Глава 11
Жестокое унижение

– Я с самого начала предупреждал твоего отца, что вся эта затея с телохранителем – большая ошибка. А уж когда он нанял этого, – мое лицо обжег презрительный жесткий взгляд, – с позволения сказать, профессионала… Но ты ж своего батю знаешь – если что вбил себе в голову, никто не отговорит!

– Но-но, – напрягся Володька. – Полегче! Об отце говори что хочешь, а ее не тронь. Если бы не она… Неизвестно, что бы со мной сейчас вообще было.

Ничего себе! Даже не верится, что каких-то несколько дней назад этот человек обвинял меня в жестоком убийстве своей возлюбленной. Значит, все же поверил? Или это игра на публику?

– Ничего вообще бы не случилось, будь я рядом! – жестко проговорил Конфетин, ударив кулаком по побитой временем деревянной столешнице. Откинувшись на спинку длинной лавки, мужчина отхлебнул сок из высокого стакана. – И ведь предупреждал же Аркадия Михалыча!

– И так неожиданно оказался прав, да? – Сложив руки на груди, я вперила полный презрения взгляд в коллегу-соперника.

– Я вообще редко ошибаюсь, – усмехнулся Гоша, он же Гога, он же Жора. Начальник службы безопасности Антонова-старшего с первых минут знакомства мне не понравился, и по всему было видно, что наши чувства взаимны. Свалившийся мне снегом на голову мужчина производил крайне неприятное впечатление. Коренастый, невысокий, с грубыми, словно топором вырубленными чертами лица, этот мрачный тип казался человеком злым и не очень умным. И вот с таким субъектом мне предстояло иметь дело!

Продолжать перепалку показалось мне ниже моего достоинства, да и времени на выяснение отношений не было – предстояло решить более важные задачи.

– Как мы будем отсюда выбираться? – стараясь не смотреть на Кирилла, поинтересовалась я.

– Мои знакомые ребята помогут, – радостно вскинулся тот. – Уже готовят нам документы, по которым мы сможем в Россию вылететь – с тамошним правосудием будет куда проще договориться.

– То есть мы по-прежнему в бегах?

– А есть другие варианты? – усмехнулся Конфетин. – Если бы у вас не хватило ума скрыться с места преступления, то…

– То уже сейчас они бы сидели в местной каталажке, – жестко оборвал собеседника Севастьянов.

– Ничего, этому, – Георгий кивнул в сторону моего подопечного, – только на пользу. Зато мы имели бы доступ к материалам следствия и даже могли влиять на его ход. А теперь…

– Ну извини. – Я осознавала, что Конфетин в чем-то прав, но признать это было выше моих сил. – Но наша история не имеет сослагательного наклонения. Давайте из нее выбираться, а уж потом я с удовольствием, а вернее, без оного, выслушаю ваши претензии ко мне. Прошу не забывать, что не один Володька по уши в дерьме. И еще неизвестно, кто из нас в более непростой ситуации. Антонов сына в беде не бросит, а мне помощи ждать неоткуда.

– Так уж неоткуда? – взвился Кирилл. – Ты же знаешь…

– Так! – Георгий поднялся с лавки и хлопнул ладонями по бедрам. – Давайте вы розовые сопли потом на кулак будете наматывать. Скажи спасибо, что я вообще позволяю тебе здесь находиться. Только из уважения к шефу. – Конфетин обжег Кирилла взглядом. – А так меня этот ваш детский сад порядком напрягает. Мало того, что фейсы этих двоих, – он посмотрел в нашу с Володькой сторону, – на каждом столбе красуются, так вы еще умудрились с оружием засветиться.

Чувствуя, как кровь прилила к щекам, я отвернулась в сторону и сглотнула подступивший к горлу ком обиды. А ведь этот грубиян прав – налажала я в этот раз по-крупному. Столько ошибок за раз… Надо бы искупить вину сеппуку, но самурай из меня тот еще.

– Слушай, а что у тебя с Севастьяновым? – В тусклом лунном свете вино в Володькином бокале выглядело как кровь. Мы сидели с Антоновым на маленьком, увитом плющом и петуньями балкончике и наслаждались восхитительным напитком, несколькими минутами ранее приобретенном в соседней лавке. Отвечать на вопрос не хотелось. Я вообще не была расположена вести беседы, предпочитая заниматься самобичеванием и самоедством – занятие зряшное и бесперспективное, но такое сладостное. Мне кажется, чувство вины – это инструмент для оправдания своих недостатков. Дескать, пусть я и дура редкостная, зато совестливая. С точки зрения результативности подобные стенания бессмысленны, но раз люди имеют в них потребность, значит, зачем-то они нужны.

