Глава 10

В камере было чертовски скучно. Я несколько раз измерил её шагами туда-сюда, даже для приличия несильно поколотил лбом в каменную стену. Всё без толку. Хотел уже начать толкаться в дверь, но уж больно глупо это выглядело бы. Что же, законопатили меня в самую глухую щель, а замок запереть забыли? Почему тогда табличку «Выход» не повесили, как в магазине? Так что постоял я перед дверью, кулаки поразминал, а потом обратно на лежанку плюхнулся. Тоскливо…

Ошейник ещё этот дурацкий… Распух же, гад, нажрался зелёной энергии. Теперь в шею мне упирается, лежать мешает. Такое ощущение, что голова почти свисает. Жутко неудобно.

Я закрыл глаза и в сотый раз прокручивал сцену моего ареста. Ну фарс! Чистой воды фарс. Был бы Станиславским, во весь голос заорал бы знаменитое «Не верю!».

Снова и снова вспоминал, кто где стоял, как смотрел, что говорил. Задумался, догадалась ли Тиваниэль, что я провёл ночь с Лолочкой или нет?

Вспомнил её торжествующие глаза, левитановский голос, и понял: она знала. Всё знала. И что с Лолой мы были, знала. И что принца не я прикончил. И даже, кто настоящий убийца, и это знала.

Да и император тоже хорош. Мне вспомнилась его отстранённая поза и на мгновенье показалось, что вот он, стоит у двери.

Надо же! Руки он на груди скрестил, типа, я тут ни при чём. Понтий Пилат хренов. Тот руки, значит, умыл, а этот открестился от происходящего. И ведь, похоже, тайна убийства Вародениила и для него секретом не была. Наверное, мешал ему принц. А что? Эльфы, они такие – долгоживущие. Его Императорское-то, поди, ласты заворачивать не спешил. А Денчик в народе популярность набирал. Вон как он за стол вломился, как Полиграф Полиграфович. Мы, говорит, круглоухих душили, душили… Ну, или как-то так.

Поневоле задумаешься, нужен ли тебе при таком раскладе старший сын или стоит пожить ещё. Так что вполне может быть, что Элечка моя ласковая сама братцу монетки на глаза и положила. С молчаливого одобрения, так сказать, родителя. А что? И овцы целы, и волки сыты, и пастуху, то есть Дену, вечная память.

А в приговоре, значит, обязательно будет пункт о конфискации имущества преступника в казну. А что у меня за имущество? Мультитул да Тиваниэль. Вот и возвращение блудной дочери, свершилось… Ещё и в академию, небось, вернётся, расскажет там слезливую сказочку о моей героической кончине под превосходящими силами противника.

Блин!!!

Лежать дальше было невозможно. Хотелось действовать, делать хоть что-то. Я вскочил, ещё пару раз измерил шагами камеру. Размеры не изменились. Сел на лежанку.

Встал с лежанки и снова походил. Опять сел. Повторял упражнение, пока сам вид лежанки не опротивел.

И главное, даже никакого окошка нет, пусть хотя бы самого завалящего. Непонятно, что там, за стенами – день или ночь. Да и вообще я во времени потерялся. По внутренним ощущениям сижу я здесь уже лет пять, а если судить по щетине, то второй день. Жрать, кстати, охота, как из пушки. Вроде, отвлекусь мыслями, перебью голод эмоциями, а потом снова живот сводит. Пить, кстати, не так хочется – сыро в камере настолько, что кое-где на камнях влага и даже в одном месте стена «плачет». Капли из неё выделяются. Я несколько раз на палец собирал и слизывал. Ничего, нормальная чистая вода.

Через какое-то время от безделья решил вернуться к занятиям магией. Пусть напитать структуру силой ошейник не даст, но хотя бы построить я её могу? Кое-что ведь запомнил.

Встал посреди камеры, позу торжественную принял, и начал пальцами символы скручивать, что у Дена видел, когда он меня лечил, и в структуру их сформировывать. Сначала не получалось – рассыпались связки. Но я старался. Делать то ведь больше нечего. Когда поточнее вспомнил, кое-что начало держаться. Здесь ведь как в программировании – неправильно напишешь – выдаст ошибку и не запустит. Очень на кодинг похоже. Я-то знаю, сам когда-то на нескольких языках пробовал писать. Хотя получилось только на серверных – на РНР и самом примитивном – HTML.

