Глава тринадцатая:
Раз пятнадцать он тонул, погибал среди акул…
Лариса успела вовремя.
Из машины она видела, как Столешников почти что пинками гнал по стадиону Смолина. Догонял, что-то кричал, пару раз толкнул, пока Семен убегал в ее сторону. Лариса стиснула руль, чуть задержавшись в машине. Вздохнула, собралась с духом и открыла дверь.
Смолин сразу юркнул ей за спину. Лара смотрела на Столешникова, ждала объяснений. Хотя и знала, в чем дело… Догадывалась.
– Юра… Стоп, стоп! Хватит! – она обернулась к Смолину. – Давай назад. Быстро!
Когда Смолин, сторонясь, прошел мимо, раскочегаренный Столешников повернулся к нему так, что Семен отшатнулся.
Тренер был зол по-настоящему, таким его еще никто и не видел. Дергалось лицо, с каждой секундой оно становилось еще бледнее, правый кулак сам по себе сжимался, желая добраться до директора команды.
– Ну? – Лариса не выдержала первой.
Щелкнула пальцами, привлекая внимание Столешникова к себе. Не хватало им еще полиции и обвинения в хулиганстве с нанесением телесных средней тяжести.
– Это что сейчас было?! – Столешников начал быстро, от злости глотая слова. – А ты в курсе, что у нас с тобой нет второго трансферного окна? Эта мразь сделала так, что у нас задолженности по уволенным игрокам и настучала в РФС. Хрен нам теперь, а не пополнение скамейки. Понимаешь?!
Этого она и боялась. Боялась, что не успеет приехать раньше, чем он узнает.
– Я в курсе.
Столешников оторопел. Смотрел на нее совершенно круглыми глазами. Видно было, как в его голове все переворачивается с ног на голову. Лариса выжидала, она прекрасно понимала, что сейчас сделает ее главный тренер. Не любит он подлости и грязных компромиссов. Воспитание не позволит ему сказать прямо, по-русски, все, что он думает. Но кричать он будет. Лариса Владимировна приготовилась слушать.
Столешников сжал губы, на смену удивлению вновь пришла злость. Он весь дрожал, вздыхал часто, видимо, собираясь что-то сказать. В конце концов произнес, поворачиваясь к ней:
– А чего ты такая спокойная тогда, а?
Это лучшее, что можно было услышать в такой ситуации. У Столешникова невероятная выдержка. Но и у Ларисы не хуже:
– Есть предложения?
С такими, как Столешников, надо спокойно. Ты не нервничаешь, и он перестает. Юра чуть охладел. Пелена спала.
– Убить его и выгнать отсюда! – процедил он.
– Может, сперва выгнать, а потом убить?
Столешников выдохнул, расслабившись, а Лариса продолжила:
– Директора команды назначил мэр. Выгонять и убивать может только он.
Столешников застегнул олимпийку, поежившись от холода. Раньше он не замечал сильного ветра. Сейчас чувства к нему вернулись и здравый смысл тоже. И как теперь быть? Мэр, папа ее, хороший человек.
Уважал ли он Лару? Да, даже очень сильно. За месяц понял, сколько она делает для команды. Старается, помогает, оценивает, не лезет, куда не надо, направляет в вопросах административки, где Столешников нарубил бы дров.
И все равно сейчас он злился на нее.
– А у тебя никогда не возникало желания сделать что-нибудь без папиного разрешения?
Зачем сказал? Да, со злости, задеть захотел побольнее, из себя вывести. А та даже не дрогнула.
– Возникало.
Хорошо, хоть так. Рассудок так и кричал в голове: успокойся, Юра, не лезь к ней в душу, не надо. Не удержался…
– И какое?
Лара не разозлилась в ответ. Кивнула на него:
– Ты.
Столешников не хотел больше с ней говорить. Не сейчас уж так точно. Развернулся и пошел назад дальше смотреть записи игр, и прикидывать: с кем ему обыгрывать «Торпедо»? А вот натура взяла верх, заставила обернуться и крикнуть давно копившееся:
– Отличный выбор, госпожа президент!