– Много будешь знать, скоро состаришься, – усмехнулась я, прячась за бокалом.

– Не хочешь, не говори, – обиженно пробурчал собеседник, но уже через минуту вновь завел не самый приятный для меня разговор: – Он же вроде женат? Кажется, на прокурорской дочке, нет?

– А дома сейчас как хорошо! – шумно втянув носом влажный, слегка затхлый венецианский воздух, воскликнула я. – И чего вам всем в России не сидится? Только представь, какая сейчас красота в пойме! Проснувшаяся после зимней спячки природа сияет разнообразными красками и…

– Слушай, не хочешь рассказывать, так и скажи. – Мальчишка изрядно выпил, отчего его язык сильно заплетался.

– Да нечего рассказывать, – усмехнулась я. – Банальная и старая, как мир, история. Парней так много холостых, а я люблю женатого. Вернее, любила. Теперь-то, слава богу, все в прошлом. Он не собирается разводиться, а я устала ждать. Как-то так.

– Но, видимо, не так уж и в прошлом, раз он по первому твоему зову примчался. – Вовка подарил мне внимательный взгляд. – Да и ты не кому-нибудь, а ему ведь позвонила.

– Мне нужно было найти способ безопасно связаться с твоим отцом, я его нашла. А то, что Кирилл приехал… Так это потому, что он авантюрист! Если кто-то кое-где у нас порой спокойно жить не хочет, так Севастьянов тут как тут – непременно составит компанию. Знал бы ты историю нашего знакомства!

– Ну так расскажи!

– Непременно расскажет. – Раздавшийся за спиной голос заставил меня вздрогнуть. А Володька так и вовсе подскочил на месте, облившись вином. Оно и к лучшему, меньше организму достанется – нам в дорогу через час, а парнишка лыка не вяжет.

– Никак не могу привыкнуть к твоей привычке подкрадываться незаметно. – Мои губы скривились в усмешке. – Тебе бы в разведчики пойти.

– Как скажешь, дорогая. – Севастьянов просочился между приютившими нас с Володькой плетеными креслами и поднял с пола почти пустую бутылку. Восхищенно присвистнув, вознамерился унести ее с собой, но был остановлен гневным окриком моего клиента.

– Эй, мы еще не закончили, – прокричал тот.

– Тебе уже хватит, – знакомым и не предвещающим ничего хорошего тоном отрезал Кирилл. На Антонова, правда, это не произвело впечатления.

– А ты вообще чего командуешь? Ты кто такой? Тебя сюда вообще кто звал? – Мальчишка вскочил на ноги и, выпятив грудь колесом, стал наступать на Севастьянова. В воздухе запахло дракой. Самое время вмешаться. Жаль, и тут Конфетин оказался проворнее. Выскочив на шум и в мгновение ока оценив обстановку, он оттащил Кирилла в сторону, не забыв наградить меня полным презрения взглядом.

– Евгения, уйми своего пацана. – Серые глаза экс-возлюбленного потемнели от ярости. – Быстро вы, однако, спелись! – Его голос дрожал от гнева. – Еще труп Джульетты не остыл, а Ромео на взрослую тетку переключился.

Звонкая пощечина прервала обличительный севастьяновский монолог. Рука у меня тяжелая, так что ее отпечаток даже в уличном сумраке был хорошо виден. Но Кирилл даже бровью на это не повел – получать от меня оплеухи ему не впервой. Зато Конфетин в стороне стоять не стал – по очереди затолкав нас в комнату и закрыв дверь, прошипел зло:

– Нашли время и место. Весь остров слушает.

Чувствуя себя нашкодившими котятами, мы вперили стыдливые взгляды в пол. Первым молчание нарушил Кирилл.

– Ладно, заключим перемирие на время. – Мужчина протянул Володьке руку, которую тот нехотя пожал.

