Глава 15
Я легла в кровать, но заснуть не могла. Начинала писать сообщения Дэвису, стирала их, потом наконец отложила телефон и вытащила ноутбук. Захотелось узнать, что происходит у него в глобальной паутине – куда он ушел, когда закрыл свои странички в социальных сетях.
Ссылки в «Гугле» были сплошь об отце. «Генеральный директор “Пикет инжиниринг” не оставит своим детям ни цента» и так далее. «Инстаграм» Дэвиса, его «Фейсбук», «Твиттер» и блог не обновлялись, а поиск по двум никам – dallgoodman и davisnotdave02 привел на странички других людей.
Тогда я начала искать пользователей с похожими никами: dallgoodman02, davisnotdave, davisnotdavid, наугад вводила их в «Фейсбуке», в адреса блогов. Прошло больше часа, и вот, почти ровно в полночь, мне пришло в голову поискать строчку «Исчезли листья, и тебе пора исчезнуть».
Результатом была единственная ссылка – на блог isnotid02. Страницу создали два месяца назад. Как и в старом журнале Дэвиса, большинство записей начиналось цитатой, за которой следовало несколько загадочных строк. Но, кроме того, там имелся заголовок «Стихи». Я открыла дневник и листала вниз, пока не добралась до самого начала:
Все, что я узнал о жизни, можно выразить двумя словами: она продолжается.
Роберт Фрост
Уже вторую неделю длится этот хаос. Нельзя сказать, что моя жизнь стала именно хуже – просто меньше. Если долго смотришь вверх, начинаешь чувствовать свою неизмеримую крошечность. Разница между живым и неживым – еще куда ни шло. Но оттуда, откуда смотрят звезды, почти нет разницы между формами жизни, между мной и свежескошенной травой, на которой я сейчас лежу. И я, и она поразительны, и в известной человечеству вселенной мы больше всего близки к настоящему чуду.
У Разума доска сломалась, и в пролом я полетела вниз и вниз…
Эмили Дикинсон
В Млечном Пути примерно сто миллиардов звезд – по одной на каждого, кто когда-либо жил. Я думал об этом сегодня, глядя на небо. Ночь выдалась на удивление теплая, и звезды было видно просто отлично для наших мест. Когда я смотрю вверх, почему-то всегда кажется, будто падаю.
Вечером я слышал, как мой брат плачет у себя комнате. Я долго стоял за дверью. Он знал, что я там, – постарался всхлипывать тише, когда под моими ногами скрипнули половицы. И я стоял целую вечность, глядя на его дверь, не в силах ее открыть.
Даже тишине есть что рассказать.
Жаклин Вудсон
Хуже всего в настоящем одиночестве – вспоминать, сколько раз ты хотел, чтобы тебя все оставили в покое. И вот, они тебя оставили, и оказывается, что ты сам – прескверная компания.
Мир – это шар, и чем дальше ты уплываешь, тем ближе ты к дому.
Терри Пратчетт
Иногда я открываю карты «Гугла» и наугад увеличиваю места, где он может быть. Вчера вечером пришел С. и объяснил нам, что происходит, что случится, если его найдут и если не найдут. И он сказал: «Вы понимаете, что я имею в виду не человека, а юридическое лицо». Юридическое лицо – вот что за призрак обитает в нашем доме. А человек – где-то там, на карте.
Я влюблен в мир.
Морис Сендак
Мы всегда говорим, что мы «под звездами». Конечно, это не так – нет никакого «над» или «под», звезды нас окружают. Но мы говорим «под ними», и это так мило. Английский язык часто прославляет человека. Мы – «кто», другие животные – «что», но английский хотя бы ставит нас ниже звезд.
Наконец в дневнике появилась «она».
Которому прошедшее прологом должно служить.
Уильям Шекспир
Видеть прошлое – или человека из прошлого – физически больно. По крайней мере, для меня. Я поражен меланхолией и хочу вернуть прошлое, любой ценой. Не важно, что оно не вернется, что оно не было таким, каким я его представляю. Я хочу его вернуть. Чтобы все снова стало таким, как раньше, или таким, каким я его помню: целым. Но она почему-то не напоминает мне прошлое. Она – в настоящем.
Следующую запись он опубликовал в ночь после того, как дал мне деньги. Окончательно стало ясно, что «она» – это я.
