Реактивный самолет рейсом в округ Ли, находящийся на крайнем юго-западе Вирджинии, но обладающий своим аэродромом, выруливал на взлетную полосу. Перед кабиной пилота стюардесса жестами показывала, как действовать во время аварии: маска, спасательный жилет… Пытаясь не обращать на нее внимания – правда, безуспешно, – Грант Огастин с тревогой спросил себя, какому проценту пассажиров на самом деле удается выполнить все как следует.

Он ненавидел самолеты, но тем не менее у него был свой собственный, реактивный: положение обязывает. В конце концов Джей убедил его воспользоваться им: так лучше, чем трястись восемь часов по дороге туда и обратно через Блю-Ридж.

«И все это ради того, – размышлял Огастин, – чтобы позаигрывать со всякой деревенщиной на границе с Кентукки. С этими обитателями полупустых горных поселков, где старики еще говорят с акцентом, скрипящим, словно старый драндулет, молодые женщины кривляются, подражая героиням телешоу, а самый крупный город насчитывает меньше двух тысяч жителей…»

По другую сторону от центрального прохода Джей смотрел в иллюминатор на удаляющиеся огни аэропорта Шарлотсвилл-Албемарл. Иногда Огастин ненавидел своего верного пса за его хладнокровие при любых обстоятельствах. Должно быть, Джей угадал его мысли – он повернулся к Гранту и улыбнулся. Его блеклые серые глаза всегда сверкали внутренним огнем, который пробирал Огастина еще с тех пор, когда они были подростками. Откровенно говоря, Гранту, который благодаря современным технологиям контролировал сердце и разум каждого американца, никогда не удавалось прочитать, что на уме у человека, который был к нему ближе всех. Прожив при нем тридцать пять лет, Джей все равно оставался для своего босса тайной. Иногда по ночам Огастин просыпался в поту и вспоминал, что ему снился Джей, причем Джей, который – по неизвестным ему причинам – только что убил его спящего. Грант никогда не думал о том, чтобы обойтись без него, отказаться от его преданной службы, но изредка спрашивал себя – и при этом его внутренности завязывались в несколько узлов, – как отреагировал бы Джей, если б он и в самом деле так поступил.

Однажды Огастин видел Джея в действии. Он был еще студентом; подружка объявила ему, что оставляет его ради одного из игроков университетской футбольной команды. Джея же только что уволили из морской пехоты за неподчинение и насильственные действия по отношению к вышестоящим чинам. Они были друзьями с детства, но связь между ними никогда так не ослабевала, как в тот период. Однако именно к Джею Грант обратился, чтобы рассказать о своем несчастье: он до безумия любил эту девушку.

– Я этим займусь, – пообещал Джей.

Он подкараулил этого типа однажды ночью, когда тот возвращался с праздника, прыгнул на него и усыпил тампоном, пропитанным каким-то веществом. Когда парень пришел в себя, он был связан и находился в микроавтобусе Джея.

Неподалеку от студенческого городка в лесу был ручей, который тек между двух толстых стен живой изгороди. С одного берега до другого его пересекала толстая сточная труба. Джей – с закрытым лицом и вооруженный – привязал парня к трубе. Голого. Была середина зимы. Грант наблюдал за этой сценой, спрятавшись в кустах, с сильно бьющимся сердцем. Джей приказал ему не показываться. Так они и провели бо`льшую часть ночи: Джей и тепло одетый Грант. Время от времени Джей спокойно повторял одно и то же:

– Ты оставишь в покое эту девушку, понял? Если нет, я переломаю тебе руки и ноги, и тогда со своей спортивной карьерой можешь попрощаться, ясно? Кивни, если понимаешь…

Также Джей заставил его выпить полбутылки бурбона и проглотить какие-то таблетки. Пять часов спустя он оставил его перед больницей, пьяного и замерзшего.

Огастин знал, что с тех пор Джей творил куда худшие вещи – для него, только для него… и для его «Вотч Корп». Он улыбнулся Джею в ответ и увидел, как тот вынул из кармана телефон. Действительно, Грант почувствовал вибрацию.

– Сэр, – обратилась стюардесса к Джею, но Грант сделал ей знак оставить их в покое, и она замолчала, неодобрительно нахмурившись.

Кроме них двоих, она была единственной, кто находился в салоне, и, должно быть, рассматривала эту территорию как свою. Шум моторов усилился. Грант почувствовал, как на верхней губе выступили капли пота.

Он услышал, как Джей ответил: «Да», – а затем начал внимательно слушать.

– Уверен? Какова вероятность? Больше девяноста пяти процентов?

Грант почувствовал, что его пульс бьется все быстрее.

– Значит, дед – он, так?