Быстрый катер рассекал ровную, спокойную, нетронутую даже барашками волн серую водную гладь, оставляя на ней пенный белый след. Зябко кутаясь в тонюсенькую джинсовую курточку – мы с Вовкой путешествовали налегке, оставив чемоданы в брошенном автомобиле, – не мигая, смотрела я в одну точку, пытаясь собрать воедино разбегающиеся тараканами мысли.

– Замерзла? – заботливо поинтересовался Кирилл и, стянув свою кожанку, накинул ее мне на плечи.

– Не надо, – буркнула я, сбрасывая одежду.

– Жень. – Севастьянов вздохнул и придвинулся ближе, за что был удостоен насмешливыми взглядами сидевших напротив компаньонов. – Ну чего ты? Я виноват, понимаю, но ведь теперь я здесь.

– Ой, а и правда, чего это я? Ты приехал, мой яхонтовый, а я не рада! Приди же в мои объятья! Давай забудем прошлое и станем любить друг друга вечно! – Когда-то в школе мне довелось играть Офелию. Правда, уже в следующую минуту мой тон стал жестким. – Ты ведь на такой прием рассчитывал, да?

– Типа того, – усмехнулся Севастьянов и провел рукой по волосам. Как же мне хотелось в тот момент вцепиться в них и вырвать клок. Жаль, сейчас не время и не место для выяснения отношений. Нужно отдать должное Кириллу – меру он знал, поэтому, посчитав, что достаточно развлек Конфетина с Антоновым, решил не продолжать разговор. А вскоре и вовсе стало не до того – показавшийся впереди проблесковый маячок сообщил о приближении к нам постороннего судна. Судя по тому, как напрягся наш капитан, встреча не сулила ничего хорошего.

Повернувшись к нам, мужчина быстро что-то крикнул по-итальянски и потянул на себя ручку управления.

– Держись! – завопил Кирилл, после чего опрокинул меня внутрь лодки и укрыл сверху своим телом. Рядом тут же бухнулись Георгий с Володькой.

– Что происходит? – Мне с трудом удалось перекричать рев работающего двигателя.

– Полиция, – пояснил Севастьянов и слегка отстранился, по-прежнему не выпуская меня из объятий. Лежать, уткнувшись носом в грязный, пропахший морской тиной, влажный пол, было неудобно, поэтому я аккуратно перекатилась на бок, повернула голову и вперила взгляд в усыпанное звездами ночное небо.

Господи, как же красиво! В шумных мегаполисах никогда не увидеть подобного! Так близко и так низко небосвод нависает только за городом или в местах, подобных этому. Ни автомобильные выхлопы, ни заводские выбросы не заслоняют от тебя свет далеких планет. Память-предательница тут же запустила ассоциативную цепочку, двигаясь по которой сознание оказалось в тех своих уголках, куда обычно ему заглядывать запрещено. Перед глазами возникла картинка двухгодичной давности. Тогда мне довелось любоваться этим небом при других, более приятных обстоятельствах.

В тот раз Кирилл нанял голосистого гондольера, развлекавшего нас всю дорогу красивым пением. Свет фонаря, установленного на носу судна, создавал причудливые узоры на его лакированных бортах, пуская на черную как смоль воду, веселых «зайчиков». Севастьянов с умным видом рассказывал мне о рассыпанных по небу созвездиях, подозреваю, придумывая легенды на ходу. Но из всей лжи, влитой тогда в мои уши, эта была самой безобидной.

Вот ведь как в жизни бывает: то же небо, те же звезды и та же вода, и даже тот же самый человек рядом со мной, а эмоции уже совсем иные.

Правда, долго размышлять об этом у меня не вышло – уже в следующую секунду просвистевшая рядом пуля заставила мои мысли двигаться в другом направлении.

– Что это было? – прокричала я, обращаясь к Кириллу.

– А на что похоже? – азартно и даже радостно ответствовал он.

– Это точно полиция?

– Кто же еще? Пригнись! – закричал Севастьянов, бросаясь на поднявшегося было Володьку. – Всем лежать! – приказал бывший возлюбленный, после чего отдал какое-то приказание капитану нашего судна на родном для того наречии.

– Думаешь, нам удастся скрыться? – Воздух вокруг сгустился от напряжения. Мы все понимали, что, пытаясь уйти от погони, усугубляем свое и без того не самое лучшее положение. Но и отступать поздно – теперь уж или пан, или пропал.

