Глава седьмая:
Ни один в поле не воин, если…
В ыездные матчи в чем-то проще, в чем-то сложнее. Дома, говорят, и стены помогают. Столешников с такой мыслью всегда считался. Да, на родном поле играть – это иногда проще. Только вот выигрывать везде уметь надо. Что у «Крылышек» на «Металлурге», что у «Шинника» на «Сатурне». А стены?!
Стены с собой не привезешь. В отличие от вон тех, на гостевой, в фан-секторе…
– Море мертвое!
Механик… Здоровенный колоритный мужик, заправляющий фанатами «Метеора», затянул кричалку.
– Море мертвое!
– Нет! – сотней глоток в ответ.
Ну, и дальше:
Море соленое – Нет!
Море твердое – Нет!
Море хваленое – Нет!
Море Баренцевых – Нет!
Море Лаптевых – Нет!
Море Эгейское – Нет!
Море гейское – Нет!
Море, в которое ссут – Нет!
Море, в которое срут – Нет!
Море, в котором бензин – Нет!
Море, в котором мазут – Нет!
Дырам в озоне – Нет!
Это да, это вам не «ху!» исландское орать. Тут и высокий штиль, и настоящая поэзия, Пушкин, блин, Александр Сергеич.
Рабам и заключенным – Нет!
Сапогам и погонам – Нет!
Ружью и патронам – Нет!
Атомной войне – Нет!
Ракам на говне – Нет!
Мусору в море – Нет!
Мусорам на стадионе – Нет!
Содому и Гоморе – Нет!
Князьям и баронам – Нет!
Генсекам и коронам – Нет!
Черствым батонам – Нет!
Пустым макаронам – Нет!
Девочка Маша – Нет!
Стакан простокваши – Нет!
Мальчик Антошка – Нет!
Пошел копать картошку – Нет!
Старуха Шапокляк – Нет!
В декабре мерзляк – Нет!
Вязаная шапка – Нет!
Алкоголичка бабка – Нет!
Алкоголичка внучка – Нет!
Алкоголичка Жучка – Нет!
В алкоголичке дедка – Нет!
Ленина кепка – Нет!
Так и не созрела – Нет!
Алкоголичка репка – Нет!
Глобальное потепление – Нет!
Хорошо, хоть полиция на «мусоров» не реагирует, привычные люди. Стыдно все равно… играть «Метеор» не играет, да еще и фанаты орут на пределе голосовых возможностей… хрень всякую.
Крем от старения – Нет!
Чай с бергамотом – Нет!
Чай с бегемотом – Нет!
Чай со слоном – Нет!
Чай с холодцом – Нет!
Чай с чабрецом – Нет!
Чай с подлецом – Нет!
Чай, который пролил – Нет!
Чай, который остыл – Нет!
Столешников фанатов не очень жаловал. Или не понимал, черт знает. Мало ли, вдруг есть у них причины не футбол смотреть, а на «мяч» ходить только чтобы потом в посадке, сговорившись, накидать таким же. Или огрести, тут как карта ляжет.
Рассеянный мальчик – Нет!
Разбил бокальчик – Нет!
Перламутр и алмаз – Нет!
Лучший в мире – Тинто Брасс – Нет!
Дырявая шина – Нет!
Плохая резина – Нет!
Нет бы чего интересного придумать… Чего орут? И по делу вроде, только смысл на матче-то такую телегу втирать? Столешников отвернулся, слушая долетающее с трибуны:
За литр бензина – Нет!
Гнилая рутина – Нет!
Болотная тина – Нет!
Жить, как скотина – Нет!
Смех без причины – Нет!
Террор и война – Нет!
Пошли они на – Нет!
Может, поговорить с ними? Только что сказать?
Механик, поднявшись над толпой, наконец закончил:
Наш родной… передовой…
Орденоносный… большой и взрослый…
Сельскохозяйственный…
Правильный и нравственный…
Непобедимый…
В-сердце-каждого-ранимый…
Футбольный клуб…
И разом, сто голосов, заставив замолкнуть весь стадион, прокричали:
МЕ-ТЕ-ОР! Да-а-а-а!!!
Да, не Александр Сергеич. И о чем с ними разговаривать?
Первый тайм закончился плохо. Даже очень.
А начиналось все вполне оптимистично. Несмотря на напор «Шинника», Марокканец защищал ворота, как Родину.
И вот Додин, вцепившись в мяч, продрался к штрафной. Вышел на удар… почти вышел, мяч удачно выбил набежавший защитник «медведей». И Додин не удержался. Впечатал защитнику, который обесценил весь его труд одним красивым ударом, сзади и прямо под колено. Идиот…
Столешников, полюбовавшись на красную карточку, заложил руки за спину. Бывает, да… Внутри все клокотало. Но вида показывать нельзя, по крайней мере, не сейчас. Терпи, Юра, терпи.