Если бы Столешников не убегал от слов Лары, от самого себя, то он многое понял бы, оставшись… Или хотя бы оглянувшись.
Лара смотрела ему вслед, оперевшись на машину. Вся ее сдержанность куда-то ушла, и видно было, что она невероятно сильно устала. Устала бороться без поддержки и понимания.
Но Столешников не оглянулся.
Решение пришло само, когда Столешников успокоился. Раз Лара сделать ничего не может, поедем к тому, кто может. К ее отцу. Мэру с осанкой и манерами генерал-губернатора.
Если ты звезда, пусть и почти потухшая, да еще и тренер городского клуба, начавшего играть по-настоящему, тебе в чем-то проще. Не надо ждать, пока градоначальник соизволит вернуться, не стоит записываться на прием. Просто… не звонишь в администрацию, а едешь туда. И, улыбнувшись той самой столешниковской улыбкой, узнаешь у секретаря: где Владимир Анатольевич, чем занят, куда поедет.
Мэр находился на одной из глобальных городских строек, которая полностью курируется администрацией. Что они тут строили, Столешников не знал да и знать не хотел. Щит у въезда не заинтересовал, в отличие от кортежа главы Новоросса, выстроившегося на площадке вместе со строительной техникой.
Хорошо быть узнаваемым человеком в небольшом городе. Да, вон туда идите, они там, а можно сфотографироваться, большое спасибо, такая игра была, с сыном смотрели, удачи вам!
Столешников пару раз оглянулся на монтажника, уже пересылающего селфи с очень довольным видом. По душе, приятно так, почти как мягкой кошачьей лапкой, мазнуло подзабытое чувство признания. А ведь начал своего добиваться, вон, улыбка у совершенно незнакомого человека, такая дорогая, если вдуматься.
Мэр с командой находились в самом дальнем углу стройки. Стояли на выровненной площадке под асфальтирование, с кучей планов и проектов в руках. Ни дать ни взять князь Кутузов осматривает поле боя с военным советом.
В чем-то так и было. В выражениях Владимир Анатольевич не стеснялся, возможно, из-за отсутствия журналистов. Уже подходя, Столешников услышал застенчивое бормотание застройщика, старающегося поменьше смотреть на градоначальника. И услышал ответ:
– Сдача через полгода, у вас конь не валялся! Поставщики – это ваша проблема. Не уложитесь в срок, выгоню ссаными тряпками на хрен!
Сурово, да… но в чем-то справедливо. Дай таким горе-строителям волю, так они забудут и сроки, и СНиПы, и как нормальных профессионалов на работу набирать.
Заметили его, серьезный молодец в костюме решительно шагнул навстречу, выставил руку шлагбаумом. Тут популярность уже не действует.
– Пропустите! – Владимир Анатольевич дежурно улыбнулся. – Здравствуйте, Юрий Валерьевич.
– Доброго дня… – Столешников оглянулся на его кодлу. – Владимир Анатольевич, прошу прощения. В приемной сказали, вы до вечера не появитесь…
– Ну что ты… Для героев спорта время всегда найдется, – мэр взглядом отпустил обрадовавшихся застройщиков, вернулся к Столешникову. – Что у вас там? Победа зреет?
– Уберите Смолина, пожалуйста.
Столешников наткнулся на цепкий, жесткий взгляд в ответ. Понял, не срастется. Только отставка Смолина нужна не одному Столешникову, нет. Она нужна всей команде, она нужна и городу с его болельщиками, а раз так… То надо попробовать.
– Как я его уберу? Другого поставить – пока в курс дела войдет, пока разберется, еще воровать начнет… а начнет обязательно…
– Я понимаю… Смолин – ваш человек, вопросов нет. Уберите его. Мы делаем все, чтоб нас заметили. У нас получится. И тогда мы перестанем балластом на бюджете висеть. У нас свои местные спонсоры появятся…
Мэр прищурился, сделал незаметный жест. Они отошли так, чтобы никого вокруг. Вообще.