Вообще, магия мне кажется тем языком, на котором была написана Вселенная. Всё точно так же, как в матрице. Только среда исполнения – реальный мир. Вот и стал я в камере самое актуальное программирование изучать. Как Ленин, блин. Только он языки да экономику учил, а я магический кодинг.

Под конец не удержался, попробовал влить в структуру исцеления немного зелёненького. Не пошло – всё ошейник, сволочь, перехватил. Так что приходилось пока тренироваться «на кошках».

Раз по двести всё, что вспомнил, прогнал, отточил до автоматизма. Не знаю, сколько я занимался по времени, часов-то нет. Только регулярно прерывался, к стеночке бегал, водички лизнуть. Ну, и пару раз наоборот – к дырке в полу.

В общем, в итоге дозанимался до рези в глазах. Руки не поднимаются, ноги не стоят. Плюхнулся на лежанку.

Трава на ней, кстати, зелёная-зелёная. Непонятно, почему. Света в камере почти нет. Хотя, какое там «почти», его совсем нет. Это я приспособился, где на ощупь, где по памяти, вот и привык. А так, темно здесь, как на знаменитой картине Альфонса Алле «Битва негров глубокой ночью в пещере».

Сколько спал – не знаю. Снился какой-то сюрреализм. Причём, всю ночь меня кто-нибудь душил. Наверное, ошейник, сволочь, шею сжимал. Никак он мне покоя дать не хочет. Ладно бы только энергию забирал, так ведь ещё и спать мешает.

От нечего делать, вернулся к своим занятиям. А что? Ничуть не хуже, чем царапать на стене «Здесь был Кирюша». Так что, через пять приёмов воды из стенки, я уже машинально складывал и структуру исцеления, и очистку одежды и тела. Мне бы хоть чуть зелёненького, тогда вымылся и почистился бы. Но никак – всё проглот ошейник забирает. Я даже со злости хотел его перекормить, думал, может, лопнет. Напихал в него всё зелёное пятно, что на моей ауре наросло. Но только сам в итоге вырубился, а этот гадёныш в руку толщиной стал. Лежать вообще неудобно.

Единственный плюс во всём этом – зелёный цвет на палитре увеличился почти вдвое и гораздо быстрее, чем раньше, нарос. Теперь он с чёрным был одного размера. Ну, может, чуть различались, я не знаю, как их измерить. Остальные цвета – красный, жёлтый, синий, белый, были представлены фрагментарно, и я на них особого внимания не обращал. Скорее всего, это естественная палитра каждого разумного. Вон, у Эли я тогда тоже какие-то остаточные следы красного в ауре заметил ещё в Москве.

Чёрт, кажется, чуть ли не века с тех пор прошли, как я жил, как все люди. Ездил на Лансере, занимался в офисе дурацкими продажами. Спал по ночам с этой… девушкой с низкой социальной оценкой. А ведь объективно сколько времени прошло с того момента, как я увидел разутую машину? Неделя? Да если не меньше! А прожил я за эти дни больше полугода. А по субъективным ощущениям, вообще целую жизнь.

Я сравнивал себя до встречи с Аишей и теперешнего. Ничего общего. Помести меня сейчас в тот гадюшник, где я за монитором сидел и от каждого чиха шарахался, будет то ещё представление. Всех бы научил строем ходить и Родину любить. Жаль только, что я сижу в камере и жить мне осталось ровно до вынесения приговора. И остаток жизни мне, кроме как пытаться занять мозги, делать больше нечего.

В общем, скучно здесь, так что я снова взялся за магическое программирование. Построил ещё раз портал. Куда он ведёт, понятия не имею. Наверное, в тот же павильон, где мы с принцем на мечах рубились. Всё равно пройти в него я не могу – ошейник все силы забирает. И надулся ведь уже как удав. Шею сдавил, уши снизу жмёт. Так что плеснуть энергии в структуру я даже не пытаюсь. Собрать её по палитре – это пожалуйста. А если что-то ей запитать, то проклятая деревяшка всё перехватывает. Потому тренировался формировать портал и тут же его развеивать.

