Глава 23

Распространением новости никто не занимался специально, но это нисколько не уменьшило ее эффект. И часа не прошло, как весть о ранении Нахимова, а также Марьи Захаровны облетела весь осажденный город. Около входа в госпиталь толпились люди, чистосердечно интересовавшиеся состоянием пострадавших. Внутрь, понятное дело, никого не пускали. За отсутствием точных сведений разговоры иным разом обретали совершенно неожиданное направление.

— …сам не видел, а вот сосед говорил, что адмиралу в голову…

— …Марья Захаровна, бедняга, попала ни за что…

— …случайно, что ль, в нее?

— …сам слышал, что нарочно по ней целились…

— Да брось врать-та! Кто ж по бабам палит из ружжа?

— Не ружжа, а штуцера. Были там особенные стрелки…

— И как она лечит только?

— Сам Николай Иваныч ее спасает, а она, значит, Пал Степаныча…

Среди толпы попадались и офицеры. От одного из них и прозвучало:

— Слышал я, что Марьзахарне для работы нужны зеленые камни.

— Это какие? Дорогие?

— Вот уж чего не знаю, однако…

— И неча тут думать, купить такие, да ей поднесть…

— Мне до выдачи жалованья еще полные двадцать дней, так что…

— Так сложиться! Православные, иль не поможем?

Вот это было услышано. Толпа разом преобразилась: у людей появилась цель, и тут же сыскались средства для ее осуществления.

— Вашбродь, вот от меня двугривенный, на камушек энтот…

— А от меня и полтина серебром!

— Шапку! Шапку сюда!!

— Да чего ж ты подсовываешь, она с дырой, аль сам не видишь?

— Мою, мою возьмите, новенькая!

— Вот от меня… ассигнацией…

— А от меня — зеленый камень!!!

В шапку полетел шарик из малахита.

Возле держателя шапки началась создаваться толчея.

— В черед, в черед становитесь, ить с ног сшибете!

— Не побрезгуй, вот еще алтын…

— Хорош медь сыпать, шапку порвешь.

— А небось бумажкой можно.

— Будя! Люди добрые, дайте другую шапку, эту невмочь пополнять.

— Так моя подойдет как раз. Бери!

Купец Демьянов положил в шапку сотенную со словами:

— А потом к Моисейке-ювелиру надо идти, у него небось зеленые камушки сыщутся.

— Верно молвишь, Порфирий Никодимыч!

— А еще бусы зеленые! — поддержала женшина средних лет. Судя по платью и шляпке с цветами, то была купчиха или мещанка не из бедных.

К шапке, пыхтя, протиснулась девчонка лет десяти.

— Дедушка мне на память подарил зеленый самоцвет. Вот он, — и в шапку канул прозрачный камешек болотного цвета размером с горошину.

Сбор средств продолжился с неугасающим энтузиазмом.

Ранение Мариэлы дало совершенно неожиданные последствия, предвидеть которые никто не мог, даже маэрцы.

Малах как командр был обязан известить о случившемся пятого члена экспедиции, как только стемнело, направился к пещере дракона, чтобы сделать это. Он захватил с собой хорунжего как свидетеля. Но, уже спускаясь по лесенке, оба услышали в драконьем жилище не один, а два голоса. Второй был мальчишеским.

— …и вот так хитроумный Пятнистый дракон смог силой своей ума — и математики, конечно, — победить. Был он тогда, если считать по человеческим меркам, не старше тебя.

— Господин Таррот, этот метод я запомнил. А вот расскажите о великих битвах!

В этот момент вошли Малах и Неболтай. Казак, разумеется, мгновенно узнал Костю Киприанова. Иноземец же сразу догадался, кто мог быть драконьим гостем, хотя лицо его, конечно, раньше не видел. И поспешил познакомиться:

— Здравствуй, ученик дракона. Я знаю, тебя зовут Константин. Или Костя. Меня можешь звать Малах Надирович.

Последовал почтительный поклон со стороны мальца. Несмотря на возраст, мелкий быстро сообразил, что он здесь лишний, и попытался достойным образом удалиться:

— Господин Таррот, уж темно. Мама, наверное, заждалась.

Хозяин пещеры и незнакомый барин (вроде как офицер, но без эполет) переглянулись.