Судьба распорядилась в пользу пана. То ли наш катер оказался быстрее и маневреннее, чем катер преследователей, то ли его капитан лучше ориентировался в здешних водах, но, изрядно покружившись по венецианским каналам, сделав не один поворот (подчас настолько резкий, что нам лишь чудом удалось не оказаться в воде), лодка замедлила ход, а затем и вовсе остановилась, пришвартовавшись возле ажурных металлических ворот.

– Неужели оторвались? – принимая вертикальное положение и разминая затекшие конечности, поинтересовалась я.

– Похоже на то, – усмехнулся Конфетин, расправивший широкие плечи сразу, как только стих шум преследующего нас катера.

Тем временем черноволосый капитан достал из бардачка огромный ключ и, покинув свое место, переместился на корму, отчего лодка зашаталась, рискуя зачерпнуть бортом воду. Однако ж наш рулевой знал, что делать. Он быстро отпер старинный, не иначе, сохранившийся еще со Средних веков замок и толкнул металлические створки от себя. Ворота подались удивительно легко и бесшумно, только плеск воды огласил ночную тишину.

Перегнувшись через борт и потянувшись куда-то в сторону, итальянец снял со стены повешенную на крюк длинную палку и, упираясь ею в дно, загнал катер внутрь.

Мне впервые довелось бывать внутри венецианского «гаража», и этот опыт оказался очень любопытным – с большим интересом осматривалась я по сторонам, благо света фар было достаточно, чтобы оценить окружающую обстановку.

Хотя, как вскоре выяснилось, ничего выдающегося она из себя не представляла – покрытый блестящими зелеными водорослями каменный мешок, мрачный и темный. Вновь зябко поведя плечами, я с большим удовольствием последовала за капитаном, первой спрыгнув на бетонный пол, узкой полоской возвышающийся над водой.

Прокричав что-то по-итальянски, наш хозяин указал рукой на арочную деревянную дверь, украшенную кованными фигурными элементами. Мое богатое воображение тут же нарисовало мрачную темницу со средневековыми орудиями пыток, скрывающуюся за дубовой перегородкой, но, к счастью, предчувствия меня обманули. Интерьер комнаты оказался вполне себе современным, хотя и не без претензии «на старину». Украшенные камнем стены, канделябры из чугуна с электрическими, правда, свечами, камин, видневшийся в дальнем углу довольно просторного помещения… Окружающую обстановку уютной не назовешь. Ни милых безделушек, ни вышитых салфеточек, столь любимых итальянскими хозяйками и особенно уместных, учитывая близость Бурано. Создавалось впечатление, что это либо жилище холостяка, либо временное убежище случайных людей. Последнее, подозреваю, ближе к истине.

Один за другим в комнату вваливались мои компаньоны. Севастьянов, небрежно бросив рюкзак на стоящий у стены обитый зеленой кожей диван, упал рядом с ним и, бросив в мою сторону призывный взгляд и похлопав по мягкому сиденью рукой, пригласил меня присоединиться.

Антонов принялся с любопытством оглядываться по сторонам, в точности повторив мое недавнее поведение. И только Конфетин не стал задерживаться в комнате, а покинул ее, последовав за капитаном.

– Что это было? – поинтересовалась я, обращаясь к Кириллу.

– Ничего хорошего. – Он выглядел озабоченным. – Мы рассчитывали успеть убраться из города до того, как полиция вычислит наше местонахождение, но… Не удалось… Мы не знаем, как они вышли на наш след. Возможно, нашли вашу машину. Или вас опознал кто-то из случайных прохожих. В конце концов, не забывай – ваши фотографии едва ли не круглосуточно демонстрируются всеми каналами. Шутка ли – сын известного русского олигарха подозревается в убийстве своей подружки.

– Это мой-то отец олигарх? – удивился Володька.

– По местным меркам еще какой. – Губы Севастьянова скривились в усмешке. – Да и вообще, для европейцев любой богатый русский – уже Рокфеллер. И обязательно преступник. Что, правда, не мешает им с удовольствием принимать его деньги.

Мужчина нащупал рукой пульт и, утопив круглую красную кнопку, включил висевший на противоположной стене огромный телевизор. Быстрая красивая итальянская речь наполнила комнату. Экран демонстрировал привлекательную темноволосую женщину, которая о чем-то эмоционально рассказывала ведущему, донося до него информацию не только словами, но и жестами – удивительная манера разговаривать руками. Навскидку на ум приходят только две особенно в этом преуспевших нации – индусы и итальянцы.