Так меня и застали перед только что построенной структурой. Резко, почти без звука открылась дверь и в камеру ввалился сноп огня. Аж глаза заболели.

– Держи! Уйдёт! – голос как гром небесный.

Наверное, потому что долго в тишине и темноте просидел. Вот и кажется мне любой свет невыносимо ярким, а звук громким. В общем, ошарашили меня своим внезапным появлением, кто бы это ни был. Застыл я как статуя. А потом увидел тянущийся ко мне из круга света сияющий меч.

Ну, думаю, даже казнить не будут. Тут прирежут, а всему народу объявят, что гость королевской фамилии и по совместительству убийца, не выдержал душевных мук и прямо в камере нанёс себе двадцать три смертельные раны в сердце спрятанным в заднем проходе мечом. Так что, как только у меня эта мысль в голове сформировалась, я, не задумываясь о последствиях, зачерпнул из палитры всех цветов подряд, только старался зелёного не касаться, и широким жестом плеснул их в висящую перед лицом структуру, стараясь, чтобы на каждый узел попало побольше.

Портал засветился всеми цветами радуги и меня мгновенно, как в пылесос, внутрь втянуло.

Тут же за спиной раздался взрыв, и шею обожгло сильной болью. А потом меня бросило и куда-то поволокло, да мордой по песку. Да ещё и присыпало тем самым песочком сверху. А под конец очень сильно резануло по глазам.

Через какое время я очнулся, не знаю. Правый локоть болел невыносимо, всё пузо будто наждаком продрали, а самое плохое – во рту, как в пустыне. Язык по нёбу царапается, пить охота. А вокруг свет такой яркий, что я несколько минут открыть глаза нормально не мог.

Когда осмотрелся, понял, что попал как раз-таки в пустыню. Везде песок, только редкие пятаки пожухлой травы кое-где торчат. Понятно, что глазам непривычно – из тёмной камеры да под палящее солнце. И, кстати, очень жаркое. У меня буквально сразу уши обгорели и начали ныть.

Локоть распух, рукой двинуть не могу. Либо плечом, но медленно, чтобы больное место не затронуть, либо пальцами. На крайняк, ладонью. А самая востребованная часть руки от каждого движения пытается от меня оторваться и уйти. И главное, ничего у меня с собой нет, хоть лубок какой-нибудь смастерить, да косынкой к боку притянуть. Кое-как поднялся на ноги.

Вокруг, куда ни глянь, жухлые травы. Я стою на каком-то песчаном пятаке метров сорок диаметром, а за его пределами ровная, как тарелка, степь без единого деревца. И никого…

Зашибись я из тюрьмы сбежал. Как раз, чтобы не быстренько под мечом палача погибнуть, а подольше от обезвоживания помучиться. И ведь точно знаю, что в таком состоянии я даже десять километров не пройду. А здесь до населённых мест и медицинской помощи, мало того, что гораздо дальше, так ещё и неизвестно, в какую сторону. Плюнул я под ноги сухим плевком и поплёлся к краю песчаника. Хоть до травки добраться, пусть даже пожухлой.

Ходить больно. Каждый шаг отдаёт в локте, корка на животе при ходьбе трескается и тоже радостных эмоций не добавляет. К тому же голове почему-то очень неудобно, будто шея в два раза тоньше стала и с трудом её держит. Попробовал я левой рукой. Ужас. Плечи обожжённые, на затылке пятна ожогов, шея вообще запеклась в сплошную корочку, как хлеб.

Стоп! Шея! Запеклась! Я же её только что пальцами трогал. Значит… Значит, нет у меня ошейника! То ли свалился при входе в портал, то ли не выдержал неправильных цветов энергии. А значит, можно попробовать себя подлечить.

Сформировал я структуру исцеления, чуть зелёного туда влил и к животу приложил. Сразу же в этом месте корочка отвалилась, а под ней здоровая розовая кожица. Красота!

Я почти до вечера себя таким образом во все больные места тыкал. Только на локоть почти всё зелёное из палитры ушло. Наверное, поломал я его в падении. В итоге, когда солнце заходило, я сидел на песочке здоровенький, без единой зелёной искорки в ауре и хотел пить до такой степени, что пытался жевать серые, пропылённые насквозь, стебельки куцей травы.

