Книга: Гребаная история
Назад: 30. Взлет
Дальше: 32. «Пасифик сторидж»

31. Туман

Всю ночь туман клубился перед моим окном. Я не любил ночей, когда он поднимается с моря, пахнет йодом, распространяется по улицам, наводняя остров, отделяя его от всего остального мира, заставляя потухнуть звезды и все источники света за исключением бледных лун уличных фонарей и зловещих красно-зеленых огней светофоров. Мне все время кажется, что из него что-то может внезапно появиться. Что-то или кто-то
Мама Франс – тот самый шантажист…
Неужели это возможно? Ее поступку обязательно должно быть объяснение. Возможно, все было наоборот: шантажист поместил в эту урну какое-то доказательство власти, которая у него есть над ними обеими.
Не верь им. Они лгут.
Итак, то послание отправил мне Чарли. Чарли, которого в нашем доме принимали бессчетное количество раз. Чарли, с которым мои мамы обращались как со своим вторым сыном, как с моим братом, – что и было правдой до нынешнего вечера.
Меня грызла печаль. Она не давала дышать. На груди словно лежало что-то тяжелое, что никогда, как мне казалось, не станет легче.
Уснуть не удавалось. Ко всему прочему мне было страшно – я боялся будущего, где меня могла ждать только катастрофа. Возникло чувство, что остров, который все эти годы был приютом, убежищем, недолго останется таковым. Что мне нужно покинуть его как можно скорее. Чтобы отправиться в тюрьму? Туда, где ведется полицейское расследование? Нашли ли они какие-то другие следы? От шефа Крюгера у меня больше нет никаких новостей.
Я слушал тишину дома. Все было спокойно. Посмотрел на светящиеся в темноте цифры на табло будильника: 2.02. Мамы уже десятый сон видят. Включив лампу у изголовья, я склонился над ящиком ночного столика и вынул оттуда маленький электрический фонарик. Отпихнув простыню и покрывало, накинул халат поверх пижамы и босиком направился к двери. За пределами моей комнаты царила тишина. И темнота. Все огни были потушены, кроме моего. Мама Франс и мама Лив спали через две двери от меня. Я дошел до их комнаты. Приник ухом к перегородке. Ни единого звука, кроме легкого похрапывания. Я поколебался, но, зная, что их дверь не скрипит, открыл ее. В слабом свете, падающем от окна, я созерцал два сонных лица. Одно из них – Лив – умиротворенное и безо всякого выражения, другое – Франс – нахмуренное, измученное даже во время сна; такое впечатление, что во сне она борется с каким-то внутренним врагом. Послушав их дыхание, я снова закрыл дверь.
Когда я вернулся домой, после того как подкараулил Чарли в переулке, Лив спросила, что произошло. В ее голосе звучали нотки недоверия. И я отчетливо видел подозрение в ее глазах.
Лестница…
Мои босые пальцы ног на ковре; зеркало над камином поймало мое отражение – я спускаюсь по ступенькам.
Гостиная была окутана молочным полумраком из-за тумана, клубящегося за стеклами, будто вата. Луч фонаря скользнул по стенам, породив большие тени в углах.
Я тихонько пересек гостиную до самого коридора, ведущего в их кабинеты; светящаяся кисть маяка обмахивала то стены, то мебель. Во второй раз за эти несколько дней я вошел в кабинет Лив – туда, где находится шкаф-картотека с металлическими ящиками, в котором мои мамы хранят документы. На этот раз я намеревался методично перерыть их, один за другим. Входя, я не стал зажигать ни верхний свет, ни лампу из разноцветного стекла, стоящую на древности, которая служит Лив рабочим столом. За полосками жалюзи и лижущими оконное стекло языками тумана угадывался темный силуэт рябинового дерева.