Владимир Анатольевич улыбаться перестал.
– Юра… Давай начистоту. Ты парень прямой, насколько я знаю… Ты что хочешь? Чтобы городские предприятия в команду вложились? А зачем?
Столешников напрягся.
– В смысле?
Мэр улыбнулся. По-отечески… но с такой иронией, что внутри похолодело:
– Ну выйдете вы… я не знаю… в Премьер-лигу… А дальше что? Можем мы там на что-то рассчитывать? Нет. Кубок можем выиграть? А кому он на хрен нужен? Ты помнишь команды, которые выигрывали этот Кубок за последние 5 лет? И я не помню. А пенсионерам, у которых дома затапливает, потом будешь рассказывать? Что мы Кубок России выиграли?!
Владимир Анатольевич вздохнул и заговорил со Столешниковым, как с маленьким ребенком:
– Юр, ну ты держи себя как-то в рамках, не мальчик уже. Понимать должен, что вокруг вашего стадиона – еще и город есть с людьми, с проблемами… Ты кто такой, чтобы решать – куда городским предприятиям деньги вкладывать?
Обвел рукой стройку и, не глядя на Столешникова, продолжил:
– У нас реальные проекты есть. Подстанция скорой нужна нормальная, детские садики нужны, а футбол – нет. Двести миллионов в год вы нам обходитесь. Двести миллионов, которые реально могут улучшить жизнь людей. Поэтому – мой тебе совет: забудь ты про этот Кубок. А еще лучше – падайте обратно во Вторую лигу. Юра, футбол у нас – это выжженная земля, покрытая трехметровым слоем говна. Никому он тут не нужен. Не понял еще?!
Столешников сдерживал злость, рванувшую наружу. Спокойно, Юра, держи себя в руках.
– Нужен. Может, сейчас больше всего нужен!
Мэр обернулся к Столешникову. Умный, все понимающий, не злой, нет… Рациональный.
– Я двенадцать лет мэр. Двенадцать лет… Ты здесь без году неделя и будешь учить меня город любить? Футбол городу нужен? Это кто решил? Мальчик, который за двадцать миллионов в месяц по мячу промахивается?!
Столешников понял все давно, но чего-то все же ждал. Зря…
– Тактик вы, Владимир Анатольевич, отличный… А вот игра у вас – говно.
Вот теперь можно и идти. И не оглядываться, не надо. Оно и так все понятно. Он и не оборачиваясь чувствовал злобный взгляд мэра у себя на спине.
Мальчик за двадцать миллионов, по мячу промахивающийся…
Куда ехать, если в душе черт-те что, и надо бы голову проветрить? На стадион, куда еще? Поработать с мячом, расписать план дополнительных тренировок по физнагрузке и по вратарям пробежаться. Когда тело вовсю работает, глупые мысли сами собой улетучиваются.
Он переоделся, поднялся наверх, ожидая, что газон окажется пустым. Но ошибся.
По газону бегал Зуев. Все скопившееся мастерство, желание и умение он выбрасывал в тренировке сам с собой. Финтил, бил, подхватывал рикошет и бил снова. С разных углов и положений. И ни разу не промахнулся.
Как играет Зуев, когда есть противник, Столешников знал. Теперь он наблюдал за своим игроком, тихо смотря из подтрибунного, и увиденное ему не нравилось. Почему? Да все просто: умеешь играть, так играй всегда и везде. А не только, когда рядом нет злых дядек, почему-то желающих забрать у тебя мячик, туфелька ты наша хрустальная…
Решение возникло неожиданно. Не самое правильное, далеко не самое лучшее, но уж какое есть. Растормошить его надо, вывернуть наизнанку и склеить, как придется. Глядишь, останется нужное команде и ему, тренеру.
– Зуев!
– А?!
– Пошли.
– Куда, босс?
– Мне «шеф» больше нравится. Погуляем, пойдем-пойдем…
Ох, не зря смотрел на него Зуев с такой тревогой во взгляде. Да, сынок, сейчас злой дядя Юра будет делать из мальчика мужа. Ну, или кого получится.