Как заснул, я и сам не заметил. Проснулся от жуткого голода и холода. Одна радость – вся трава вокруг в росе, хоть напился.

Чтобы не дрожать, пробежался как смог до песчаника и обратно. Поискал глазами хоть какое-то возвышение. Только невысокий холмик на горизонте. К нему я и пошёл.

Через час взошло солнце, и я очень пожалел, что не набрал воды. Хотя, куда её набрать-то? Если только в рот. С собой вообще ничего. Спина и голова обгорели почти сразу же. А вот зелёной энергии в палитре так и не набралось. Так, мелкие всполохи какие-то. Решил экономить, повязал обрывки рубашки на голову, прикрыв по возможности лицо. Сначала хотел оборвать штаны, чтобы «легким движением руки получить элегантные шорты», но вовремя одумался – ночью холодно, днём солнце палит. Не сгорю, так замёрзну. Лучше уж так.

К обеду скорость передвижения упала почти до нуля. Я то и дело присаживался отдохнуть прямо на песок. Вставал всё медленнее. Очень есть хотелось. Думаю, если бы на меня кинулся какой-нибудь неосторожный скорпион, ещё неизвестно, кто бы кого съел.

К закату рези в животе стали невыносимыми. Идти тоже не было возможности. Я сел на небольшой холмик и стал ждать росы. Хоть напиться.

Уснул вместе с солнцем. Ночью поднялся ветер и меня очень удачно присыпало тёплым влажным песочком. Красота. Я лежал и не хотел вставать.

Тем более, сил не осталось совсем. Под утро слизнул пару капель росы с камня перед лицом и даже не стал подниматься, чтобы попить ещё. Навалилась апатия. Стало понятно, что выйти из этой пустыни я не смогу, так и сдохну, занесённый песочком. Обидно было с таким риском сбегать из камеры, чтобы умереть не под мечом, а под грунтом. Но так даже лучше. Во-первых, хоронить не надо, я уже там. А во-вторых, умер не узником, а свободным.

К обеду солнце настолько раскалило голову, что на ней можно было варить кофе в джезве. А что? Песочек вот он, горячий череп сойдёт за плиту. Только воды не хватает.

Не знаю, когда, счёт времени я уже потерял, да и окружающего не замечал, пришли папа и мама. Маму я видел только в детстве, меня в три года в детский дом отдали, а потом тётка забрала. А отца не встречал вообще никогда. Но почему-то я точно знал, что это они. Стояли, смотрели на меня печальными глазами. Ну и я на них в ответ. Сначала простым взглядом. Потом энергетическим. За это время начал в магическом режиме просматривать всё вокруг уже машинально, не задумываясь.

Так вот, у мамы аура была обычная, как у всех. Жёлто-серо-синяя, с вкраплениями красного. И еле-еле над физическим телом выступала. А вот папина… Огромная и светлая, как ночное небо над центром Москвы. И переливалась всеми цветами без остановки. То синего в ней больше, то зелёного, то красного.

Посмотрели они на меня, переглянулись. Мама нагнулась и погладила меня по голове. И так хорошо сразу стало. Вот… будто мама по голове погладила, лучше и не скажешь. Несравнимо! Я от этой ласки сразу расслабился и уснул. Причём без сновидений и как-то не мгновенно, а ступеньками. Сначала пропало ощущение жары, затем боль. Потом перестал что-либо слышать. А в конце и глаза закрыл. Мне темно, хорошо. Времени нет, раздражителей нет. Я как в коконе. Только он всё сужается и сужается и скоро совсем в точку схлопнулся. И я вместе с ним…

Очнулся, когда на меня какой-то придурок начал воду лить. Это же надо додуматься? Тут пить охота. А он такую ценность запросто в никуда переводит. Я попытался вывернуться и схватить открытым ртом несколько капель. Получилось. Да ещё как. Чуть не захлебнулся. Зато попил от души.

Хотел встать, поблагодарить такого щедрого спонсора, но не смог. Оказалось, что я привязан к деревянной лежанке. Причём, очень основательно. И руки и ноги и даже через пояс проходит толстая, царапучая верёвка. А на шее снова что-то деревянное. Вот что за моду взяли, ошейники на людей вешать? Что при дворе, что в пустыне.