В раздевалке пахло, как всегда: потом, злостью и усталостью. Команда, привалившись к шкафчикам, натужно и тяжело молчала. Кроме Додина. Этот проводил полный разбор полетов, подбирая эпитеты «медведям», арбитру, газону, стадиону и чьей-то матери. Себя только упомянуть забыл.
Столешников открыл дверь в лучших традициях – пинком, так, что повернулись все. Додин, утирая горевшее праведным гневом лицо, замолк лишь на пару секунд, снова заводясь:
– Юрий Валерич, весь тайм фолили, суки! Весь же… Судья, падла, ни свистка, ни хрена… ноль реакции. Не сдержался… простите.
Столешников пристально посмотрел на него. Этот вроде не прикидывается, не врет, так и было. Додин, пусть и загорался быстро, никогда хвостом не вилял, играл на полную.
– Потом разберемся. Сели все.
Все и так вроде бы сидели, но оглянулись друг на друга. Столешников, до хруста сдавив бутылку минералки, навалился свинцовым взглядом на каждого. Балкон отвернулся, не выдержали нервишки.
– Первый отыграли, молодцы. Весь второй играете в поле вдевятером, это ничего, справитесь. У «Шинника» нападение хорошее, а вы у меня зато назад быстро бегаете и защищаетесь вроде бы… Хорошо. У вас две, три максимум контратаки, поняли? Выходит только основа, держитесь, как хотите, должны справиться. Масяня, Раф, Петровский – вы у ворот. Далеко не отходите, на вас все держится. Варенников? Варенников, блин!
– Че?
– Через плечо, мать твою! Контратаки вытягивай. Раф или Игорь тебе перекидывают, ты дальше, тащи, как сможешь, до конца тащи и только потом пасуй. Ясно?
– Ну… ясно.
– Копчик не болит больше? Бегать можешь?
– Да.
– Молодец. Все молодцы. Давайте, парни, до последнего стоим, всеми силами, ясно? Они крутые? Вы круче, вы опытнее, и как сказала мне тут недавно одна… умная женщина, вам терять нечего. Так, Масяня?
Капитан кивнул, явно куда больше интересуясь цветом шнурков. Хорошо, хоть согласился.
Столешников улыбнулся.
– Пошли, парни, сыграем в футбол…
– Валерич, да все нормально…
Витя, тенью следующий за ним, пытался подбодрить.
Нормально? Нормально?! Да что они там делают-то?!
Один – ноль. Варенников, твою мать… ну что же ты сделал? Кто так из-за боковой вводит?!
Из комментаторской прямо за ними кто-то изощрялся, грамотно подливал масла в огонь:
– …У меня такое ощущение, что еще немного и вратарь «Шинника» заснет. Взбодрите парня кто-нибудь. Мяч вообще не долетает до его штрафной. Ну вот атака через центр на фланг. Потеря мяча… Ну вы знаете, нужно признать, Столешников здорово организовал оборону. У Моуринью научился парковать автобус в собственной штрафной. Но вот, похоже, я сглазил. Ломается этот автобус. Опасная атака. Передача. И гол! Гол! Один – ноль… «Шинник» выходит вперед после грубейшей ошибки!
Варенников, эх ты, лазарет чертов!
– Чего встали! – Столешников сорвался, выбежал к линии. – Чего встали, черти! Вперед идите, чего подсели?
Пошли, пошли… встали, откатились назад. Ну что ж вы делаете, а?!
– Юра, не кипятись, двадцать минут еще… – Витя сунул ему минералку. Ох, сколько же он выпил ее сегодня? Сам не заметил…
Двадцать минут? Да, двадцать…
На семьдесят пятой Варенников почти исправился, пошел по левому, набирая ход, нескладно перепрыгивая через подкат, рванул к штрафной… сбили, но чисто.
Восьмидесятая. Стоят. Стоят намертво, не пускают, но и толку никакого. Ни одной контратаки, ни даже попытки сделать проход.
Столешников пить больше не мог, не лезло. Секунды матча, казалось, отстукивали у него в голове.
Ребятки, ну чего вы уперлись рогом в землю?
Раф, Раф, куда ты смотришь, пошел на перехват, Раф, тебе и Масяня кричит…
– Твою мать! – Столешников пнул со скамейки чью-то форму, шарахнул себя по бедрам. – Раф, сволочь!
Трибуны «Шинника» прыгали и пели, неразборчиво и невнятно, но вот только очень радостно. Два – ноль, чего ж не радоваться.
Снова с середины, как только мяч достанут, и судья выставит. Что там, что Масяня говорит?
Столешников замер. Да ну на… Да ладно?!