На этот раз Огастин больше не сдерживался. Он выпрямился на своем сиденье, забыв, что находится в самолете, даже когда пол наклонился, будто лыжный трамплин, что обычно заставляло его вжаться в свое кресло, и потянулся через проход, не обращая внимания на яростный рев моторов.

– Спасибо, – сказал Джей. – Тебе перезвонят.

Он разъединил вызов и повернулся к боссу. Стоило Огастину увидеть выражение лица Джея, как волнение моментально покинуло его, а сам он мысленно воспарил в небеса. Светящаяся табличка наверху указывала, чтобы он оставался пристегнутым, но Огастин отстегнулся, чтобы наклониться еще сильнее.

– Все так и есть, – бросил ему Джей, перекрикивая рев двигателей. – На этот раз железно: ты – дед этого эмбриона!

Грант схватился за подлокотник и изо всех сил сжал его.

– Господи… Это же он! Этот Генри… Мой сын… После стольких лет поисков я наконец-то его нашел!

Внезапно перед глазами пронеслись все случаи, когда он, выбравшись из столицы на конференцию, в деловое путешествие или на семинар, мечтал заметить фигуру Мередит в зале, среди публики, увидеть, как она входит в дверь его гостиницы. Вылезая из такси, он мечтал заметить ее на другой стороне улицы, ведущей за руку сына. Бессчетное количество раз он обшаривал взглядом толпу встречающих в аэропорту, посетителей ресторана, искал взглядом среди пассажиров поезда, самолета, просматривал машину на автостраде… Шестнадцать лет он мучился… Шестнадцать лет выбрасывал огромные суммы на детективов и полицейских во всех крупных городах и мелких городишках Америки, даже в забытых богом местечках, названия которых их наводили на след. Был ли он сейчас счастлив? Нет, беспокоиться слишком рано и слишком поздно – Огастин слишком сильно боялся, что запоздалое чудо исчезнет, будто мираж в пустыне. Он чувствовал себя подавленным и одновременно сгорающим от нетерпения. Внезапно это турне по Вирджинии показалось ему невыносимо досадной помехой – и его охватило огромное сомнение.

– Значит, она была беременна от него… Джей, ты думаешь, что это он… ее убил?

Джей ухмыльнулся.

– Я просмотрел всю переписку офиса шерифа. Рейнольдс полностью отчитался передо мной. По всей вероятности, он – их главный подозреваемый.

Огастину показалось, что земля уходит у него из-под ног. Он повысил голос:

– Джей, это мой сын! После стольких лет я наконец-то нашел его. Они не украдут его у меня во второй раз! Я не позволю им забрать его у меня, слышишь? Надо найти виновного, Джей. И если это он, надо создать другого… Как можно скорее!

Джей, как обычно, кивнул.

– У тебя есть мысли, кого можно для этого использовать?

Джей задумался.

– Например, Чарли, – предложил он. – Его лучшего друга. Я провел немало времени в его планшете и смартфоне. Судя по всему, он знает об этом больше, чем говорит. Он часто общался с жертвой. Очевидно, без ведома твоего сына… Готов спорить, что он был влюблен в нее. И он немного одержим. Я слышал, сексуально озабочен. В его возрасте подобное нормально. Но и этого может быть достаточно. Кое-какие штрихи к портрету все же добавляет…

Огастин одобрительно двинул подбородком.

– Хорошая мысль. Но сначала надо найти виновного. Возможно, это и не Генри.

Самолет выровнялся и вернулся в горизонтальное положение. Сигнал пристегнуться погас. Вернулась стюардесса:

– Напитки, сэр?

Грант Огастин уставился на ее декольте, на хорошенькое лицо и на изгибы ее полной фигуры в элегантной форме.

– У вас есть шампанское? – спросил он и, получив утвердительный ответ, продолжил: – Приходите выпить с нами. У нас есть кое-что, что нужно отпраздновать.

– Что же это? – спросила девушка с манящей улыбкой.

– К сожалению, красотка, я не могу тебе это сказать.

Ноа посмотрел на дом. Шале, обычное для северо-запада Тихого океана, откуда должен открываться потрясающий вид на пролив и горы, когда туман не скрывает океан, как этим вечером. Ниже, между деревьями, угадывался причал, который словно выплывал из туманного моря, и призрачный силуэт лодочного сарая.

На темной громаде дома большинство окон было освещено: в тумане их светящиеся ореолы напоминали звезды. Над елями сияла полная луна, окруженная кольцом молочного цвета.

В зеркало заднего вида примерно в двух сотнях метров Ноа видел огни соседних домов.

Он взглянул на лежащий на пассажирском сиденье аппарат. Плоская коробка размером с пачку сигарет с черной антенной полметра длиной.

Рейнольдс застучал по клавишам ноутбука, лежащего у него на коленях.