Однако долго любоваться этой картинкой мне не пришлось – уже в следующую минуту ее сменила следующая: голубой экран показал нам молодого Адриано Челентано, лихо отплясывающего под аккомпанемент собственной песни. Еще одно нажатие кнопки, и вот уже мы рассматриваем солидных мужчин в пиджаках, отвечающих на вопросы журналистов на каком-то брифинге. Маленький квадратик в левом верхнем углу экрана демонстрировал кадры из лагеря беженцев, обозначая тему обсуждения. Отсутствие элементарных познаний в итальянском языке не позволяло глубже вникнуть в суть происходящего. Кирилл искал нужные нам кадры долго. Очень долго. И все же ему удалось напасть на новости. Подтянутый молодой диктор, серьезно глядя с экрана, спокойно и деловито рассказывал о чем-то наверняка очень важном. Хотя, может, я ошибаюсь, и он просто по жизни такой напряженный. Причина его волнений выяснилась скоро – судя по кадрам с места происшествия, речь шла о случившемся на юге Италии наводнении: кадры утопающих в воде красивых домов сменяли друг друга. И, судя по всему, владельцев этой недвижимости судьба венецианцев не привлекала. Тоже мне, европейцы называется! А как же их знаменитая бизнес-изобретательность? Грамотная маркетинговая политика – и затопленные деревни вполне можно превратить в туристический рай. Правда, уже в следующую секунду мне стало не до разработки стратегии по продвижению итальянских регионов, ведь быстро покончив с рассказом о постигших их неприятностях, диктор приступил к криминальным новостям. То есть к нам.

– Да уж, если не везет, то по всем фронтам – могли бы и лучше фотку найти, – горько усмехнулась я. – Никогда на документах хорошо не получалась.

– Ты всегда одинаково прекрасна. – На эту реплику Кирилла Володька презрительно хмыкнул.

– Зато я одинаково хорош всегда и везде, – самодовольно усмехнувшись, пробормотал он.

Вот уж не поспоришь, парень явно фотогеничен. Сравнив изображение с оригиналом, я не удержалась от ехидного вопроса:

– Фотошоп?

– Обижаешь, это мой натуральный цвет, – хохотнул Володька. – Четырнадцать лет, все дела. Сама понимаешь.

– Да, изрядно тебя жизнь потрепала. – В меня будто бес вселился.

– Чья бы корова мычала, – весело парировал собеседник.

Мы бы еще долго могли перебрасываться репликами, но тут вернулся Конфетин.

– Держите. – Он небрежно бросил на кресло рядом с Антоновым бордовые книжки с изображением двуглавого орла на обложке. Володька схватил первую и, открыв, насмешливо фыркнул.

– Вот это я понимаю! Здесь ты ничего! Даже лучше, чем в жизни.

Я ловко поймала брошенный им паспорт и с удивлением уставилась на девицу, взирающую на меня с первой страницы.

– Это что? Вернее, кто? – поинтересовалась я, запинаясь.

Ответить Конфетин не успел – его фраза утонула в негодующем Володькином вопле:

– Эй, а чего я-то тут такой урод?

– Слушай, – голос Георгия прозвенел сталью, – ты думаешь, ты где? На увеселительной прогулке? Или, может, полагаешь, будто участвуешь в игровом квесте? Так вот, дорогой мой, смею тебе напомнить, что ты в глубокой жопе. На теле твоей возлюбленной насчитали двадцать два, я подчеркиваю, двадцать два ножевых ранения. Ей сначала горло перерезали от уха до уха, – глаза Володьки расширились от ужаса, а рот перекосило так, будто он собирался заплакать, – а потом, еще живую, долго долбили ножом. Понимаешь?

– Заткнись. – Мой голос тоже прозвенел сталью. – И иди к черту! Воспитатель недоделанный! – И, останавливая вскинувшегося Кирилла, произнесла, обращаясь уже к нему: – Сидеть! Даже не пытайся меня защищать – я большая и вполне самостоятельная девочка. А ты, – я посмотрела прямо в глаза Конфетину, – раз приперся, оставайся, но веди себя по-человечески. Не будь уродом. Оно и по жизни полезно.

– А я? – робко подал голос Володька.

– А ты идешь к черту! – сказала я как отрезала.