Оказавшись на том самом пирсе, Зуев остановился. Покосился на кранцы с затаенной болью и предвкушением чего-то плохого. И снова ты не ошибся, мальчонка, тебе точно не понравится. Больно уж ты правильный, аж квадратный, только комсомольского значка не хватает.
Столешников остановился и посмотрел на игрока. Решил без предисловий обойтись, сразу и в лоб:
– Мне интересно просто… Как это у тебя там работает? Вот ты их боишься на поле как… Как что? Как машину, которая может тебя сбить? Или как собаку злую?
Зуев вдруг улыбнулся. Широкой улыбкой совсем недавнего мальчишки.
– Не, я собак люблю.
– Я тоже. У меня в детстве был пес Ярик. Мы с ним в Серебряном бору мажоров кошмарили. Ну, то есть я кошмарил, он – на стреме…
Зуев насторожился.
– А что делали?
Столешников расплылся в ухмылке. Именно ухмылке, такой, что сразу хочется проверить: на месте ли твоя девушка и цел ли твой бумажник.
– Велики тырили.
– А полиция?
Святая непосредственность этот Зуев, дитя нулевых-десятых… Включи голову, вспомни, когда рос Юрий Валерьевич Столешников?
– Какая полиция? Так… менты… Да не парься, Зуев. Тут система такая: если боишься, сдавайся и терпи пинки под зад. Варя подлатает…
Зуев шмыгнул носом, недоверчиво глядя на него. А Столешников уже смотрел на двух рыбаков, нужной кондиции и возраста. И на их велосипеды, почему-то непредусмотрительно валяющиеся в отдалении.
– Здорово, браконьеры! Ну что, оформляемся?
Рыбаки оглянулись, с явным желанием либо послать, либо наподдать. Столешников улыбнулся, всем своим видом показывая, что шутит, добавил:
– Ладно-ладно… выдыхайте, не будем мешать!
Мужики отмахнулись от шутника, вернувшись к самому чудесному занятию на свете. А Столешников… А Столешников, отходя, просто взял и сел на первый попавшийся велик и погнал с порта.
На ходу обернулся к Зуеву:
– Страшно, Зуев? Правильно! Бойся!
Оно того стоило даже ради выражения зуевского лица. Трусишка, зайка серенький, какая у тебя гамма эмоций-то проявилась… Страх, отчаяние, понимание и осознание противоправного поступка, решительность и… Молодец, Зуев, крути педали, пока не дали!
Рыбаки, заметив пропажу, повскакивали со своих мест, пытались догнать свои велосипеды, бежали, разбрасывая снасти. Вслед футболистам полетела банка с червями, еще одна, вопли, угрозы – все это перемежалось отборным русским матом. Но преступники не остановились, скрылись из виду, повернув на дорогу, ведущую из порта в город и были таковы.
Остановились они только минут через пятнадцать, заехав в заросший плющом дворик между уютными двухэтажными домами. Столешников затормозил ногами, проворчав что-то про неисправные колодки. Слез, прислонил велик к стене.
– Ну, Зуев, ты красавец! Если что, с голоду не помрешь.
Зуев, ошалело глядя на него, встал рядом:
– Вы это специально все? Чтобы я… ну… Чтобы мне помочь?
Столешников расхохотался.
– Зуев, ты нормальный человек? Думаешь, можно покататься на чужом велике и стать Марадоной? Если б это работало, я бы уже Барсу тренировал. Или сборную Коста-Рики, как повезет.
Игрок вздохнул.
– А… зачем тогда?
– Весело же, Зуич, весело. Ладно, поехали обратно.
– На фига?!
Столешников даже остановился:
– Вот ты, Зуев, дурак, а? Извиняться, объяснять причины, каяться и просить прощения. С помощью свободно конвертируемых денежных знаков. У тебя бабло-то есть с собой?
Зуев пожал плечами.
– Эх ты, ладно, догоняй, решим как-нибудь.