Глаза открыл, огляделся. Надо же, клетка. Причём, я здесь не один, в ней ещё четверо. В угол забились, сидят, дрожат. А с другой стороны кто-то огромный и страшный с тяжёлой штукой в руке. Размахивается, и на меня снова льётся поток воды. Ура, ещё раз напился. Только зря он так, лучше бы в кружке дал. Гораздо ведь экономнее.

– Ты не лей, – говорю. – Лучше дай, я так попью. А то воду жалко.

Меня, понятное дело, не поняли. Не знают здесь русского. Повторил на синдарине. Те, что в углу, тут же завозились, а этот, здоровенный, так с ведром и замер. Подошёл ко мне, внимательно оглядел. Ну, а я его пока. Толстый, но мощный, как бывший борец, который уже не соревнуется, но занятия до конца не бросает. Голова лысая, причём бритая наголо. А черты лица… Вот будто всё в кучу собрали. Мясистый негритянский нос и губы, но при узких китайских глазах. И без бровей. Чем-то на Боло Янга похож.

Достал он тряпочку из-за пазухи, лысину свою протёр, затем пыль с меня зачем-то ей смахнул. Подёргал верёвки и стремительно вышел из клетки. Тут же ко мне из угла двое подползли. Они вообще, как я понял, во весь рост старались не подниматься. Один пальцем меня в плечо потыкал и спрашивает:

– Ты это эльфийка?

Синдарин ужасный. Ещё и в женском роде ко мне обращается. Но ясно же, что он просто языка толком не знает. Хотел ответить, но во рту снова сухо, вода давно по телу разбежалась и язык опять шершавый.

– Пить, – говорю.

Мне тут же сунули глиняную плошку. Вода затхлая, несвежая, но я всё равно выглотал всё до капли. Теперь совсем легко стало.

В императорском кабинете царил полумрак. Закарониил сидел в плетёном кресле с высокой спинкой и медленно водил пальцем по краю высокого хрустального бокала. Бокал в ответ чуть слышно пел. Перед креслом стоял разумный с очень невнятным лицом. Было непонятно даже, к какой расе он принадлежит, то ли человек, то ли эльф. В руке императорский собеседник держал длинный свиток.

– Таким образом заключённый проигнорировал все наши подсказки. Так и просидел в камере и ни разу за все четыре дня заключения не попытался открыть дверь. Мы специально не давали Кириилу ни еды, ни воды, чтобы мотивировать его на побег.

– Странная у вас мотивация, Литеций.

– Отнюдь, ваше Величество. Согласитесь, если администрация нарушает нормы поведения, то тем самым она даёт возможность заключённому ответить тем же. Хотя бы попытаться. Как вы считаете, ваше Величество, вправе ли разумный в такой ситуации требовать хотя бы питания?

– Несомненно.

– Однако, заключённый даже ни разу не подошёл к двери. Наши люди дежурили специально, держа на подвесе заклинание невидимости, чтобы не спугнуть. Возле двери стоял кувшин с водой, стопка лепёшек и личные вещи заключённого. Интересные вещи, кстати. В частности, универсальный инструмент представляет определённую ценность для нашей службы. Я уже заказал два десятка по его образцу.

– Не об этом речь, Литеций.

– Прошу прощения, ваше Величество. Подводя итог, могу сказать, что заключённый покончил с собой очень нетривиальным способом. Пол и стены камеры, где он содержался, чудом не обрушились. Не осталось буквально ни одного целого камня. Сейчас проводятся срочные работы по укреплению фундамента в этом месте. Магическая бригада работает без перерыва, так что к утру можно будет не опасаться обрушения дворца, хотя взрыв, как вы знаете, был сильный.

– Да уж, весь двор слышал.

– Позвольте вопрос?

Император только махнул рукой.

– Наши аналитики бьются в догадках, зачем вы хотели сохранить ему жизнь.

– И каковы догадки?

– Очевидно, чтобы впоследствии использовать Кириила в качество лазутчика…

Император удовлетворённо кивнул.

– И это тоже. Иметь под рукой человека, по самые круглые уши влюблённого в принцессу, очень удобно. Ему не надо накладывать на себя иллюзию, которую может пробить случайно встреченный сильный маг. А кроме того…

– Да, ваше Величество?