— Хорошо, — молвил дракон, — о великих битвах ты еще услышишь.

Костя быстренько поднялся по лестнице и исчез в темноте.

— Таррот, у нас скверные новости.

— Уже знаю. Костя кое-чего поведал. Но мне нужны подробности. Кто может о них рассказать?

Мысль о том, что драконом движет простое любопытство, была удавлена, не успев родиться.

— Тихон Андропович, ты ведь видел сам…

Казак по каким-то ему лишь ведомым причинам доложил лишь сухие факты.

Последовал вопрос:

— Тихон Андропович, у вас считается достойным стрелять в тех, кто не является воином?

— У нас, Таррот Гарринович, не принято стрелять в тех, кто не воюет. В частности, не принято стрелять в женщин и детей. Также не принято стрелять в лекарей.

— Мог ли стрелок принять Мариэлу за воина?

— Никак нет. При ней не было винтовки, понятное дело. Охотились именно за Марьей Захаровной: только она была открыта для стрелка.

Последовали движения гребнем, которые никто из людей, разумеется, не понял. Дракон чуть прикрыл глаза, потом их открыл.

— В традициях моего народа, — в тот момент казаку показалось, что тон дракона предельно холоден, — принято мстить за нападение на тех, кто не является воином.

Малах среагировал первым:

— Друг, что ты намерен делать?

— Я буду топить корабли. Флаги мне известны.

При всей своей здоровой наглости (а иные в пластуны не попадают) казак проявил осторожность на уровне хорошего дипломата:

— Таррот Гарринович, не будет с моей стороны невежливым спросить: как вы это собираетесь делать?

— Я буду с большой высоты ночью запускать «Ледяные копья».

Последний термин был знаком Неболтаю. Казак в свое время усвоил, что это средство для метания крупных кусков льда какой угодно формы, хотя обычно маги предпочитали придавать ледяшкам вид наконечников холодного оружия. Вот почему последовал вопрос:

— Какие именно?

Вопрос не отличался точностью формулировки, но дракон понял правильно:

— Шар диаметром полтора маэрских ярда.

Хорунжий напрягся и проявил еще большее дипломатическое искусство:

— Таррот Гарринович, покорнейше прошу подождать с вашими действиями, пока я не доложу Владимир Николаевичу или Михаил Григорьевичу. Не собираюсь вас отговаривать от замыслов, но, возможно, вы получите от господ офицеров полезный совет. Я все же не моряк. Что же касается решения мстить, то нахожусь полностью на вашей стороне.

Бедняга-казак аж вспотел, выдав такую длинную фразу с использованием самых барских слов, и притом обходясь без простонародных выражений.

Дракон кивнул.

— Хорошо, я подожду сутки. Если судари моряки пожелают, они могут навестить меня для беседы.

Малах высказался вежливо, но твердо:

— Тихон Андропович, нам с Тарротом Гарриновичем желательно переговорить на темы, касающиеся нашей группы.

Казак отвесил поклон в офицерском стиле и распрощался. Он спешил застать Семакова на причале, зная, что «Морской дракон» должен вскоре вернуться.

В пещере состоялся несколько напряженный разговор.

— Таррот, ты втягиваешь группу в войну, которая нам совершенно не нужна.

— Ты ошибаешься, командор. Это меня втянули в эту войну. Не забывай: я не человек. Это в наших правилах: не спускать никому покушение на целителя.

— Мариэла тоже человек.

— Она, сама того не зная, стала членом моего рода.

— Если тебя обнаружат, начнется усиленная охота на всех нас, и тебя в том числе, а уж о Мариэле и не говорю.

— Не обнаружат. Атаковать буду ночью.

Малах оказался в деликатном положении. Его должность командора позволяла просто отдать соответствующий приказ, и дракон (уж он и его соплеменники знали получше людей, что такое дисциплина) подчинился бы. Но именно эта вполне естественная запретительская реакция была Малаху весьма не по душе. И он принял решение:

— Давай, друг, сперва выслушаем местных. Лишняя информация нам никак не повредит.

Дракон наклонил голову в знак согласия.

Почтеннейшая Моана получила длинное письмо (или даже целый пакет) от мужа. Разумеется, она прочитала его весьма внимательно: должность к тому обязывала.