Проснись! Проснись – пора: ты хорошо спала.
Уильям Шекспир
Неужели я все испортил? Но если бы я не сделал этого, мне не давало бы покоя что-то еще. Жизнь – путь от одного сомнения к другому.
Весь остров голосами и звуками наполнен здесь всегда.
Уильям Шекспир
Мысль – мог бы я понравиться ей, если бы это был не я, – невозможная мысль. Она исключает саму себя. Однако я говорю вот о чем: смог бы я, в том же теле и с той же душой, понравиться ей в ином, более скромном окружении? Но тогда, конечно, это был бы не я, а кто-то другой. Прошлое – ловушка, уже поймавшая тебя. Кошмар, от которого я стараюсь пробудиться, как говорит Дедал у Джойса.
И новая, самая последняя, запись.
А эта тварь, рожденная во тьме, принадлежит, я признаюсь вам, мне.
Уильям Шекспир
Она заметила – и не единожды – что метеоры падают там, вверху, пусть даже мы их не видим. Какая разница, умеет ли она целоваться? Она видит сквозь тучи.
Лишь прочитав дневник целиком, я заметила, что записи, в которых есть я, начинаются цитатами из «Бури». Я чувствовала, что вторгаюсь в личное пространство Дэвиса, но ведь он сам выложил это в Интернете. К тому же, проводить время за чтением его страницы было все равно, что проводить время с ним самим, только не так страшно. Поэтому я щелкнула по ссылке «Стихотворения».
Одно оказалось таким:
И были матери моей
Шаги так тихи,
Что едва услышал,
Как она ушла.
Второе:
Красоту нельзя портить правдой,
Как считал Э. Э. Каммингс.
«Это чудо, что разделяет звезды», –
Писал он о любви и тоске.
И поэтому женщины часто тянули его в постель,
Что и было единственной целью стиха.
Но притяжение и влечение – разные вещи:
Лишь одно из них постоянно.
И потом первое стихотворение, написанное в тот же день, что и первая дневниковая запись, через две недели после исчезновения отца.
Он всю жизнь носил меня на руках.
Поднимал, брал с собой туда и сюда, говорил:
Пойдем. Я тебя отвезу. Будет весело.
Не было никогда.
Ты не чувствуешь веса отца,
Пока он с тобой.
Я как раз перечитывала эти строчки, когда мой телефон зажужжал.
Дэвис: Привет.
Я: Привет.
Он: Это ты сейчас в моем блоге?
Я: Возможно. Ничего страшного?
Он: Я просто рад, что это ты. У меня в аналитике написано, что кто-то из Индианаполиса находится на сайте уже полчаса. Я занервничал.
Я: Почему?
Он: Не хочу, чтобы мои вирши публиковали в новостях.
Я: Никто не стал бы такого делать. И перестань называть свои стихи виршами.
Он: Как ты меня нашла?
Я: Искала «Исчезли листья, и тебе пора исчезнуть». Никто, кроме меня, не догадался бы.
Он: Извини, если выгляжу как параноик. Мне просто нравится там писать, и если придется удалить, будет жалко.
Он: Рад был тебя видеть сегодня.
Я: Да, я тоже.
На экране появилось многоточие – он печатал, но сообщение все не приходило. Я подождала и написала сама.
Я: Хочешь поболтать по видео?
Он: Конечно.
Мои пальцы дрожали, когда я ткнула кнопку видеозвонка. На экране появилось лицо Дэвиса – серое в призрачном свечении телефона. Я поднесла палец к губам, шепнула: «Тссс». Мы смотрели друг на друга в тишине, и наши едва различимые лица на тускло светящихся экранах были друг другу так близки, как никогда не бывали в реальной жизни.
Я вдруг подумала, что это круговорот: меня освещает свет его спальни, а его – свет моей. Я видела Дэвиса лишь потому, что он мог видеть меня. Мы лежали в зернистом серебряном свете, и от страха и радости такого бытия казалось, что мы на самом деле находимся не в своих кроватях, а в каком-то неощутимом месте, почти что в сознании друг друга. Близость тел в реальной жизни не могла сравниться с этой близостью.
После он написал: Мне нравится наше «мы». По-настоящему нравится.
И как-то так вышло, что я поверила.