Ящик издал слабое звяканье, когда я его открыл. Я направил внутрь луч своего фонарика, как дантист, осматривающий рот с испорченными зубами, и начал перебирать лежащие там документы. На самом деле я не знал, что ищу. В фильмах те, кто это делает, либо наделены уникально чуткой интуицией, либо такой же уникальной удачливостью. Ни то, ни другое ко мне не относилось. Следующий час я провел, вынимая папки и просматривая их содержимое. Без толку. Счета за телефон, электричество и дрова, счета из охранной фирмы, бронирование клиентов на будущий год, бухгалтерская отчетность за мини-гостиницу, банковские выписки… Я шарил в тумане в поисках того, природу чего я не понимал, но предполагал: стоит мне это увидеть, как я сразу пойму, что передо мной то самое, важное… Вот только ничего похожего в ящиках не попадалось. За исключением большого конверта – опечатанного и без надписей, но у меня не было времени его открывать, а затем снова заклеивать. Задвинув ящики, я подошел к старому рабочему столу.
«Если что-то такое и есть, оно должно находиться в этой комнате», – сказал я себе и засунул пальцы под кожаный бювар. Ничего. Открыл все три боковых ящичка. Ничего. Затем центральный ящик. Авторучки, конверты, скрепки, ножницы, степлер…
На всякий случай я сунул руку под крышку стола над ящиком, как это делают в фильмах. Надо ли говорить, что мы смотрели одни и те же: я почувствовал под пальцами какой-то предмет, приклеенный липкой лентой.
Это почти вызвало у меня улыбку. Вот так кино нас и воспитывает. Ключ спрятали именно здесь; киношнее не бывает.
Я очень осторожно отклеил его, надеясь, что после этого ленту снова можно будет приклеить.
При свете фонарика осмотрел его.
Я был уверен, что этим ключом мне не удастся открыть ни один замок в доме. Это был ключ от висячего замка. Большой ключ от большого замка.
Но что же им открывают? Без замочной скважины с одним ключом я опять окажусь в тупике. На ключе не было никаких пометок, которые могли бы так или иначе пролить свет.
«Счета», – подумал я.
Может быть, кое-что я и пропустил, но теперь точно знал, что разыскиваю.
Отсек или склад для хранения мебели.
Внезапно я снова подумал о логотипе, который до этого заметил в верхней части листочка, прикрепленного к последней странице счетов охранной фирмы. Там был изображен маяк… И этот маяк я уже видел: на рекламных щитах по обочинам дорог на континенте. Это была эмблема сети хранилищ, склады и ячейки которых, как правило, находились вдоль главных дорог, особенно вдоль 5-й автострады.
Я опять вернулся к металлическому шкафу.
В это мгновение я услышал, как на верхнем этаже скрипнул пол. Незадолго до этого я включил свет, заметив, что батарейки фонарика через десять минут окончательно сдохнут. Поспешив повернуть выключатель, я вслушивался в звук шагов из темноты с колотящимся сердцем. В окно через равные промежутки времени продолжала заглядывать световая кисть маяка, которая, проникая сквозь жалюзи, раскрашивала мебель и стены полосками. Затем все вновь тонуло во мраке – до следующей вспышки света; будто стробоскоп, работающий в замедленном режиме. Старый маяк всегда наводил меня на мысли о биении сердца. Светящееся сердце острова… Затем кто-то спустил воду в туалете и вернулся в спальню.
Я в очередной раз открыл верхний ящик, как можно осторожнее, чтобы избежать шума, и отыскал папку со счетами. Листок был все там же, пришпиленный в самом конце. С тем самым логотипом. «Пасифик сторидж» – компания, занимающаяся складским хранением. Я провел пальцем по одной из строчек: контракт был заключен от имени Лив Майерс на помещение пять на десять футов – то есть около полутора метров на три. Расположена на Эвегрин-уэй в Эверетте. В левом верхнем углу страницы был крохотный план: это место находится менее чем в двух километрах от выезда с 5-й автострады – Франс постоянно проезжает там, направляясь на работу в Редмонд.