На экране появились все сети вай-фай района в радиусе двухсот метров. Ноа насчитал четырнадцать подключений: два компьютера, четыре смартфона, один планшет, три телевизора, а также четыре беспроводных камеры видеонаблюдения. Наугад включил микрофон одного из смартфонов. Послышался мужской голос:

– Не моя вина, что я вышла замуж за пьянчугу и неудачника, – ответила Синди.

Ноа улыбнулся. В наши дни больше не надо ставить микрофоны в каждом доме – смартфоны, планшеты и компьютеры куда эффективней миниатюрных «жучков» и старых шпионских видеокамер: компьютерная эра, благословенная для всех шпионов мира. Но это не то, что он ищет. Рейнольдс подключился к одному из компьютеров. Кто-то смотрел порнофильм – групповуха с участием типов, наряженных байкерами, и силиконовой блондинкой посредине. Генри еще не вернулся; маловероятно, что его две мамы имеют пристрастие к такого рода фильмам. Он разъединил связь.

Ноа немного покопался. Появилось изображение с одной из камер: гостиная, камин, большое зеркало над ним, чуть в стороне – стеллаж, заполненный книгами и видеодисками. Его взгляд сместился вправо от экрана. Большая застекленная дверь… Бинго. Изображение было не очень четким, но Ноа все равно узнал просторную террасу из кедрового дерева, за ней в тумане – очертания пристани и лодочного сарая, а напротив – те, кого он видел из машины.

Рейнольдс заметил смартфон, лежащий на низком столике… Сразу же поискал его в списке и ввел новые инструкции. Высветились слова: «Захватить микрофон». Он задействовал звук телефона, который видел в камере. В наушнике, вставленном в его левое ухо, раздался звук шагов. И вот в поле зрения камеры появилась женщина.

Миниатюрная, темноволосая.

Ноа улыбнулся: «Так вот на что ты похожа».

Появилась вторая женщина: крупнее, худощавее, блондинка, красивая немного старомодной красотой. Она делала быстрые движения руками. Язык жестов. Вторая мать Генри – та, которая глухонемая и которую зовут Франс.

Ноа включил синхронную запись.

– Я беспокоюсь за Генри, – сказала брюнетка. – Мне позвонил Ловизек, чтобы спросить, лучше ли он себя чувствует, и я не знала, что ответить…

Брюнетка, которую звали Лив Майерс, схватила бутылку в баре. Ноа зажмурился: «Джек Дэниелс». Она плеснула себе в квадратный стакан большой глоток.

– Я так поняла, сегодня днем Генри прогуливал занятия. – Лив принюхалась. – Здесь его нет… Куда он пошел? У тебя есть какие-нибудь догадки на этот счет?

Брови блондинки поднялись на середину лба, а руки открылись, изображая полное незнание.

– С ним что-то неладное, Франс, – сказала брюнетка. – Совсем неладное… Я очень беспокоюсь.

Блондинка пустилась в длинные рассуждения на языке жестов; брюнетка, судя по всему, сосредоточилась, чтобы все понять.

– Что? Когда это?

Блондинка ответила, но Рейнольдсу было неясно, что она сказала.

– Ты уверена?

Блондинка энергично кивнула.

– Почему Генри рылся в наших старых бумагах?

Жест блондинки, выражающий незнание.

– Ты действительно уверена?

Энергичный кивок.

– Может быть, ты сама переложила их, не обратив на это внимание?

Движение слева направо с раздраженным видом.

– Ладно, ладно… Что же он мог искать?

Пожатие плечами, приподнятые брови.

Ноа задержался, чтобы посмотреть на это. Завороженный тем, что видел.

Обычная сцена…

Но что из этого обычного остается нам, когда наши рассуждения, споры, вспышки гнева, беседы: личные, семейные и дружеские – все это прослушивается? Что остается, когда жизнь каждого гражданина выставлена на всеобщее обозрение и разглядывается людьми, скрытыми в тени? В оборудовании, которым пользовался Ноа, не было ничего сверхъестественного. И даже самый ленивый хакер планеты способен без труда взломать пароль сети вай-фай. А когда ты в Сети – это означает, что перед тобой широко открыты все двери и окна, а стены стали стеклянными, словно ты там, среди этих парочек, семей, холостяков, – невидимый… Эдвард Сноуден, этой осенью появившийся на первых страницах газет, объявил, что младенцы, которые сегодня рождаются на свет, никогда не узнают, что означают слова «частная жизнь».

Рейнольдс задействовал другую камеру: коридор, в который выходят комнаты нижнего этажа. Дверь в глубине была открыта. За ней он заметил металлический шкаф с архивными ящиками. Внимание его многократно усилилось.

Ни одно из электронных приспособлений не даст ему возможности увидеть, что находится в этих ящиках. Даже если одна из двух женщин откроет какой-то из них, все равно камера находится слишком далеко. Придется к ним заглянуть…

Ноа выключил компьютер и вернулся в гостиницу.