боцман глянул на рисунок и надулся от важности.

— Смотреть надо, ваш-бродь; может и быть, но не ручаюсь за длину. Глядишь, резать придется. Гвозди-ат подберем, это имеется.

— Тогда едем к капитану Риммеру.

Иномирский моряк охотно согласился помочь в изготовлении опорной полосы (так ее назвал лейтенант Мешков). Вся работа была закончена в течение часа. Ученики в унтерских чинах остались на занятия, а господа офицеры отбыли к причалу. За время их отсутствия Семаков поставил в известность Руднева о том, что-де предстоят испытания нового вооружения и предложил прислать офицера на борт «Морского дракона».

— …желательно артиллериста с опытом и обязательно со своей подзорною трубою. Дистанция до мишени кабельтовых шесть будет или даже больше, а пули по размерам ни в какое сравнение с ядрами не идут…