– Витя…
Витя тут же выглянул из-за спины.
– Вить, эти твари игру сливают, Вить… Ты же видел!
Сопит. Молчание, знак согласия, верно.
– Твари… – еле слышно, чтобы даже по губам не прочитал никто. – Твари…Кто в доле? Знаешь?
Витя пожал плечами.
– Не понятно. Скорее всего, нескольких купили. Чего тут надо… хватит вратаря и защитников… Не дергайся, Юр, смотрят уже.
Тренер на несколько секунд задумался, взглянул на поле. Затем повернулся к Вите:
– Замену давай.
– Кого?
– Замени защитников. Обоих.
– Так некого выпускать. У нас только один на лавке.
– Насрать. Выпускай нападающего. Зуева выпускай, разминался пацан. Зуев?!
Зуев встрепенулся, вылез из раковины.
– На замену пошел, быстро!
Свисток, задержка, судья недовольно косится, почти дойдя до середины. Замена, мать твою, чего ты пялишься?!
Спокойно, Юра, разберемся.
Раф и Варенников покидали поле неохотно. Особо не торопились, трусцой до бровки, а дальше вразвалочку.
Столешников почти пропустил их мимо, когда Варенников затравленно посмотрел на него, видно, почувствовав, что не выгорело. Ох зря, Вареник, ох зря!
Раз! Оказаться рядом.
Два! За шею и рывком к себе.
Три! Притянуть мокрую насквозь сволочь ближе. И почти нежно, на ушко:
– Газон скользкий, да?!
Витя, протягивая полотенце Рафу, негромко окликнул, глядя на поле:
– Юра, камера.
Варенников шарахнулся на самый край скамейки. Правильно делаешь, скотина, правильно. Тебе сейчас подальше спрятаться нужно, чтобы не зашиб.
Столешников, негнущимися от ярости пальцами рванул галстук, спустил, начал расстегивать воротничок сорочки. Пуговица из петли не шла, пока не нажал сильнее и не проводил ее взглядом, улетающую вниз. Адреналин, не находя выхода, душил его, сдавливая грудную клетку. Ему самому сейчас бы на поле, чтобы один хотя бы, чтобы не так стыдно… А-а-а!
Зуев вытянул, ушел от двоих разом, наплевав на орущего что-то Масикова. Правильно, пацан, иди сам, иди, этому веры нет больше! Ну… ну!
Штанга запела звонко, перекрыв рев черноморцев, ждущих хотя бы одного… Даже штанга за «Шинник», мать ее!
Это что такое?…
Зуев чуть не покатился от толчка налетевшего Масяни. Тот орал, красный, злющий, а Столешников, стоя на бровке, вдруг услышал, словно рядом стоял:
«Ты че, юноша, в себя поверил? Давай без фанатизма, мы матч сливаем, понял?»
Зуев пораженно смотрел на капитана. Все не верил. Потом прошелся взглядом по бровке: искал тренера. Увидев побелевшего от бессильной злобы Столешникова, все понял.
Да, правильно, пацан. Все ты правильно понял. Меня и тебя только что слили. Сдали свои. Договорняк, мать его…
Длинный свисток. Все. Приехали.
До него долетали отдельные голоса болельщиков, расходящихся по домам и ждущих, пока их выпустят из фанатского сектора, игроков, радующихся или просто лениво ругающих судей. Обсуждающих какие-то там нюансы очередного проигрыша его, Столешникова, команды.
«Метеор» в раздевалку увел Витя, надежный и невозмутимый. Спасибо, дружище, все правильно, дай неудачнику посидеть на поле, где его только что кинула его же команда. Договорняк за спиной главного тренера, откровенный договорняк…
Голоса накатывали, обволакивали со всех сторон, но Столешников никуда не торопился, не прятался от них. На их фоне особенно выделялся один, сейчас особенно ненавистный: Вареник давал интервью какому-то местному репортеру. И совести ведь хватало. Сволочь, ты, Варенников…
– …Ну… Второй гол – хотели офсайд создать… не получилось, у них выход один на один… я бы там мог помочь, но ногу потянул еще в первом тайме…
– А тренер?
Журналистка хоть не в розовом? Нет. Ври дальше, Варенников, ври, слитому тренеру все равно.
– Он установку давал на атаку… В принципе, не могу сказать, что эта тактика не работала…
– Тренер знал, что у вас с ногой непорядок?
– Ну, в принципе, я говорил в раздевалке так-то…
Столешникову вдруг остро захотелось остаться одному. Выключить звук еще гудящего стадиона, Варенникова, бубнящего про свою травму, журналистки, участливо выпытывающей подробности… Выключить звук, свет и побыть одному.
Может, глаза закрыть?
Ну, правда?
Да, точно.
Хорошо.
Никого.