Внезапно по телу пробежала дрожь, я весь покрылся гусиной кожей под тонкой тканью пижамы и более плотным халатом. Этот спрятанный ключ и хранилище сами по себе ничего особенного не означали. Если речь идет всего лишь о хранении того, что мы увезли из Техаса, чего ради вот так прятать ключ?
И ведь посреди ночи мать Чарли увидела именно Франс, вынимающую конверт из урны Ист-Харбор, о которой вскользь упомянул Даррелл в своем рассказе. Но хранилище оформлено на имя Лив. Я выдвинул предположение, что обе мои мамы – шантажистки, но оно показалось мне настолько бессмысленным, настолько нелепым, что я отверг его.
Обязательно должно существовать другое объяснение.
И оно, судя по всему, находится в ячейке номер 181 склада «Пасифик сторидж» на Эвегрин-уэй, Эверетт, штат Вашингтон.
Я положил все на место, погасил свет и поднялся к себе в комнату. Прокрадываясь мимо спальни мам, сжав ключ в руке, подумал об этом хранилище.
У меня нет выбора, я не могу позволить себе роскоши ждать, так как за мной охотится полиция. Я должен отправиться туда и лично во всем удостовериться… Кто знает, какую правду предстоит мне найти в этой ячейке?
Когда мой телефон звонил, я был в ду´ше, и за матовыми стеклами ванной комнаты темнота еще не рассеялась. Я выключил воду и, обернувшись большим полотенцем, вернулся в свою комнату.
– Алло?
– Генри?
Голос Чарли. В нем слышалась паника. Я вспомнил о нашей стычке в переходе и почувствовал неловкость. Неужели он воображает себе, что между нами ничего не изменилось и все опять будет как раньше?
– Что случилось, Чарли?
На мгновение я подумал, что он звонит, чтобы извиниться, и сейчас скажет мне, что был и всегда будет моим другом и эта ситуация ему невыносима.
– Вчера полиция устроила у Оутсов облаву, – сказал он.
Я ничего не ответил, размышляя о последствиях.
– Это тебе брат сказал?
– Я слышал, как он говорил по телефону. Они нашли место, где те хранили наркоту и, судя по всему, нарколабораторию.
– У Оутсов была нарколаборатория?
– А ты что думал? В этом-то и проблема, Генри.
При звуке его голоса я почувствовал, как волосы у меня на руках встали дыбом.
– Дарреллу удалось от них смыться. Он в бегах и наверняка в ярости…
Мне не составило особого труда представить себе, на что способен разъяренный Даррелл, и в такой перспективе не было ничего радостного. Я вспомнил его слова: «Если я поймаю этого сукина сына, он у меня пожалеет, что вылез на свет из брюха своей шлюхи-матери. Потому что я его заставлю страдать, и очень сильно. Я ложкой вырву глаза у этого мешка с дерьмом, а потом помочусь в глазницы и понаделаю из его кишок ремней для радиатора…» Все мое тело снова покрылось гусиной кожей.
– Знаешь, что он скорее всего думает? – подлил Чарли масла в огонь. – Что это мы его сдали, а не то, что это обычное совпадение…
«И скорее всего, он прав», – сказал я сам себе. Я будто снова увидел Шейна – серого, с дрожащими губами, каким он был на пароме на обратном пути.
– Шейн, – сказал я. – Это определенно его проделка. Не знаю, что Старик с ним сделал, но, думаю, Шейн отомстил. Он проворачивал дела с Дарреллом. И, возможно, знал, где находится их лаборатория…
– И ты действительно считаешь, что для Даррелла существует разница между Шейном и нами? – простонал Чарли. – Черт, он всех нас засунет в один мешок, вот что он сделает!
Голос моего друга звенел, словно он едва сдерживался, чтобы не заплакать или не взвыть.
– Мы по уши в дерьме, Генри!
«Да ну? – подумал я. – Вот же новость».
Назад: 30. Взлет
Дальше: 32. «Пасифик сторидж»