– Литеций, похоже, твои аналитики даром едят свои лембасы. Ты не подумал, что традиция захвата женщины в бою не только уходит корнями в глубь истории, но и ежегодно приводит ко двору не одного предприимчивого и очень разумного эльфа. Ведь, не имея масла в голове, организовать подобный захват очень сложно. А значит, таким путём наверх пробиваются только неглупые и деятельные. Отличный способ время от времени разбавлять застоявшуюся кровь высшей аристократии. И как на меня будет смотреть перспективное дворянство, если парень, захвативший принцессу, окажется на плахе?

– Вы как всегда дальновидны, ваше Величество.

– Так что очень хорошо, что мальчишка ушёл так громко и без нашей помощи. Один из немногих случаев, когда мы можем рассказать народу всю правду. Ну, почти всю. Так что подготовьте официальное сообщение для прессы и завтра утром принесите мне на утверждение.

Неприметный разумный с достоинством поклонился. Император успел только моргнуть, как в кабинете уже никого не было. Но ненадолго. Не прошло и пяти минут, как раздался осторожный стук.

– Войдите, – ответил Закарониил.

В дверь несмело протиснулась Лола и встала перед отцом, нерешительно теребя подол пальцами. Император рассматривал дочь сквозь полуопущенные длинные ресницы. Молчание затянулось. Девушка нервно ёрзала ногой, всё сильнее дёргала подол домашнего платья, но молчала. Через какое-то время Закарониилу надоело, он глянул Лоле в глаза, улыбнулся и сказал:

– И тебе доброй ночи, дочь моя.

– Папа! – вскинулась девушка. – Я не для этого пришла.

– Как?! – удивление даже было немного похоже на настоящее. – Ты не хочешь пожелать своему отцу доброй ночи?

– Нет… то есть, да, но… Я пришла поговорить о нём.

– О ком? А Вароденииле? Но ты же понимаешь, что с того момента, как твой брат принял решение лично участвовать в боевых действиях, он встал на очень рискованный путь. Если помнишь, ему даже пришлось заранее спеть песнь смерти, прежде чем его всё-таки направили в войска. Да, мне тоже жаль несчастного мальчика. Обидно пройти через горнило войны и умереть дома, в своей постели, но поверь, Ден был к этому готов уже тогда, когда взял в руку оружие. Так что, хотя наша скорбь и неутешна, но мы должны помнить, что всякий воин вверяет свою жизнь в руки судьбы без какой-либо уверенности в завтрашнем дне.

Девочка расплакалась уже на середине речи отца. Она стояла с покрасневшим лицом, хлюпала носом и совершенно по-детски вытирала слёзы кулаком. Через какое-то время Лола, наконец, подняла глаза на императора и тихо проговорила:

– Я про другого человека хотела сказать.

– Человека? Это того, которого приводила в гости твоя сестра? Кириил, кажется?

– Да.

– Можешь не волноваться. Наша дорогая Тиваниэль теперь свободна, а этот милый юноша больше никогда не появится в стенах императорского дворца.

– Никогда?

Девушка побледнела и сказала это еле слышно.

– Тебя это волнует, дочь моя?

– Папа, это не он убил Денчика! Кириила арестовали неправильно.

– Надо же. Сколько экспрессии… – Закарониил откинулся на спинку кресла и хитро улыбнулся. – А откуда ты знаешь?

– Я… мы…

Девушка покраснела как закатное солнце, подол задрался почти до пояса, глаза бегали.

– Мы провели эту ночь вместе! – наконец выпалила она и замерла.

– Так… – лицо императора застыло и сейчас очень напоминало изображение на золотых монетах. – Я правильно понимаю, что этот мелкий круглоухий ублюдок соблазнил обеих моих дочерей?

– Нет, папа. Не надо о нём так говорить, Кириил добрый и хороший. И он здесь вообще ни при чём. Я сама… сама пришла. Кириил уже спал, а я его разбудила. И ещё…

Девушка обхватила себя ладонями за плечи, чтобы придать храбрости, и выпалила:

– Я беременна!

– Да откуда ты знаешь?! – взревел отец.

– Я маг жизни и сразу же чувствую такие вещи.

– Вон отсюда! – император вскочил с кресла и вытянул руку по направлению к двери. – И чтобы в ближайшее время не попадалась мне на глаза!