Те смутные догадки, которые у нее к тому времени появились, обратились подозрениями. Правда, уверенности еще не было.

Как всегда, глаза Моаны в процессе анализа приняли отсутствующее выражение. Размышления главы аналитической службы Академии длились достаточно долго — целых восемь минут.

Первым побуждением после этого было вызвать Сарата и расспросить о событиях во всех подробностях. Но потом госпожа академик приняла иное решение.

На бумагу лег список вопросов, которому предстояло отправиться в Заокеанию. Возможно, сколько-то из них получат ответ не сразу, а лишь по пересылке их через портал и получении ответов с Земли. Пусть так. Но ответы необходимы.

Подозрения — это не то, что позволительно оставить без внимания начальнику службы, предназначенной для того, чтобы получать информацию и делать выводы.

Командир «Морского дракона» был весь день весьма занят.

Семаков отдал распоряжения Рудневу еще до начала выхода в море своего корабля, а также пароходофрегата «Херсонес»:

— Иван Григорьевич, мы будем отрабатывать маневры. Вы помните, что повороты с помощью новых движков могут получиться куда более резкими, чем если бы вы использовали только руль. Включая вот эти движки, обязательно давайте предупреждения экипажу, в первую очередь трюмным. Пусть хватаются за любую опору, а еще лучше предусмотрите для этого леера. Далее: трюмные унтера должны до начала маневров закрепить все по-штормовому. Креплений не жалеть! Неровен час, что-то тяжелое оторвется… ну, сами знаете. Наша с вами задача: чтобы корабли в настоящем бою — а он нам вскоре предстоит, будьте уверены — получили как можно меньшие повреждения. В идеале обойтись бы и вовсе без них, но такое достичь… по крайней мере, мы будем стараться. Однако подносчики гранат должны работать, как часовой механизм от брегета.

— Владимир Николаевич, не будет ли разумно передавать распоряжения также флажным семафором?

— Да, но только не в горячке боя. Ваш корабль стал настолько быстрым, что боевые команды придется исполнять мгновенно, а флажные сигналы или семафор — сами знаете, на них и минуту потерять можно, и даже того больше, а нам такое непозволительно. Ну, с богом! Через пятнадцать минут отход.

Маневры были не те, на которые рассчитывал и к которым привык капитан-лейтенант Руднев. В море на волнах покачивались щиты для стрельб, но как раз использовать орудия или, тем паче, гранатометы, не предполагалось. Вместо этого в ходовой рубке «Херсонеса» звучало:

— Руднев, подходить на полном ходу, имея щит на азимуте двести двадцать! По достижению дистанции десять кабельтовых поворот лево на борт, курс сто тридцать! Первым этот заход отработаю я, вы за мной, дистанция шесть кабельтовых. Начали!

С трех попыток маневр стал получаться.

— А теперь иначе: мой поворот будет менее резким, но на большей скорости, я отвлекаю ответный залп на себя, а вам отработать прежний маневр, так что на «Дракона» не смотрите. Ну, начали!

Было уже совсем темно, когда оба корабля подошли к причалу севастопольского порта. При свете фонаря отчетливо выделялась фигура казачьего хорунжего.

— Что-то неладное, Владимир Николаевич, — предположил старший помощник и оказался прав.

Ответом на выданные казаком новости были военно-морские ругательства со стороны обоих офицеров. К чести моряков будь сказано: беседа секунд через десять перешла в конструктивную плоскость.

— Что мы можем сделать?

— Там у госпиталя собрали средства для Марьи Захаровны. Купить чтобы камушки нужные. Но тут другое дело. Тарот Горыныч просил его навестить.

— Прямо сегодняшней ночью?

— Да.

Прозвучало так, что все возражения отпали.

— Надо идти на баркасе. Вон он, кстати. По дороге об этом деле ни слова, — распорядился Семаков.

Мариэлы спала урывками. Каждый час конструкты, наложенные на раненого адмирала, надо было подновлять — и никто, кроме нее, с этим делом не справился бы. Но хитроумный Тифор все же выхватил момент, когда маг жизни бодрствовала.

— Я думаю, что мог бы тебе помочь.

— Извини, Тифор, дело не по твоим умениям. Только я способна…

— А имелось в виду вовсе не подновление тех конструктов, которые ты тут насоздавала — палец весьма почтенного ткнул в сторону адмиральской койки, — а тех, что ты сама на себя наложила. Вот в них я разберусь. И вполне могу подновлять раз в сутки, а большего и не надобно.

— Будь по-твоему. Действуй.

Мариэла не могла не одобрить (молча, конечно) правильность действия коллеги. Тот не допустил ни малейшей отсебятины: только подновление. Правда, на первый раз это потребовало минут сорок работы.

Справедливости ради будь сказано: Тифор добавил Мариэле энергии из собственного запаса. Совсем немного, конечно.

— Это не все. Там, снаружи, местные собрали кучу денег. Хотят на них купить кристаллы.

— Вот это было бы подмогой. Только ты проследи, чтоб купили то, что надо. А мы еще потом закажем хорошие кристаллы через портал.

Тифор постарался изо всех сил. Он вышел к воротам, уверил для начала собравшихся, что адмирал все в том же состоянии и что надежда сохраняется, а потом возгласил:

— Люди добрые, не всякие зеленые кристаллы… я хочу сказать, камни… нам годятся. Можно посмотреть? Спасибо. Так… вот этот не пойдет, — и рука магистра вынула малахитовый шарик. — Кто его положил? Вы? Спасибо, но можете забрать. Еще что там? Нет, эти бусы тоже не пойдут, нам нужны кристаллы граненые а эти круглые. Хотя… ладно, оставлю их на самый крайний случай. А это что?

Крохотный зеленый камешек очутился на ладони рыжего.

— Это я положила, — пискнули из толпы.

— Спасибо, пустим в дело. Но только имей в виду: он может рассыпаться.

— Так в подарок дадено, — с достоинством возразила бывшая владелица.

Тифор поклонился.

— И еще одна просьба: если будете покупать зеленые камешки, позовите меня. Я сразу могу сказать, какой можно пустить в дело, а какой нет.

Это был тот случай, когда коммодор Скотт был почти полностью уверен в своих аналитических выводах.

Война в настоящее время уже проиграна. Несколько подряд штурмов принесли лишь огромные потери осаждающим. Тридцать два орудия утратили боеспособность, из них шестнадцать — необратимым образом. Сожжено три четверти запаса пороха, истрачено две трети ядер, бомб и гранат, а новые поступления идут нерегулярно. Потери в людях составляют от половины до двух третей; больше всего они в пехотных частях. И если раньше большей частью то были санитарные потери, то сейчас раненые и контуженные идут потоком. Еще того хуже: потери в кораблях огромны. А русские пока что отделались лишь повреждениями, устраняемыми в течение много, если недели. Это у русских такие сроки, на английских верфях наверняка справились бы быстрее. Что хуже всего: разведка донесла о перестройке пароходофрегата «Херсонес» в нечто невообразимое без парусного вооружения, без колес, зато наверняка с новыми русскими орудиями. О скорости этого монстра не докладывали, но наверняка она увеличилась по сравнению с прежней. Следовательно, на море следует ожидать столь же скверного состояния дел, как и на суше.

Конечно, Фрэнсис Скотт знал о готовящейся отправке французских бронированных кораблей. Тут, правда, фактов не было, но предчувствие не обещало скорую и уверенную победу. Скорее наоборот: сражение могло оказаться жестоким, а исход его — сомнительным Само собой, английский капитан знал, что установленная на этих кораблях (если их можно так назвать) броня противостоит ядрам, но был твердо уверен, что мощь взрывов от русских орудий намного превосходит все возможности ядер и, возможно, бомб.

Остался единственный вопрос, на который не было даже приблизительного ответа: когда до начальства дойдет идея о необходимости немедленной эвакуации? Или, сказать попроще: когда они поймут, что надо уносить ноги?

Аналитики имеют дело с фактами. Необходимым для них инструментом является логика, а не воображение. И все же на этот раз английский моряк попытался представить себя на месте адмиралов. Что бы они сделали?

Эта мысль крутилась, вертелась и подставляла бока под критику, но результат оставался все тем же: без боя с участием бронированных кораблей обойтись нельзя. Их пустят в дело уже потому, что они существуют. Но если и плавучие артиллерийские батареи потерпят поражение, тогда отступление из Крыма останется единственным возможным ходом.

Мариэла с самого начала действовала так, как ей когда-то объясняла наставница. Правды ради следует заметить: Моана сама имела крайне ограниченный опыт в части лечения травматических повреждений головного мозга. Но малый опыт все же неизмеримо больше, чем полное его отсутствие.

Мариэла скачала поля, оставшиеся после физического повреждения мозга. Тут нужны были умения мага разума, а не жизни, но у Мариэлы с этим было все в порядке. Затем госпожа магистр скопировала эти поля — работа была в сущности очень близка к действиям некроманта, хотя сама наставница никогда так не говорила — создала конструкт, замещающий поврежденные ткани, с помощью магии жизни и переключила поля разума на этот новосозданный конструкт. Вот что было самым трудным.

Второй по трудности задачей было поддержание конструктов тканей головного мозга. Из-за чудовищной сложности они, как и ожидалось, оказались слабоустойчивыми. Поначалу распад начинался по прошествии часа. Конечно, поддержание конструкта требует меньшего расхода энергии по сравнению с его созданием, да и сверхконцентрация тут не критична, но сил у Мариэлы было совсем не так много, а имеющиеся кристаллы теряли емкость с тревожащей скоростью. Маг жизни и разума знала о том, что ей собирают деньги на новые кристаллы, и полностью поддержала идею, но пока что поддерживать энергию приходилось только тем, что было.

Некоторой заботы требовало состояние костных тканей адмирала. Череп был поврежден пулей, а восстанавливать его было некогда. Мариэла уже подумывала, чтобы попросить Тифора об этой услуге. Такая задача была ему по силам.

Куда большее беспокойство вызывало состояние мозговой деятельности. С одной стороны, Мариэле очень не хотелось, чтобы адмирал вообще приходил в себя преждевременно. Но и держать его в состоянии сна было не так просто и вряд ли рационально.

Примерно через день Мариэла нашла выход.

В палату, соседствующую с адмиральской, вдруг вошла госпожа доктор. Нельзя сказать, чтобы она произвела благоприятное впечатление. Вряд ли женщина, которая разом состарилась лет этак на пятнадцать (если не больше), может очаровать взоры нижних чинов. Уж потом, когда Марья Захаровна ушла, вся палата дружно сошлась во мнении, что от нее осталась едва ли не половина прежней.

— Братцы, приношу извинения, что не могу пока вами заниматься. Все силы уходят на Павла Степановича, — начала Мариэла.

— Нешто без понятия!

— Обижаете, госпожа дохтур.

— Матушка, ты только адмирала на ноги поставь, мы-то перетерпим, коль надо.

— А он сам-то как?

Мариэла вскинула руку, прерывая возможные вопросы.

— Сам пока держится…

Эти слова не соответствовали истине. Держала раненого как раз Мариэла.

— …правда, помощи от вас прошу, братцы, — при этих словах вся палата обратилась в одни уши. — Нужен кто-то, кто бы читал рядом с адмиралом вслух Евангелие. Я сама не смогу, и без того устаю, да и спать мне надо. Опять же, мне трудно подобрать нужную страницу.

— Богоугодное дело.

— Я могу читать! Я грамотный!

— Нишкни, Ероха! Тут другой надобен. Сказано ж: чтоб место из писания мог подобрать.

— Так дьячка нанять.

— Я заплачу, если надобно, — предложила Мариэла, но ее перебили:

— Неужто на дьяка денежку не соберем!

— По пятаку если скинемся, и то даже много будет.

— А много ли честь надо, Марьзахарна? По скольку за раз?

Мариэла отвечала со всей обстоятельностью:

— За раз по часу. Всего же часа три в день, а лучше — четыре. Не очень громко, но медленно и отчетливо. Павел Степанович должен слышать и понимать. И так пару дней, а там посмотрим.

Будучи магом разума, госпожа магистр могла отследить мозговую активность от звуковых сигналов и сделать диагностические выводы. Дело было совсем не хитрое.

Вдруг совершенно неожиданно раздался голос Тифора, который ухитрился как-то незаметно просочиться в палату:

— Берусь сходить в церковь и нанять чтеца. А еще мог бы подновлять… кхм… ваше лечение, братцы.

Мариэла на это предложение улыбнулась бескровными губами.